- Ведь знаешь же сам, как все было. Эйса Хаскет проследил, чтобы
каждое, даже самое незначительное, упоминание, касающееся "Дэвида Дарка",
было уничтожено из реестров.
- А что с библиотекой Эвелита? Может, там можно что-нибудь найти, как
ты думаешь?
- В библиотеке Эвелита? Наверно, ты шутишь. Шутишь, правда?
- Я вообще не шучу.
- Ну так вот что я тебе скажу, Джон. Старому Дугласу Эвелиту должно
быть сейчас лет восемьдесят. Я видел его только один раз. Теперь он вообще
никуда не выходит из дома. Более того, он никого к себе не пускает. Он
живет со слугой, индейцем из племени наррагансет, и какой-то девушкой,
которая, возможно, приходится ему внучкой, а возможно, и нет. Все питание
им привозят на место и оставляют в сторожке в конце подъездной аллеи. Меня
бесит, когда я думаю о всех тех бесценных исторических материалах, которые
этот старик не хочет выпускать из рук, но что я могу сделать?
- Пари, что ты уже пытался туда забраться, - сказал я.
- Пытался! Писал, звонил, лично приходил пять или шесть раз. Но
каждый раз - вежливый отказ. Мистер Эвелит сожалеет, но его частная
библиотека закрыта для исследователей.
"Алексис" как раз сворачивал в сторону пристани Салема. Флаг
погружений был спущен и снят. Корма лодки вздымалась и опускалась на
волнах. Дан напевал матросскую песенку о "Легкомысленной Салли", для
которой "любовь моряка... это детская игра".
- Может, нам стоит попробовать в отношении Эвелита другой подход? -
заметил я. - Может, нужно было что-то ему предложить, вместо того, чтобы о
чем-то просить?
- А что я могу предложить такому человеку, как Эвелит?
- Ведь он же коллекционер. Ты мог бы предложить ему какую-нибудь
древность. У меня в лавке есть письменный прибор, который возможно
принадлежал одному из судей, принимавших участие в процессах над ведьмами,
некому Генри Геррику. Во всяком случае, на нем есть инициалы "Г.Г."
- Возможно, ты придумал правильный способ, - вмешался Джимми. - Во
всяком случае, попробовать стоит. Такие люди, как Эвелит, скрываются от
мира потому, что воображают, будто каждый думает только о том, как бы
посягнуть на его собственность. Обратите внимание, как Эвелит продает свои
картины: анонимно, чтобы никто не мог проследить, откуда они берутся.
Эдвард казался немного растерянным, поскольку не он оказался автором
идеи подкупить старого Эвелита. Он взял себя в руки собой и сказал,
стараясь поддерживать свободный тон:
- Давайте поедем туда прямо сегодня, хорошо? Всего полчаса езды.
Может, это действительно хорошая идея.
- Сегодня я уже слишком измучен, - ответил я. - К тому же сегодня мои
тесть и теща нагрянут ко мне с визитом. Может, завтра утром около десяти.
Эдвард пожал плечами:
- Мне это подходит. А ты, Джилли? Хочешь поехать с нами?
В обычных обстоятельствах он не приглашал бы ее, но я почувствовал,
что он пытается прозондировать, что меня объединяет с Джилли. Джилли
посмотрела на меня с выражением, которое легко было прочитать, и ответила:
- Нет, благодарю. Завтра я должна работать в салоне. Мы, независимые
деловые женщины, не можем позволить себе ни минуты отдыха.
- Ну, как хочешь, - разочарованно бросил Эдвард.
Мы вошли в гавань и пришвартовались. Когда мы перегрузили снаряжение
в фургон Дана Басса, Форрест подошел ко мне и дружелюбно похлопал по
плечу.
- Ты хорошо справился сегодня утром, учитывая, что это у тебя первый
раз. Если будет нужно потренироваться, то заскочи в "Клуб аквалангистов" в
понедельник вечером. Ведь когда мы найдем это свинство, ты наверняка
захочешь лично все увидеть.
- Лучше пока пойдем в полицию и сообщим ей и береговой охране о
миссис Гулт, - напомнил я ему.
- Этим займется Дан. Его знают в комендатуре. Аквалангисты из клуба
постоянно вылавливают всяких там утопленных младенцев, матерей-самоубийц и
ставших ненужными собак в мешках, утяжеленных камнями.
- Похоже, что море покрывает множество грехов, - заметил я.
Когда я уже собирался уезжать, к моей машине подошла Джилли и
склонилась к открытому окну. Ветер развевал ее волосы.
- Ты на самом деле возвращаешься домой? - спросила она.
- Должен.
Она молча посмотрела на меня, а потом выпрямилась, подставляя лицо
ветру.
- Я не хотела бы, чтобы ты туда возвращался, - сказала она.
- Я тоже. Но бегство не имеет смысла. Я должен как-то это выдержать и
обязан каким-то образом разобраться с этим. Я не хочу рисковать второй
такой ночью, как вчерашняя. Рано или поздно, тебе или мне, или нам обоим
будет нанесен вред. Не забывай, что случилось со старой миссис Саймонс. Не
хочу, чтобы что-то подобное произошло и с тобой. И со мной тоже, честно
говоря.
- Ну что ж, - сказала Джилли с грустной философской усмешкой. - Это
был короткий роман. Он начался быстро, быстро и закончился.
- Надеюсь, ты не думаешь, что между нами уже все кончено? -
запротестовал я.
- Нет, по крайней мере, если речь идет обо мне. Пока ты сам мне этого
не скажешь.
Я протянул руку, а Джилли взяла ее и пожала.
- Я могу позже тебе позвонить? - спросил я.
Она кивнула.
- Я буду ждать, - сказала она и улыбнулась одними глазами.
Отъезжая, я посмотрел в зеркальце и увидел, как она стояла на берегу,
с руками в карманах парки. Я не забыл с ней о Джейн. Этого не смогла бы
добиться ни одна девушка. Но с ней, впервые после смерти Джейн, я
почувствовал, что я снова живой и что жизнь может быть прекрасна. Я думал,
как удивительно, что люди редко оптимистически смотрят на будущее и на
неизбежное течение истории, вместо этого возлагая свои надежды на другого
человека, такого же растерянного и неуверенного. Ничто так не придает
отваги, как сознание, что кто-то тебя любит и что ты не одинок.
Я въехал на Аллею Квакеров и у подножья холма увидел Джорджа
Маркхема, занятого ремонтом изгороди. Я остановил машину и вышел.
- Как дела, Джордж? - прокричал я.
Джордж выпрямился, вытирая перепачканные креозотом руки о рабочий
комбинезон.
- Я слышал, что с тебя сняли обвинение, - сказал он. Я видел, что
хоть он и пытается быть искренним, но все же смущен.
- Отсутствие доказательств, - объяснил я. - К тому же, я ее не
убивал.
- Ну, никто же не говорил, что ты это делал, - поспешно бросил
Джордж.
- И никто не говорит, что не я. Но кое-кто сболтнул, что в тот вечер
я шатался по округе и был явно не в себе.
- А ты и был не в себе. Ты сам это должен признать.
Я сунул руки в карманы брюк и с улыбкой посмотрел на Джорджа.
- Да, ты прав, Джордж. Я действительно был не в себе. Но ведь каждый
повел бы себя так же и был перепуган, если бы увидел то, что видел я.
Джордж окинул меня внимательным взглядом, прищурив один глаз, как
будто оценивая мой вес.
- Так ты на самом деле видел Джейн на качелях?
- Да, - подтвердил я. - А еще позже я видел ее еще раз.
Он молчал довольно долго, погруженный в раздумья. На улице было
холодно. Я спокойно стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на него.
Наконец он выдавил:
- Кейт Рид не поверил тебе. Но Кейт никому не верит, если речь идет о
духах.
- А ты мне веришь?
Джордж озабоченно поддакнул.
- Потому что ты сам видел духа, ведь так? - спросил я. У меня не было
в этом уверенности, но что-то в выражении его глаз, какой-то страх,
неуверенность и глубоко скрытое страдание сказали мне: этот человек своими
глазами видел духа.
- Я, гмм... я слышал голос моего брата, Уилфа, - выдавил он хриплым
голосом.
- Ты и видел его, или только слышал?
Джордж опустил голову и уставился в землю. Потом поднял голову и
сказал:
- Зайди внутрь. Кое-что тебе покажу.
Я вошел за ним в дом. Когда я закрывал за собой дверь, далеко над
океаном раздалось первое ворчание бури и неожиданный порыв ветра захлопал
садовой калиткой. Джордж провел меня в гостиную, подошел к темному
дубовому столу, стоявшему рядом с камином, открыл его и начал копаться
внутри. Наконец он вытащил большую фотографию, оправленную в рамку, и
подал ее мне так торжественно, как будто вручал почетный диплом.
Я внимательно осмотрел фотографию, даже проверил, что на ее обороте.
Это был черно-белый снимок, представляющий автостраду на фоне деревьев.
Окрестности были мне знакомы. На обочине дороги стоял автомобиль. И все.
Самый неинтересный фотоснимок, какой я видел в жизни.
- Ну и что? - бросил я. - Я не очень понимаю, что я здесь должен
видеть.
Джордж снял очки и сунул их в футляр.
- Найди здесь моего брата, - ответил он, указывая на фотографию.
Я напряг зрение.
- Я не вижу его. Здесь же никого нет.
- Вот именно, - буркнул Джордж. - На этой фотографии был мой брат, он
стоял перед объективом. Потом, две или три недели назад, я стал замечать,
что он понемногу отодвигается, на каких-то шесть или семь футов, но все
еще стоит. Вначале я не обратил на это внимание, думал, что у меня уже
старческий склероз. Но через неделю он исчез за поворотом дороги.
Потому-то я и снял эту фотографию со стены. Мой брат ушел с этой
фотографии, вот и все. Не знаю, ни как он это сделал, ни почему он это
сделал.
Я отдал ему фотографию.
- То же самое творится и с моими фотографиями Джейн, - сказал я. -
Они меняются. Они выглядят почти так, как и раньше, но не совсем.
- Как ты думаешь, что это значит? - спросил Джордж. Он резко схватил
меня за руку и посмотрел прямо мне в лицо. - Думаешь, это колдовство?
- В определенном смысле, - ответил я. - Мне очень трудно это
объяснить. Но пара человек из Музея Пибоди исследует это дело. Может, они
найдут способ обеспечить покой твоему брату. И Джейн. И всем другим духам,
которые посещают Грейнитхед. По крайней мере, я надеюсь, что это им
удастся.
Джордж опять надел очки.
- Я слышал плач Уилфа, - сказал он, с грустью всматриваясь в пустую
дорогу, изображенную на фотографии. - Ночь за ночью я слышал его плач в
комнате для гостей на втором этаже. Там никого не было, во всяком случае,
я никого не видел. Но я слышал этот ужасный, отчаянный плач и бесконечные
рыдания. Я даже не могу выразить, как это все выводит меня из себя, Джон.
Я сжал его руку успокаивающим жестом.
- Не переживай так, Джордж. Ты, наверно, думаешь, что Уилф несчастен,
но ты можешь и ошибаться. Может, ты воспринимаешь только самую грустную
часть его посмертного существования. Может, личность человека после смерти
распадается на части, и где-то там может существовать счастливый Уилф, не
только этот грустный.
Джордж пожал плечами.
- Я не очень могу в такое поверить, Джон, но спасибо за утешение.
- Не представляю, как бы я мог утешить тебя, - признался я. - Сам я
знаю лишь одно: эти парни, из Пибоди, думают, что открыли причину этих
явлений.
- Так что же это? Излучение или что-то еще в таком роде?
- Не совсем. Расскажу подробнее, когда узнаю больше. Я дам тебе
знать. Обещаю. При условии, что ты тоже сдержишь свое обещание и
пригласишь меня на покер.
Мы подали друг другу руки, собственно, неизвестно почему. Потом я
оставил Джорджа дальше поправлять изгородь, сел в машину и поехал по
кочкам Аллеи Квакеров домой.
Всю дорогу с пристани я боялся этого возвращения. Я тащился по
Восточнобережному шоссе со скоростью менее двадцати миль в час, к ярости
едущего за мной водителя грузовика. Но наконец я приехал на место. Вот уже
у подножья холма стоит мой дом, выглядящий убого, старо и грустно под
пасмурным небом. Я развернулся и, паркуясь у дома, решил, что проведу
здесь ночь в последний раз. Дом казался мне таким холодным и враждебным,
что я не хотел в нем больше жить.
Охваченный недобрым предчувствием, я вышел из машины и подошел к
двери. Разболтанный ставень постукивал на ветру: крючок выскочил из петли
в стене во время ненастья. Ставень так и будет стучать так всю ночь, если
я не принесу лестницу и не закреплю его. Я открыл входную дверь и вошел в
дом. В нем ничего не изменилось. Тот же холод, та же вонь гнили и та же
атмосфера заброшенности и ужаса.
Прежде всего нужно было растопить камин в гостиной. Когда языки
пламени стали лизать поленья, я налил себе выпить и, все еще не снимая
плаща, вошел в кухню, проверить, что у меня есть на ужин. Конечно, я мог
съесть бифштекс Солсбери, или курицу в соусе, или консервированное мясо,
подогрев его. Но мне почему-то не хотелось ни на первого, ни на второго,
ни на третьего. По чему я действительно тосковал, так это по жаркому с
красным перцем, приготовленному Джейн, жгучему от перца и густому от
фасоли по испанским рецептам. Мне стало жаль и Джейн, и самого себя.
Мигающий призрак, три ночи кряду навещавший меня, почти изгладился из
памяти, успев стереть в моем мозгу образ любимого лица Джейн, так что
когда я пытался вспомнить ее, мне с ужасом приходила на память эта
ужасающая электрическая маска.
- Джейн, - прошептал я сам для себя, а может, даже немного и для нее.
Ведь Данте писал: "Нет ничего грустнее, чем вспоминать о счастливых
временах во время бедствия". Меня выучил этому фрагменту мой бывший шеф из
"Мидвестерн Кемикал Билдинг".
- Джон, - раздался в ответ чей-то шепот.
Она была здесь, в этом доме. Я знал, что она здесь. Ветер, который
вздыхал в камине, балки потолка и оштукатуренные стены были пропитаны ее
присутствием. Никакие экзорсисты не могли изгнать ее отсюда, поскольку она
стала частью дома и - каким-то удивительным образом - частью меня самого.
Инстинктивно я знал, что пусть даже я уеду подальше отсюда, в Сент-Луис,
или дальше, или вообще на Западное побережье, Джейн всегда будет со мной.
Она будет шептать мне и уговаривать, чтобы я ее любил, она будет втягивать
меня все глубже в призрачный мир электрического чистилища, пока наконец
моя жизнь не станет невыносимой. Я любил ее, когда она умерла, но я знал,
что если она и дальше будет меня мучить, то я в конце концов ее
возненавижу. Может, именно это и сгубило миссис Саймонс. Она не захотела
потакать прихотям своего умершего мужа, и тот ее убил. Как долго это
продлится, пока меня не настигнет такой же конец?
Я подумал, что, наверно, мертвые ревнуют живых. Брак Чарли Манци
распался, поскольку появился дух его сына. Джордж Маркхем все больше
беспокоился о своем умершем брате. Моя связь с Джилли была под угрозой,
пока я не отошлю дух Джейн на покой. Один черт знает, сколько осиротевших
жителей Салема и Грейнитхед открыло, что умершие родные ревниво защищают
свои права и не позволяют иметь чувственные связи с другими людьми.
Прошлой ночью я думал, встречу ли я после смерти Джейн. Что она
шептала мне сегодня утром, когда я бултыхался в воде? "Не оставляй меня".
Как будто хотела, чтобы я тоже умер и чтобы мы снова были вместе. Я
задумался, не то же ли случилось и с миссис Гулт? Может быть, ее позвала
умершая мать? Чувствовала ли она, что сможет быть счастлива только тогда,
когда совершит самоубийство и присоединится к своей матери в мерцающем
мире духов?
Может, я проявляю склонность к поспешным выводам, так же, как Эдвард.
Но я начал подозревать, что все эти сверхъестественные явления имели одну
цель: вызвать у осиротевших людей нелюбовь к реальному, материальному
миру, убедить их в том, что лишь после смерти они смогут найти счастье и
покой. Совсем так, будто мертвые изгоняли из жизни живых, в то время как
живые должны изгонять мертвых. И хотя я не знал, имело ли это что-то общее
с "Дэвидом Дарком", я пришел к выводу, что Эдвард прав и что тут действуют
могучие зловещие силы.
Я допил виски и вернулся в гостиную, чтобы налить себе еще порцию.
Часы в холле заскрежетали, а потом пробили шесть вечера. Было позже, чем я
думал: после четырех часов время для меня будто ускорилось. Огонь в камине
трещал и гудел. Я подложил еще пару поленьев.
Лишь тогда я случайно посмотрел на картину с "Дэвидом Дарком",
которую Эдвард оставил прислоненной к креслу. Картина выглядела немного
иначе, хоть я и не мог сказать, что в ней изменилось. Я поднял ее и
внимательно изучил в свете лампы. Она казалась мне более темной, более
хмурой, как будто в ней не хватало солнца. И я был уверен, что когда
рассматривал ее раньше, то не видел этого угрожающего скопления туч с
правой стороны.
Может, эта картина действовала как спиритическая лакмусовая бумага?
Когда в воздухе висела опасность, она темнела и приобретала грозный вид.
Даже нарисованные волны вздымались выше, а нарисованные деревья гнулись
ниже под напором невидимого ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43