- Я слышал это, и оружейник Энлибрайт тоже. Я бросился сюда, чтобы
доказать тебе, что это не моих рук дело, хотя и знал, что ты можешь
подозревать меня. Ну, Уэлгрин, даже если я хотел перехитрить тебя, а я
уверяю тебя, что такие мысли никогда не приходили мне в голову, я едва ли
убил бы Энлибрайта, не так ли?
Уэлгрин что-то проворчал. Кто возьмется сказать, что человек из
Санктуария готов сделать для достижения своей цели? Но доносчик, вероятно,
сказал правду. Он относился к нему со скрытой подозрительностью, как к
лжецу, который не думает притворяться. И если он говорил правду в тот раз,
что весьма вероятно. Руно пал жертвой случайного преступления. Монеты
показали, что грабеж не был причиной. Возможно, у гончара были враги.
Уэлгрин напомнил себе о необходимости вписать двойное убийство в
гарнизонную ведомость, из которой легко можно было установить, когда были
убиты их предшественники.
- Опять у меня нет информации. Я пока не буду платить, -
разговаривая, Уэлгрин произвольно переставлял кружку с пивом из одной руки
в другую, скрывая важность беседы от любопытных глаз.
- Есть другие, кто мог бы клюнуть на твою приманку: Маркмор, Инас
Йорл, даже Литанде, если цена будет подходящей. Считай это, приятель,
только задержкой, но не неудачей!
- Нет. Плохое предзнаменование. Трижды ты пытался и не смог дать мне
то, что я требую. Я больше не буду иметь с тобой дел.
Доносчик выживал за счет того, что знал, когда не стоит спорить.
Вежливо кивнув, он оставил Уэлгрина, не сказав ничего, и покинул
"Единорог" прежде, чем Бубо собрался принять у него заказ.
Уэлгрин откинулся на стуле, обхватив сзади голову руками. Глаза его
были настороже, но мысли были бессвязными. Смерть Руно глубоко потрясла
его не потому, что он был хорошим солдатом и давнишним компаньоном, хотя и
то и другое имело место, но потому, что его смерть продемонстрировала
большую силу воздействия проклятья С'данзо на его семью. Пятнадцать лет
назад община С'данзо постановила, что все вещи, важные для его отца,
должны быть изъяты и уничтожены, тогда как он беспомощно наблюдал за
происходящим. Чтобы воздать полной мерой, старухи распространили проклятье
на пять поколений. Уэлгрин был первым. Он опасался, что день, когда его
путь пересечется с его собственным, обделенным судьбой ребенком, будет так
же горек, как и встречи со своим собственным обесчещенным предком.
Было бы чистым безумием возвратиться в Санктуарий, к месту проклятья,
несмотря на заверения Пурпурного Мага о защите. Безумие! С'данзо
чувствовали его приход. Пурпурный Маг единственный человек, которому
Уэлгрин доверился раскрыть колдовство, исчез задолго до того, как он и его
люди прибыли в город. А теперь Энлибрайт и Руно убиты неизвестной рукой.
Сколько еще он может позволить себе ждать? Действительно, здесь много
волшебников; и любой из них может быть куплен, но все они лояльны. Если бы
они смогли воссоздать надписи на черепке, на них, несомненно, нельзя было
бы положиться в плане сохранения тайны. Если Иллира не даст ответа в
полночь, Уэлгрин решил увести своих людей куда-нибудь подальше от этого
проклятого города.
Он бы продолжал свою литанию о нерасположении богов к нему, если бы
его внимание не привлек тревожный крик горного ястреба - птицы, которую
никогда не видели и не слышали в стенах Санктуария. Для его людей это был
сигнал тревоги. Он оставил несколько монет на столе и покинул "Единорог"
без уведомления.
Второй сигнал направил его вниз по проходу, слишком узкому, чтобы
назвать его аллеей, и гораздо более узкому, чем улица. Двигаясь скрытно и
осторожно, Уэлгрин замедлял движение возле закрытых дверей, подозревая
засаду на каждом шагу. Только третий сигнал и появление в тени знакомого
лица ускорили его темп.
- Мэлм, что случилось? - спросил он, остановившись над какой-то
мягкой зловонной массой и не глядя вниз.
- Смотрите сами.
Слабый луч света, пробившийся между остроконечными крышами нескольких
зданий, осветил два трупа. Одним из них был доносчик, только что
покинувший компанию Уэлгрина, из его шеи торчал самодельный нож. Вторым
был нищий, которому Уэлгрин подал серебряную монету. На нем были явные
следы совершенного убийства.
- Я вижу, - глухо сказал Уэлгрин.
- Один из них, нищий, шел за вторым от "Единорога". Я следил за
доносчиком с тех пор, как мы разузнали о Руно, поэтому я стал следить за
обоими. Когда доносчик понял, что его ведут, он неожиданно свернул в этот
глухой переулок, я полагаю, по ошибке, и нищий последовал за ним. Я
обнаружил доносчика мертвыми убил нищего сам.
- Еще две смерти за проклятье, - Уэлгрин посмотрел на тела, затем
похвалил Мэлма за усердие и отправил его назад в гарнизонные казармы
подготовиться к визиту Иллиры. Он оставил трупы в этом глухом переулке,
где их могли никогда не найти. Эту пару он не впишет в гарнизонную
ведомость.
Уэлгрин шел по городу, напуская на себя вид гарнизонного офицера,
находящегося при исполнении служебных обязанностей, хотя если бы убийство
произошло у его ног, он не пошевелил бы и пальцем. Дважды он проходил мимо
входа в базар, дважды колебался и дважды продолжал свой путь. Заход солнца
застал его обещанием блаженства, поскольку священники отправлялись в свои
храмы, а женщины с Улицы Красных Фонарей вышли на первые прогулки. К
наступлению полной темноты он был на набережной, голодный и близкий по
своему душевному состоянию к пятнадцатилетнему возрасту, когда он бежал в
гавань и спрятался в трюме уходящего за границу корабля в одну страшную
ночь много лет назад.
В безлунную ночь это воспоминание вернулось к нему с осязаемой силой.
В тисках своих пороков и одержимый воображаемой идеей безбожия своей
возлюбленной, его отец замучил и убил ее. Уэлгрин мог многое вспомнить об
этом. После убийства он бежал из казарм в гавань. Конец истории он узнал
из бивуачных рассказов после того, как сам присоединился к армии.
Неудовлетворенный убийством отец расчленил ее тело, бросил голову и
внутренности в сточную канаву дворца, остальное в гарнизонный отстойник.
Санктуарий гордился отсутствием глашатаев, выкрикивающих ночью время.
Когда светила луна, ее движение позволяло примерно определить время, но
при отсутствии ее ночь казалась вечностью, и полночь - это время, когда
ваши суставы затекли от сидения на сырых каменных сваях набережной, а
ночные видения угрожали вашему зрению. Уэлгрин купил светильник у
хранителя трупов в склепе и вышел на тихий базар.
Иллира появилась из палатки кузнеца, когда Уэлгрин во второй раз
использовал крик горного ястреба. Она укрылась в темную мантию, плотно
обернутую вокруг ее фигуры. Ее движения выдавали страх. Уэлгрин шел
торопливо и молча. Он взял ее за локоть, когда они подошли к казармам. Она
заколебалась, но продолжила путь без понуждений. В общей комнате,
разделявшей жилые помещения солдат и офицеров, не было видно людей
Уэлгрина. Иллира ходила по комнате, как зверь в клетке.
- Тебе нужен стол, свечи и что-нибудь еще? - спросил он, страстно
желая начать работу и внезапно вспомнив, что он привел ее именно на то
место.
- Комната намного меньше, чем я помню ее, - сказала она, а затем
добавила, - только стол и свечи, остальное я принесла с собой.
Уэлгрин пододвинул стол поближе к очагу. Пока он собирал свечи, она
сняла мантию и положила ее на стол. На ней была темная шерстяная одежда,
подобающая скромной женщине из лучшей части города, вместо безвкусных
одежд С'данзо. Уэлгрину было интересно знать, откуда у нее эта одежда, и
расскажет ли она обо всем мужу. Это не имело большого значения, если бы
она смогла овладеть тайной его черепка.
- Я могу оставить тебя одну? - спросил Уэлгрин, достав глиняный
осколок из кисета и положив его на стол.
- Нет, я не хочу оставаться одна здесь, - Иллира перетасовала свои
гадальные карты, немного успокоилась, а затем положила колоду на стол и
спросила:
- Не будет ли слишком много, если я попрошу вина и пояснений о том,
что я должна отыскать? - следы базарной задиристости возвратились в ее
голос, и она выглядела уже менее растерянном в этой комнате.
- Мой человек, Трашер, отправился на вечеринку, когда я сказал ему,
что мне нужна комната на эту ночь. Я сказал ему, что хочу, чтобы солдаты
ушли, но это бедные казармы, в них не найти бутылки; они беднее, чем
Санктуарий, - он обнаружил полмеха вина позади буфета, выдавил из него
струю себе в рот и проглотил с довольным смехом.
- Не лучшее вино, но вполне приемлемое. Ты можешь выпить из меха... -
он подал ей вино.
- Я пила из меха до того, как увидела кубок. Эту хитрость никогда не
забываешь, - Иллира взяла у него мех и набрала полный рот вина, не пролив
ни капли.
- Теперь Уэлгрин... - начала она, взбодренная старым вином, -
Уэлгрин, я не могу выбросить из головы ни твою керамику, ни апельсины
Хакона. Какая здесь связь?
- Если этот Хакон торгует энлибарскими апельсинами, это просто. Я
подобрал черепок в Энлибаре, в руинах арсенала. Мы копались три дня и
нашли только это. Если кто и взял больший кусок, он не представляет, что
имеет; где-то должен быть еще черепок, который может заставить
содрогнуться Империю.
Иллира удивленно раскрыла глаза:
- Все из-за куска дешевой красной глины?
- Нет, керамики, моя дорогая сестра. Оружейник нанес формулу
энлибарской стали на глиняную дощечку и заколдовал глазурь, чтобы скрыть
ее. Я чувствовал колдовство, но не смог его разрушить.
- Но это лишь небольшой кусок, - Иллира провела пальцами по неровным
краям осколка. - Возможно, даже не главная часть.
- Ваши дары С'данзо не связаны со временем, не так ли?
- Да, конечно, прошлое и будущее ясно для нас.
- Ты не могла бы узнать, когда была нанесена глазурь, и мельком
увидеть всю доску?
Иллира передвинулась с беспокойством.
- Да, возможно, я могла бы мельком увидеть ее, но, Уэлгрин, я не
смогу ее прочесть, - она пожала плечами и ухмыльнулась под действием вина.
Уэлгрин застыл, считая почти безупречную иронию действием проклятья.
Несомненно, Иллира могла бы, даже должна, увидеть всю доску, но будет не в
состоянии рассказать ему, что было на ней.
- Твои карты, они имеют надписи, - он показал на рунические стихи,
надеясь, что она сможет прочесть их.
Она снова пожала плечами.
- Я использую только картинки и свой дар. Мои карты работы не
С'данзо, - она, казалось, извинялась за происхождение колоды, перевернув
ее картинками вниз, чтобы скрыть чернильные следы.
- С'данзо - художники. Мы рисуем картинки по жребию, - она опять
набрала полный рот вина.
- Картинки? - спросил Уэлгрин. - Можешь ли ты увидеть достаточно ясно
изображение дощечки, чтобы нарисовать его копию здесь на столе?
- Могу попробовать. Я никогда раньше не делала ничего подобного.
- Тогда попробуй сейчас, - предложил Уэлгрин, забирая у нее мех с
вином.
Иллира положила черепок на колоду, затем поместила все вместе себе на
лоб. Она выдыхала воздух до тех пор, пока не почувствовала, что мир стал
тусклым, эйфория от вина покинула ее, и она превратилась в С'данзо,
ожидая, что капризный дар древних богов посетит ее. Она вновь выдохнула
воздух и забыла, что находится в комнате, где умерла ее мать. С закрытыми
глазами она опустила колоду и черепок на стол и вытащила три карты лицом
вверх.
СЕМЬ РУД: красная глина, гончар с его кругом и печью для обжига.
РТУТЬ: расплавленный водопад, алхимический предшественник всех руд -
туз рудной масти.
ДВЕ РУДЫ: сталь, карта войны, карта смерти со сражающимися людьми в
масках.
Она растопырила пальцы, чтобы коснуться каждой карты, и потерялась в
поисках кузницы Энлибрайта.
Оружейник был стар, его рука тряслась, когда он проводил щеткой по
необожженной дощечке; такой же старым колдун суетился возле него, глядя
испуганно над его плечом на то, что находилось за пределами колдовских
способностей С'данзо Иллиры. Ничего подобного их одежде Иллира в
Санктуарии не видела. Видение заколыхалось, когда она подумала о
настоящем, и она, послушная долгу, вернулась к арсеналу. Иллира подражала
оружейнику, когда он покрывал дощечку рядами плотных непонятных знаков.
Колдун взял дощечку и брызнул на нее мелким песком. Он начал монотонное
песнопение, такое же бессмысленное, как и чернильные отметки. Иллира
почувствовала начало колдовства и возвратилась _ч_е_р_е_з _в_р_е_м_я_ в
казарму.
Уэлгрин убрал одежду со стола и вложил грифель в руку Иллиры, хотя
она этого не почувствовала. Несколько мгновений она сравнивала свое
копирование с изображениями, которые пока сохранились в ее памяти. Затем
изображение ушло, и она полностью вернулась назад в комнату, спокойно
наблюдая за Уэлгрином, смотрящим на стол.
- Это то, что ты хотел? - спросила она мягко.
Уэлгрин не ответил, а цинично расхохотался.
- О, моя сестра! Родственники твоей матери - ловкие люди. Их
проклятье возвращается назад к рассвету. Посмотри на это.
Он показал на скопированные линии, и покорная Иллира внимательно
посмотрела на них.
- Это не то, что ты хотел?
Уэлгрин взял карту Ртути и показал на линии надписей, которые
изображали водопад.
- Это руны, которые использовались с тех пор, как Илсиг достиг своих
высот, но это... - он начертил на столе закорючки. - Это старше, чем
Илсиг. Калисард, Ворзель и тысяча длинных пустых бутылок! Как глуп я был!
В течение многих лет я имел дело с секретом энлибарской стали и никогда не
представлял, что формула может быть такой же старой, как руины, где мы
нашли ее.
Иллира протянулась через стол и обхватила его сжатые кулаки своими
ладонями.
- Ты уверен, что есть те, кто может это прочитать? Как может
отличаться один вид письма от другого? - спросила она с невинным
невежеством.
- Это отличается так же, как речь рагги от твоей.
Иллира кивнула головой. Сейчас не время говорить ему о том что, когда
рагги пришли торговать, они договаривались при помощи жестов, поскольку
никто не мог слушать их речь.
- Ты мог бы пойти в скрипториум [помещение для переписывания
рукописей] по Губернаторской Аллее. Они продают тексты так же, как Блайнд
Якоб продает фрукты, и не имеет значения, что содержит тот или иной текст,
пока ты не заплатил за него, - предложила она.
- Ты не понимаешь, Иллира. Если формула снова станет известной,
честолюбие отыщет ее. Правители вооружат своих солдат энлибарской сталью и
отправят их покорять соседей. Войны будут разрушать землю и убивать
живущих на ней людей, - Уэлгрин смягчился и начала чертить углем на куске
прозрачного пергамента.
- Но ты хочешь иметь его, - тон Иллиры стал обвиняющим.
- Десять лет я ходил в походы для правителей Рэнке. Я брал своих
солдат далеко на север, за пределы равнины. В тех землях живут кочевники,
у которых нет причин бояться нас. Вспыльчивые и превосходящие нас по
численности на многие тысячи, они проходили через наши ряды как нож через
мягкий сыр. Мы отступили, и Император приказал повесить наших командиров
как трусов. Мы снова пошли вперед с новыми офицерами и были снова
отброшены назад с такими же результатами. Я получил офицерское звание и
боялся, что нас пошлют в третий раз, но Рэнке обнаружил более легкую
добычу на востоке, и армия бросила своих убитых в поле, чтобы исполнить
императорские амбиции.
- Я вспомнил истории Энлибара. Я скрывался там, когда впервые покинул
этот город. С помощью энлибарской стали шпаги моих солдат соберут урожаи
крови кочевников, и меня не будут считать трусом.
- Я нашел в Капитолии людей, которые выслушали мои планы. Они знают,
что такое армия и что такое поле боя. Они не являются друзьями скудоумного
Императора, который рассматривает Войну не более, чем учебный плац, и они
стали моими друзьями. Они дали мне разрешение на поиски в развалинах с
моими солдатами и предусмотрели здесь гарнизонные посты, когда все приметы
сказали, что ответ находится в Санктуарии. Если я смогу вернуться с
формулой, армия не будет козлом отпущения ленивых императоров.
Когда-нибудь будут править люди, которые понимают, что такое сталь и
кровь... но я не дождусь их. Подлое проклятие С'данзо опередило меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29