“Этого не должно было произойти, — стучало у нее в голове. — Так не бывает!”
— Что здесь происходит? — спросил кто-то у нее за спиной. Впрочем, почему “кто-то”? Этот густой бархатистый баритон она знала слишком хорошо. Четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы изучить все оттенки голоса, который слышишь каждый день и почти каждую ночь. Сейчас в нем явно звенело раздражение.
— Босс? — Дана неожиданно обнаружила, что у нее трясется нижняя челюсть, и от этого звук собственного голоса показался ей похожим на блеяние. — Черт… не знаю, как все получилось… Мы с Филом слегка поругались, и…
— И ты его прикончила, — спокойно заключил Фробифишер, вышедший на галерею, опоясывавшую три стены гостиной на уровне второго этажа. Он был в банном халате цвета слоновой кости; пояс, явно повязанный в спешке, почти развязался, и отвороты халата разошлись, открывая широкую, поросшую густым седым волосом грудь. — Мне вызвать полицию или ты попробуешь привести его в чувство?
— Я… я попробую, — пробормотала Дана. Ей внезапно захотелось оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, только не в этом паршивом доме с привидениями. “Идиотка, — подумала она. — Полная, беспросветная дура”. — Я… мне кажется, с Филом не произошло ничего страшного…
— Ну да, — подтвердил Карпентер, приподнимаясь на локтях. — Абсолютно ничего страшного, Боб. Я поскользнулся на этом дурацком паркете и немного ушиб спину. Дана ни при чем.
“А вот это уже вполне по-джентльменски. И еще более подозрительно”.
— Что она вообще здесь делает? — Тон, которым Фробифишер задал этот вопрос, не обещал ничего хорошего. Ни Карпен-теру, ни вообще кому-либо из присутствующих. — Я, кажется, дал тебе четкие инструкции, как действовать в подобном случае.
Карпентер, стеная и держась за край стола, добрался до своего любимого кресла и осторожно опустился в него, стараясь не задеть ушибленную спину.
— Я честно следовал всем твоим инструкциям, Боб… Не моя вина, если девочка вбила себе в голову, что с тобой могло приключиться нечто ужасное.
— Дана, — Роберт тяжело оперся на резную деревянную балюстраду, вены на его мощных руках вздулись, — почему ты не послушалась Фила? Разве он не говорил тебе, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк?
— Говорил, — признала Дана. — Только не потрудился объяснить, что все это значит. Я абсолютно ничего не поняла. Ты что, приказал ему не пускать меня сюда?
Фробифишер с интересом посмотрел на нее.
— Точно, — сказал он, — именно это я ему и приказал. Более того, я просил Фила передать тебе через доктора Голдблюма, что ты можешь использовать завтрашний день для послеоперационного восстановления сил в клинике. К сожалению, Фил, по-видимому, не выполнил и эту мою просьбу.
— Я пытался, Боб! Но у нее постоянно заблокирован канал…
— Вот уж неправда! — возмутилась Дана. — Это здешний канал заблокирован, не мой! Я сама пыталась найти тебя по всем номерам, только безуспешно. Харт в Вашингтоне рвет и мечет, ты даже не сказал ему, куда собираешься…
— Видишь ли, Дана… — Фробифишер отпустил перила и запахнул наконец халат. — То, что Харт ничего не знает, легко объяснимо. Это просто не его дело. И не твое, кстати.
— Милый, ты с кем тут разговариваешь? Фробифишер обернулся на голос. За его спиной в проеме двери, выходившей на галерею, стояла девушка. “Не старше пятнадцати, — автоматически отметила Дана. — И не из ревитализированных, натуралка”. Прибегавшие к услугам клиник омоложения распознавали друг друга каким-то сверхъестественным чутьем — в данном случае чутье молчало. Девушка была высокой, худенькой, с огромной копной густых ярко-рыжих волос, падавших на узкие плечи. Личико вполне миленькое, хотя и немного вытянутое — типичная англосаксонская мордашка. Большие, удивленно распахнутые глаза. Какое-то невразумительное прозрачное платьишко, подчеркивавшее незрелые детские формы. В руке девушка держала плоскую коробочку стереовизора.
— Триша, — сказал Фробифишер почти ласково, — я же просил тебя оставаться в спальне…
Карпентер за спиной у Даны кашлянул—раз, потом другой.
— Мне ску-учно, — пожаловалась девушка. — А ты меня бросил… А это кто, твоя знаменитая секретарша? А правда, что ей на самом деле шестьдесят лет?
— Неправда. — Дана, немного пришедшая в себя, нашла в себе силы приветливо помахать ей рукой. — Двести шестьдесят, милое дитя, и зовут меня Невеста Франкенштейна. А мамочка разрешает тебе ложиться спать так поздно?
— Триша, — сказал Фробифишер сурово, — это Дана Янечкова, мой референт. Дана, это Александра Патрисия Мэллоун, моя новая воспитанница.
— Янечко-ова? — протянула рыжая. — Не знала, Бобби, что ты путаешься со славянами…
— Зато в тебе, очевидно, течет только кровь пилигримов с “Мэйфлауэра”. — Дана слегка склонила голову в знак уважения. — Впрочем, это видно по аристократически вытянутому лицу… не зря все английские лорды так любят верховую езду…
— Хватит, — оборвал ее Фробифишер. — Будь повежливее с моей воспитанницей. Если уж получилось так, что вы встретились, вовсе не обязательно начинать знакомство с оскорблений.
“Осторожнее, Дана, — предостерегла она себя. — Ты идешь по тонкому льду… Роберт взял себе новую воспитанницу, и теперь эта рыжая сучка будет делить с ним постель и пользоваться всеми привилегиями, которых я добивалась долгих тринадцать лет… А что будет со мной?”
“А ты, — сказал внутренний голос, так похожий на голос ее покойной матери, — не успеешь даже опомниться, как однажды утром проснешься старухой. Кто высоко летает, тот больно падает, Дана”.
Дану внезапно затошнило. Как на вечеринке, подумала она, когда выпиваешь десятый коктейль и желудок отказывается принять его. Отвратительный коктейль из страха, гнева и обиды поднимался вверх по пищеводу, готовый выплеснуться наружу тонким пронзительным криком. “Я сейчас закричу, — с ужасом поняла Дана. — Это несправедливо, это просто подло. Почему именно сегодня? Я делаю хрен-знает-какую-по-счету ревитализацию, чтобы угодить Роберту, а подлый сукин сын тем временем спокойно меняет меня на какую-то малолетнюю дрянь…” Ее ногти глубоко вонзились в ладони, и пронзившая руку боль помогла ей справиться с собой. Несколько неглубоких, незаметных постороннему взгляду вдохов… Она почувствовала, как у нее немеют мышцы лица. Знакомое ощущение — так случается, когда Packing Monster перед очередной болезненной процедурой впрыскивает под кожу анестетик. Крик замер где-то на уровне гортани, и Дана отчаянным усилием проглотила мешавший ей дышать тугой и упругий комок.
— Прекрасная идея, босс. — Ее голос дрожал как натянутая струна, но тон был вполне любезным. — Давайте познакомимся. Меня действительно зовут Дана Янечкова, я словачка с сорокапроцентной долей немецкой крови, код А-3 в генетическом паспорте, протестантка лютеранского толка. Надеюсь, мы подружимся.
Код А-3, равно как и долю немецкой крови, ей устроил Фробифишер — тринадцать лет назад, когда брал ее себе в воспитанницы. Тогда Дане едва исполнилось девятнадцать, но выглядела она моложе, чем теперь, — юная свежая красота всегда была ее даром, и ее вовсе не требовалось подстегивать постоянными ревитализациями. Роберт использовал все свои связи в Службе генетического контроля, и с тех пор никто не мог упрекнуть одного из виднейших деятелей Белого Возрождения в том, что он взял себе в воспитанницы девицу из трэш-контингента. Рыжая, разумеется, об этом не догадывалась, и Дана надеялась, что ее высокий статус произведет на новую пассию босса известное впечатление.
“Кто же ты такая, Александра Патрисия? — лихорадочно соображала она тем временем. — Мэллоун, Мэллоун… Откуда только ты взялась на мою голову!.. Мэллоун… Мэллоун… Стоп, кажется, я тебя знаю…”
Профессиональная память секретаря-референта хранит тысячи фамилий, личных номеров, идентификаторов статуса. Разумеется, вся необходимая информация может быть в любой момент подсказана компьютером, но фокус в том, что хороший секретарь умеет обходиться без помощи машины.
“Точнее, я знаю твоего отца. Дик Мэллоун, член совета директоров корпорации “Объединенные Опреснители Восточного Побережья”, активный сторонник Белого Возрождения, хороший знакомый Роберта; последний раз они встречались на благотворительном обеде в Вашингтоне в сентябре, я еще специально заказывала боссу костюм в стиле викторианской эпохи, а за столом нас посадили по правую руку от племянника Елизаветы III, принца Эдуарда… Тогда же Мэллоун, высоченный рыжий — вот в кого девчонка—ирландец, пригласил Фробифишера на какое-то семейное торжество… Так, ирландец, неужели католик?”
Это стоило проверить: в сложной иерархии Белого Возрождения католики занимали не самое почетное место. А если протестант? После уничтожения Ольстера и разгрома католического подполья ирландцы переходили в англиканскую веру тысячами… но Церковь Господа Мстящего с подозрением относилась к людям, менявшим конфессии из политических соображений.
“Ладно, с религиозными предпочтениями разберемся позже, пока ясно одно: именно на том семейном торжестве, куда меня, разумеется, никто не приглашал, Роберт и познакомился с рыжей сучкой. Вечер был… когда же? Не позже второй недели октября, следовательно, знакомы они едва месяц, при общей занятости Фробифишера и учитывая тот факт, что почти вся его жизнь протекает так или иначе у меня на глазах, ничего серьезного между ними пока быть не может. Итак, если я правильно разыграю свою партию, у меня еще есть пара шансов…”
Александра Патрисия тем временем пыталась оправиться от замешательства, вызванного кавалерийским наскоком соперницы. Правила хорошего тона требовали представиться точно так же, по всей форме, но она почему-то не спешила этого делать. “Неужели моя догадка насчет папы-католика верна? ”
— Что ж, юные леди, — нарушил затянувшееся молчание Фробифишер. — Теперь, когда вы познакомились, я полагаю, можно считать, что все необходимые формальности соблюдены. Дана, я собирался все рассказать тебе позже, после нашего возвращения из Азии, но раз уж так получилось, выслушай меня сейчас и, сделай одолжение, не перебивай. На следующей неделе я намерен официально объявить Александру своей воспитанницей, а так как закон запрещает содержать двух воспитанниц одновременно, ты потеряешь этот статус автоматически. Однако ты останешься моим секретарем с сохранением полного оклада, во всяком случае, до истечения оговоренного в контракте срока. У меня нет к тебе никаких претензий профессионального плана, и я готов, если это потребуется, предоставить тебе наилучшие рекомендации.
В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась. Сегодня Роберт уже выгнал ее из своей постели — ладно, это в конце концов не смертельно. Рыжая шлюха могла пробыть воспитанницей Фробифишера несколько лет, а могла вернуться к своему католическому папочке через два месяца — Роберт не относился к числу людей, с которыми легко ужиться. Но работа… Контракт Даны истекал в конце года, а на дворе стоял октябрь. “Он увольняет меня! После стольких лет, проведенных вместе, он увольняет меня! Бобби, сволочь, я четырнадцать лет была твоим референтом, я помогала тебе во всем, я знала все твои слабые места и все твои трюки, я прикрывала твою тощую старую задницу, а теперь ты выбрасываешь меня как мусор!”
— Спасибо, сэр. — Дана присела в символическом реверансе. — Вы очень добры.
— По-моему, милый, — проворковала рыжая, нежно поглаживая Фробифишера по волосатой руке, — ты слишком распустил своих сотрудников.
Дана сдержалась, хотя и с большим трудом. “Дыши ровно, девочка, — успокаивающе шептал в ушах мамин голос, — спокойнее, спокойнее…” Роберт все равно уже принял решение, и состязанием в остроумии тут делу не поможешь. Надо понять, что заставило Фробифишера, холодного, как запрятанная в морозилку рождественская индейка, изменить своим принципам и связаться с этой девчонкой. Неужели чувства проснулись? Ни за что не поверю. Роберт начисто лишен обычных человеческих эмоций, за исключением, может быть, честолюбия, страха и жадности. Фигурка понравилась? Что ж, девочка похудее меня, а старичка вполне могло потянуть на обтянутые кожей кости… Но это смешное объяснение — Роберт мог затащить в постель любую понравившуюся ему на улице шлюшку, и для этого вовсе не стоило выбираться на охоту на такой шикарной гробовозке, как “Палладиум-Тристар”. Нет, расшалившееся либидо здесь явно ни при чем. Искать следует наиболее правдоподобное объяснение, а в случае с Фробифишером оно звучит так: ему предложили сделку, и он счел ее выгодной для себя.
Кто выигрывает от союза видного столпа Белого Возрождения, соратника геройски погибшего от рук террористов Хьюстонского Пророка, Высокого представителя Совета Наций Роберта Оберона Фробифишера с дочкой водяного магната Александрой Патрисией Мэллоун? Казалось бы, обе стороны. Но брать воспитанницу — совсем не то что жениться. Воспитанницу всегда берут из низших кругов иерархии; прав у нее немного, в то время как покровитель волен не принимать на себя серьезных обязательств. Во всяком случае, ничего похожего на брачный контракт не заключается; расторжение отношений проще, чем у правоверных мусульман, которым, говорят, достаточно три раза крикнуть “развод”, чтобы навсегда расстаться с надоевшей женой. Так что католический папочка Мэллоун, отдавая свою дочь в воспитанницы Роберту, никаких особых дивидендов с этого не получает. Пойти на такой шаг его могла заставить только крайняя нужда — причем, принимая во внимание обороты “Объединенных Опреснителей Восточного Побережья”, вряд ли финансового плана.
Дана припомнила ходившие в кулуарах слухи о том, будто после Большого Хэллоуина, когда проблема трэш-контингента вроде бы будет решена окончательно, Служба генетического контроля возобновит ежегодные проверки — то ли выборочные, то ли тотальные. Поговаривали, что многие счастливцы, благополучно получившие высокие идентификационные коды, платят сейчас огромные деньги за лечение в подпольных клиниках, и СГК намерена выяснить, не являются ли их заболевания потенциально опасными для здоровья будущих поколений. На самом же деле (утверждали посвященные, понизив голос) цель этих проверок иная — выявить всех полукровок, пролезших в квоту за взятки или с помощью высоких покровителей.
Дана, сама получившая элитный индекс с нарушением всех мыслимых правил, подозревала, что таких, как она, немало. Служба генетического контроля могла рассчитывать на богатую жатву. Вполне возможно, что дело дойдет до сокращения квоты, хотя куда станут отправлять тех, кто не пройдет проверку, было непонятно. Паникеры и сплетники шептались, что Большим Хэллоуином дело не кончится и что уже сейчас в обстановке строжайшей секретности ведется сооружение еще нескольких Стен — разумеется, поменьше первой. Конечно, это была полная чушь — Дана, как секретарь Фробифишера, узнала бы о строительстве новых объектов “Толлан” едва ли не первой Но дыма без огня не бывает Возможно, планы повторной санации действительно обсуждались где-то на самом высоком уровне Белого Возрождения, хотя Фробифишер едва ли активно поддерживал эту идею. С другой стороны, заключив, что новые чистки неизбежны, он мог принять некоторые превентивные меры. Например, сменить воспитанницу. Воспитанница-католичка, конечно, не самый идеальный вариант, но куда лучший, нежели воспитанница-славянка. Тем более что назначить повторную экспертизу для определения генетического индекса не так уж и сложно. А если СГК начнет копать всерьез, то одними объяснениями Фробифишеру не отделаться. Подделка генетического идентификатора — тяжелейшее преступление, хуже убийства. Так повелось еще с далеких двадцатых годов, когда суд штата Техас вынес смертный приговор преподобному Джонатану Хоупвеллу.
“Что ж, Дана, — сказала она себе, — если старик таким образом прикрывает себе задницу, тут уже ничего не поделаешь. При желании, конечно, он мог бы снова подтвердить подлинность моего индекса, да только похоже, что желания он как раз и не испытывает. С другой стороны, папа Мэллоун вполне в состоянии предложить в качестве приданого для своей дочки пай в “Объединенных Опреснителях Восточного Побережья”, а Роберт в своей обычной манере от предложенного не отказался, но и заключать брачный контракт благоразумно не стал. Придется папе Мэллоуну довольствоваться двусмысленной ролью отца содержанки — неважно, сколько миллионов у него на счетах. А мне, кажется, придется забыть о “поцелуе Снежной королевы”…
У нее опять свело желудок. Пальцы начали неудержимо подрагивать, и она спрятала руки за спину — теперь, правда, их видел Карпентер, но на него Дане было наплевать. Только не сорвись, прикрикнула Дана на себя, не дай им разглядеть твою слабость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Что здесь происходит? — спросил кто-то у нее за спиной. Впрочем, почему “кто-то”? Этот густой бархатистый баритон она знала слишком хорошо. Четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы изучить все оттенки голоса, который слышишь каждый день и почти каждую ночь. Сейчас в нем явно звенело раздражение.
— Босс? — Дана неожиданно обнаружила, что у нее трясется нижняя челюсть, и от этого звук собственного голоса показался ей похожим на блеяние. — Черт… не знаю, как все получилось… Мы с Филом слегка поругались, и…
— И ты его прикончила, — спокойно заключил Фробифишер, вышедший на галерею, опоясывавшую три стены гостиной на уровне второго этажа. Он был в банном халате цвета слоновой кости; пояс, явно повязанный в спешке, почти развязался, и отвороты халата разошлись, открывая широкую, поросшую густым седым волосом грудь. — Мне вызвать полицию или ты попробуешь привести его в чувство?
— Я… я попробую, — пробормотала Дана. Ей внезапно захотелось оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, только не в этом паршивом доме с привидениями. “Идиотка, — подумала она. — Полная, беспросветная дура”. — Я… мне кажется, с Филом не произошло ничего страшного…
— Ну да, — подтвердил Карпентер, приподнимаясь на локтях. — Абсолютно ничего страшного, Боб. Я поскользнулся на этом дурацком паркете и немного ушиб спину. Дана ни при чем.
“А вот это уже вполне по-джентльменски. И еще более подозрительно”.
— Что она вообще здесь делает? — Тон, которым Фробифишер задал этот вопрос, не обещал ничего хорошего. Ни Карпен-теру, ни вообще кому-либо из присутствующих. — Я, кажется, дал тебе четкие инструкции, как действовать в подобном случае.
Карпентер, стеная и держась за край стола, добрался до своего любимого кресла и осторожно опустился в него, стараясь не задеть ушибленную спину.
— Я честно следовал всем твоим инструкциям, Боб… Не моя вина, если девочка вбила себе в голову, что с тобой могло приключиться нечто ужасное.
— Дана, — Роберт тяжело оперся на резную деревянную балюстраду, вены на его мощных руках вздулись, — почему ты не послушалась Фила? Разве он не говорил тебе, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк?
— Говорил, — признала Дана. — Только не потрудился объяснить, что все это значит. Я абсолютно ничего не поняла. Ты что, приказал ему не пускать меня сюда?
Фробифишер с интересом посмотрел на нее.
— Точно, — сказал он, — именно это я ему и приказал. Более того, я просил Фила передать тебе через доктора Голдблюма, что ты можешь использовать завтрашний день для послеоперационного восстановления сил в клинике. К сожалению, Фил, по-видимому, не выполнил и эту мою просьбу.
— Я пытался, Боб! Но у нее постоянно заблокирован канал…
— Вот уж неправда! — возмутилась Дана. — Это здешний канал заблокирован, не мой! Я сама пыталась найти тебя по всем номерам, только безуспешно. Харт в Вашингтоне рвет и мечет, ты даже не сказал ему, куда собираешься…
— Видишь ли, Дана… — Фробифишер отпустил перила и запахнул наконец халат. — То, что Харт ничего не знает, легко объяснимо. Это просто не его дело. И не твое, кстати.
— Милый, ты с кем тут разговариваешь? Фробифишер обернулся на голос. За его спиной в проеме двери, выходившей на галерею, стояла девушка. “Не старше пятнадцати, — автоматически отметила Дана. — И не из ревитализированных, натуралка”. Прибегавшие к услугам клиник омоложения распознавали друг друга каким-то сверхъестественным чутьем — в данном случае чутье молчало. Девушка была высокой, худенькой, с огромной копной густых ярко-рыжих волос, падавших на узкие плечи. Личико вполне миленькое, хотя и немного вытянутое — типичная англосаксонская мордашка. Большие, удивленно распахнутые глаза. Какое-то невразумительное прозрачное платьишко, подчеркивавшее незрелые детские формы. В руке девушка держала плоскую коробочку стереовизора.
— Триша, — сказал Фробифишер почти ласково, — я же просил тебя оставаться в спальне…
Карпентер за спиной у Даны кашлянул—раз, потом другой.
— Мне ску-учно, — пожаловалась девушка. — А ты меня бросил… А это кто, твоя знаменитая секретарша? А правда, что ей на самом деле шестьдесят лет?
— Неправда. — Дана, немного пришедшая в себя, нашла в себе силы приветливо помахать ей рукой. — Двести шестьдесят, милое дитя, и зовут меня Невеста Франкенштейна. А мамочка разрешает тебе ложиться спать так поздно?
— Триша, — сказал Фробифишер сурово, — это Дана Янечкова, мой референт. Дана, это Александра Патрисия Мэллоун, моя новая воспитанница.
— Янечко-ова? — протянула рыжая. — Не знала, Бобби, что ты путаешься со славянами…
— Зато в тебе, очевидно, течет только кровь пилигримов с “Мэйфлауэра”. — Дана слегка склонила голову в знак уважения. — Впрочем, это видно по аристократически вытянутому лицу… не зря все английские лорды так любят верховую езду…
— Хватит, — оборвал ее Фробифишер. — Будь повежливее с моей воспитанницей. Если уж получилось так, что вы встретились, вовсе не обязательно начинать знакомство с оскорблений.
“Осторожнее, Дана, — предостерегла она себя. — Ты идешь по тонкому льду… Роберт взял себе новую воспитанницу, и теперь эта рыжая сучка будет делить с ним постель и пользоваться всеми привилегиями, которых я добивалась долгих тринадцать лет… А что будет со мной?”
“А ты, — сказал внутренний голос, так похожий на голос ее покойной матери, — не успеешь даже опомниться, как однажды утром проснешься старухой. Кто высоко летает, тот больно падает, Дана”.
Дану внезапно затошнило. Как на вечеринке, подумала она, когда выпиваешь десятый коктейль и желудок отказывается принять его. Отвратительный коктейль из страха, гнева и обиды поднимался вверх по пищеводу, готовый выплеснуться наружу тонким пронзительным криком. “Я сейчас закричу, — с ужасом поняла Дана. — Это несправедливо, это просто подло. Почему именно сегодня? Я делаю хрен-знает-какую-по-счету ревитализацию, чтобы угодить Роберту, а подлый сукин сын тем временем спокойно меняет меня на какую-то малолетнюю дрянь…” Ее ногти глубоко вонзились в ладони, и пронзившая руку боль помогла ей справиться с собой. Несколько неглубоких, незаметных постороннему взгляду вдохов… Она почувствовала, как у нее немеют мышцы лица. Знакомое ощущение — так случается, когда Packing Monster перед очередной болезненной процедурой впрыскивает под кожу анестетик. Крик замер где-то на уровне гортани, и Дана отчаянным усилием проглотила мешавший ей дышать тугой и упругий комок.
— Прекрасная идея, босс. — Ее голос дрожал как натянутая струна, но тон был вполне любезным. — Давайте познакомимся. Меня действительно зовут Дана Янечкова, я словачка с сорокапроцентной долей немецкой крови, код А-3 в генетическом паспорте, протестантка лютеранского толка. Надеюсь, мы подружимся.
Код А-3, равно как и долю немецкой крови, ей устроил Фробифишер — тринадцать лет назад, когда брал ее себе в воспитанницы. Тогда Дане едва исполнилось девятнадцать, но выглядела она моложе, чем теперь, — юная свежая красота всегда была ее даром, и ее вовсе не требовалось подстегивать постоянными ревитализациями. Роберт использовал все свои связи в Службе генетического контроля, и с тех пор никто не мог упрекнуть одного из виднейших деятелей Белого Возрождения в том, что он взял себе в воспитанницы девицу из трэш-контингента. Рыжая, разумеется, об этом не догадывалась, и Дана надеялась, что ее высокий статус произведет на новую пассию босса известное впечатление.
“Кто же ты такая, Александра Патрисия? — лихорадочно соображала она тем временем. — Мэллоун, Мэллоун… Откуда только ты взялась на мою голову!.. Мэллоун… Мэллоун… Стоп, кажется, я тебя знаю…”
Профессиональная память секретаря-референта хранит тысячи фамилий, личных номеров, идентификаторов статуса. Разумеется, вся необходимая информация может быть в любой момент подсказана компьютером, но фокус в том, что хороший секретарь умеет обходиться без помощи машины.
“Точнее, я знаю твоего отца. Дик Мэллоун, член совета директоров корпорации “Объединенные Опреснители Восточного Побережья”, активный сторонник Белого Возрождения, хороший знакомый Роберта; последний раз они встречались на благотворительном обеде в Вашингтоне в сентябре, я еще специально заказывала боссу костюм в стиле викторианской эпохи, а за столом нас посадили по правую руку от племянника Елизаветы III, принца Эдуарда… Тогда же Мэллоун, высоченный рыжий — вот в кого девчонка—ирландец, пригласил Фробифишера на какое-то семейное торжество… Так, ирландец, неужели католик?”
Это стоило проверить: в сложной иерархии Белого Возрождения католики занимали не самое почетное место. А если протестант? После уничтожения Ольстера и разгрома католического подполья ирландцы переходили в англиканскую веру тысячами… но Церковь Господа Мстящего с подозрением относилась к людям, менявшим конфессии из политических соображений.
“Ладно, с религиозными предпочтениями разберемся позже, пока ясно одно: именно на том семейном торжестве, куда меня, разумеется, никто не приглашал, Роберт и познакомился с рыжей сучкой. Вечер был… когда же? Не позже второй недели октября, следовательно, знакомы они едва месяц, при общей занятости Фробифишера и учитывая тот факт, что почти вся его жизнь протекает так или иначе у меня на глазах, ничего серьезного между ними пока быть не может. Итак, если я правильно разыграю свою партию, у меня еще есть пара шансов…”
Александра Патрисия тем временем пыталась оправиться от замешательства, вызванного кавалерийским наскоком соперницы. Правила хорошего тона требовали представиться точно так же, по всей форме, но она почему-то не спешила этого делать. “Неужели моя догадка насчет папы-католика верна? ”
— Что ж, юные леди, — нарушил затянувшееся молчание Фробифишер. — Теперь, когда вы познакомились, я полагаю, можно считать, что все необходимые формальности соблюдены. Дана, я собирался все рассказать тебе позже, после нашего возвращения из Азии, но раз уж так получилось, выслушай меня сейчас и, сделай одолжение, не перебивай. На следующей неделе я намерен официально объявить Александру своей воспитанницей, а так как закон запрещает содержать двух воспитанниц одновременно, ты потеряешь этот статус автоматически. Однако ты останешься моим секретарем с сохранением полного оклада, во всяком случае, до истечения оговоренного в контракте срока. У меня нет к тебе никаких претензий профессионального плана, и я готов, если это потребуется, предоставить тебе наилучшие рекомендации.
В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась. Сегодня Роберт уже выгнал ее из своей постели — ладно, это в конце концов не смертельно. Рыжая шлюха могла пробыть воспитанницей Фробифишера несколько лет, а могла вернуться к своему католическому папочке через два месяца — Роберт не относился к числу людей, с которыми легко ужиться. Но работа… Контракт Даны истекал в конце года, а на дворе стоял октябрь. “Он увольняет меня! После стольких лет, проведенных вместе, он увольняет меня! Бобби, сволочь, я четырнадцать лет была твоим референтом, я помогала тебе во всем, я знала все твои слабые места и все твои трюки, я прикрывала твою тощую старую задницу, а теперь ты выбрасываешь меня как мусор!”
— Спасибо, сэр. — Дана присела в символическом реверансе. — Вы очень добры.
— По-моему, милый, — проворковала рыжая, нежно поглаживая Фробифишера по волосатой руке, — ты слишком распустил своих сотрудников.
Дана сдержалась, хотя и с большим трудом. “Дыши ровно, девочка, — успокаивающе шептал в ушах мамин голос, — спокойнее, спокойнее…” Роберт все равно уже принял решение, и состязанием в остроумии тут делу не поможешь. Надо понять, что заставило Фробифишера, холодного, как запрятанная в морозилку рождественская индейка, изменить своим принципам и связаться с этой девчонкой. Неужели чувства проснулись? Ни за что не поверю. Роберт начисто лишен обычных человеческих эмоций, за исключением, может быть, честолюбия, страха и жадности. Фигурка понравилась? Что ж, девочка похудее меня, а старичка вполне могло потянуть на обтянутые кожей кости… Но это смешное объяснение — Роберт мог затащить в постель любую понравившуюся ему на улице шлюшку, и для этого вовсе не стоило выбираться на охоту на такой шикарной гробовозке, как “Палладиум-Тристар”. Нет, расшалившееся либидо здесь явно ни при чем. Искать следует наиболее правдоподобное объяснение, а в случае с Фробифишером оно звучит так: ему предложили сделку, и он счел ее выгодной для себя.
Кто выигрывает от союза видного столпа Белого Возрождения, соратника геройски погибшего от рук террористов Хьюстонского Пророка, Высокого представителя Совета Наций Роберта Оберона Фробифишера с дочкой водяного магната Александрой Патрисией Мэллоун? Казалось бы, обе стороны. Но брать воспитанницу — совсем не то что жениться. Воспитанницу всегда берут из низших кругов иерархии; прав у нее немного, в то время как покровитель волен не принимать на себя серьезных обязательств. Во всяком случае, ничего похожего на брачный контракт не заключается; расторжение отношений проще, чем у правоверных мусульман, которым, говорят, достаточно три раза крикнуть “развод”, чтобы навсегда расстаться с надоевшей женой. Так что католический папочка Мэллоун, отдавая свою дочь в воспитанницы Роберту, никаких особых дивидендов с этого не получает. Пойти на такой шаг его могла заставить только крайняя нужда — причем, принимая во внимание обороты “Объединенных Опреснителей Восточного Побережья”, вряд ли финансового плана.
Дана припомнила ходившие в кулуарах слухи о том, будто после Большого Хэллоуина, когда проблема трэш-контингента вроде бы будет решена окончательно, Служба генетического контроля возобновит ежегодные проверки — то ли выборочные, то ли тотальные. Поговаривали, что многие счастливцы, благополучно получившие высокие идентификационные коды, платят сейчас огромные деньги за лечение в подпольных клиниках, и СГК намерена выяснить, не являются ли их заболевания потенциально опасными для здоровья будущих поколений. На самом же деле (утверждали посвященные, понизив голос) цель этих проверок иная — выявить всех полукровок, пролезших в квоту за взятки или с помощью высоких покровителей.
Дана, сама получившая элитный индекс с нарушением всех мыслимых правил, подозревала, что таких, как она, немало. Служба генетического контроля могла рассчитывать на богатую жатву. Вполне возможно, что дело дойдет до сокращения квоты, хотя куда станут отправлять тех, кто не пройдет проверку, было непонятно. Паникеры и сплетники шептались, что Большим Хэллоуином дело не кончится и что уже сейчас в обстановке строжайшей секретности ведется сооружение еще нескольких Стен — разумеется, поменьше первой. Конечно, это была полная чушь — Дана, как секретарь Фробифишера, узнала бы о строительстве новых объектов “Толлан” едва ли не первой Но дыма без огня не бывает Возможно, планы повторной санации действительно обсуждались где-то на самом высоком уровне Белого Возрождения, хотя Фробифишер едва ли активно поддерживал эту идею. С другой стороны, заключив, что новые чистки неизбежны, он мог принять некоторые превентивные меры. Например, сменить воспитанницу. Воспитанница-католичка, конечно, не самый идеальный вариант, но куда лучший, нежели воспитанница-славянка. Тем более что назначить повторную экспертизу для определения генетического индекса не так уж и сложно. А если СГК начнет копать всерьез, то одними объяснениями Фробифишеру не отделаться. Подделка генетического идентификатора — тяжелейшее преступление, хуже убийства. Так повелось еще с далеких двадцатых годов, когда суд штата Техас вынес смертный приговор преподобному Джонатану Хоупвеллу.
“Что ж, Дана, — сказала она себе, — если старик таким образом прикрывает себе задницу, тут уже ничего не поделаешь. При желании, конечно, он мог бы снова подтвердить подлинность моего индекса, да только похоже, что желания он как раз и не испытывает. С другой стороны, папа Мэллоун вполне в состоянии предложить в качестве приданого для своей дочки пай в “Объединенных Опреснителях Восточного Побережья”, а Роберт в своей обычной манере от предложенного не отказался, но и заключать брачный контракт благоразумно не стал. Придется папе Мэллоуну довольствоваться двусмысленной ролью отца содержанки — неважно, сколько миллионов у него на счетах. А мне, кажется, придется забыть о “поцелуе Снежной королевы”…
У нее опять свело желудок. Пальцы начали неудержимо подрагивать, и она спрятала руки за спину — теперь, правда, их видел Карпентер, но на него Дане было наплевать. Только не сорвись, прикрикнула Дана на себя, не дай им разглядеть твою слабость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54