Каким-то бледным, жалким.
– Ты удивительная девушка во многих отношениях, но ты доставляешь слишком много неприятностей. Все твои достоинства не стоят этого. Ты неуправляема, я не могу с тобой справиться.
– Э, нет! – я решила, что не позволю так собой манипулировать. – Можешь со мной порвать, если ты так решил, но не смей обвинять во всем меня!
– Боже мой! – зло произнес он. – К тебе просто не пробиться.
Он повернулся и пошел.
– Ты все преувеличиваешь. Люк, – умоляюще сказала я, пытаясь схватить его за руку. Я же знала, как сильно ему нравлюсь, я всегда могла убедить его в чем угодно, прикоснувшись к нему.
– Отстань от меня, Рейчел, – он сердито оттолкнул мою руку. – Ты мне отвратительна. Ты невыносима, просто невыносима. – И он вышел в прихожую.
– Как ты можешь поступать со мной так жестоко? – завопила я, бросившись за ним.
– Пока. Рейчел, – сказал он и захлопнул за собой входную дверь.
70
Перед Рождеством, выбираясь в Дублинский торговый центр, я очень нервничала. Люк и Бриджит, возможно, приехали домой на Рождество, и я и боялась, и надеялась, что столкнусь с ними. Я стремилась при свете фонарей различить их лица в толпе совершающих рождественские покупки. Однажды мне показалось, что я вижу Люка. Это было на Графтон-стрит. Высокий мужчина с длинными темными волосами быстро удалялся от меня. «Подожди минутку», – пробормотала я маме и припустила за ним. Но, нагнав его, для чего мне пришлось пробиться сквозь толпу распевающей песни молодежи, я поняла, что это не он. У этого человека все было не так, как у Люка. Все гораздо хуже. Даже задница. Может, и хорошо, что это не он, что я обозналась. Я ведь понятия не имела, что сказала бы Люку, встретив его на улице.
В Новый год около двадцати родственников, плюс избранные друзья дома и дети, набились в гостиную, смотрели «В поисках ковчега» и кричали «Покажи нам свое сокровище!» всякий раз, как на экране появлялся Харрисон Форд. Даже мама кричала, но исключительно потому, что ей было невдомек, что мы понимаем под «сокровищем». Хелен пила джин с тоником и рассказывала мне о своих ощущениях.
– Сначала появляется это восхитительное тепло в горле, – задумчиво произнесла она.
– Прекрати сейчас же! – попыталась одернуть ее мама. – Не раздражай Рейчел.
– Да нет, я сама попросила ее, – вступилась я.
– Потом – легкое, приятное жжение в желудке, – продолжала Хелен. – И оно как бы проникает к тебе в кровь…
– Здо-орово! – выдохнула я.
Мама, Анна и Клер то и дело прикладывались к большой коробке шоколадных конфет «Кимберли», и. протягивая руку за очередной конфетой, каждая из них повторяла: «Я могу остановиться в любой момент. В любой момент, как только пожелаю».
И вот посреди всех этих шуток и выкриков вдруг раздался звонок в дверь.
– Я не пойду открывать! – крикнула я.
– Я тоже не пойду! – крикнула мама.
– Я тоже! – крикнула Клер.
– И я не пойду! – крикнул Адам.
– И я, – сказала Анна так громко, как только могла. Получилось не очень, но, по крайней мере, она попыталась.
– Придется тебе, – сказала Хелен Шейну, другу Анны.
Шейн пока жил у нас, потому что его согнали с квартиры. Так что мы гораздо чаще видели Анну, потому что теперь ей негде было скрываться от нас.
– О-о-ох! – простонал он. – Сейчас как раз будет эпизод, когда он застрелит того парня с ножом!
– Вечно этой Маргарет нет, когда она нужна! – с досадой заметил Адам.
– Подлиза! – хором произнесли все в комнате. Снова позвонили.
– Лучше открой, – посоветовала мама Шейну, – если не хочешь сегодня ночевать под мостом.
Он встал и побрел к двери. Вернувшись через несколько секунд, Шейн прошептал:
– Рейчел, там тебя спрашивают.
Я вскочила, думая, что это Нола, и надеясь, что ей тоже нравится Харрисон Форд. Да нет, я была просто уверена, что нравится. Ноле нравилось все.
Но, выйдя в прихожую, я увидела там бледную, нервно переминающуюся с ноги на ногу Бриджит. У меня замелькало в глазах. Даже «Привет» мне удалось произнести с большим трудом.
– Привет, – ответила она и попыталась улыбнуться.
Честно сказать, было страшно. Мы стояли и молчали, глядя друг на друга. Я вспомнила, как мы виделись в последний раз, несколько месяцев назад, в Клойстерсе.
– Я подумала, что неплохо было бы повидаться, – неловко сказала она.
Сколько раз я мысленно обзывала ее по-всякому, какие длинные беззвучные диалоги я с ней вела! «Ах, ты подумала? А скажи-ка мне, Бриджит, с чего бы это мне хотеть встречаться с тобой? И можешь даже не унижаться, умоляя меня простить тебя, ты, так называемая „подруга"!»
Но ни одна из этих заготовок мне не пригодилась.
– Может, ты… – я неуверенно указала на дверь в свою комнату.
– Хорошо, – кивнула она и прошла. Я последовала за ней, разглядывая ее сапожки, пальто, всю ее фигуру.
Мы уселись на кровать, и некоторое время обменивались сдавленными «Как дела?». Я чувствовала себя еще более неудобно оттого, что она действительно выглядела очень хорошо. Она сделала мелирование, и стрижка у нее была крутая, как в Нью-Йорке носят.
– Ты все еще не?.. – спросила она.
– Уже больше восьми месяцев, – с робкой гордостью ответила я.
– Ничего себе! – она, по-моему, даже слегка ужаснулась.
– Ну, как там Нью-Йорк? – спросила я, и мое сердце сжалось от боли. На самом-то деле мне хотелось спросить, как там Люк, а потом спросить: «Как же это все так вышло-то?»
– Отлично, – она едва заметно улыбнулась. – Только холодно, знаешь ли.
Я уже открыла рот, чтобы спросить все-таки, как он там. Люк, но остановилась в последний момент. Мне безумно хотелось это знать, и в то же время я никак не могла заставить себя задать этот вопрос.
– Как твоя работа? – вместо этого спросила я.
– Дела идут, – ответила она.
– Отлично, – искренне порадовалась я. – Великолепно.
– А у тебя… есть работа? – спросила она.
– У меня? Боже мой, нет, лечение от наркомании занимает все время.
Наши тревожные взгляды на секунду встретились и снова разбежались.
– Ну, как живется в Дублине? – она, наконец, нарушила молчание.
– Замечательно, – ответила я, надеясь не выдать своей неуверенности в том, что говорю. – У меня здесь появилось много друзей.
– Это хорошо, – она бодро улыбнулась, но в глазах у нее стояли слезы. У меня тоже горло перехватило.
– Тогда… ну, там… – неуверенно начала Бриджит.
– В Клойстерсе?
– Ну да. Эта старая ведьма Дженнифер…
– Джозефина, – поправила я.
– Ну да, Джозефина. Боже мой, она – просто ужас какой-то! Не понимаю, как вы ее терпели.
– Не так уж она плоха, – пришлось вступиться мне.
– А по-моему, она просто кошмарная, – настаивала Бриджит. – Мне, во всяком случае, она что-то такое сказала… насчет того… ну, вроде… как удобно постоянно сравнивать себя с кем-то… в свою пользу.
Я кивнула. Я уже примерно представляла, что за этим последует.
– И… и… – Бриджит замолчала, и слеза упала ей на тыльную сторону ладони. Она судорожно сглотнула и заморгала. – Тогда я просто решила, что она мелет чепуху. Я была так зла на тебя, что и подумать не могла, что сама в чем-то виновата.
– Ты ни в чем не виновата.
– Но она была права! – продолжала Бриджит, как будто не слыша меня. – Хоть я и злилась на тебя, мне иногда было приятно, что ты не в состоянии держать себя в руках. Чем хуже вела себя ты, тем лучше я думала о себе. Прости меня! – и она громко разрыдалась.
– Не говори глупостей, Бриджит, – сказала я, изо всех сил стараясь не расплакаться тоже. – Я – наркоманка. Ты жила с наркоманкой. Должно быть, это сущий ад. Я только сейчас понимаю, как тяжело тебе приходилось.
– Я не должна была поступать с тобой так жестоко, – всхлипывала она. – Это было нечестно.
– Прекрати, Бриджит! – прикрикнула я на нее. Она даже удивилась и от удивления перестала плакать. – Мне очень жаль, что ты чувствуешь себя виноватой. Если тебе это поможет, то все, что ты тогда сказала обо мне в Клойстерсе…
Она виновато моргнула.
– …в общем, ты не могла бы сделать для меня больше. И я тебе благодарна.
Она яростно затрясла головой. Тогда я повторила свои слова еще раз. Она снова не согласилась. И я снова повторила ей то же самое.
– Ты, правда, так думаешь? – спросила она.
– Да, я, правда, так думаю, – мило улыбнулась я. И я действительно так думала, вот что я поняла.
И тогда она мне улыбнулась, мол, все забыто, и напряженность, существовавшая между нами, ослабла.
– У тебя действительно все в порядке? – застенчиво спросила она.
– Все отлично, – честно ответила я.
Мы немного помолчали. Потом она осторожно поинтересовалась:
– А ты не скрываешь, что была… наркоманкой?
– Ну, я, конечно, не останавливаю прохожих на улице, чтобы рассказать им об этом. Но если об этом заходит речь, то нет, не скрываю.
– Как, например, на этих ваших собраниях?
– Точно.
Она придвинулась ко мне поближе, глаза ее засверкали:
– Это немного похоже на «Когда мужчина любит женщину», где Мег Райан вдруг при всем честном народе заявляет, что она алкоголичка, правда?
– Один к одному. Правда, в финале ко мне не бежит Энди Гарсиа.
– Ну и тем лучше, – лукаво улыбнулась Бриджит. – Он противный.
– На ящерицу похож, – согласилась я.
– На довольно симпатичную ящерицу, – уточнила она, – но ящерица все-таки есть ящерица.
На несколько секунд мне показалось, что вообще ничего не произошло. Мы словно вернулись назад в прошлое, туда, где были лучшими подругами, и умели даже мысли друг друга угадывать.
Потом Бриджит встала.
– Я, пожалуй, пойду, – смущенно сказала она. – Надо собирать вещи.
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра.
– Спасибо, что зашла.
– Спасибо, что была добра ко мне, – ответила она.
– Нет, это тебе спасибо.
– Не собираешься обратно в Нью-Йорк? – спросила она.
– В обозримом будущем – нет. Я проводила ее до двери.
– Пока, – сказала она дрожащим голосом.
– Пока, – ответила я, и мой голос тоже готов был сорваться.
Она открыла дверь и уже занесла ногу за порог. Потом вдруг обернулась, обняла меня, и мы крепко 1грижались друг к другу. Я чувствовала, что она плачет. Я готова была отдать все на свете за то, чтобы повернуть время вспять. Чтобы все было как раньше.
Мы стояли так долго-долго, потом Бриджит чуть отстранилась и поцеловала меня в лоб. И мы снова обнялись. А потом она вышла в холодную ночь. Мы не пообещали друг другу, что увидимся. Может, и не увидимся. Но теперь я знала, что у нас все хорошо. И это вовсе не значило, что мне не было горько. Я плакала два дня. И не хотела видеть ни Нолу, ни Джини, ни Глотку, просто потому, что они не были Бриджит. Мне не хотелось больше жить, раз мне нельзя было больше жить вместе с Бриджит.
Мне казалось, что это никогда не пройдет. Но это прошло. Со временем. И теперь меня переполняла гордость за то, что я выдержала такое тяжелое испытание без наркотиков. И еще, я испытала странное облегчение от того, что больше не завишу от Бриджит так сильно. Было приятно сознавать, что я смогу прожить и без нее, что я больше не нуждаюсь в ее одобрении и поощрении. Я чувствовала, что теперь достаточно сильна, чтобы идти по жизни без костылей.
71
Вот и весна.
Я нашла работу. Всего лишь на полдня, уборщицей в маленькой гостинице. Зарплата была такая крошечная, что, может, я больше выиграла бы, если бы сама платила им эти деньги. Но я была очень довольна собой. Я гордилась, что прихожу вовремя, добросовестно работаю и не ворую деньги, которые случайно нахожу на ковре, как делала раньше. В основном, там работали девочки-школьницы, зарабатывали себе на мелкие расходы. В своей прежней жизни я наверняка считала бы такую работу унизительной, но теперь – нет.
– Как насчет того, чтобы снова сесть за парту? – предложила Джини. Она сама была на втором курсе. – Может быть, тебе попробовать получить диплом?
– Диплом? – я просто ошалела. – Но это же займет так много времени! Не меньше четырех лет. Мне будет уже тридцать два! Древняя старуха!
– Но ведь тебе все равно когда-нибудь исполнится тридцать два, независимо от диплома, – спокойно возразила Джини.
– И чем же мне заняться? – спросила я, вдруг осознав, что все это – вовсе не невозможно и не так абсурдно, как может показаться в первый момент.
– Не знаю. А что тебя интересует? Я задумалась.
– Ну, мне интересно… все это, – я робко указала на нас с ней. – Лечение от наркомании, выздоровление, что у человека при этом происходит в голове…
С тех пор, как Джозефина сказала мне, что когда-то сама была наркоманкой и алкоголичкой, где-то очень глубоко в моем сознании укоренилось желание со временем достигнуть того, чего достигла она.
– Психология, – понимающе кивнула Нола. – Или курс по психотерапии. Что ж, узнавай об этом, звони…
И вот наступило четырнадцатое апреля, моя первая годовщина. Нола и девочки испекли мне торт и воткнули в него одну свечку. Придя домой, я обнаружила, что мама, папа и сестры тоже приготовили для меня торт.
– Ты молодец, – повторяли они. – Целый год продержаться! Фантастика!
На следующий день я объявила Ноле:
– Год прошел. Теперь я намерена действовать.
– Дерзай, девочка, – сказала она каким-то странным, слегка встревожившим меня голосом.
Очень скоро я поняла, почему она так говорила. Дело в том, что мне совершенно не хотелось ни с кем спать. Мне никто не нравился. И не то чтобы вокруг меня не было мужчин. Во-первых, толпы на собраниях Анонимных Наркоманов. Кроме того, я стала иногда по вечерам выбираться куда-нибудь с Хелен или Анной. Такие вылазки в реальный мир, в котором попадаются мужчины, которые ничего обо мне не знают и сами не были наркоманами. Их попытки завязать со мной знакомство всякий раз меня искренне удивляли. Разумеется, я опять и опять была вынуждена проходить через этот кошмар – объяснять им, почему я не пью. Но, даже поняв, что нет никакой надежды подпоить меня и уложить в постель, они все равно продолжали виться вокруг меня. Один-два из них были даже вполне привлекательны, очень прилично одеты, имели хорошую работу или, по крайней мере, искали ее.
Но я вовсе не спешила воспользоваться свободой. Неприятность заключалась в том, что стоило мне собраться лечь с кем-нибудь в постель, как я тут же вспоминала о Люке. О великолепном сексуальном Люке. Но о том, какой он замечательный и сексуальный, я размышляла какие-то доли секунды, а потом вспоминала, как ужасно с ним обошлась. Мне сразу становилось невыносимо стыдно и грустно. А еще – страшно. Нола без конца твердила, что надо написать ему и попросить прощения. А я смертельно боялась, что в ответ получу недвусмысленное предложение оставить его в покое.
– Ты должна поговорить с ним, – убеждала Нола. – Давай же, сделай это. Похоже, он очень милый. В любом случае, ты почувствуешь себя лучше.
– Не могу, – мямлила я в ответ.
– Ну, и чем тебя не устраивают мальчики, которые за тобой ухаживают? – спросила Нола после того, как я целый час ныла и жаловалась ей.
– Да не знаю я! – я с досадой пожала плечами. – Либо скучные, либо туповатые, либо около них околачиваются какие-нибудь девицы и смотрят на них собачьими глазами, либо они мнят себя пупами земли… Некоторые из них, правда, даже ничего, – признала я. – Этот Коллин, например, – даже очень… Но все равно, – беспомощно закончила я.
– То есть они тебе не нужны, так? – спросила Нола с таким неподдельным интересом, как будто узнала, что я только что, по меньшей мере, изобрела лекарство от СПИДа.
– Вот именно! – воскликнула я. – И тратить на них время – все равно что выбрасывать псу под хвост. У меня других дел полно.
– Разрази меня гром: как ты изменилась! – с гордостью констатировала Нола.
– Правда?
– Еще бы! Вспомни, какой ты была год назад, – пропела она своим ангельским голоском. – Ты бы с чертом лысым переспала, только бы не оставаться наедине с собой.
Я задумалась. И поняла, что она права. Неужели это действительно была я?
То ужасное существо. Та, которая из кожи лезла, чтобы найти любовника. Как все изменилось!
– А разве я не говорила тебе, что станет лучше?
– Ладно, не воображай, – с улыбкой одернула ее я. – Тебе это не идет.
– Знаешь, что у тебя теперь есть? – сказала она. – Как же это называется-то… ах, да – чувство собственного достоинства!
72
Дрожащими руками я распечатала конверт. Письмо было адресовано мне. Переслано из Женского общежития Аннандейл, Западная 15-я улица, Нью-Йорк. Оно было от Люка.
Я не собиралась возвращаться в Нью-Йорк. Никогда. Но на пятнадцатом месяце моего воздержания от наркотиков Нола вдруг предложила мне сделать это.
– Поезжай, – небрежно сказала она, как будто мне это было раз плюнуть. – Нет, правда, почему бы и нет?
– Нет, – отрезала я.
– Поезжай! – настаивала она самым противным голосом, на какой только была способна, то есть не очень противным. – Если не съездишь, потом всю жизнь себе этого не простишь. Поезжай!
Сходи туда, где ты обычно бывала, помирись с теми, кого ты расстроила или обидела.
Нола всегда говорила что-нибудь такое мягкое и нейтральное, вроде «кого ты расстроила или обидела» вместо того, чтобы сказать «чью жизнь ты разрушила».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Ты удивительная девушка во многих отношениях, но ты доставляешь слишком много неприятностей. Все твои достоинства не стоят этого. Ты неуправляема, я не могу с тобой справиться.
– Э, нет! – я решила, что не позволю так собой манипулировать. – Можешь со мной порвать, если ты так решил, но не смей обвинять во всем меня!
– Боже мой! – зло произнес он. – К тебе просто не пробиться.
Он повернулся и пошел.
– Ты все преувеличиваешь. Люк, – умоляюще сказала я, пытаясь схватить его за руку. Я же знала, как сильно ему нравлюсь, я всегда могла убедить его в чем угодно, прикоснувшись к нему.
– Отстань от меня, Рейчел, – он сердито оттолкнул мою руку. – Ты мне отвратительна. Ты невыносима, просто невыносима. – И он вышел в прихожую.
– Как ты можешь поступать со мной так жестоко? – завопила я, бросившись за ним.
– Пока. Рейчел, – сказал он и захлопнул за собой входную дверь.
70
Перед Рождеством, выбираясь в Дублинский торговый центр, я очень нервничала. Люк и Бриджит, возможно, приехали домой на Рождество, и я и боялась, и надеялась, что столкнусь с ними. Я стремилась при свете фонарей различить их лица в толпе совершающих рождественские покупки. Однажды мне показалось, что я вижу Люка. Это было на Графтон-стрит. Высокий мужчина с длинными темными волосами быстро удалялся от меня. «Подожди минутку», – пробормотала я маме и припустила за ним. Но, нагнав его, для чего мне пришлось пробиться сквозь толпу распевающей песни молодежи, я поняла, что это не он. У этого человека все было не так, как у Люка. Все гораздо хуже. Даже задница. Может, и хорошо, что это не он, что я обозналась. Я ведь понятия не имела, что сказала бы Люку, встретив его на улице.
В Новый год около двадцати родственников, плюс избранные друзья дома и дети, набились в гостиную, смотрели «В поисках ковчега» и кричали «Покажи нам свое сокровище!» всякий раз, как на экране появлялся Харрисон Форд. Даже мама кричала, но исключительно потому, что ей было невдомек, что мы понимаем под «сокровищем». Хелен пила джин с тоником и рассказывала мне о своих ощущениях.
– Сначала появляется это восхитительное тепло в горле, – задумчиво произнесла она.
– Прекрати сейчас же! – попыталась одернуть ее мама. – Не раздражай Рейчел.
– Да нет, я сама попросила ее, – вступилась я.
– Потом – легкое, приятное жжение в желудке, – продолжала Хелен. – И оно как бы проникает к тебе в кровь…
– Здо-орово! – выдохнула я.
Мама, Анна и Клер то и дело прикладывались к большой коробке шоколадных конфет «Кимберли», и. протягивая руку за очередной конфетой, каждая из них повторяла: «Я могу остановиться в любой момент. В любой момент, как только пожелаю».
И вот посреди всех этих шуток и выкриков вдруг раздался звонок в дверь.
– Я не пойду открывать! – крикнула я.
– Я тоже не пойду! – крикнула мама.
– Я тоже! – крикнула Клер.
– И я не пойду! – крикнул Адам.
– И я, – сказала Анна так громко, как только могла. Получилось не очень, но, по крайней мере, она попыталась.
– Придется тебе, – сказала Хелен Шейну, другу Анны.
Шейн пока жил у нас, потому что его согнали с квартиры. Так что мы гораздо чаще видели Анну, потому что теперь ей негде было скрываться от нас.
– О-о-ох! – простонал он. – Сейчас как раз будет эпизод, когда он застрелит того парня с ножом!
– Вечно этой Маргарет нет, когда она нужна! – с досадой заметил Адам.
– Подлиза! – хором произнесли все в комнате. Снова позвонили.
– Лучше открой, – посоветовала мама Шейну, – если не хочешь сегодня ночевать под мостом.
Он встал и побрел к двери. Вернувшись через несколько секунд, Шейн прошептал:
– Рейчел, там тебя спрашивают.
Я вскочила, думая, что это Нола, и надеясь, что ей тоже нравится Харрисон Форд. Да нет, я была просто уверена, что нравится. Ноле нравилось все.
Но, выйдя в прихожую, я увидела там бледную, нервно переминающуюся с ноги на ногу Бриджит. У меня замелькало в глазах. Даже «Привет» мне удалось произнести с большим трудом.
– Привет, – ответила она и попыталась улыбнуться.
Честно сказать, было страшно. Мы стояли и молчали, глядя друг на друга. Я вспомнила, как мы виделись в последний раз, несколько месяцев назад, в Клойстерсе.
– Я подумала, что неплохо было бы повидаться, – неловко сказала она.
Сколько раз я мысленно обзывала ее по-всякому, какие длинные беззвучные диалоги я с ней вела! «Ах, ты подумала? А скажи-ка мне, Бриджит, с чего бы это мне хотеть встречаться с тобой? И можешь даже не унижаться, умоляя меня простить тебя, ты, так называемая „подруга"!»
Но ни одна из этих заготовок мне не пригодилась.
– Может, ты… – я неуверенно указала на дверь в свою комнату.
– Хорошо, – кивнула она и прошла. Я последовала за ней, разглядывая ее сапожки, пальто, всю ее фигуру.
Мы уселись на кровать, и некоторое время обменивались сдавленными «Как дела?». Я чувствовала себя еще более неудобно оттого, что она действительно выглядела очень хорошо. Она сделала мелирование, и стрижка у нее была крутая, как в Нью-Йорке носят.
– Ты все еще не?.. – спросила она.
– Уже больше восьми месяцев, – с робкой гордостью ответила я.
– Ничего себе! – она, по-моему, даже слегка ужаснулась.
– Ну, как там Нью-Йорк? – спросила я, и мое сердце сжалось от боли. На самом-то деле мне хотелось спросить, как там Люк, а потом спросить: «Как же это все так вышло-то?»
– Отлично, – она едва заметно улыбнулась. – Только холодно, знаешь ли.
Я уже открыла рот, чтобы спросить все-таки, как он там. Люк, но остановилась в последний момент. Мне безумно хотелось это знать, и в то же время я никак не могла заставить себя задать этот вопрос.
– Как твоя работа? – вместо этого спросила я.
– Дела идут, – ответила она.
– Отлично, – искренне порадовалась я. – Великолепно.
– А у тебя… есть работа? – спросила она.
– У меня? Боже мой, нет, лечение от наркомании занимает все время.
Наши тревожные взгляды на секунду встретились и снова разбежались.
– Ну, как живется в Дублине? – она, наконец, нарушила молчание.
– Замечательно, – ответила я, надеясь не выдать своей неуверенности в том, что говорю. – У меня здесь появилось много друзей.
– Это хорошо, – она бодро улыбнулась, но в глазах у нее стояли слезы. У меня тоже горло перехватило.
– Тогда… ну, там… – неуверенно начала Бриджит.
– В Клойстерсе?
– Ну да. Эта старая ведьма Дженнифер…
– Джозефина, – поправила я.
– Ну да, Джозефина. Боже мой, она – просто ужас какой-то! Не понимаю, как вы ее терпели.
– Не так уж она плоха, – пришлось вступиться мне.
– А по-моему, она просто кошмарная, – настаивала Бриджит. – Мне, во всяком случае, она что-то такое сказала… насчет того… ну, вроде… как удобно постоянно сравнивать себя с кем-то… в свою пользу.
Я кивнула. Я уже примерно представляла, что за этим последует.
– И… и… – Бриджит замолчала, и слеза упала ей на тыльную сторону ладони. Она судорожно сглотнула и заморгала. – Тогда я просто решила, что она мелет чепуху. Я была так зла на тебя, что и подумать не могла, что сама в чем-то виновата.
– Ты ни в чем не виновата.
– Но она была права! – продолжала Бриджит, как будто не слыша меня. – Хоть я и злилась на тебя, мне иногда было приятно, что ты не в состоянии держать себя в руках. Чем хуже вела себя ты, тем лучше я думала о себе. Прости меня! – и она громко разрыдалась.
– Не говори глупостей, Бриджит, – сказала я, изо всех сил стараясь не расплакаться тоже. – Я – наркоманка. Ты жила с наркоманкой. Должно быть, это сущий ад. Я только сейчас понимаю, как тяжело тебе приходилось.
– Я не должна была поступать с тобой так жестоко, – всхлипывала она. – Это было нечестно.
– Прекрати, Бриджит! – прикрикнула я на нее. Она даже удивилась и от удивления перестала плакать. – Мне очень жаль, что ты чувствуешь себя виноватой. Если тебе это поможет, то все, что ты тогда сказала обо мне в Клойстерсе…
Она виновато моргнула.
– …в общем, ты не могла бы сделать для меня больше. И я тебе благодарна.
Она яростно затрясла головой. Тогда я повторила свои слова еще раз. Она снова не согласилась. И я снова повторила ей то же самое.
– Ты, правда, так думаешь? – спросила она.
– Да, я, правда, так думаю, – мило улыбнулась я. И я действительно так думала, вот что я поняла.
И тогда она мне улыбнулась, мол, все забыто, и напряженность, существовавшая между нами, ослабла.
– У тебя действительно все в порядке? – застенчиво спросила она.
– Все отлично, – честно ответила я.
Мы немного помолчали. Потом она осторожно поинтересовалась:
– А ты не скрываешь, что была… наркоманкой?
– Ну, я, конечно, не останавливаю прохожих на улице, чтобы рассказать им об этом. Но если об этом заходит речь, то нет, не скрываю.
– Как, например, на этих ваших собраниях?
– Точно.
Она придвинулась ко мне поближе, глаза ее засверкали:
– Это немного похоже на «Когда мужчина любит женщину», где Мег Райан вдруг при всем честном народе заявляет, что она алкоголичка, правда?
– Один к одному. Правда, в финале ко мне не бежит Энди Гарсиа.
– Ну и тем лучше, – лукаво улыбнулась Бриджит. – Он противный.
– На ящерицу похож, – согласилась я.
– На довольно симпатичную ящерицу, – уточнила она, – но ящерица все-таки есть ящерица.
На несколько секунд мне показалось, что вообще ничего не произошло. Мы словно вернулись назад в прошлое, туда, где были лучшими подругами, и умели даже мысли друг друга угадывать.
Потом Бриджит встала.
– Я, пожалуй, пойду, – смущенно сказала она. – Надо собирать вещи.
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра.
– Спасибо, что зашла.
– Спасибо, что была добра ко мне, – ответила она.
– Нет, это тебе спасибо.
– Не собираешься обратно в Нью-Йорк? – спросила она.
– В обозримом будущем – нет. Я проводила ее до двери.
– Пока, – сказала она дрожащим голосом.
– Пока, – ответила я, и мой голос тоже готов был сорваться.
Она открыла дверь и уже занесла ногу за порог. Потом вдруг обернулась, обняла меня, и мы крепко 1грижались друг к другу. Я чувствовала, что она плачет. Я готова была отдать все на свете за то, чтобы повернуть время вспять. Чтобы все было как раньше.
Мы стояли так долго-долго, потом Бриджит чуть отстранилась и поцеловала меня в лоб. И мы снова обнялись. А потом она вышла в холодную ночь. Мы не пообещали друг другу, что увидимся. Может, и не увидимся. Но теперь я знала, что у нас все хорошо. И это вовсе не значило, что мне не было горько. Я плакала два дня. И не хотела видеть ни Нолу, ни Джини, ни Глотку, просто потому, что они не были Бриджит. Мне не хотелось больше жить, раз мне нельзя было больше жить вместе с Бриджит.
Мне казалось, что это никогда не пройдет. Но это прошло. Со временем. И теперь меня переполняла гордость за то, что я выдержала такое тяжелое испытание без наркотиков. И еще, я испытала странное облегчение от того, что больше не завишу от Бриджит так сильно. Было приятно сознавать, что я смогу прожить и без нее, что я больше не нуждаюсь в ее одобрении и поощрении. Я чувствовала, что теперь достаточно сильна, чтобы идти по жизни без костылей.
71
Вот и весна.
Я нашла работу. Всего лишь на полдня, уборщицей в маленькой гостинице. Зарплата была такая крошечная, что, может, я больше выиграла бы, если бы сама платила им эти деньги. Но я была очень довольна собой. Я гордилась, что прихожу вовремя, добросовестно работаю и не ворую деньги, которые случайно нахожу на ковре, как делала раньше. В основном, там работали девочки-школьницы, зарабатывали себе на мелкие расходы. В своей прежней жизни я наверняка считала бы такую работу унизительной, но теперь – нет.
– Как насчет того, чтобы снова сесть за парту? – предложила Джини. Она сама была на втором курсе. – Может быть, тебе попробовать получить диплом?
– Диплом? – я просто ошалела. – Но это же займет так много времени! Не меньше четырех лет. Мне будет уже тридцать два! Древняя старуха!
– Но ведь тебе все равно когда-нибудь исполнится тридцать два, независимо от диплома, – спокойно возразила Джини.
– И чем же мне заняться? – спросила я, вдруг осознав, что все это – вовсе не невозможно и не так абсурдно, как может показаться в первый момент.
– Не знаю. А что тебя интересует? Я задумалась.
– Ну, мне интересно… все это, – я робко указала на нас с ней. – Лечение от наркомании, выздоровление, что у человека при этом происходит в голове…
С тех пор, как Джозефина сказала мне, что когда-то сама была наркоманкой и алкоголичкой, где-то очень глубоко в моем сознании укоренилось желание со временем достигнуть того, чего достигла она.
– Психология, – понимающе кивнула Нола. – Или курс по психотерапии. Что ж, узнавай об этом, звони…
И вот наступило четырнадцатое апреля, моя первая годовщина. Нола и девочки испекли мне торт и воткнули в него одну свечку. Придя домой, я обнаружила, что мама, папа и сестры тоже приготовили для меня торт.
– Ты молодец, – повторяли они. – Целый год продержаться! Фантастика!
На следующий день я объявила Ноле:
– Год прошел. Теперь я намерена действовать.
– Дерзай, девочка, – сказала она каким-то странным, слегка встревожившим меня голосом.
Очень скоро я поняла, почему она так говорила. Дело в том, что мне совершенно не хотелось ни с кем спать. Мне никто не нравился. И не то чтобы вокруг меня не было мужчин. Во-первых, толпы на собраниях Анонимных Наркоманов. Кроме того, я стала иногда по вечерам выбираться куда-нибудь с Хелен или Анной. Такие вылазки в реальный мир, в котором попадаются мужчины, которые ничего обо мне не знают и сами не были наркоманами. Их попытки завязать со мной знакомство всякий раз меня искренне удивляли. Разумеется, я опять и опять была вынуждена проходить через этот кошмар – объяснять им, почему я не пью. Но, даже поняв, что нет никакой надежды подпоить меня и уложить в постель, они все равно продолжали виться вокруг меня. Один-два из них были даже вполне привлекательны, очень прилично одеты, имели хорошую работу или, по крайней мере, искали ее.
Но я вовсе не спешила воспользоваться свободой. Неприятность заключалась в том, что стоило мне собраться лечь с кем-нибудь в постель, как я тут же вспоминала о Люке. О великолепном сексуальном Люке. Но о том, какой он замечательный и сексуальный, я размышляла какие-то доли секунды, а потом вспоминала, как ужасно с ним обошлась. Мне сразу становилось невыносимо стыдно и грустно. А еще – страшно. Нола без конца твердила, что надо написать ему и попросить прощения. А я смертельно боялась, что в ответ получу недвусмысленное предложение оставить его в покое.
– Ты должна поговорить с ним, – убеждала Нола. – Давай же, сделай это. Похоже, он очень милый. В любом случае, ты почувствуешь себя лучше.
– Не могу, – мямлила я в ответ.
– Ну, и чем тебя не устраивают мальчики, которые за тобой ухаживают? – спросила Нола после того, как я целый час ныла и жаловалась ей.
– Да не знаю я! – я с досадой пожала плечами. – Либо скучные, либо туповатые, либо около них околачиваются какие-нибудь девицы и смотрят на них собачьими глазами, либо они мнят себя пупами земли… Некоторые из них, правда, даже ничего, – признала я. – Этот Коллин, например, – даже очень… Но все равно, – беспомощно закончила я.
– То есть они тебе не нужны, так? – спросила Нола с таким неподдельным интересом, как будто узнала, что я только что, по меньшей мере, изобрела лекарство от СПИДа.
– Вот именно! – воскликнула я. – И тратить на них время – все равно что выбрасывать псу под хвост. У меня других дел полно.
– Разрази меня гром: как ты изменилась! – с гордостью констатировала Нола.
– Правда?
– Еще бы! Вспомни, какой ты была год назад, – пропела она своим ангельским голоском. – Ты бы с чертом лысым переспала, только бы не оставаться наедине с собой.
Я задумалась. И поняла, что она права. Неужели это действительно была я?
То ужасное существо. Та, которая из кожи лезла, чтобы найти любовника. Как все изменилось!
– А разве я не говорила тебе, что станет лучше?
– Ладно, не воображай, – с улыбкой одернула ее я. – Тебе это не идет.
– Знаешь, что у тебя теперь есть? – сказала она. – Как же это называется-то… ах, да – чувство собственного достоинства!
72
Дрожащими руками я распечатала конверт. Письмо было адресовано мне. Переслано из Женского общежития Аннандейл, Западная 15-я улица, Нью-Йорк. Оно было от Люка.
Я не собиралась возвращаться в Нью-Йорк. Никогда. Но на пятнадцатом месяце моего воздержания от наркотиков Нола вдруг предложила мне сделать это.
– Поезжай, – небрежно сказала она, как будто мне это было раз плюнуть. – Нет, правда, почему бы и нет?
– Нет, – отрезала я.
– Поезжай! – настаивала она самым противным голосом, на какой только была способна, то есть не очень противным. – Если не съездишь, потом всю жизнь себе этого не простишь. Поезжай!
Сходи туда, где ты обычно бывала, помирись с теми, кого ты расстроила или обидела.
Нола всегда говорила что-нибудь такое мягкое и нейтральное, вроде «кого ты расстроила или обидела» вместо того, чтобы сказать «чью жизнь ты разрушила».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56