А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он-то нынче утром так старался не шуметь, на цыпочках ходил, а ее просто тут не было.
Он вытащил из пакета морковь, фасоль, сельдерей, салат, выложил все на кухонный стол – сейчас можно и ужином заняться; ну вот, теперь к холодильнику – она ему освободила полочки слева – туда можно положить яйца, обезжиренное молоко и йогурт. Справа, где хранились ее продукты, почти пусто – две плитки «Сникерса», баночка лукового соуса, коробка с остатками масла да корка еще какая-то. Он улыбнулся про себя: надо будет ей объяснить, что такое правильное питание.
Включил кран, стал промывать салат. Прекрасное у него получится овощное рагу – на двоих в самый раз. Только, что если она опять явится на ночь глядя, а то и вообще не придет? Тогда чего ради стараться? А, черт с ним, лучше пойти сегодня к Милту. Он набрал номер, тая надежду, что трубку снимет сам Милт (скучно и думать, как придется объясняться с Сарой из-за этой Бренды).
– Привет вам, дорогой, – весело проговорил в трубку Милт.
Бену всегда казались странными эти ужимки, которым его приятель выучился в Голливуде, – что за дела, мужской разговор, а воркуют, как голубки.
– Знаешь, хочу вас с Сарой пригласить где-нибудь пообедать, – начал Бен, пуская в ход обычный свой прием, за которым должно было последовать приглашение прийти к ним.
– Ой братец, мы бы тебя с радостью к себе позвали, только ты нас еле застал – бежим, со всех ног бежим.
– Куда это?
– В «Мэдисон-сквер-гарден» Сэму помочь, коллеге моему, который должен следить за Доном Арнольдом.
– Сэму?
– Ну конечно.
Бен ухмыльнулся. Милту уж точно достается, какой-то сумасшедший дом да и только. Было слышно, как Сара тормошит мужа: хватит болтать, опоздаем же.
– Ну, мне правда пора, хочу еще посмотреть на эту девку, которую вместо Джо пригласили. Увидимся завтра на тренажерах.
Чуть разочарованный, Бен вернулся к своему салату Быстро темнело. Листья высокого клена подступали к самому окну. Он подумал: «Надо будет ветки подкоротить, попомни, пожалуйста, может, в выходные и сделать, только вот, черт, ножовка-то со всем багажом уехала на склад. Ну и пусть, в конце концов он тут ненадолго».
Бен зажег верхний свет и поставил влажный салат в сушилку.
День был длинный, тяжелый, и Эллен чувствовала это особенно: спина, уж эта ее спина. Да и спала она у Рихарда неважно, а потом почти одиннадцать часов трудилась без перерыва, только разок кофе попила с Голди, чего же удивляться, что что-то болит.
Ладно, как-нибудь, скоро она будет дома. Эллен вышла в холл приемного отделения. Хотя времени было уже восемь с лишним, больница продолжала действовать так же активно, как и утром. Ее всегда это удивляло: смена кончается, начинается другая, а активность не спадает ни на минуту. Посторонних, правда, стало к вечеру поменьше, некоторые кабинеты закрыты, но коридоры все освещены, и свет просто ослепительный. Тут никогда не кончающийся полдень. А ночи как будто вообще не существует в природе. И смерти тоже не существует Больница живет полноценной жизнью круглые сутки, и круглые сутки она отрицает факт смерти, каких бы усилий это не стоило. Если же смерть все-таки брала свое, это означало, что медицина не справилась со своим делом. И такое стремились как можно скорее забыть.
Стараясь отделаться от печальных мыслей, Эллен поспешила на улицу. Был прохладный летний вечер, от реки тянуло свежим ветерком. Она застегнула молнию на курточке и поспешила к станции метро, находившейся в конце Оушен-паркуэй.
Звук приближающегося поезда заставил ее ускорить шаг, потом пуститься бегом. Она вскочила в вагон, когда двери уже закрывались.
Пассажиров было немного, можно выбрать местечко поуютнее. Эллен свернулась клубочком, расслабилась. Людям чаще всего противно ездить в метро, а вот ей нравится. Всегда любопытно наблюдать, до чего разный собирается тут народ: отлично одетые чиновники с чемоданчиками, а рядом – тетки, разговаривающие друг с другом по-испански, в платьях, явно купленных на дешевой распродаже. Нью-йоркская подземка – самый радикальный из демократов, для нее все одинаковые – пассажиры только и всего.
Поезд, повизгивая на рельсах, несся эстакадами, переброшенными через улицы, и только у Проспект-парк снова нырнул под землю в туннель.
Проехали «Бруклин колледж», и тут она заметила, что но вагону идут двое – один худой и низкорослый, другой высокий, но тоже худой – и что-то поют дуэтом. Ага, Колесико и Карузо за работой, стало быть. Эллен улыбнулась. Хорошая примета их встретить. Пели они замечательно, отлично дополняли друг друга и в такт песне потряхивали коробкой, где гремела мелочь: «Ты сыграй мне, ты сыграй, мистер Тромбонист, есть охота, есть охота, а карман мой чист».
Она поспешила извлечь из сумочки два четвертака и бросила им в коробку. Они, узнав се, раскланялись, но тут же, продолжая петь, двинулись дальше. Конечно, уж ей-то не надо было им подавать, она знает, на что пойдут эти деньги, да и как не знать – только нюхни, и все ясно, но сделать с собой Эллен ничего не могла. Песня была живая, радостная, но какая-то тоска примешивалась к мелодии и глубоко трогала ее сердце.
«Да, сыграю, моя крошка, а еще спою, только все никак не вспомню песенку твою…»
На углу Седьмой авеню и Флэтбуш она вышла, жалея, что так быстро добралась. Шум отъезжающего состава заглушил их голоса, но в проплывающие мимо окна она видела эту парочку, пока поезд не скрылся в туннеле.
Проходя мимо, Эллен взглянула на афишу кинотеатра «Плаза». Уже нет Марлона Брандо. Теперь другое:
Глория Суо сон
в фильме
БУЛЬ Р САНСЕТ
У них что, трубок неоновых не хватает, чтобы сделать надпись как следует?
Она пошла по Седьмой, напевая песенку, услышанную в метро: «Я напомню, я напомню, добрый Тромбонист…» Мелодия придала ей сил. Ей стало легко и радостно. С Рихардом, похоже, у нее и впрямь все хорошо. Она уже не сомневается, что он к ней переедет еще до того, как они поженятся. Неужели и правда поженятся? Господи, и подумать-то страшно! При мысли об этом браке в ней все начинало петь – возьмет, вот, и воспарит сейчас высоко в небо.
Она уже жалела, что связалась с Беном. Глупость с ее стороны. И что это она вечно поддается своим настроениям! Ну что она на этом выиграла, несколько сот долларов в уплату за квартиру, и только-то? Так денег можно было занять и не ставить себя в неудобное положение перед Рихардом.
Может, Бена и нет дома сейчас. Или он решил вообще не переезжать. Поначалу он вроде бы колебался, глядишь, и вовсе передумал. Хотя нет, он же ей деньги вперед заплатил, получая ключи.
Скрестив пальцы с пожеланием, чтобы Бен все-таки раздумал и не переезжал, она побежала по лестнице вверх и распахнула дверь. Напрасно старалась: квартира так и вибрирует, оттого что он на полную громкость запустил танго. Вот досада!
Бен стоял у раковины, затягивая ослабевшую гайку на кране.
– Привет, – радостно воскликнул он, увидев ее.
– Вы чем это заняты там? Мороженое приготовить собрались?
– Нет, чиню кран, а потом буду делать салат. Лук вот только нарежу.
– И для этого вам надо машинку запускать?
– Да, я люблю, чтобы было мелко, а ножом так не получается.
Она смотрела, как он перемешивает лук в большом деревянном блюде, где уже было полно овощей.
– Не составите мне компанию?
– Я не могу эту коровью пищу есть.
– Ну конечно, предпочитаете собачью, как я мог убедиться, – сказал Бен, показывая жестом на холодильник.
– Послушайте, что вам за дело, какая еда на моей половине?
– Вы исключительно приветливы, благодарю вас, – он уселся за стол, приготовившись ужинать. – Но все равно присаживайтесь-ка – салата и на трех человек хватит.
– Мне больше нравятся бутерброды и желе, – она вытащила из холодильника корку и стала ее намазывать маслом.
– Какие же бутерброды, это просто хлеб с маслом.
– Остальное кончилось, а я не успела зайти в лавку.
– Хотите, вместе в супермаркет съездим.
– Спасибо, желе я как-нибудь и без вас себе куплю.
– А вот настоящую еду – нет. Она промолчала.
– Физические упражнения вы, конечно, тоже не делаете.
– И не думаю даже.
– Н-да, плохо дело: едите всякую гадость, никакой гимнастики…
– У меня нет времени. И вообще, я хочу жить, а не трястись над своим здоровьем. Да и дел слишком много.
– Даже ночью ими занимаетесь, как я мог понять.
– Вот именно… я этой ночью работала, вот именно работала с доктором Вандерманном, он книгу свою заканчивает.
– Это ваш друг, так?
– Так точно, папочка, – насмешливо отпарировала она, выскребая из коробки последние крошки масла.
– И вы вместе сочиняете романчик про любовь?
– Увы, всего лишь книгу о пересадке сердца.
Бен опустил вилку.
– Рихард считает, что книга поможет ему доставать органы, которые нужны, чтобы спасать больных.
– А кто же ему эти органы предоставит?
– Например, приговоренные к казни… А можно аукционы устраивать.
– Аукционы?
– Конечно. Богатые будут платить, а потом жертвовать органы тем, кто их приобрести не в состоянии.
– Жутковато звучит.
Она бросила на него бесстрастный взгляд, доедая свой сандвич. Хлеб совсем зачерствел и на вкус был ужасен.
– Простите, пожалуйста, я вовсе не хотел ничего плохого сказать о вашем друге. Не сомневаюсь, что он верит в свое дело.
– Да уж, разумеется.
– И вы, видимо, тоже, раз всю ночь ради этого работаете.
– Опять намеки?
– Но ведь и спать тоже надо когда-нибудь.
– Вас это не касается, – в ее голосе зазвенел металл.
– Да, темперамент у вас и правда итальянский.
Она пошла из кухни, желая прекратить этот разговор.
– Прошу прощения, мне завтра рано подниматься.
– Покойной ночи, – сказал он, – спите как следует. Она молча закрыла за собой дверь комнаты.
Ну и ну, как это ее угораздило так грубо ошибиться, думала Эллен, сбрасывая туфли. С виду такой приличный старый джентльмен, к Джелло с сочувствием отнесся, к БВГ, и такие истории забавные рассказывал из своего прошлого. А вот надо же, лезет, куда его не просят. Да и это священнодействие с луком. Куда это годится? Не спорю, проводить, когда темно, – это он в самый раз, но вот общаться с ним – избавьте, пожалуйста… Прав был Рихард, и Голди была права, она и впрямь допустила грубый промах. Ну и что теперь делать? На ближайшие два месяца она связана договоренностью с ним. Ладно, зато потом он и минуты лишней здесь не задержится.
Бен, сидя на кухне, докончил ужин, вымыл и сложил посуду. «Ну и девушка, – думал он. – Огонь, да и только. Попробуй-ка, погладь ее против шерстки. Но все равно надо будет кое-что ей растолковать, дипломатично, само собой разумеется, но так, чтобы она начала питаться, как полагается. Сразу, наверняка, не выйдет, но ничего, он терпеливый».
Бен выключил на кухне свет, пошел к себе, покачиваясь в ритме танго. Потом выключил приемник. Ему нравилось в этом доме. Он знал, что тут ему будет хорошо.
Глава IX
Эллен складывала бумаги – опять ужасно тяжелым оказался у нее день, – когда в библиотеку вошла Голди. При виде ее Эллен только присвистнула: ну и ну. Голди сделала новую прическу в стиле «эфиопская принцесса», заплетя волосы в мелкие косички, и на ней было черное с золотым платье, как на солистке в цыганском ансамбле, – всюду мониста и цепочки.
– Господи, Голди, это что, новая форма для медсестер?
– Послушай меня, подруга, у меня только что смена кончилась, я двенадцать часов не разгибалась, между прочим. А я не собираюсь всю свою жизнь посвятить этой зачуханной больнице. Хочу вечер провести где-нибудь в городе, и чтобы все было по-настоящему.
– Ты с Абдулом поедешь?
– С дураком этим? Нет уж, лучше пойду на ежегодную встречу Черных сестер милосердия, там обед бывает неплохой. И правило одно: на всех должно быть что-то черное, – наслаждаясь собственной шуткой, Голди хрипло рассмеялась.
– Повеселись хорошенько. Да и мне отсюда пора.
– Кстати, ты как, привыкла к своему жильцу? – Голди помедлила, о чем-то думая. – Он ведь у тебя уже целый месяц?
– Ровно месяц. Но я его жильцом не считаю, он мне как товарищ. Или постоянный корреспондент.
– Ну-ка, ну-ка, объясни.
– Во-первых, мы друг друга почти и не видим, только записки оставляем, – она вытащила из кармана помятый листок, протянула Голди.
«Милая Эллен, – написано было там, – ужасно неприятно опять вас беспокоить, но дело в том, что потек унитаз. (Тут был рисунок: бачок, по которому катятся крокодиловы слезы.) Нельзя ли сообщить управляющему? Спасибо вам заранее. Преданный вам помощник по хозяйству Бен».
Под этим рукой Эллен было приписано: «Сообщу».
А еще ниже снова почерк Бена: «Унитаз и я приносим вам глубокую благодарность». И еще рисунок: из унитаза высунулась рука с букетом цветов.
Голди чуть не лопнула от смеха.
– Видала? Вот так, а потому – это во-вторых – я и говорю, что он очень неплохой человек, Голди. Сначала, не спорю, мне от него чуть тошно не сделалось, но потом я увидела, что он очень даже ничего. Деньги платит, в мои дела не лезет. Хотя, конечно, меня и дома-то почти не бывает, я все у Рихарда, книгу надо кончать.
– И скоро закончите?
– Да уже все, в издательство отослали, ждем теперь, что скажут, когда прочтут.
– И скоро дочитают?
– Не сегодня-завтра.
– Ну, удачи вам.
– Спасибо. Слушай, ты же на свой прием опоздаешь.
– Ой, точно, лечу, а то еще и из клиники не выйдешь, там эти защитники павианов опять демонстрацию устроили.
– Опять! Бедный Рихард, ну когда они оставят его в покое! Да, а я-то что же… – Эллен взглянула на часы, – мне же надо его перехватить, пока он не уехал в Колумбийский университет на лекцию, может, договоримся вместе поужинать потом.
Наконец-то выставив Голди, Эллен заторопилась в кабинет Рихарда. Половина седьмого, хирургическое отделение словно замерло. У сестер перерыв на ужин, а те, у кого смена кончилась в пять, давно ушли.
Секретарша Рихарда как раз запирала кабинет, когда появилась Эллен.
– Вот хорошо, что вы пришли, – затрещала она. – Мне, понимаете, уходить пора, а тут как раз этот факс… – Она протянула ей листок. – Поздравляю, рукопись принята к печати.
Эллен почувствовала, как у нее громко забилось сердце.
– Грандиозно! А где Рихард?
– У него обход, не хотелось его отрывать, но надо сообщить непременно. Можно я вас попрошу?
– Ну конечно.
Эллен прочла текст три раза подряд, и с каждым разом лицо ее становилось все счастливее:
Уважаемый доктор Вандерманн! Мы с чувством гордости за издательство опубликуем вашу рукопись «Биение сердца». Книга настолько для нас важна, что будет выпущена вне очереди, и, согласно вашим пожеланиям, первый тираж появится уже ранней весной. Поздравляем вас с замечательно выполненной работой.
Эллен не терпелось увидеть, как просияет лицо Рихарда, когда он это прочтет. Она уже представляла себе суперобложку книги: белая, блестящая, а посередине большое красное сердце, фамилия и заглавие крупными черными буквами, а на обратной стороне, разумеется, его красивое лицо. Вот так будет эта книга лежать на журнальном столике в ее квартире, да нет, в их общей квартире.
Она помчалась к телефону, набрала по внутренней связи номер дежурной сестры и услышала, что доктор Вандерманн, закончив обход полчаса назад, уехал. То ли лекция в университете сегодня чуть раньше, то ли пытается избежать встречи с защитниками животных. Можно, конечно, позвонить ему в пансион, оставить сообщение у администратора или на автоответчике, но как-то уж слишком буднично получится.
И тут ей пришла в голову блестящая мысль, даже глаза загорелись от восторга. Она взглянула на календарик: как там у него завтра складывается день? Так, утром он оперирует, известно, что в третьей операционной. Ну, так она положит записочку на столик, где все его инструменты, приготовленные на завтра, уже разложены в стерильных упаковках. Только он войдет в операционную и сразу же увидит. И она быстренько черкнула: «Отличная новость – рукопись принята к печати, отпразднуем сегодня, ладно?» Уж как-нибудь она сдержится, не станет ему сегодня звонить, хотя ужасно хотелось бы, зато какой утром его ждет сюрприз!
Там, где располагались операционные, стояла полная тишина, только легким гудением напоминала о себе система подъемников, скрытых в стенах, – по ним все необходимое круглосуточно доставляется и в палаты больных, и в кабинеты врачей. Как она и предполагала, инструменты к завтрашней операции уже были приготовлены, правда, не на столике, а на тележке рядом с той самой операционной, где она смотрела, как он, подобно Богу, кого-то возвращает из мертвых. В последнюю минуту она решила, что лучше всего прикрепить записку к монитору, уж там он ее непременно заметит.
Чуть не захихикав от восторга, она прокралась в полуосвещенную операционную и замерла. У нее сжалось горло, она замигала, не веря собственным глазам, словно увидела только скверный сон, который сейчас пройдет. Но он не прошел.
Рихард, усевшись на краешек операционного стола, откинулся, широко расставив ноги, а Джина приникла к его промежности – и только вздымалась вверх – падала вниз копна ее рыжих волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33