Сейчас старушке было уже за девяносто.
Козем сняла с пальца кольцо и положила его на ладонь Сары.
– Возьми это, – просто сказала она.
Сара попыталась что-то возразить, но турчанка не хотела ничего слушать, лишь помахала рукой.
– После смерти драгоценности исчезают. На слуг надеяться нельзя. Это кольцо принадлежало матери Калида. Ты очень напоминаешь мне ее. Она тоже начинала пленницей – как ты и эта Амелия Райдер, из-за которой сейчас поднялось столько шума.
Сара кивнула.
– Когда она умерла, я очень тосковала, – призналась Козем дрогнувшим голосом. – И пока ты не появилась, почти забыла английский. Ты так скрасила мою старость, дорогая!
Сара поняла, что старуха устала и готова поддаться меланхолии. Она поднялась и накинула на нее пуховый плед.
– Вам пора отдохнуть. Закройте глаза. Я посижу, пока Вы не заснете.
– Сохрани кольцо, – прошептала Козем. – Обещай, что сохранишь!
– Обещаю. Не волнуйтесь и постарайтесь уснуть. Козем вздохнула и откинула голову на шелковые подушки дивана. А Сара еще раз взглянула на кольцо, которое сжимала в руке.
«Наверное, Козем действительно ощущает приближение смерти, раз решила расстаться с ним», – печально подумала Сара. Кольцо казалось необыкновенным: огромный квадратный изумруд в окружении жемчужин, оправленный в золото. Козем не расставалась с ним.
Действительно, этой женщине выпало на долю сразу слишком много концов: конец жизни, конец века, конец султаната в Оттоманской империи.
Сара огляделась вокруг – на роскошные покои. Здесь почти ничего не изменилось, с тех пор как она попала сюда в качестве невольницы Калида и пополнения его гарема. Тогда эти комнаты казались экзотическими и непривычными в своей роскоши и изощренности: птицы в клетках, золоченые зеркала, резная мебель, искусной работы комоды и шкатулки для драгоценностей, цветастые ковры и бархатные занавеси. Ей они казались тщеславным воплощением себялюбия. Но теперь Сара прекрасно понимала, что все это было неотъемлемой частью жизнью женщины, воспитанной с одной целью и одним умением – доставить удовольствие мужчине. Даже сейчас – на десятом десятке своей жизни – Козем каждый день одевалась со всей тщательностью, предписанной правилами гарема: кашемировые или шелковые шаровары, вышитый жилет, украшенная драгоценностями кофта, роскошная накидка, туфли на высоких каблуках. Ее коллекция драгоценностей, по слухам, не уступала коллекции султанши. Козем регулярно просматривала ее, а обнаружив что-нибудь, по ее мнению, потерявшее вид, тут же отправляла изделие к ювелирам с приказанием немедленно исправить. Выходя из дворца, она до сих пор надевала яшмак – накидку на лицо, оставлявшую открытыми лишь глаза да лоб. И до сих пор она просила у собственного внука разрешения войти в комнату: ведь он – мужчина и ее паша!
«Да, это правда, – подумала Сара, поднимаясь и звоня служанке, – мир стремительно меняется, а Козем уже слишком стара, чтобы меняться с ним вместе!»
Когда она вышла из комнаты, в глазах ее стояли слезы.
* * *
Малик появился в лагере мятежников верхом, а перед ним сидела Эми. Со всех сторон их окружали любопытные взоры. Люди молча наблюдали, как они спешились, как Малик вел пленницу – связанную и с опущенной головой – в свою палатку. Скоро он вновь появился на улице. Анвар подошел к нему.
– В чем дело? – поинтересовался Малик.
– Нам нужно поговорить.
– Что-то случилось?
Анвар повел друга в лес, подальше от чужих ушей. Там, среди деревьев, Малик узнал о визите Махмуда и о статье в британской газете. Малик взял у Анвара газету и бегло просмотрел заметку.
– Ну что? – волновался Анвар.
– Она – родственница жены Калид-шаха, – наконец задумчиво произнес Малик, невольно вспомнив то, что Эми говорила ночью у костра. Значит, все-таки в ее словах была доля правды.
– Его жены? – с удивлением переспросил Анвар.
– Да. Он женат на американке, а эта девушка – племянница ее кузена. Она как раз и ехала к нему в гости в Константинополь, когда мы захватили ее.
– Прекрасная новость! – обрадовался Анвар. – Забудь о невольничьем рынке – мы можем просто потребовать за нее выкуп у паши. Уж он-то заплатит и побольше! Пять тысяч по крайней мере!
Малик молчал.
– Неужели ты не понимаешь? – настаивал Анвар. – Калид-шах необыкновенно богат! У него целое состояние в европейских банках, вложенное туда еще его отцом! Ему вовсе нет необходимости быть пашой Бурсы или делать еще что-то, связанное с султаном. Он может собрать свою семью и уехать в любую минуту. Не делает этого лишь потому, что изо всех сил пытается предотвратить кровопролитие и спасти своих подданных от гражданской войны.
– Вот поэтому я и не хочу требовать от него денег. У султана повсюду шпионы, и если Калид-шах заплатит нам, он тут же узнает об этом. Посмотри, вся эта история попала в газеты. И если девушка окажется на свободе, газеты моментально сообщат об этом.
Хаммид знает, что Калид сочувствует нам. Он решит, что похищение подстроено самим пашой, чтобы получить оправдание той денежной помощи, которую он нам оказывает.
– Тем лучше! – воскликнул Анвар. – Если Хаммид увидит, что Калид-шах – наш союзник, он поймет, что мы глубоко проникли в Западную империю.
Внезапно Анвар задумался.
– Конечно, тебе придется отдать девушку. Малик ничего не ответил.
– О чем ты думаешь? – спросил Анвар.
– Калид-шах – наш друг. Я вовсе не хочу подставить Бурсу под удар.
– То, чего хочет Калид, не произойдет никогда. Хаммид не пойдет на компромисс; он скорее сровняет с землей всю страну.
– Меня больше волнует, что случится, если Хаммид узнает об этой сделке, – Малик отложил газету. – Это должно выглядеть как враждебное действие.
– Шах хочет с тобой встретиться. Скажи ему это, – После недолгого колебания Анвар снова вернулся к теме, которую считал важной.
– Сможешь отдать девушку? – спросил он.
– За пять тысяч курушей я вынужден буду это сделать, – коротко ответил Малик, отвернулся и пошел прочь.
* * *
Секретарь Дэнфорд принял из рук Беатрис Вулкот чашку чая и положил в нее кусочек сахара. Служанка молча протянула ему поднос с конфетами.
– Попробуйте, – предложил Джеймс. – Жена готовит их по старинному семейному рецепту, а вместо орехов пекан добавляет местный арахис. Очень вкусно!
Дэнфорд взял конфетку и положил ее на позолоченную фарфоровую тарелку. Фарфор оказался лиможским, наивысшего качества, так же, как и все остальное, принадлежавшее Вулкоту.
Действительно, Джеймс Вулкот в Турции преуспевал.
– Так что, официальный ответ султана гласит, что мы ничего не сможем сделать? – продолжил Джеймс разговор, прерванный появлением секретаря.
Дэнфорд кивнул – рот его оказался занят орехами. Наконец он проглотил их и вытер рот салфеткой, прежде чем ответить.
– Он говорит, что люди, похитившие Вашу племянницу, – разбойники, живущие вне закона. Если их поймают, то, разумеется, они понесут высшую меру наказания, но пока ни одному монарху не удалось полностью остановить преступность в своей стране.
– Другими словами, он умывает руки, – фыркнула Беатрис, поморщившись и старательно снимая с кисейного рукава невидимые пылинки.
– Боюсь, что так оно и есть, – согласился Дэнфорд. – Султан прекрасно знает, что вся страна сочувствует мятежникам, поэтому он и пальцем не шевельнет, чтобы освободить из их рук американскую гражданку. Ваша племянница стала жертвой лицемерия на международном уровне.
– Тогда вся надежда на Калид-шаха, – вздохнул Джеймс.
– Я говорила тебе это с самого начала, – не преминула заметить Беатрис.
– Как Вы считаете, этот бандит послушает его? – спросил Джеймс Дэнфорда.
Секретарь посольства поставил чашку и стряхнул с пальцев крошки.
– Если не послушает, Вы больше никогда не увидите свою племянницу, – мрачно ответил тот.
* * *
Улица, ведущая в сторону от главной, больше походила на переулок – настолько она была узка и изрыта колесами тележек, подвозящих товары к лавкам. Глинобитная постройка в конце его казалась низкой и темной, наполненной запахами кофе и густым дымом крепчайшего турецкого табака. Говор многоязыкой толпы походил на жужжанье пчел, а сама кофейня, куда вошел Калид-шах, больше напоминала улей.
Одет он был в стиле британского бизнесмена: в костюм-тройку. А светло-кофейный оттенок кожи, черты лица, напоминающие европейские, и викторианская бородка лишь усиливали сходство с британским туристом. В дальнем конце зала он моментально заметил Малик-бея. Молодой человек был одет бедуином. Свободные одежды делали неузнаваемой фигуру, а головной убор скрывал волосы и нижнюю часть лица.
Переодевание это служило мерой предосторожности. Малика еще ни разу никто и нигде не выдал, несмотря на обещанную за его голову крупную награду. Но какой-нибудь подвыпивший бедствующий крестьянин мог узнать его и, не сдержавшись, выдать свои чувства, а тем самым и Малика.
Мужчины не спеша направились друг к другу и встретились посреди зала у исцарапанного ножом стола. Калид жестом пригласил Малика присесть и заказал две порции боца – ячменного пива, так любимого рабочим людом. С официанткой он говорил по-турецки, а когда обратился к Малику, сразу перешел на английский, чтобы никто вокруг не смог понять, о чем идет разговор.
– Я пришел, чтобы поговорить о выкупе американской девушки, – начал Калид. – Что ты хочешь за нее?
– Пять тысяч курушей, – не задумываясь, ответил Малик.
– Это немало.
– Немного за родственницу Вашей любимой супруги, – сухо заметил Малик.
– Родство вовсе не близкое – Сара даже не знает ее. Девушка эта – племянница жены ее кузена. Вы знали об этом, когда похищали ее?
Малик покачал головой.
– Я видел лишь, что она молода и красива и наверняка принесет немалые деньги, если ее продать на невольничьем рынке.
– Так почему же ты до сих пор не сделал этого? – Калид внимательно взглянул в лицо своему собеседнику.
Малик отвел глаза.
– Я старался, но не смог.
Официантка принесла кружки, и Калид расплатился с ней. Когда она отошла, он наклонился через стол и произнес:
– Я заплачу тебе десять тысяч, если ты три недели продержишь Амелию у себя – в целости и сохранности, – а потом вернешь ее мне.
Малик от изумления потерял дар речи.
– Я вовсе не шучу, – продолжал Калид. – Деньги здесь, со мной.
– Зачем это? – наконец нашел в себе силы спросить Малик.
– Если мы поступим так, султан решит, что я не хотел платить выкуп и долго колебался, а уступил лишь настойчивым просьбам жены, – он улыбнулся. – Хорошо известно, что я люблю и балую ее, и султан прекрасно понимает подобные чувства.
Малик кивнул, лихорадочно обдумывая предложение.
– Я хочу исключить всякое подозрение в сговоре, – продолжал Калид, – а кроме того, есть и еще одно соображение, – он отпил глоток пива. – Султан созывает всех пашей на совет. Я надеюсь получить для Бурсы кое-какие концессии, и если султан будет думать, что я – твой должник, он отнесется ко мне с большим сочувствием.
– Не зря говорят, что Вы играете им, как захотите, – не в силах скрыть восхищение, заметил Малик.
– Приходится хитрить, Ага, – ответил Калид, называя Малика тем титулом, который тот привык слышать от своих товарищей. – Под его началом находятся отряды янычар, и он может в несколько дней сровнять с землей всю Бурсу. Люди смотрят на меня в надежде, что я смогу их защитить. Драться я отважусь только тогда, когда лишу Хаммида его личной армии и буду уверен в победе.
– Любой другой на Вашем месте уже давно уехал бы отсюда и жил в Лондоне, купаясь в роскоши, – задумчиво сказал Малик.
– Но я-то ведь не кто-то другой, – коротко и сухо возразил Калид.
– Где деньги?
– Здесь, – паша поставил на стол кожаную сумку. – Я отдаю их тебе сейчас как вклад в твое дело, ведь совсем скоро они могут понадобиться тебе.
– Почему? Что Вы имеете в виду?
– Вчера я получил весточку от одного из моих шпионов. Султан планирует налет на армянские кварталы Константинополя. Он подозревает тебя в сговоре с армянами.
– Когда это будет?
– В четверг, на заре. Если ты хочешь, чтобы твои союзники пережили этот день и смогли и дальше поддерживать тебя, пошли подкрепление накануне и дай им знать об опасности.
Малик взял сумку и поднялся.
– Когда мы выступим против султана, я предупрежу Вас заранее, чтобы Вы успели вывезти свою семью на запад.
– Когда вы выступите против султана, я буду с вами. Малик протянул руку, и Калид крепко ее пожал.
Глаза их встретились, и никто не отвел взгляд.
– Наверное, с Амелией хлопот не оберешься? – лукаво предположил Калид.
Малик кивнул, слегка улыбнувшись.
– С моей женой было то же самое, но игра стоит свеч, поверь мне. Береги ее.
Малик кивнул. Он все понял.
– Удачи тебе в четверг. Попозже я пришлю Махмуда и передам с ним, когда и где мы сможем встретиться, чтобы ты отдал мне девушку, – с этими словами Калид поднялся и вышел из кофейни.
Малик смотрел вслед могучей фигуре шаха, и чувствовал, как сильно и неровно бьется его сердце. А руки сами собой крепко сжимали бесценную сумку.
Ему доводилось слышать самые удивительные рассказы о паше Бурсы. Теперь он знал, что они не выдуманы.
* * *
Когда Малик вечером вернулся в лагерь, первым делом он отослал Матку из палатки и отпустил часовых. Эми с удивлением наблюдала, как он присел перед ней на корточки и вытащил из ножен кинжал.
Широко раскрыв глаза, девушка затаила дыхание.
Двумя сильными движениями он разрезал ее путы и произнес:
– Вставай!
Эми неуверенно поднялась, затекшие ноги не слушались ее. Малик протянул ей руку, и она тяжело оперлась на нее, ища поддержки.
– Мы пойдем гулять, – пояснил мужчина. Взгляды всех женщин в лагере сосредоточились на девушке, пока она проходила в сопровождении своего повелителя мимо костров, на которых варили пищу, мимо коновязи, мимо главного поста охраны – в лес, начинающийся сразу за лагерем. Пройдя совсем немного, они оказались на поляне, где упавшие стволы старых деревьев могли служить удобными диванами. Малик знаком предложил Эми сесть, а сам остался стоять рядом.
– С какой стати такая милость? – с недоумением поинтересовалась Эми, подняв вверх стертые, измученные веревками руки.
– Что ты сказала? – переспросил Малик. Очевидно, его английский все-таки не был совершенен.
– Почему ты снял веревки? – упростила вопрос девушка.
Мужчина посмотрел в землю, потом вновь перевел взгляд на Эми.
– Я встретился с твоим родственником, Калид-шахом, пашой Бурсы.
Эми с торжеством посмотрела на него.
– Правда? Как интересно! Я же говорила тебе, что не лгу.
– Но ты ни разу не упомянула его имени.
– Я не могла сразу вспомнить его.
– А я подумал, что ты просто искала еще один способ удрать.
– Ты даже слушать меня не хотел! – с негодованием прервала его Эми.
Малик поднял руку, пытаясь успокоить ее.
– Теперь это уже не имеет ни малейшего значения. Паша вернет тебя твоей семье через три недели.
Эми смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах поверить услышанному.
– Больше тебя не будут связывать, потому что тебе уже незачем пытаться убежать. Я не собираюсь ни продавать тебя, ни каким-то образом вредить тебе. Калид-шах уже отдал мне все, что мне было нужно. Отныне тебе абсолютно ничего не угрожает. О тебе будут заботиться, до тех пор пока он не приедет и не заберет тебя.
– Так он уже заплатил?
– Да.
– Сколько?
– Зачем тебе знать это?
Эми подняла с земли щепку и принялась теребить ее в руках.
– Простое любопытство. Для тебя оказалось бы разочарованием и позором столько из-за меня вытерпеть и не получить того, на что рассчитывал.
– Сумма меня вполне устраивает, – кратко ответил Малик.
Эми промолчала.
– Ну? – поддразнил мужчина. – Я думал, что эта новость обрадует тебя.
– Я не очень верю твоим словам, – призналась Эми.
– Почему же?
– Почему? Ты удивлен? Такому правдивому человеку – и не верят? – в голосе Эми звучал сарказм.
– Что заставляет тебя не доверять мне?
– О, дай-ка подумать. Что бы это могло быть? Во-первых, твое прошлое; во-вторых, твое нынешнее занятие; твоя безупречная репутация; твое честное лицо…
– Ответь мне серьезно!
– Ты спокойно можешь принять от Калида деньги, а потом продать меня. К тому времени, как он появится здесь, я буду уже где-нибудь очень далеко, а ты получишь двойную плату за одну заложницу.
– Судя по всему, он доверяет мне.
– Не могу понять, с какой стати.
– Я человек слова.
Девушка, не удержавшись, фыркнула.
– Что это? Честь среди воров? Или вас называют похитителями? Ах, прости, ты же называешь себя Ага – народный герой?
– Мы называем себя людьми, которые хотят быть свободными.
– Ах, пожалуйста! – Эми встала и сжала руки в кулачки. – Хоть раз скажи мне правду! Почему все-таки Калид отдал тебе деньги сейчас, а не тогда, когда ты меня освободишь? Разве обычно делается не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Козем сняла с пальца кольцо и положила его на ладонь Сары.
– Возьми это, – просто сказала она.
Сара попыталась что-то возразить, но турчанка не хотела ничего слушать, лишь помахала рукой.
– После смерти драгоценности исчезают. На слуг надеяться нельзя. Это кольцо принадлежало матери Калида. Ты очень напоминаешь мне ее. Она тоже начинала пленницей – как ты и эта Амелия Райдер, из-за которой сейчас поднялось столько шума.
Сара кивнула.
– Когда она умерла, я очень тосковала, – призналась Козем дрогнувшим голосом. – И пока ты не появилась, почти забыла английский. Ты так скрасила мою старость, дорогая!
Сара поняла, что старуха устала и готова поддаться меланхолии. Она поднялась и накинула на нее пуховый плед.
– Вам пора отдохнуть. Закройте глаза. Я посижу, пока Вы не заснете.
– Сохрани кольцо, – прошептала Козем. – Обещай, что сохранишь!
– Обещаю. Не волнуйтесь и постарайтесь уснуть. Козем вздохнула и откинула голову на шелковые подушки дивана. А Сара еще раз взглянула на кольцо, которое сжимала в руке.
«Наверное, Козем действительно ощущает приближение смерти, раз решила расстаться с ним», – печально подумала Сара. Кольцо казалось необыкновенным: огромный квадратный изумруд в окружении жемчужин, оправленный в золото. Козем не расставалась с ним.
Действительно, этой женщине выпало на долю сразу слишком много концов: конец жизни, конец века, конец султаната в Оттоманской империи.
Сара огляделась вокруг – на роскошные покои. Здесь почти ничего не изменилось, с тех пор как она попала сюда в качестве невольницы Калида и пополнения его гарема. Тогда эти комнаты казались экзотическими и непривычными в своей роскоши и изощренности: птицы в клетках, золоченые зеркала, резная мебель, искусной работы комоды и шкатулки для драгоценностей, цветастые ковры и бархатные занавеси. Ей они казались тщеславным воплощением себялюбия. Но теперь Сара прекрасно понимала, что все это было неотъемлемой частью жизнью женщины, воспитанной с одной целью и одним умением – доставить удовольствие мужчине. Даже сейчас – на десятом десятке своей жизни – Козем каждый день одевалась со всей тщательностью, предписанной правилами гарема: кашемировые или шелковые шаровары, вышитый жилет, украшенная драгоценностями кофта, роскошная накидка, туфли на высоких каблуках. Ее коллекция драгоценностей, по слухам, не уступала коллекции султанши. Козем регулярно просматривала ее, а обнаружив что-нибудь, по ее мнению, потерявшее вид, тут же отправляла изделие к ювелирам с приказанием немедленно исправить. Выходя из дворца, она до сих пор надевала яшмак – накидку на лицо, оставлявшую открытыми лишь глаза да лоб. И до сих пор она просила у собственного внука разрешения войти в комнату: ведь он – мужчина и ее паша!
«Да, это правда, – подумала Сара, поднимаясь и звоня служанке, – мир стремительно меняется, а Козем уже слишком стара, чтобы меняться с ним вместе!»
Когда она вышла из комнаты, в глазах ее стояли слезы.
* * *
Малик появился в лагере мятежников верхом, а перед ним сидела Эми. Со всех сторон их окружали любопытные взоры. Люди молча наблюдали, как они спешились, как Малик вел пленницу – связанную и с опущенной головой – в свою палатку. Скоро он вновь появился на улице. Анвар подошел к нему.
– В чем дело? – поинтересовался Малик.
– Нам нужно поговорить.
– Что-то случилось?
Анвар повел друга в лес, подальше от чужих ушей. Там, среди деревьев, Малик узнал о визите Махмуда и о статье в британской газете. Малик взял у Анвара газету и бегло просмотрел заметку.
– Ну что? – волновался Анвар.
– Она – родственница жены Калид-шаха, – наконец задумчиво произнес Малик, невольно вспомнив то, что Эми говорила ночью у костра. Значит, все-таки в ее словах была доля правды.
– Его жены? – с удивлением переспросил Анвар.
– Да. Он женат на американке, а эта девушка – племянница ее кузена. Она как раз и ехала к нему в гости в Константинополь, когда мы захватили ее.
– Прекрасная новость! – обрадовался Анвар. – Забудь о невольничьем рынке – мы можем просто потребовать за нее выкуп у паши. Уж он-то заплатит и побольше! Пять тысяч по крайней мере!
Малик молчал.
– Неужели ты не понимаешь? – настаивал Анвар. – Калид-шах необыкновенно богат! У него целое состояние в европейских банках, вложенное туда еще его отцом! Ему вовсе нет необходимости быть пашой Бурсы или делать еще что-то, связанное с султаном. Он может собрать свою семью и уехать в любую минуту. Не делает этого лишь потому, что изо всех сил пытается предотвратить кровопролитие и спасти своих подданных от гражданской войны.
– Вот поэтому я и не хочу требовать от него денег. У султана повсюду шпионы, и если Калид-шах заплатит нам, он тут же узнает об этом. Посмотри, вся эта история попала в газеты. И если девушка окажется на свободе, газеты моментально сообщат об этом.
Хаммид знает, что Калид сочувствует нам. Он решит, что похищение подстроено самим пашой, чтобы получить оправдание той денежной помощи, которую он нам оказывает.
– Тем лучше! – воскликнул Анвар. – Если Хаммид увидит, что Калид-шах – наш союзник, он поймет, что мы глубоко проникли в Западную империю.
Внезапно Анвар задумался.
– Конечно, тебе придется отдать девушку. Малик ничего не ответил.
– О чем ты думаешь? – спросил Анвар.
– Калид-шах – наш друг. Я вовсе не хочу подставить Бурсу под удар.
– То, чего хочет Калид, не произойдет никогда. Хаммид не пойдет на компромисс; он скорее сровняет с землей всю страну.
– Меня больше волнует, что случится, если Хаммид узнает об этой сделке, – Малик отложил газету. – Это должно выглядеть как враждебное действие.
– Шах хочет с тобой встретиться. Скажи ему это, – После недолгого колебания Анвар снова вернулся к теме, которую считал важной.
– Сможешь отдать девушку? – спросил он.
– За пять тысяч курушей я вынужден буду это сделать, – коротко ответил Малик, отвернулся и пошел прочь.
* * *
Секретарь Дэнфорд принял из рук Беатрис Вулкот чашку чая и положил в нее кусочек сахара. Служанка молча протянула ему поднос с конфетами.
– Попробуйте, – предложил Джеймс. – Жена готовит их по старинному семейному рецепту, а вместо орехов пекан добавляет местный арахис. Очень вкусно!
Дэнфорд взял конфетку и положил ее на позолоченную фарфоровую тарелку. Фарфор оказался лиможским, наивысшего качества, так же, как и все остальное, принадлежавшее Вулкоту.
Действительно, Джеймс Вулкот в Турции преуспевал.
– Так что, официальный ответ султана гласит, что мы ничего не сможем сделать? – продолжил Джеймс разговор, прерванный появлением секретаря.
Дэнфорд кивнул – рот его оказался занят орехами. Наконец он проглотил их и вытер рот салфеткой, прежде чем ответить.
– Он говорит, что люди, похитившие Вашу племянницу, – разбойники, живущие вне закона. Если их поймают, то, разумеется, они понесут высшую меру наказания, но пока ни одному монарху не удалось полностью остановить преступность в своей стране.
– Другими словами, он умывает руки, – фыркнула Беатрис, поморщившись и старательно снимая с кисейного рукава невидимые пылинки.
– Боюсь, что так оно и есть, – согласился Дэнфорд. – Султан прекрасно знает, что вся страна сочувствует мятежникам, поэтому он и пальцем не шевельнет, чтобы освободить из их рук американскую гражданку. Ваша племянница стала жертвой лицемерия на международном уровне.
– Тогда вся надежда на Калид-шаха, – вздохнул Джеймс.
– Я говорила тебе это с самого начала, – не преминула заметить Беатрис.
– Как Вы считаете, этот бандит послушает его? – спросил Джеймс Дэнфорда.
Секретарь посольства поставил чашку и стряхнул с пальцев крошки.
– Если не послушает, Вы больше никогда не увидите свою племянницу, – мрачно ответил тот.
* * *
Улица, ведущая в сторону от главной, больше походила на переулок – настолько она была узка и изрыта колесами тележек, подвозящих товары к лавкам. Глинобитная постройка в конце его казалась низкой и темной, наполненной запахами кофе и густым дымом крепчайшего турецкого табака. Говор многоязыкой толпы походил на жужжанье пчел, а сама кофейня, куда вошел Калид-шах, больше напоминала улей.
Одет он был в стиле британского бизнесмена: в костюм-тройку. А светло-кофейный оттенок кожи, черты лица, напоминающие европейские, и викторианская бородка лишь усиливали сходство с британским туристом. В дальнем конце зала он моментально заметил Малик-бея. Молодой человек был одет бедуином. Свободные одежды делали неузнаваемой фигуру, а головной убор скрывал волосы и нижнюю часть лица.
Переодевание это служило мерой предосторожности. Малика еще ни разу никто и нигде не выдал, несмотря на обещанную за его голову крупную награду. Но какой-нибудь подвыпивший бедствующий крестьянин мог узнать его и, не сдержавшись, выдать свои чувства, а тем самым и Малика.
Мужчины не спеша направились друг к другу и встретились посреди зала у исцарапанного ножом стола. Калид жестом пригласил Малика присесть и заказал две порции боца – ячменного пива, так любимого рабочим людом. С официанткой он говорил по-турецки, а когда обратился к Малику, сразу перешел на английский, чтобы никто вокруг не смог понять, о чем идет разговор.
– Я пришел, чтобы поговорить о выкупе американской девушки, – начал Калид. – Что ты хочешь за нее?
– Пять тысяч курушей, – не задумываясь, ответил Малик.
– Это немало.
– Немного за родственницу Вашей любимой супруги, – сухо заметил Малик.
– Родство вовсе не близкое – Сара даже не знает ее. Девушка эта – племянница жены ее кузена. Вы знали об этом, когда похищали ее?
Малик покачал головой.
– Я видел лишь, что она молода и красива и наверняка принесет немалые деньги, если ее продать на невольничьем рынке.
– Так почему же ты до сих пор не сделал этого? – Калид внимательно взглянул в лицо своему собеседнику.
Малик отвел глаза.
– Я старался, но не смог.
Официантка принесла кружки, и Калид расплатился с ней. Когда она отошла, он наклонился через стол и произнес:
– Я заплачу тебе десять тысяч, если ты три недели продержишь Амелию у себя – в целости и сохранности, – а потом вернешь ее мне.
Малик от изумления потерял дар речи.
– Я вовсе не шучу, – продолжал Калид. – Деньги здесь, со мной.
– Зачем это? – наконец нашел в себе силы спросить Малик.
– Если мы поступим так, султан решит, что я не хотел платить выкуп и долго колебался, а уступил лишь настойчивым просьбам жены, – он улыбнулся. – Хорошо известно, что я люблю и балую ее, и султан прекрасно понимает подобные чувства.
Малик кивнул, лихорадочно обдумывая предложение.
– Я хочу исключить всякое подозрение в сговоре, – продолжал Калид, – а кроме того, есть и еще одно соображение, – он отпил глоток пива. – Султан созывает всех пашей на совет. Я надеюсь получить для Бурсы кое-какие концессии, и если султан будет думать, что я – твой должник, он отнесется ко мне с большим сочувствием.
– Не зря говорят, что Вы играете им, как захотите, – не в силах скрыть восхищение, заметил Малик.
– Приходится хитрить, Ага, – ответил Калид, называя Малика тем титулом, который тот привык слышать от своих товарищей. – Под его началом находятся отряды янычар, и он может в несколько дней сровнять с землей всю Бурсу. Люди смотрят на меня в надежде, что я смогу их защитить. Драться я отважусь только тогда, когда лишу Хаммида его личной армии и буду уверен в победе.
– Любой другой на Вашем месте уже давно уехал бы отсюда и жил в Лондоне, купаясь в роскоши, – задумчиво сказал Малик.
– Но я-то ведь не кто-то другой, – коротко и сухо возразил Калид.
– Где деньги?
– Здесь, – паша поставил на стол кожаную сумку. – Я отдаю их тебе сейчас как вклад в твое дело, ведь совсем скоро они могут понадобиться тебе.
– Почему? Что Вы имеете в виду?
– Вчера я получил весточку от одного из моих шпионов. Султан планирует налет на армянские кварталы Константинополя. Он подозревает тебя в сговоре с армянами.
– Когда это будет?
– В четверг, на заре. Если ты хочешь, чтобы твои союзники пережили этот день и смогли и дальше поддерживать тебя, пошли подкрепление накануне и дай им знать об опасности.
Малик взял сумку и поднялся.
– Когда мы выступим против султана, я предупрежу Вас заранее, чтобы Вы успели вывезти свою семью на запад.
– Когда вы выступите против султана, я буду с вами. Малик протянул руку, и Калид крепко ее пожал.
Глаза их встретились, и никто не отвел взгляд.
– Наверное, с Амелией хлопот не оберешься? – лукаво предположил Калид.
Малик кивнул, слегка улыбнувшись.
– С моей женой было то же самое, но игра стоит свеч, поверь мне. Береги ее.
Малик кивнул. Он все понял.
– Удачи тебе в четверг. Попозже я пришлю Махмуда и передам с ним, когда и где мы сможем встретиться, чтобы ты отдал мне девушку, – с этими словами Калид поднялся и вышел из кофейни.
Малик смотрел вслед могучей фигуре шаха, и чувствовал, как сильно и неровно бьется его сердце. А руки сами собой крепко сжимали бесценную сумку.
Ему доводилось слышать самые удивительные рассказы о паше Бурсы. Теперь он знал, что они не выдуманы.
* * *
Когда Малик вечером вернулся в лагерь, первым делом он отослал Матку из палатки и отпустил часовых. Эми с удивлением наблюдала, как он присел перед ней на корточки и вытащил из ножен кинжал.
Широко раскрыв глаза, девушка затаила дыхание.
Двумя сильными движениями он разрезал ее путы и произнес:
– Вставай!
Эми неуверенно поднялась, затекшие ноги не слушались ее. Малик протянул ей руку, и она тяжело оперлась на нее, ища поддержки.
– Мы пойдем гулять, – пояснил мужчина. Взгляды всех женщин в лагере сосредоточились на девушке, пока она проходила в сопровождении своего повелителя мимо костров, на которых варили пищу, мимо коновязи, мимо главного поста охраны – в лес, начинающийся сразу за лагерем. Пройдя совсем немного, они оказались на поляне, где упавшие стволы старых деревьев могли служить удобными диванами. Малик знаком предложил Эми сесть, а сам остался стоять рядом.
– С какой стати такая милость? – с недоумением поинтересовалась Эми, подняв вверх стертые, измученные веревками руки.
– Что ты сказала? – переспросил Малик. Очевидно, его английский все-таки не был совершенен.
– Почему ты снял веревки? – упростила вопрос девушка.
Мужчина посмотрел в землю, потом вновь перевел взгляд на Эми.
– Я встретился с твоим родственником, Калид-шахом, пашой Бурсы.
Эми с торжеством посмотрела на него.
– Правда? Как интересно! Я же говорила тебе, что не лгу.
– Но ты ни разу не упомянула его имени.
– Я не могла сразу вспомнить его.
– А я подумал, что ты просто искала еще один способ удрать.
– Ты даже слушать меня не хотел! – с негодованием прервала его Эми.
Малик поднял руку, пытаясь успокоить ее.
– Теперь это уже не имеет ни малейшего значения. Паша вернет тебя твоей семье через три недели.
Эми смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах поверить услышанному.
– Больше тебя не будут связывать, потому что тебе уже незачем пытаться убежать. Я не собираюсь ни продавать тебя, ни каким-то образом вредить тебе. Калид-шах уже отдал мне все, что мне было нужно. Отныне тебе абсолютно ничего не угрожает. О тебе будут заботиться, до тех пор пока он не приедет и не заберет тебя.
– Так он уже заплатил?
– Да.
– Сколько?
– Зачем тебе знать это?
Эми подняла с земли щепку и принялась теребить ее в руках.
– Простое любопытство. Для тебя оказалось бы разочарованием и позором столько из-за меня вытерпеть и не получить того, на что рассчитывал.
– Сумма меня вполне устраивает, – кратко ответил Малик.
Эми промолчала.
– Ну? – поддразнил мужчина. – Я думал, что эта новость обрадует тебя.
– Я не очень верю твоим словам, – призналась Эми.
– Почему же?
– Почему? Ты удивлен? Такому правдивому человеку – и не верят? – в голосе Эми звучал сарказм.
– Что заставляет тебя не доверять мне?
– О, дай-ка подумать. Что бы это могло быть? Во-первых, твое прошлое; во-вторых, твое нынешнее занятие; твоя безупречная репутация; твое честное лицо…
– Ответь мне серьезно!
– Ты спокойно можешь принять от Калида деньги, а потом продать меня. К тому времени, как он появится здесь, я буду уже где-нибудь очень далеко, а ты получишь двойную плату за одну заложницу.
– Судя по всему, он доверяет мне.
– Не могу понять, с какой стати.
– Я человек слова.
Девушка, не удержавшись, фыркнула.
– Что это? Честь среди воров? Или вас называют похитителями? Ах, прости, ты же называешь себя Ага – народный герой?
– Мы называем себя людьми, которые хотят быть свободными.
– Ах, пожалуйста! – Эми встала и сжала руки в кулачки. – Хоть раз скажи мне правду! Почему все-таки Калид отдал тебе деньги сейчас, а не тогда, когда ты меня освободишь? Разве обычно делается не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27