Сейчас она занималась почти с двадцатью учениками. Трое из них – ее собственные дети, а остальные – дети дворцовых служащих, чьи родители с радостью пользовались привилегией бесплатного образования. Она остановилась у парты дочери, принцессы Ясмин – девочка старательно переписывала английские слова, строем, словно маленькие солдатики, маршировавшие по листу бумаги. Она в полной мере унаследовала склонность матери к порядку и аккуратности – так же, как и ее светлые волосы, бледную кожу с легким румянцем, и стремление к независимости. На задней парте служанка Сары Мемтаз играла с маленьким принцем Нессимом, который в свои четыре года, конечно, еще был мал для серьезной учебы, но с удовольствием играл «в буквы», причем с равным упоением выводил каракули, напоминающие и английские, и арабские слова.
В стеклянную дверь постучали и показалось лицо Калида. Сара подошла встретить мужа.
– Время ланча, – напомнил он.
– Через несколько минут.
– А не отдохнуть ли нам с тобой немного? – с лукавой улыбкой поинтересовался он.
Сара почувствовала, что румянец смущения и удовольствия заливает ей щеки. После десяти лет совместной жизни она не могла и представить себе мужчину более привлекательного, чем Калид-шах. Сейчас, на пороге сорокалетия, когда седые пряди уже посеребрили некогда черные как смоль, волосы, он излучал ту же мощную сексуальную энергию, которая так поразила и буквально пленила Сару во время их первой встречи.
Сейчас даже трудно было представить, как она ненавидела его тогда и в какой упорной борьбе прошли первые месяцы их знакомства.
– Как дела со сборщиком налогов? – поинтересовалась Сара, имея в виду утренний визит чиновника.
– Зол – впрочем, как и я теперь, – лаконично объяснил супруг. – Не удивительно, что мятежники с каждым днем получают все новых и новых сторонников. Если султан попытается выдавить еще хоть одну кап крови из людей в моем округе, дело несомненно закончится открытым бунтом.
– Я сегодня получила письмо от Роксалены, – Сара постаралась поскорее сменить неприятную тему. Из кармана своей широкой юбки она достала конверт. Сара предпочитала в классной комнате носить западную одежду: это позволяло ей чувствовать себя той самой школьной учительницей, которой она когда-то была.
– И что же она пишет? – заинтересовался Калид, беря с парты английскую хрестоматию.
– Осман две недели в отъезде, и она очень скучает без него. Малыш начинает разговаривать, но пока говорит только два слова: «есть» и «мокро».
– А больше ему ничего и не нужно, – смеясь, ответил Калид. – Ну пойдем же, Сара. Отпускай ребят. Я страшно проголодался!
Сара хлопнула в ладоши, и дети, словно птички, сорвались со своих мест. Трое малышей бросились к отцу. Несколько минут он повозился с ними, а потом отправил завтракать в сопровождении Мемтаз.
– Ну наконец-то мы одни, – с облегчением вздохнул он. Его английский – наследство оксфордских времен – был свеж и правилен. – Ты проводишь слишком много времени с этой детворой и очень мало – со мной.
– Но ты же весь день занят делами Бурсы.
– Для тебя я никогда не занят. Пойдем же. Козем ждет нас у себя, а потом нам обязательно нужно побыть вдвоем, – он нежно поцеловал Сару в шею.
– Как она сегодня? – Престарелая бабка Калида почти не выходила из своих комнат, но ум ее оставался острым и ясным.
– Чувствует себя немного усталой. Но когда я был у нее, она как раз требовала повара, так что оснований для беспокойства нет.
Сара хихикнула. Они вышли из классной и пошли по мраморному полу холла. В этот момент из-за угла показался Турхан-ага, капитан отряда охранников, и с поклоном приблизился.
– В чем дело? – нетерпеливо обратился к нему Калид, стремясь как можно быстрее покончить с непредвиденным делом.
– Письмо от родственника Вашей милости, Джеймса Вулкота. Его только что доставили.
– Джеймс? – заволновалась Сара. – И что же в письме?
Калид распечатал конверт и развернул лист, торопливо пробегая строчки глазами.
– Он едет в Бурсу и просит меня о немедленной аудиенции, – пояснил Калид несколько озадаченно.
– И это все? Ни слова о том, в чем причина визита?
– Ни слова, – Калид кивнул Турхану, отпуская его.
– Очень странно. Так ты примешь его сразу, как он приедет?
Калид обнял ее за плечи.
– Ну разумеется, милая. Не волнуйся. Я уверен, что ничего серьезного не произошло. Ты же знаешь, что жена твоего кузена склонна все драматизировать, и скорее всего именно она и стоит за всем этим. Пойдем же – Козем ждет.
Сара последовала за мужем, вовсе не уверенная, однако, что поводов для беспокойства нет.
* * *
Дорога по песчаной равнине казалась бесконечно долгой. Эми слишком устала, чтобы продолжать борьбу, и поэтому просто сидела на копе впереди бандита, размышляя о том, что же ждет ее в конце этой изнурительной скачки. Ее изнасилуют и потом убьют? Если целью похищения был грабеж, то зачем тогда ее схватили? В том состоянии, в котором девушка сейчас находилась, она не могла ни ясно думать, ни планировать что-либо. Когда конь внезапно свернул с дороги и начал подниматься вверх по холму, Эми пошевелилась, пытаясь лучше рассмотреть то, что ее окружает. Сильная мужская руку тут же сжала ее талию.
Эми покорилась, чувствуя силу, сопротивляться которой было невозможно. Ее спутник казался значительно выше всех турецких мужчин, которых ей пришлось видеть до этого, а тело его, хотя и худое, поражало рельефностью мускулатуры. Конечно, бороться с ним не имело ни малейшего смысла, поэтому оставалось лишь ждать и надеяться на благосклонность судьбы.
Некоторое время они поднимались вверх по склону, пробираясь между камней и кустов. Сзади раздавался стук копыт второго коня – значит, товарищ ее похитителя следует за ними. Эми настолько устала, что спина ее буквально разламывалась на куски, но в этот момент они остановились в узкой долине, где вокруг костра стояло несколько палаток. Женщины с закрытыми чадрой лицами суетились около огня, готовя что-то. В противоположном конце лагеря Эми увидела небольшую пещеру, в которой тоже светился огонь. Девушка едва успела разглядеть все это, как ее похититель легко соскочил с коня, а потом снял и ее. Прежде чем она успела пошевелиться, он вытащил из седельной сумки веревку и связал ей руки, а потом повел спотыкающуюся от усталости и страха пленницу в ближнюю палатку.
Все обитатели лагеря бросили свои дела и с любопытством уставились на странно одетую незнакомку. Чужестранка была без шляпы, с растрепавшимися волосами, с порванным подолом синей шелковой юбки. Эми ни на кого не смотрела и, подняв голову и глядя вдаль, шла прямо к палатке, где уже ждали другие женщины.
Тот, кто привел Эми сюда, привязал ее к столбу и что-то коротко приказал по-турецки. Потом, бросив на пленницу беглый взгляд, решительно вышел из палатки.
Эми посмотрела на женщин, которые, в свою очередь, с интересом разглядывали ее. Затем быстро окинула взглядом палатку, заметив на полу грубо написанный от руки плакат, на котором были изображены полумесяц и звезда. Текст невозможно было разобрать из-за того, что он оказался заляпанным грязными следами ботинок. Внезапно Эми поняла, что это не что иное, как один из тех призывов к восстанию, к борьбе против султана, которые мятежники распространяли везде, любыми средствами. Она как раз прочитала о подобных плакатах в английской газете, пока ждала карету.
Неужели она в руках бунтарей, которые хватали заложников, где только могли, чтобы выручать за них средства для своей борьбы? Или плакат этот случайно притащили сюда бандиты, которые заботились лишь о своей наживе и схватили ее просто так, ради интереса, чтобы передавать ее с рук на руки до тех пор, пока она всем им не надоест? А может быть, ей уготована другая, более страшная доля? Трудно было что-то сказать наверняка, а все перспективы казались мрачными.
Самая старшая из женщин, очевидно, главная здесь, развязала Эми руки, одновременно что-то приказывая остальным. Девушку схватили за руки и держали до тех пор, пока не вошла девочка с ведром горячей воды – над ним поднимался пар. Она вылила воду в обитое жестью корыто, а пожилая, с выражением подчеркнутой невинности на лице, сделала Эми знак.
Эми недоуменно переводила взгляд с нее на корыто. Старуха подняла брови, словно говоря:
– Все, что мы хотим сделать, – это устроить тебе ванну.
Эми знаком показала, что согласна, и тогда женщины, которые держали ее, отпустили ее руки. Эми и сама мечтала о ванне – возможно, больше, чем когда-либо в своей жизни. Поездка и до похищения была трудной, жаркой и пыльной, а борьба с бандитом лишь прибавила грязи.
– Я приму ванну, если Вы уберете всех отсюда, – сказала она старухе.
Ответом ей был лишь непонимающий взгляд. Эми сделала движение, включающее всех зрителей, а потом пальцем показала на выход из палатки.
Старуха покачала головой; черный платок, закрывающий ей лоб и спадающий на спину и грудь, смялся от этого движения.
Эми пожала плечами.
– Ну хорошо, Вы оставайтесь, – согласилась она. Старуха кивнула и показала в сторону девочки, которая принесла воду.
– Вдвоем останетесь? – уточнила Эми. Ей ничего не ответили.
Эми вздохнула.
– Ну ладно, – покорилась она, – пусть остальные уйдут.
Старуха хлопнула в ладоши и что-то сказала по-турецки. Женщины неохотно пошли к выходу, поминутно оглядываясь.
Эми осталась одна – вернее, со старухой и девочкой, которая достала из комода грубое полотенце, сложенное платье и еще что-то, похожее на кусок воска. Когда девочка подошла поближе, Эми разглядела, что это не воск, а самодельное мыло.
Обе женщины – молодая и старая – внимательно смотрели на нее, явно ожидая, когда же она начнет раздеваться.
– Отвернитесь, – приказала Эми, пальцем изобразив круговое движение.
Они даже не пошевелились.
Эми повернулась к ним спиной и начала снимать с себя превратившуюся в лохмотья одежду. Увидев корсет из китового уса, обе женщины воскликнули, а девочка вдобавок и захихикала. Эми так и не удалось самостоятельно снять его, и пришлось терпеть унижение, стоя неподвижно, пока девочка расшнуровывала завязки. Потом женщины внимательно наблюдали за тем, как она снимала чулки и нижнее белье, и, наконец, когда ее тело предстало пред ними, одобрительно, даже восхищенно, забормотали. Эми побыстрее прыгнули в воду, чтобы избавиться от оценивающих взглядов – вода оказалась значительно горячее, чем хотелось бы. Девочка вышла и тут же вернулась с ведром холодной воды, вылив его в корыто.
Эми было неловко принимать ванну в присутствии посторонних, но желание смыть с себя грязь оказалось сильнее смущения. Она намылилась странным мылом, которое на ощупь напоминало смолу и пахло сосной – запах сам по себе приятный, но очень уж отличный от тех, к которым она привыкла. Когда старуха собрала ее волосы и вынула из них оставшиеся шпильки, девушка не возражала. Она наклонила голову. Девочка намочила волосы, а старуха намылила их. При этом они оживленно болтали между собой, явно обсуждая их цвет: они казались им слишком светлыми – для турчанок это было необычно. Когда пришла пора смывать мыло, принесли теплую воду и поливали, до тех пор пока Эми не подняла руку и не встала из корыта.
Они вытерли ее грубым, царапающим кожу полотенцем и через голову накинули на нее легкое, почти прозрачное платье. Оно оказалось длинным – до пола, а рукава спустились до запястий. Появились туфли и вязаный пояс. Подпоясываясь, Эми незаметно оглядывалась по сторонам, ища возможности убежать.
Когда старуха подошла к ней, чтобы приколоть к волосам газовую накидку, на Эми снизошло озарение. Она похлопала женщину по плечу. Та взглянула на нее, и Эми открыла рот, изображая, будто ест что-то.
Женщина кивнула и сказала пару слов девочке. Та немедленно вышла, и Эми поняла, что пора действовать. Ванна освежила ее, придала сил и в то же время дала возможность выработать тактику действий. Едва старуха наклонилось к комоду, убирая в него что-то, Эми моментально сбила ее с ног и прошмыгнула мимо, выскочив из палатки.
Она завернула за угол и направилась прямиком в лес.
Но она успела пробежать всего несколько футов. Ее схватили сзади так грубо и с такой силой, что она словно повисла в воздухе, все еще находясь в движении. Двое огромных мужчин оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, обратно в палатку и крепко привязали – по рукам и ногам – к шесту. Старуха с готовностью подала им кляп, чтобы прекратить крики.
Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.
Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из-под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.
Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.
* * *
Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех. Один из его товарищей принес на блюде еду, но он лишь отрицательно покачал головой. Человек попробовал с ним заговорить, но Малик сделал ему жест удалиться, взял бутылку раки и принялся беспокойно мерить шагами тесное пространство.
Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.
Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.
Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.
Пленница полностью завладела его мыслями.
Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому-нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.
Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.
Внешность ее породила проблему совсем иного рода: оказалось, что необычайно трудно отвлечься от образа красивой и привлекательной женщины. Голова начинала кружиться. Всю дорогу до лагеря он крепко сжимал в руках ее нежное гибкое тело и вдыхал аромат ее кожи и волос. Глаза такого цвета, как у нее – большая редкость: серые, без малейшего оттенка голубизны. Словно океан в ненастную погоду. А волосы! Чистое золото, словно вершины минаретов, возвышающиеся над великолепной мечетью на площади Айя-София. Во время скачки пряди их касались его лица, мягкие и свежие, словно трава.
Малик допил остатки раки и со злостью отбросил флягу в сторону. Все эти рассуждения бесполезны и бесцельны. Он прекрасно знает, что нужно делать и что он будет делать. Он забудет ее так же, как забыл многих других, и будет двигаться дальше – к своей цели.
Иначе этой цели не достичь.
* * *
Джеймс Вулкот сидел в кабинете секретаря американского посольства Дэнфорда и удивлялся, как мало изменений произошло здесь за долгие годы. Помощник секретаря, с которым он впервые встретился, когда его кузина Сара исчезла из султанского гарема, теперь стал секретарем посольства. Кирманский ковер заменили на афганский, но и красные занавеси с золотыми кистями, и бюст покойного президента Линкольна остались на своих местах. В тот момент, когда Дэнфорд шумно вошел в кабинет, Джеймс разглядывал один из дипломов в рамке на стене.
Джеймс поднялся и пожал протянутую руку, заметив, что Дэнфорд стал еще более представительным и цветущим, чем когда они виделись в последний раз. Секретарь словно сошел со страниц модного журнала: на нем был длинный сюртук из серого твида, совсем не по здешнему климату, а в руке он держал тросточку с золотым набалдашником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27