Иванов тоже обернулся и хотел встать, но человек с автоматом опять приказал:
– Сидеть!
Иванов опустился на бревно, проворчав что-то угрожающее себе под нос, а человек, не опуская автомата, обошел их и стал между ними и костром.
– Чего вы кричите, автоматом тут размахиваете?! Кто вы такой?! – разозлился Рудаки и попытался опять встать.
– Ты сиди, сиди, Аврам, – сказал человек, – в ногах правды нет.
И Рудаки узнал своего долгожданного легендарного капитана Нему. Правда, узнал не сразу – так необычно он выглядел даже для этого странного времени.
Капитан Нема был одет в солдатскую полевую форму советского времени – гимнастерка, перепоясанная широким ремнем с пятиконечной звездой, галифе, заправленные в грязные кирзовые сапоги, сдвинутая на лоб пилотка. Свет костра упал на его мятые погоны, и Рудаки отчетливо увидел на них четыре звездочки капитана Советской армии. В руках у Немы был автомат с круглым диском – такие Рудаки только в кино видел.
– Нема! – воскликнул Рудаки, стряхнув с себя оцепенение, которое нашло на него после внезапного появления капитана в таком странном виде. – Нема, что это ты так вырядился?! Я и не узнал тебя сначала. Вот познакомься: товарищ мой, Володя. С нами лететь собирается.
– Наум, – сказал капитан каким-то скрипучим голосом, но с места не сдвинулся и автомат не опустил.
Рудаки встал, и капитан Нема сделал шаг назад, по-прежнему не опуская автомат. Встал и Иванов. Все трое молчали. Капитан настороженно смотрел на них, продолжая пятиться. Наконец он остановился, едва не наступив на костер, и сурово предупредил:
– Не приближайтесь – буду стрелять!
– Ты чего, Нема?! – сказал Рудаки, совершенно сбитый с толку и видом, и поведением капитана. – Аврам я, не узнаешь? А это товарищ мой, Иванов. Я ведь говорил тебе, что мы всей компанией линять отсюда собрались. Ты ведь помочь обещал.
– Узнаю, – ответил капитан и сел на бревно возле костра, положив на колени свой антикварный автомат. – Ситуация сильно изменилась. Враг наступает. Мы потеряли многих наших товарищей. Линия фронта отодвинулась. Перевести большую группу будет сложно. Сколько у тебя людей?
– Человек десять будет, – совсем растерявшись, ответил Рудаки и посмотрел на Иванова – тот ухмылялся.
– Нужны только мужчины, женщины и дети будут обузой – враг наступает нам на пятки.
Нема вдруг вскочил, резко повернулся и направил автомат на прибрежные кусты.
– Показалось, – сказал он и опять навел автомат на Рудаки.
– Что ты автоматом размахиваешь?! – взорвался Рудаки. – Какие враги?! Ты что, белены объелся?! Аврам я, а это мой товарищ, Володя Иванов. Ты же нас обещал на другую планету переправить, мы тут тебя несколько ночей ждем. А ты что?!
– На звезду, на звезду Бетельгейзе, а не на планету, – сказал капитан, опустил автомат и опять сел на бревно. – Садитесь, – он похлопал по бревну, но Рудаки и Иванов продолжали стоять.
– Садитесь, я все объясню. Ситуация изменилась, я же сказал. Враг перешел в наступление. Мы уже месяц в глухой обороне, а кое-где и пришлось отступить. Линия фронта сдвинулась, понимаешь. Нам нужны люди. Рассчитываю на вас. У тебя закурить есть?
– И закурить, и выпить, – Рудаки протянул капитану сигареты. – Но все-таки я ничего не понимаю. Объясни толком. Какие враги? Какой фронт? Ты в какой армии служишь?
– В Советской, в какой же еще, – капитан затянулся сигаретой, а Иванов хмыкнул.
Рудаки совсем растерялся: и форма, и поведение, и слова капитана Немы были настолько странными даже для этого странного времени, что он буквально онемел. Он растеряно взглянул на Иванова – тот пожал плечами и спросил Нему:
– А враги ваши кто?
– Странный вопрос, – капитан строго посмотрел на Иванова и поправил на коленях автомат, – странный вопрос. Разве у нас не общие враги? – и сказал Рудаки: – Не понимаю я что-то твоего товарища.
Иванов нахмурился и сжал кулаки, а Нема выплюнул сигарету и схватил автомат обеими руками. Повисло напряженное молчание.
Рудаки перепугался не на шутку, он знал, как вспыльчив бывает Иванов, а тут автомат в руках у этого Немы.
– Да Володя хороший мужик, ты что? – поспешно сказал он и добавил: – Ты все же уточни, какие враги, а то мобилизуешь нас на борьбу, а с кем, не понятно.
– Странно, очень странно, что вы этого не понимаете, – Нема встал, продолжая сжимать в руках автомат, и отступил к костру. – Вашу страну захватили оккупанты, немецко-фашистские захватчики терзают вашу землю, гибнут лучшие из лучших, Советская армия истекает кровью в справедливой борьбе…
Капитану не удалось закончить свою тираду: сначала все вокруг озарила вспышка нестерпимо яркого света – Рудаки и Иванов инстинктивно закрыли глаза, – а через секунду раздался оглушительный взрыв. Казалось, грохнуло где-то совсем рядом – взрыв был такой силы, что у Рудаки заложило уши и он перестал что-либо слышать; через некоторое время пришла взрывная волна: на них посыпались ветки, швырнуло золу и головешки из костра. Когда Рудаки пришел в себя и стал нормально видеть и слышать, он понял, что взрыв все же был далеко от них: в дальней от города стороне над лесом стояло огромное зарево. Рудаки огляделся. Иванов тер глаза и чихал, а капитан Нема исчез.
– Ну что? Мотать отсюда надо! – закуривая трясущимися руками, сказал Рудаки. – Опять на нашу голову какие-то катаклизмы, правда, на этот раз, похоже, рукотворные. Да, кстати, – спросил он, ему наконец удалось прикурить, и он жадно затянулся, – да, кстати, где же Нема? Его что, взрывной волной унесло?
– Лучше здесь остаться, – Иванов тоже закурил, но руки у него не дрожали, что с некоторой завистью отметил про себя Рудаки. – Останемся лучше здесь – во-первых, Корнета надо дождаться, во-вторых, грохнуло не в городе и нашим, похоже, ничего не угрожает, а в третьих – не хочется никуда идти, посмотрим, что дальше будет.
– А Нема где? – опять спросил Рудаки.
– Сумасшедший твой Нема, на всю голову, – Иванов доставал из кустов свою знаменитую шляпу, которую занесло туда взрывной волной. – Безумец, как тот лозоходец, помнишь?
– Не был он таким, – задумчиво сказал Рудаки. Он снял плащ, отряхнул и снова надел. – Нормальный был мужик. А форму эту он где взял, в музее? И автомат?
– Наверное, в музее, – согласился Иванов, сел на бревно, порылся в рюкзаке, достал флягу и две кружки, потом какую-то закуску, завернутую в газету. – Давай выпьем от стрессов, так сказать, пока опять не бабахнуло.
Рудаки сел рядом с ним и взял кружку с самогоном. Они выпили, молча чокнувшись кружками, и стали жевать бутерброды с тушенкой, приготовленные их ворчливыми боевыми подругами.
Зарево над лесом разгоралось, охватив уже все видимое пространство неба. Стало светло, блики зарева мерцали в озере. Лесная и озерная живность, всполошенная взрывом, возилась вокруг – отовсюду доносились всплески, шорохи, кряканье уток и повизгивание собак. На противоположный берег выскочили лошади и поскакали вдоль озера беспорядочным аллюром. За ними с хриплым лаем помчалось несколько собак. Скоро в воздухе запахло гарью.
– Лес горит, – сказал Рудаки. – Интересно, что это взорвалось – в той стороне вроде нет ничего такого – один лес.
Как бы в ответ на его вопрос в той стороне раздалось несколько громких орудийных залпов и вслед за ними – треск автоматных или пулеметных очередей.
– Война что ли?! – Рудаки в волнении вскочил на ноги. – Может, пойдем отсюда. Похоже, не так далеко стреляют. Только войны нам не хватало!
– Сиди, – сказал Иванов, – сиди, сейчас еще выпьем. Нельзя без Корнета уходить, – он налил в кружки вторую порцию и протянул ее Рудаки. – Давай. За мир во всем мире.
– Давай, – Рудаки взял кружку, чокнулся с Ивановым и выпил. – Но где же Корнета черти носят? – спросил он, разворачивая бутерброд.
Опять раздались орудийные залпы, казалось, уже ближе, опять затрещали автоматы, и за всем этим шумом они не заметили, как из кустов появился слегка запыхавшийся Вольф (он же Владимир) Штельвельд.
– Привет! – бодро сказал Штельвельд. – Пьете. Нет, чтобы подождать товарища.
– Привет, – ответил Иванов, – ты бы еще к утру появился. Садись, сейчас налью.
– Здравствуйте, Володя, – обрадовался Рудаки, – впрочем, мы же виделись уже сегодня…
– Ага, виделись, – согласился Штельвельд.
Он сбросил рюкзак и сел на бревно рядом с Рудаки, а Иванов разлил самогон в три кружки («Запасливый, – подумал Рудаки с некоторой завистью, – я бы точно кружки забыл») и сказал:
– Мы тут за мир во всем мире пили. Можно и повторить, учитывая последние события, – он показал рукой на зарево, которое, похоже, стало еще ярче, и запах гари усилился.
– Давайте, хороший тост, – Штельвельд взял кружку, – а то, похоже, война с немцами началась – я, как сюда шел, немецкий патруль на мотоциклах видел. Точно, как в кино: каски такие изогнутые, рукава мундиров закатаны, на груди «шмайсеры» болтаются. Я в лесу от них спрятался. Давайте выпьем и пошли отсюда, а то неизвестно, как там наши в городе, может, там немцы уже.
– Вы не шутите, Володя? Правда, немцев видели? – спросил Рудаки.
– Какие тут могут быть шутки?! Видел, как вот вас, и слышал: по-немецки говорят, – ответил Штельвельд и выпил.
Выпив, все некоторое время молча жевали бутерброды и слушали перестрелку в лесу, которая, кажется, стала к ним приближаться. Потом Рудаки опять спросил Штельвельда:
– А где вы этот патруль видели, Володя, далеко отсюда? И вообще, что происходит, как думаете?
– Далеко, – ответил Штельвельд, – в городе, там, где моя знакомая живет, правда, уже у самого леса – там я и спрятался. А что происходит, понятия не имею, похоже на историческую постановку. Должно быть, опять Аборигены развлекаются или Аборигенки, впрочем, скорее Аборигены, эти немцы явно мужики были.
– Ну теперь понятно, почему Нема умом повредился, – задумчиво сказал Рудаки, – не понятно только, где он форму достал.
– Так вы Нему видели? – спросил Штельвельд.
– Ну да, – Рудаки стал застегивать рюкзак, увидев, что Иванов уже положил в свой флягу и кружки и собирается забросить его на плечо. – Был тут Нема в полной полевой форме капитана времен Отечественной с автоматом. Знаете, такой, как в кино, с круглым диском? Призывал нас вступить в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. В общем, получается, что опять какую-то кашу на нашу голову заварили теперь с немцами.
– Н-да… – протянул Штельвельд. – А я сначала думал, что вся эта стрельба связана с гусарами как-то, думал, Гувернер-Майор опять разборки затеял со своими врагами.
– Похоже, не Гувернер на этот раз, – Иванов надел на плечи рюкзак. – Пошли, может, в городе разберемся, что за новая катавасия.
Они надели рюкзаки и молча тронулись в обратный путь по той же лесной дороге. Уже наступила ночь, но зарево освещало дорогу и идти было легко. Стрельба и глухой гул орудийных залпов в лесу были уже не такими громкими, как на озере, и где-то в глубине леса слышались неясные потрескивания и шорохи, как будто кто-то там ходил, ломая ветки.
– Все зверье вояки переполошили, – заметил Иванов. Рудаки и Штельвельд ничего не ответили и продолжали молча идти по дороге – Штельвельд угрюмо смотрел себе под ноги, а Рудаки все время озирался. Не встретив никого по дороге, они вскоре вышли к той улице, возле которой их высадил Переливцев.
Улица была сонная и безлюдная, вокруг было тихо, только горизонт за лесом продолжал полыхать, да все еще были слышны в той стороне перестрелка и редкие залпы орудий. Они медленно пошли по улице, завернули за угол и увидели человека, который быстрым шагом шел им навстречу. Они не обратили на него особого внимания, но прохожий, поравнявшись с ними, вдруг остановился и воскликнул:
– Аврам! Ты?!
Рудаки пригляделся и с некоторым удивлением узнал капитана Нему, но уже без экзотической формы и автомата, а в кожаной куртке и джинсах – в том же, в чем он был, как помнил Рудаки, в последний раз, когда они договаривались! в городе о встрече в Голосеевском лесу.
– А… Нема… – сказал Рудаки без особой радости в голосе. – Что же ты спектакли устраиваешь, водевили с переодеванием?
– Какие спектакли? – удивился Нема. – Я к вам на встречу иду, еле добрался – патрули везде, а вы меня не подождали, хорошо, что встретились, а то и разминуться могли.
– Постой. Что значит «только на встречу иду»? Ты же уже подходил к нашему костру. Мы вот с Володей с тобой разговаривали. Ты еще нас в Советскую армию вербовал с фашистами сражаться, – сказал Рудаки и сразу же почувствовал, что что-то тут было не так, не тот это был Нема, точнее, тот у костра был не этот – голос у того был какой-то скрипучий и, вообще, вел тот себя совершенно иначе, неестественно как-то.
– Ну, ты даешь, профессор! К какому костру? Куда я вас вербовал? Ты что перебрал? Я вот только сейчас к вам смог выбраться и товарищей твоих в первый раз вижу, – возмутился Нема номер два или скорее номер один.
Рудаки уже понял, что это был настоящий Нема (а кто ж тот тогда был?), и сказал:
– Извини, брат, тогда, выходит, тут у тебя двойник объявился. Впрочем, не переживай – у меня тоже двойник есть.
Он представил настоящему Неме Иванова и Штельвельда, и они пошли в город все вместе. По пути Рудаки стал рассказывать про лже-Нему и взрыв и про то, как ждали они его прошлой ночью и как их захватили Аборигенки.
– Н-да… – глубокомысленно промычал Нема и этим неопределенным междометием и ограничился. Зато Штельвельд спросил его бодрым голосом:
– А как насчет Бетельгейзе? Когда стартуем?
Нема замялся:
– Тут такое дело – похоже, посредники подвели. Я ведь не прямо был связан с Космическим советом по переселению, а через московских посредников. Так вот, эти посредники вдруг куда-то исчезли, испарились, так сказать. Уже неделю их разыскиваю, потому и к вам на встречу не пришел вчера или, точнее, уже позавчера…
– Вы что, Нема, действительно в эти сказки верите? – прервал его Иванов. – В этот Космический совет и прочую белиберду? Или у вас тут какой-то свой интерес есть? Извините за откровенный вопрос, но, сами понимаете, время такое…
– Интереса у меня никакого нет, – сказал Нема, и в его голосе прозвучала обида. – Личного то есть. Аврам мой приятель, знаю его давно – хотелось помочь. А что до того, сказки это или нет, не знаю. Судите сами. Я Авраму рассказывал. Есть в России такой Космический совет по переселению. Они будто бы организуют переселение выдающихся личностей на другие планеты, где можно жить, атмосфера подходящая и так далее. Вот я и решил, что Аврам вполне под эту категорию подходит: доктор там, профессор. Если подать, как следует, может пройти. А он мне про своих друзей рассказал, про вас то есть, тоже – сплошные доктора и таланты. Вот я и связался с вербовщиками, я их знаю еще с армии – хорошие ребята, – Нема помолчал немного, а потом добавил: – Есть еще одна категория – племенные пары, для развода, так сказать, но вы под эту категорию не подходите.
– Это почему же не подходим?! – возмутился Штельвельд, и все засмеялись.
– А как же Бетельгейзе? – поинтересовался Рудаки. – Ты ведь говоришь, что на планеты переселяют.
– Да я и сам не знаю, при чем тут Бетельгейзе, – развел руками «капитан». – Посредники так говорили. Может быть, пароль такой или переселяют на планету в системе этой звезды, хотя вряд ли. Короче говоря, не знаю. За что купил, как говорится…
Некоторое время они шли молча, думая о том, что рассказал «капитан».
«С самого начала было ясно, что ничего из этого не выйдет, – думал Рудаки, – и все же жаль, что так скоро все закончилось: не будет больше ночных бдений у костра, разговоров на эту тему, общих сборов в подвале, пойдут будни, ничем не заполненные, – ничего впереди, одна борьба за выживание». Тут он вспомнил про немцев и спросил у Немы:
– Слышь, Нема, ты тут про патрули говорил. Что за патрули? Немцы что ли?
– По форме судя, немцы. Как из исторического фильма про войну, и с ними наши местные, на рукавах повязки с надписью «Полицай» по-немецки. Меня два раза останавливали, возле вокзала и на Жилянской. Евреев ловят и комиссаров. Так мне один и сказал «Juden und Komissaren».
– И как же ты – ты ведь еврей, насколько мне известно? – спросил Рудаки, не без тревоги подумав при этом про свой нос и фамилию.
– А мне повезло, считай. Меня оба раза одни немцы остановили, без полицаев. Спрашивают: «Jude?» – «Nein», – говорю, «Komissar?» – «Nein», взяли под козырек и отпустили, – ответил Нема и добавил: – Нам бы надо осторожней идти – город уже, патрули могут ездить, хотя и ночь.
Они вышли уже на Красноармейскую – широкая улица хорошо просматривалась: далеко впереди на протяжении нескольких кварталов не было никого, лишь ветер гонял по мостовой опавшие листья. Было тихо вокруг, только в той стороне, откуда они пришли, слышалось глухое ворчание орудийной канонады. Они остановились на перекрестке и закурили.
– Тихо как, – сказал Штельвельд, – спят оккупанты…
И тут, как бы опровергая его слова, на улице, уходящей в гору, на Печерск, раздался рев мощного двигателя, и через минуту их ослепили яркие фары машины, выскочившей на перекресток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Сидеть!
Иванов опустился на бревно, проворчав что-то угрожающее себе под нос, а человек, не опуская автомата, обошел их и стал между ними и костром.
– Чего вы кричите, автоматом тут размахиваете?! Кто вы такой?! – разозлился Рудаки и попытался опять встать.
– Ты сиди, сиди, Аврам, – сказал человек, – в ногах правды нет.
И Рудаки узнал своего долгожданного легендарного капитана Нему. Правда, узнал не сразу – так необычно он выглядел даже для этого странного времени.
Капитан Нема был одет в солдатскую полевую форму советского времени – гимнастерка, перепоясанная широким ремнем с пятиконечной звездой, галифе, заправленные в грязные кирзовые сапоги, сдвинутая на лоб пилотка. Свет костра упал на его мятые погоны, и Рудаки отчетливо увидел на них четыре звездочки капитана Советской армии. В руках у Немы был автомат с круглым диском – такие Рудаки только в кино видел.
– Нема! – воскликнул Рудаки, стряхнув с себя оцепенение, которое нашло на него после внезапного появления капитана в таком странном виде. – Нема, что это ты так вырядился?! Я и не узнал тебя сначала. Вот познакомься: товарищ мой, Володя. С нами лететь собирается.
– Наум, – сказал капитан каким-то скрипучим голосом, но с места не сдвинулся и автомат не опустил.
Рудаки встал, и капитан Нема сделал шаг назад, по-прежнему не опуская автомат. Встал и Иванов. Все трое молчали. Капитан настороженно смотрел на них, продолжая пятиться. Наконец он остановился, едва не наступив на костер, и сурово предупредил:
– Не приближайтесь – буду стрелять!
– Ты чего, Нема?! – сказал Рудаки, совершенно сбитый с толку и видом, и поведением капитана. – Аврам я, не узнаешь? А это товарищ мой, Иванов. Я ведь говорил тебе, что мы всей компанией линять отсюда собрались. Ты ведь помочь обещал.
– Узнаю, – ответил капитан и сел на бревно возле костра, положив на колени свой антикварный автомат. – Ситуация сильно изменилась. Враг наступает. Мы потеряли многих наших товарищей. Линия фронта отодвинулась. Перевести большую группу будет сложно. Сколько у тебя людей?
– Человек десять будет, – совсем растерявшись, ответил Рудаки и посмотрел на Иванова – тот ухмылялся.
– Нужны только мужчины, женщины и дети будут обузой – враг наступает нам на пятки.
Нема вдруг вскочил, резко повернулся и направил автомат на прибрежные кусты.
– Показалось, – сказал он и опять навел автомат на Рудаки.
– Что ты автоматом размахиваешь?! – взорвался Рудаки. – Какие враги?! Ты что, белены объелся?! Аврам я, а это мой товарищ, Володя Иванов. Ты же нас обещал на другую планету переправить, мы тут тебя несколько ночей ждем. А ты что?!
– На звезду, на звезду Бетельгейзе, а не на планету, – сказал капитан, опустил автомат и опять сел на бревно. – Садитесь, – он похлопал по бревну, но Рудаки и Иванов продолжали стоять.
– Садитесь, я все объясню. Ситуация изменилась, я же сказал. Враг перешел в наступление. Мы уже месяц в глухой обороне, а кое-где и пришлось отступить. Линия фронта сдвинулась, понимаешь. Нам нужны люди. Рассчитываю на вас. У тебя закурить есть?
– И закурить, и выпить, – Рудаки протянул капитану сигареты. – Но все-таки я ничего не понимаю. Объясни толком. Какие враги? Какой фронт? Ты в какой армии служишь?
– В Советской, в какой же еще, – капитан затянулся сигаретой, а Иванов хмыкнул.
Рудаки совсем растерялся: и форма, и поведение, и слова капитана Немы были настолько странными даже для этого странного времени, что он буквально онемел. Он растеряно взглянул на Иванова – тот пожал плечами и спросил Нему:
– А враги ваши кто?
– Странный вопрос, – капитан строго посмотрел на Иванова и поправил на коленях автомат, – странный вопрос. Разве у нас не общие враги? – и сказал Рудаки: – Не понимаю я что-то твоего товарища.
Иванов нахмурился и сжал кулаки, а Нема выплюнул сигарету и схватил автомат обеими руками. Повисло напряженное молчание.
Рудаки перепугался не на шутку, он знал, как вспыльчив бывает Иванов, а тут автомат в руках у этого Немы.
– Да Володя хороший мужик, ты что? – поспешно сказал он и добавил: – Ты все же уточни, какие враги, а то мобилизуешь нас на борьбу, а с кем, не понятно.
– Странно, очень странно, что вы этого не понимаете, – Нема встал, продолжая сжимать в руках автомат, и отступил к костру. – Вашу страну захватили оккупанты, немецко-фашистские захватчики терзают вашу землю, гибнут лучшие из лучших, Советская армия истекает кровью в справедливой борьбе…
Капитану не удалось закончить свою тираду: сначала все вокруг озарила вспышка нестерпимо яркого света – Рудаки и Иванов инстинктивно закрыли глаза, – а через секунду раздался оглушительный взрыв. Казалось, грохнуло где-то совсем рядом – взрыв был такой силы, что у Рудаки заложило уши и он перестал что-либо слышать; через некоторое время пришла взрывная волна: на них посыпались ветки, швырнуло золу и головешки из костра. Когда Рудаки пришел в себя и стал нормально видеть и слышать, он понял, что взрыв все же был далеко от них: в дальней от города стороне над лесом стояло огромное зарево. Рудаки огляделся. Иванов тер глаза и чихал, а капитан Нема исчез.
– Ну что? Мотать отсюда надо! – закуривая трясущимися руками, сказал Рудаки. – Опять на нашу голову какие-то катаклизмы, правда, на этот раз, похоже, рукотворные. Да, кстати, – спросил он, ему наконец удалось прикурить, и он жадно затянулся, – да, кстати, где же Нема? Его что, взрывной волной унесло?
– Лучше здесь остаться, – Иванов тоже закурил, но руки у него не дрожали, что с некоторой завистью отметил про себя Рудаки. – Останемся лучше здесь – во-первых, Корнета надо дождаться, во-вторых, грохнуло не в городе и нашим, похоже, ничего не угрожает, а в третьих – не хочется никуда идти, посмотрим, что дальше будет.
– А Нема где? – опять спросил Рудаки.
– Сумасшедший твой Нема, на всю голову, – Иванов доставал из кустов свою знаменитую шляпу, которую занесло туда взрывной волной. – Безумец, как тот лозоходец, помнишь?
– Не был он таким, – задумчиво сказал Рудаки. Он снял плащ, отряхнул и снова надел. – Нормальный был мужик. А форму эту он где взял, в музее? И автомат?
– Наверное, в музее, – согласился Иванов, сел на бревно, порылся в рюкзаке, достал флягу и две кружки, потом какую-то закуску, завернутую в газету. – Давай выпьем от стрессов, так сказать, пока опять не бабахнуло.
Рудаки сел рядом с ним и взял кружку с самогоном. Они выпили, молча чокнувшись кружками, и стали жевать бутерброды с тушенкой, приготовленные их ворчливыми боевыми подругами.
Зарево над лесом разгоралось, охватив уже все видимое пространство неба. Стало светло, блики зарева мерцали в озере. Лесная и озерная живность, всполошенная взрывом, возилась вокруг – отовсюду доносились всплески, шорохи, кряканье уток и повизгивание собак. На противоположный берег выскочили лошади и поскакали вдоль озера беспорядочным аллюром. За ними с хриплым лаем помчалось несколько собак. Скоро в воздухе запахло гарью.
– Лес горит, – сказал Рудаки. – Интересно, что это взорвалось – в той стороне вроде нет ничего такого – один лес.
Как бы в ответ на его вопрос в той стороне раздалось несколько громких орудийных залпов и вслед за ними – треск автоматных или пулеметных очередей.
– Война что ли?! – Рудаки в волнении вскочил на ноги. – Может, пойдем отсюда. Похоже, не так далеко стреляют. Только войны нам не хватало!
– Сиди, – сказал Иванов, – сиди, сейчас еще выпьем. Нельзя без Корнета уходить, – он налил в кружки вторую порцию и протянул ее Рудаки. – Давай. За мир во всем мире.
– Давай, – Рудаки взял кружку, чокнулся с Ивановым и выпил. – Но где же Корнета черти носят? – спросил он, разворачивая бутерброд.
Опять раздались орудийные залпы, казалось, уже ближе, опять затрещали автоматы, и за всем этим шумом они не заметили, как из кустов появился слегка запыхавшийся Вольф (он же Владимир) Штельвельд.
– Привет! – бодро сказал Штельвельд. – Пьете. Нет, чтобы подождать товарища.
– Привет, – ответил Иванов, – ты бы еще к утру появился. Садись, сейчас налью.
– Здравствуйте, Володя, – обрадовался Рудаки, – впрочем, мы же виделись уже сегодня…
– Ага, виделись, – согласился Штельвельд.
Он сбросил рюкзак и сел на бревно рядом с Рудаки, а Иванов разлил самогон в три кружки («Запасливый, – подумал Рудаки с некоторой завистью, – я бы точно кружки забыл») и сказал:
– Мы тут за мир во всем мире пили. Можно и повторить, учитывая последние события, – он показал рукой на зарево, которое, похоже, стало еще ярче, и запах гари усилился.
– Давайте, хороший тост, – Штельвельд взял кружку, – а то, похоже, война с немцами началась – я, как сюда шел, немецкий патруль на мотоциклах видел. Точно, как в кино: каски такие изогнутые, рукава мундиров закатаны, на груди «шмайсеры» болтаются. Я в лесу от них спрятался. Давайте выпьем и пошли отсюда, а то неизвестно, как там наши в городе, может, там немцы уже.
– Вы не шутите, Володя? Правда, немцев видели? – спросил Рудаки.
– Какие тут могут быть шутки?! Видел, как вот вас, и слышал: по-немецки говорят, – ответил Штельвельд и выпил.
Выпив, все некоторое время молча жевали бутерброды и слушали перестрелку в лесу, которая, кажется, стала к ним приближаться. Потом Рудаки опять спросил Штельвельда:
– А где вы этот патруль видели, Володя, далеко отсюда? И вообще, что происходит, как думаете?
– Далеко, – ответил Штельвельд, – в городе, там, где моя знакомая живет, правда, уже у самого леса – там я и спрятался. А что происходит, понятия не имею, похоже на историческую постановку. Должно быть, опять Аборигены развлекаются или Аборигенки, впрочем, скорее Аборигены, эти немцы явно мужики были.
– Ну теперь понятно, почему Нема умом повредился, – задумчиво сказал Рудаки, – не понятно только, где он форму достал.
– Так вы Нему видели? – спросил Штельвельд.
– Ну да, – Рудаки стал застегивать рюкзак, увидев, что Иванов уже положил в свой флягу и кружки и собирается забросить его на плечо. – Был тут Нема в полной полевой форме капитана времен Отечественной с автоматом. Знаете, такой, как в кино, с круглым диском? Призывал нас вступить в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. В общем, получается, что опять какую-то кашу на нашу голову заварили теперь с немцами.
– Н-да… – протянул Штельвельд. – А я сначала думал, что вся эта стрельба связана с гусарами как-то, думал, Гувернер-Майор опять разборки затеял со своими врагами.
– Похоже, не Гувернер на этот раз, – Иванов надел на плечи рюкзак. – Пошли, может, в городе разберемся, что за новая катавасия.
Они надели рюкзаки и молча тронулись в обратный путь по той же лесной дороге. Уже наступила ночь, но зарево освещало дорогу и идти было легко. Стрельба и глухой гул орудийных залпов в лесу были уже не такими громкими, как на озере, и где-то в глубине леса слышались неясные потрескивания и шорохи, как будто кто-то там ходил, ломая ветки.
– Все зверье вояки переполошили, – заметил Иванов. Рудаки и Штельвельд ничего не ответили и продолжали молча идти по дороге – Штельвельд угрюмо смотрел себе под ноги, а Рудаки все время озирался. Не встретив никого по дороге, они вскоре вышли к той улице, возле которой их высадил Переливцев.
Улица была сонная и безлюдная, вокруг было тихо, только горизонт за лесом продолжал полыхать, да все еще были слышны в той стороне перестрелка и редкие залпы орудий. Они медленно пошли по улице, завернули за угол и увидели человека, который быстрым шагом шел им навстречу. Они не обратили на него особого внимания, но прохожий, поравнявшись с ними, вдруг остановился и воскликнул:
– Аврам! Ты?!
Рудаки пригляделся и с некоторым удивлением узнал капитана Нему, но уже без экзотической формы и автомата, а в кожаной куртке и джинсах – в том же, в чем он был, как помнил Рудаки, в последний раз, когда они договаривались! в городе о встрече в Голосеевском лесу.
– А… Нема… – сказал Рудаки без особой радости в голосе. – Что же ты спектакли устраиваешь, водевили с переодеванием?
– Какие спектакли? – удивился Нема. – Я к вам на встречу иду, еле добрался – патрули везде, а вы меня не подождали, хорошо, что встретились, а то и разминуться могли.
– Постой. Что значит «только на встречу иду»? Ты же уже подходил к нашему костру. Мы вот с Володей с тобой разговаривали. Ты еще нас в Советскую армию вербовал с фашистами сражаться, – сказал Рудаки и сразу же почувствовал, что что-то тут было не так, не тот это был Нема, точнее, тот у костра был не этот – голос у того был какой-то скрипучий и, вообще, вел тот себя совершенно иначе, неестественно как-то.
– Ну, ты даешь, профессор! К какому костру? Куда я вас вербовал? Ты что перебрал? Я вот только сейчас к вам смог выбраться и товарищей твоих в первый раз вижу, – возмутился Нема номер два или скорее номер один.
Рудаки уже понял, что это был настоящий Нема (а кто ж тот тогда был?), и сказал:
– Извини, брат, тогда, выходит, тут у тебя двойник объявился. Впрочем, не переживай – у меня тоже двойник есть.
Он представил настоящему Неме Иванова и Штельвельда, и они пошли в город все вместе. По пути Рудаки стал рассказывать про лже-Нему и взрыв и про то, как ждали они его прошлой ночью и как их захватили Аборигенки.
– Н-да… – глубокомысленно промычал Нема и этим неопределенным междометием и ограничился. Зато Штельвельд спросил его бодрым голосом:
– А как насчет Бетельгейзе? Когда стартуем?
Нема замялся:
– Тут такое дело – похоже, посредники подвели. Я ведь не прямо был связан с Космическим советом по переселению, а через московских посредников. Так вот, эти посредники вдруг куда-то исчезли, испарились, так сказать. Уже неделю их разыскиваю, потому и к вам на встречу не пришел вчера или, точнее, уже позавчера…
– Вы что, Нема, действительно в эти сказки верите? – прервал его Иванов. – В этот Космический совет и прочую белиберду? Или у вас тут какой-то свой интерес есть? Извините за откровенный вопрос, но, сами понимаете, время такое…
– Интереса у меня никакого нет, – сказал Нема, и в его голосе прозвучала обида. – Личного то есть. Аврам мой приятель, знаю его давно – хотелось помочь. А что до того, сказки это или нет, не знаю. Судите сами. Я Авраму рассказывал. Есть в России такой Космический совет по переселению. Они будто бы организуют переселение выдающихся личностей на другие планеты, где можно жить, атмосфера подходящая и так далее. Вот я и решил, что Аврам вполне под эту категорию подходит: доктор там, профессор. Если подать, как следует, может пройти. А он мне про своих друзей рассказал, про вас то есть, тоже – сплошные доктора и таланты. Вот я и связался с вербовщиками, я их знаю еще с армии – хорошие ребята, – Нема помолчал немного, а потом добавил: – Есть еще одна категория – племенные пары, для развода, так сказать, но вы под эту категорию не подходите.
– Это почему же не подходим?! – возмутился Штельвельд, и все засмеялись.
– А как же Бетельгейзе? – поинтересовался Рудаки. – Ты ведь говоришь, что на планеты переселяют.
– Да я и сам не знаю, при чем тут Бетельгейзе, – развел руками «капитан». – Посредники так говорили. Может быть, пароль такой или переселяют на планету в системе этой звезды, хотя вряд ли. Короче говоря, не знаю. За что купил, как говорится…
Некоторое время они шли молча, думая о том, что рассказал «капитан».
«С самого начала было ясно, что ничего из этого не выйдет, – думал Рудаки, – и все же жаль, что так скоро все закончилось: не будет больше ночных бдений у костра, разговоров на эту тему, общих сборов в подвале, пойдут будни, ничем не заполненные, – ничего впереди, одна борьба за выживание». Тут он вспомнил про немцев и спросил у Немы:
– Слышь, Нема, ты тут про патрули говорил. Что за патрули? Немцы что ли?
– По форме судя, немцы. Как из исторического фильма про войну, и с ними наши местные, на рукавах повязки с надписью «Полицай» по-немецки. Меня два раза останавливали, возле вокзала и на Жилянской. Евреев ловят и комиссаров. Так мне один и сказал «Juden und Komissaren».
– И как же ты – ты ведь еврей, насколько мне известно? – спросил Рудаки, не без тревоги подумав при этом про свой нос и фамилию.
– А мне повезло, считай. Меня оба раза одни немцы остановили, без полицаев. Спрашивают: «Jude?» – «Nein», – говорю, «Komissar?» – «Nein», взяли под козырек и отпустили, – ответил Нема и добавил: – Нам бы надо осторожней идти – город уже, патрули могут ездить, хотя и ночь.
Они вышли уже на Красноармейскую – широкая улица хорошо просматривалась: далеко впереди на протяжении нескольких кварталов не было никого, лишь ветер гонял по мостовой опавшие листья. Было тихо вокруг, только в той стороне, откуда они пришли, слышалось глухое ворчание орудийной канонады. Они остановились на перекрестке и закурили.
– Тихо как, – сказал Штельвельд, – спят оккупанты…
И тут, как бы опровергая его слова, на улице, уходящей в гору, на Печерск, раздался рев мощного двигателя, и через минуту их ослепили яркие фары машины, выскочившей на перекресток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24