А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– А вот и Пеливцевы пожаловали, – сказал Штельвельд и предложил вернуться в подвал: – «Землетрус» вроде уже кончается, вон люди, смотрите, по домам расходятся.
Кроме них, на улице стояло еще несколько человек из соседних домов и посреди улицы сидела на мокром асфальте группа Аборигенов. Люди начали расходиться, а Аборигены вдруг встали и, положив руки друг другу на плечи, стали исполнять какой-то свой танец под слышную только им мелодию.
– Пора, – решительно поддержал Штельвельда Рудаки, – кончился «землетрус». Вон, Аборигены уже празднуют. Пора и нам приступить, так сказать, к торжественной части. Переливцевы едут, и Чинчуки уже появились на горизонте.
В конце улицы за машиной Переливцева чинно двигались Чинчуки – сногсшибательно элегантная пара, выглядевшая весьма экзотично в это суровое время, когда все одевались в практичную полувоенную-полуспортивную одежду.
Ярко-зеленый плащ и алый шарф Виктории Чинчук выглядели на фоне мокрых серых домов, как тропический цветок на помойке. Потрясающе элегантен был и ее супруг, Виктор Чинчук – чрезвычайный посланник Майората при особе его святейшества Патриарха Софийского и Михайловского, в синем мундире тайного радника шестого, самого высокого класса; на его груди тускло отсвечивал золотом ловчий сокол размером с цыпленка в переходном возрасте.
Сначала к дому подъехали Переливцевы. Солидный Вадим Переливцев вышел из машины и галантно открыл дверцу своей жене, которая выпорхнула из нее как птичка и, мимоходом помахав рукой мужчинам, стоявшим отдельной группой, устремилась к дамам. Скоро дамская часть общества уже увлеченно обсуждала наряд приближавшейся Виктории Чинчук.
– Что за группа встречи почетных гостей? – спросил Переливцев, подойдя к мужчинам. – Почему не пьете амонтильядо бочками в мрачном подземелье? Всем привет.
– Так «землетрус» же был, только вот кончился, – сказал Рудаки. – А вы что, не заметили?
– Да ну! – удивился Переливцев и крикнул жене:
– Лена! Оказывается мы в машине «землетрус» не заметили.
Елена Переливцева не успела ничего ответить – подошли Чинчуки.
– Привет честной компании! – закричала Виктория Чинчук еще издали. – Вы еще не на Бетельгейзе? Чего и следовало ожидать, если вы раньше не эмигрировали, то теперь и подавно, – продолжала она, подходя ближе. – Вам нужен лидер. Предлагаю себя. Мы с Витей решили с вами – Патриархат оказался ошибкой, не платят и вообще. Вон машину отобрали – вообще свинство.
– Привет, – ответил ей Рудаки и тут же ехидно спросил: – Какой такой патриархат? Я думал, у вас в семье матриархат, как у нас.
– Правильно думал, но это в семье, а Витя, как тебе должно быть известно, служит послом при Софийском патриархате, в Иностранной консистории – сейчас вот машины персональные у всех отобрали – горючее, видите ли, экономят.
– Здравствуйте, – мрачно поздоровался со всеми подошедший радник шестого класса. – Пошли они со своей экономией – замучаешься пешком ходить… и сухой закон у попов этих.
– Зато цыпленок у вас, сэр, выше всяческих похвал, – заметил Рудаки, показав на сокола, поблескивающего на мундире Чинчука.
Чинчук хмыкнул:
– Золотой. А толку?
– Прошу в подземелье, ваше превосходительство, – сказал Иванов Чинчуку и громко провозгласил: – Прошу всех в подвал. Кончился «землетрус».
Все потянулись обратно в подвал. По дороге Рудаки представил Чинчукам Этли, и Чинчуки тут же затеяли с ним разговор о политике Майората и роли войск ООН в городе. Рудаки заскучал и, обогнав всех, первым подошел к двери в подвал. Не успел он взяться за ручку, как дверь распахнулась и навстречу ему, еле удерживаясь на ногах, вывалился Урия. На нем не было лица.
– Аврам! – прохрипел он. – Аврам, меня убить хотели!
11. «Контрстрайк»
Урия лежал в неглубокой яме на склоне холма, прижавшись к земле щекой и виском. Лежать было неудобно. Прямо в висок упирался край ржавой консервной банки, по лицу ползали какие-то мелкие насекомые («Осень ведь, какие насекомые?» – думал Урия). От неудобного положения у него затекла нога, но он боялся пошевелиться: кажется, Аборигены его потеряли, и появилась надежда от них уйти.
Урия видел, как они шли цепью от Исторического музея, стреляя на ходу из автоматов, но пули ложились далеко – видимо, стреляли наугад.
«Может, обойдется», – подумал он и немного повернул голову, чтобы удобнее было следить за Аборигенами.
Аборигены были одеты в черную форму с серебристыми нашивками, все, как на подбор, высокие, широкоплечие, в руках короткие, тоже черные автоматы, они шагали не спеша, перекликаясь друг с другом короткими лающими междометиями.
«Как эсэсовцы в кино», – подумал Урия и, оценив расстояние до преследователей, решил еще немного подождать, а потом рвануть.
«Может, обойдется, – опять подумал он и вдруг вспомнил анекдот, который он так любил когда-то рассказывать и который всегда имел успех у слушателей. – Особенно Авраму нравился», – вспомнил он.
В окопе лежит партизан, и у него в пистолете остался последний патрон. Прямо на него, стреляя на ходу, идут немцы.
«Это конец», – думает партизан.
«Нет, это еще не конец, – говорит ему внутренний голос. – Убей командира».
Партизан стреляет в командира.
«А вот теперь конец», – говорит внутренний голос.
Урия усмехнулся и опять чуть приподнял голову, чтобы лучше видеть Аборигенов. Те перестали стрелять, остановились и, похоже, совещались.
– Попробую рвануть вниз, на Подол, может быть, там удастся укрыться у евреев или попросить защиты у войск ООН. – Он вспомнил, как кто-то ему говорил, что в Раввинате есть отряд ООН. – Да и сами евреи хорошо вооружены, помогут отбиться, – решил он.
Дав короткую очередь по цепи Аборигенов, он вскочил и, спотыкаясь и едва удерживаясь на ногах – склон был крутой, – побежал, петляя, вниз, на Подол. Ему вслед застучали автоматы, но, похоже, Аборигены поздно его заметили и их пули ложились далеко.
Откос заканчивался высоким крутым обрывом, и под обрывом уже начинались улицы Подола. Урия упал на спину, прижав к животу автомат, и съехал с обрыва в туче песка и мусора. Оказавшись внизу, он встряхнулся, поправил ремень автомата и побежал по улице, часто оглядываясь, но Аборигены, кажется, отстали – их не было видно, не слышны были и выстрелы.
– Оторвался, кажись, – сказал себе Урия и повернул за угол.
Он оказался в коротком и узком, типично подольском переулке. Переулок почти полностью перегораживал джип с сине-белыми шестиконечными звездами на бортах. Двое в джипе направили на него свои автоматы.
– Стой! Положи автомат на землю! – приказал один из них. – Медленно… медленно, не спеши, хавэр, – он вышел из машины, держа Урию на прицеле.
– Кто такой? Почему с оружием?
– Аборигены за мной гонятся. Убить хотят, – ответил Урия и осторожно положил автомат на землю.
– А ты кто такой? Почему с автоматом? – опять спросил еврей, поднял автомат Урии и передал своему товарищу в джипе.
– На территории Раввината оружие запрещено, – добавил он внушительно.
– Да он мне и не нужен, автомат этот. Мне его Аборигены дали, считай, насильно в руки вложили.
– Что значит насильно? – спросил тот, что сидел в джипе. – Никогда не слышал, чтобы Аборигены оружие раздавали.
– Закурить дайте, – попросил Урия, – а то я свои потерял где-то, когда убегал от них.
Продолжая держать его на прицеле, еврей протянул ему пачку. Урия взял сигарету, попросил прикурить и, сильно затянувшись, выдохнул:
– Я спал в подвале, а они меня разбудили и говорят: «Давай играть в „Контрстрайк“» – игра такая была компьютерная когда-то – и автомат мне суют…
Урия проснулся от того, что кто-то толкал его и тряс за плечи. Он открыл глаза и увидел человека в черной униформе. Рядом стоял второй, одетый так же. У обоих были автоматы.
– Вставай, – сказал первый, протягивая ему автомат, – вставай, пора начинать игру.
– Какую игру? – еще не совсем проснувшись, спросил Урия.
– «Контрстрайк», – ответил ему второй, – ты убегаешь, мы стреляем.
– Ты можешь отстреливаться, – добавил второй.
– Вставай! – закричал первый. – Пора начинать игру. У тебя ноль очков и пять жизней форы для «чайников». Время пошло.
– Что начинать? Кто ты? Кто вы?
Урия вскочил и оттолкнул автомат, который протягивал ему первый (или второй?) – Урия уже запутался, где какой, так были похожи эти двое.
– Где Аврам? Где все? Кто ты, мужик? – спрашивал он, продолжая отталкивать от себя автомат.
– Ты в киберпространстве игры «Контрстрайк». Я стрелок номер один. Ты дичь. Первый уровень. У тебя пять жизней. Счет ноль, – не унимался тот, что протягивал ему автомат.
Урия неожиданно для себя взял автомат, почувствовал, как ладно он лег ему в руки, почувствовал приятную тяжесть оружия и, немного успокоившись («Спокойнее надо с этими придурками»), сказал:
– Постой, мужики. Какая игра?! Вы что совсем?! Компьютерные игры запрещены. За это расстрел.
– Мы в киберпространстве, здесь действуют законы виртуальной реальности. Ты дичь. Мы стрелки.
Один из них передернул затвор своего автомата и дал очередь над головой Урии, на Урию посыпалась штукатурка.
– Ты что, совсем?! – Урия отряхнулся и крепче сжал автомат.
– Ну ладно, – сказал «стрелок номер два». – Начинаем. Ты дичь, мы стрелки. Ты должен проникнуться мифологическим ощущением жизни. Представь, что ты кентавр, – неожиданно добавил он торжественным тоном и тоже дал очередь – пули ударили в стенку где-то слева от Урии.
– Хватит базлать! – заорал тут «стрелок номер один». – Мочи его!
Что было дальше, Урия помнил плохо. Он выскочил из подвала и, кажется, даже выстрелил, но полностью уверен сейчас в этом не был. Выбежав на улицу, он огляделся, надеясь найти там кого-нибудь из компании, но улица была пуста и безлюдна. Тихо повизгивая и матерясь от страха и немного уже и от злости – довели его эти стрелки, «достали», как говорили раньше, – он побежал изо всех сил почему-то вверх, на Владимирскую, заметив, что стрелки выскочили за ним из подъезда и бегут следом. Скоро раздались и автоматные очереди, но он успел свернуть за угол на Прорезную.
Прорезная, одна из самых старых центральных улиц города, ненадолго переименованная в Бандеровскую, но в памяти горожан всегда остававшаяся Прорезной, от угла шла круто вверх, и Урии пришлось сбавить скорость. Бежать в гору было тяжело, автомат мешал ему, и он подумывал уже его бросить, но тут вдруг опять раздались выстрелы, пули ударили в стенку дома, мимо которого он пробегал, и ему на голову посыпалась штукатурка.
«Убьют ведь!» – в панике подумал он, оглянулся, увидел, что стрелки уже недалеко, на расстоянии двух-трех домов от него, и неожиданно для себя передернул затвор автомата и выстрелил. Отдача чуть не вырвала автомат у него из рук, он с опаской покосился на него, забросил на плечо ремень и опять побежал в гору, успев заметить, что стрелки исчезли – спрятались, должно быть, в подъезде.
Так это и продолжалось – Урия бежал, падал, стрелял, уже не пугаясь отдачи и привычно передергивая затвор автомата, опять бежал, прятался за домами, опять стрелял. Преследователи то отставали немного, то подбирались ближе, каким-то образом их стало вроде больше – то ли трое, то ли чуть ли не пятеро.
Вдруг как-то сразу, непонятно почему, Урии стало ясно, что его преследователи – это Аборигены, не люди, а Аборигены, и он даже сначала обрадовался – Аборигены ведь виртуальные, но их пули сыпали ему на голову вполне реальную каменную крошку, один острый осколок камня рассек ему до крови лоб – и он уже стал сомневаться, что это Аборигены.
«Может, бандиты какие-нибудь», – думал он на бегу и опять стрелял.
Так добежал он до Софиевской площади, огромной и пустой, только посреди нее торчал конный памятник Хмельницкому – маленький и неуместный среди огромного пространства пустой площади.
Выбежав на площадь, он сначала бросился в парк с правой стороны, но оттуда раздались выстрелы, и он побежал от парка через площадь под прикрытие мрачной коробки здания Присутственных мест.
«Как они оказались в парке? – недоумевал он, выглядывая из-за угла. – Они же позади вроде были. Разделились что ли?».
И тут из парка раздалась автоматная очередь и тогда в первый раз внезапно все исчезло: огромное пустое пространство площади, маленький Хмельницкий, зеленые купола Софиевского собора.
Урия снова оказался в подвале. Он сидел за столом, напротив сидел Аврам Рудаки, тянулся к нему кружкой с выпивкой и что-то говорил.
– Что? – переспросил Урия. – Что ты говоришь?
Но Рудаки исчез, и опять он оказался на площади. Раздались выстрелы, и он побежал в сторону Исторического музея, вслед ему стреляли, но он добежал до высокого парапета, за которым начинался крутой склон, перепрыгнул парапет, пробежал немного по склону и упал в неглубокую яму. И тут все вокруг исчезло во второй раз.
Вдруг он почему-то оказался в редакции, в которой когда-то, очень давно работал редактором: автор принес статью и спорил с ним по поводу цитат.
– Цитаты надо обязательно в кавычках и указать источник, – сказал Урия автору.
Автор был отставной полковник без ноги, склочник и зануда, Урия его не любил и к тому же знал, что автор давно умер – он даже был на его похоронах и поминках, но это почему-то Урию не смущало. Автор внушительно кашлянул, открыл рот, собираясь возразить, и исчез, а Урия вернулся на склон возле Исторического музея.
«Черт знает что! – думал он. – Провалы какие-то. Галлюцинации что ли?». И вспомнил, как читал какой-то рассказ из военной жизни, и там тяжело раненый артиллерист стрелял по врагам из гаубицы (или из чего он там стрелял?) и одновременно как бы находился у себя дома в мирной жизни, пил чай и разговаривал со своей собакой.
– Черт знает что! – сказал Урия вслух и переполз в другую яму, поглубже.
Аборигены, которые уже двигались цепью по склону, его заметили. Загрохотали очереди. Урия тоже стал палить очередями, почувствовав вдруг азарт. Ему показалось, что один из Аборигенов упал.
– Врешь, не возьмешь! – выкрикнул он фразу из какого-то фильма про войну и немцев, и тут все исчезло в третий раз.
Урия сидел на балконе в одних трусах и курил. Балкон был высоко, на десятом этаже. Это Урия знал хорошо, потому что помнил, как поднимался в свой номер в лифте и нажал на кнопку десятого этажа. Стояла теплая южная ночь и перед ним была панорама большого города. Что за город, он не знал, как не знал, что за человек храпит в комнате у него за спиной. Но это его почему-то совсем не беспокоило – хорошо было сидеть так ночью в одних трусах, чувствовать, как ночной ветерок обвевает разгоряченное тело, и лениво думать обо всем сразу и ни о чем.
«Так это же Анкара», – вдруг вспомнил он и опять оказался на склоне у Исторического музея. Аборигены были довольно далеко от него, они собрались в кружок и о чем то совещались.
Урия устроился поудобнее в своей яме и стал ощупывать себя в поисках пачки сигарет. Сигарет нигде не было.
«Наверное, потерял, когда бегал от этих», – подумал он.
– Ну, сволочи, ну гады! – произнес он громко, и тут его осенило. – Так это же я умирал три раза: когда в подвал опять попал, с полковником разговаривал в редакции и в Анкаре на балконе сидел, так это они в меня три раза попали, три жизни у меня отняли. – Он вспомнил, как говорил Абориген: «У вас пять жизней форы для „чайников“».
– Так выходит, у меня еще две жизни осталось. Ну, Аборигены, ну, сволочи! – он выпустил очередь в сторону Аборигенов и побежал вниз по склону.
– Сволочи эти Аборигены, – сказал Урия еврею, прикуривая вторую сигарету из его пачки. – Будят человека, суют автомат и потом гоняют по всему городу как зайца. Но, кажись, оторвался я от них. Посижу тут немного с вами, хлопцы, и потопаю назад на Пушкинскую – там меня товарищи ждут. Собираемся сегодня глобальные вопросы порешать за рюмкой чая. Вы не возражаете, если я немного с вами проеду? А вы куда направляетесь? А автомат вы забирайте. Зачем мне автомат?
– Мы патрулируем, – ответил еврей и коротко сказал что-то на иврите своему товарищу в джипе.
Тот ответил ему такой же короткой репликой и обратился к Урии:
– Садись, подбросим тебя до Подольского спуска, там наша территория заканчивается.
Урия открыл дверцу джипа, и в этот момент в асфальт рядом с колесами ударили пули. Урия обернулся и увидел Аборигенов, которые выходили из-за угла, стреляя на ходу. Водитель джипа вывалился из машины и тут же начал стрелять. Второй еврей уже полз под прикрытие джипа, волоча за собой автомат.
– Еще две жизни, – успел подумать Урия и оказался в подвале у Ивановых. Он сидел на лавке у стола. Вдруг пол под ним дернулся и поехал в сторону. Он упал вместе с лавкой и пополз к двери. Добравшись до ступенек, он поднялся на четвереньках к двери, нащупал ручку и распахнул дверь. За дверью стоял Рудаки.
– Аврам! – прохрипел Урия, – Аврам, меня убить хотели!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24