— Полагаю, у вас есть какая-то система сигнализации, — высказал я свое предположение.
— Это, конечно, очень интересно, — заявил Андерсон с довольной мальчишеской улыбкой.
В нашем конце вагона все слушали актера, за исключением смуглого мужчины с удлиненным угрюмым лицом. Он наполовину повернулся на своем сиденье и, нахмурившись, смотрел в окно на залитую водой землю северо-восточной части Миссури, как будто нес за это личную ответственность.
— Понятно, что у нас есть сигнализация, — продолжал Тедди Трэск. — У нас дюжина таких систем. Например, Джо прикасается к своему левому глазу — значит, губная помада. Он трогает правый глаз — часы, поглаживает волосы — носовой платок. Это простейший вид сигнализации. Но, например, у меня завязаны глаза... Тогда такая система не годится. Что же делать в этом случае?
— Тогда вы можете получать звуковые сигналы, — предложил я выход. — Ключевые слова, которые для вас что-то значат, но их смысл скрыт для других.
— Послушайте, этот парень быстро соображает, — сказал Трэск, обращаясь к Андерсену.
— Быстро соображает — это верно подмечено, — подхватил Андерсон.
— Конечно же мы пользуемся ключевыми словами, — продолжал свои объяснения Тедди. — Трудно определить, какая система лучше, но, на наш взгляд, лучшая система — это говорить синхронно. Вот послушайте. Джо и я стали практиковаться с помощью метронома. Мы установили этот прибор на скорость в одну секунду и тренировались, ведя под него счет. На это мы тратили по три-четыре часа в день почти целый месяц и достигли такого результата, что могли считать до ста и всегда совпадать по номеру.
— Так вот, мы начинаем представление. Я нахожусь на сцене, глаза завязаны, а Джо — среди зрителей. Он разговаривает и дает мне сигнал начинать отсчет. Мы начинаем считать вместе. Он продолжает использовать свой жаргон, то есть что-то говорит и одновременно считает. Потом посылает мне сигнал. Стоп! Мы оба прекращаем счет и оказываемся на одном и том же номере, понятно? Допустим, это — тридцать пять. Тридцать пять — дамская брошка. Сорок пять — автоматическая ручка. Каждый номер заменяет название вещи.
— Это очень умно, — восклицает Рита. — А как быть, если появится что-то не предусмотренное нумерацией?
— Практически это невозможно, — гордо произнес Тедди. — Люди носят в карманах или сумочках не больше ста разных вещей. Конечно, нам приходится менять значение цифр для военной аудитории, но лишь немного.
— Я думал, что разбираюсь в кодах, — произнес я. — Но о временном коде услышал впервые. Вы сами его изобрели?
— Конечно. Мы с Джо придумали много кодов. Я пытался предложить некоторые из них армейской сигнальной службе, но их это не заинтересовало. Они считают, что наши коды хороши только для развлечений.
Я обратил внимание на то, что маленькие черные глазки человека у окна теперь следили за рассказчиком. Его немигающий змееподобный взгляд вселял в меня какое-то неприятное ощущение. В его длинном, с мускулистыми плечами туловище тоже скрывалось что-то от змеиной угрозы. Меня заинтересовали коды Тедди Трэска, и я хотел послушать об этом еще. Они подействовали на мое воображение возбуждающе, как будто я получил ответ на когда-то взволновавший меня и забытый вопрос. Но я решил подождать момента, когда мы останемся без лишних свидетелей.
Через несколько минут я столкнулся с Тедди в отделении для курящих и поблагодарил его за представление.
— Всегда рад услужить, — ответил он, расплываясь в улыбке. — Для меня это — тренировка. Кстати, что вы думаете об этой девочке Тессингер?
— Она чертовски хороша. Если бы в моем костре уже не лежали другие головешки...
— Да, у вас все забито, правда? Эта ваша девушка — удивительная блондиночка. Но себе на уме — я давно таких не видывал. Ваша коробочка заполнена, но не все могут так ловко заполнить свою коробочку.
— Мне кажется, у вас недурно получается с Ритой.
— Это верно. И мне нравятся молоденькие. Я уже в таком возрасте, когда нравятся молодые. Но, похоже, сначала надо решить вопрос со старой дамой. Хотя это будет не так трудно сделать.
— У вас и для этого существует система?
— Наблюдайте за мной, — ответил Тедди. — Просто наблюдайте за мной.
Глава 7
Под влиянием приятного укачивания вагона, проходящего опьянения от виски, мягкого приближения ночи мне было уютно, сонливо и немного грустно. Я держал руки Мэри в своих руках. Поезд между тем превратился в извивающегося яркого червя, который пролагал себе путь через континент тьмы. Освещенный вагон стал для нас центром жизни и света, который несся среди загадочных теней, иногда озарявшихся огоньками одиноких ферм и затерявшихся недвижных городков.
Мэри очаровательно зевнула, потянулась, как котенок, и потерлась щекой о мое плечо.
— Грошик за ваши мысли, — прошептала она.
— Я думал о кодах Тедди Трэска.
— Проклятие! Мне показалось, что вы думаете обо мне. Возвратите мне мой грошик. Я могла бы держаться за руки с механической думающей машиной.
— Вы бросили свой грошик в прорезь и получили то, что полагается. Я не виноват, что мои хорошо смазанные мозги работают именно так.
— Хорошо смазанные — это точное выражение. Хорошо смазанные виски. И что же думающую машину заинтересовало в коде Тедди Трэска?
— Я думал, что такого типа код вполне мог использовать вражеский агент. Вспомните, что я говорил Эрику в тот день в Гонолулу? Все коды и шифры, известные мне, строились на использовании букв, цифр и слов. Но такой код, как у Трэска, позволяет избежать всего этого. Радиоперехватчик может даже и не знать, что он слушает нечто закодированное.
— Не понимаю. Но продолжайте думать о ваших кодах, а я буду вспоминать всех интересных мужчин, с которыми мне пришлось столкнуться в жизни.
— Разве я вам уделяю мало внимания? — Я сжал ее руку.
— Сейчас достаточно. Может быть, я и не стану вспоминать всех этих интересных мужчин. К слову, они были не так уж интересны.
За обедом мы оказались в компании с армейским офицером по фамилии Райт, который сел на поезд в Форт-Мэдисон. Это был невысокий полный мужчина лет сорока с отличительными знаками майора медицинской службы сухопутных войск. Он проявил явный и самоуверенный интерес к Мэри, чем доставил мне удовольствие. Его специальностью была психиатрия боевого истощения. Он прочитал нам об этом лекцию с видом павлина, расправляющего хвост.
За обедом я заметил, что Тедди Трэск сумел сесть за один стол с Тессингерами и что миссис Тессингер начала относиться к нему с некоторой благосклонностью. Андерсон и мисс Гриин сидели за отдельным столиком и, по-видимому, нашли много тем для беседы.
Вскоре после восьми часов мы прибыли в Канзас-Сити, где к поезду должны были прицепить пульмановский спальный вагон. Стоянка длилась полчаса, и мы с Мэри вместе с другими пассажирами общего вагона вышли на перрон, чтобы подышать и размяться. Когда время стоянки почти истекло, ко мне подошел солдат сухопутных войск с большим брезентовым рюкзаком и спросил:
— Не подскажешь, братишка, где находится вагон 173?
— Не наш ли это вагон? — произнесла Мэри. — Возможно, он в самом конце поезда.
Мы втроем пошли вдоль платформы и отыскали вагон 173, который действительно оказался последним в составе. Я оставил Мэри в купе, а сам пошел в общий вагон, чтобы забрать вещи. А когда вернулся в спальный вагон, то оказалось, что большинство наших знакомых из общего вагона оказались там: майор Райт, Андерсон и мисс Гриин, Тессингеры и Тедди Трэск, который суетился и помогал им. Старая дама из Гранд-Рэпидз заняла одно из двух международных купе, а через некоторое время я подметил, что во втором таком купе разместился смуглый мужчина с мрачным лицом.
Солдат, который обратился к нам с вопросом, сидел рядом с Мэри в купе, пока застилали его полку по соседству. Это был довольно молодой человек лет тридцати, с худощавым загорелым лицом. Он сказал, что его фамилия Хэтчер. У него был значок участника боев в Европе. Присев рядом с ним, я обратил внимание, что он слегка навеселе. Впрочем, я и сам еще не совсем протрезвел.
Когда поезд тронулся, парень сказал тихим голосом, в котором слышался диалект штата Миссури:
— Интересно, когда же я снова попаду в Канзас-Сити?
— Приезжали домой в отпуск? — спросил я.
— Угадал, братишка. И какой это был отпуск! Я повидал Лондон, Париж и Шанхай, но мой город — Канзас. Здесь я спустил семьсот пятьдесят долларов за две недели. И это стоило того.
— Но вы побывали в Шанхае не во время этой войны?
— Эта война тянется дольше, чем некоторые люди склонны думать. Я был в Шанхае в тридцать седьмом, когда служил матросом на английском грузовом судне.
— Тогда вы, должно быть, и сейчас служите в военно-морском флоте?
— Я пытался поступить на военно-морской флот, но не прошел медицинскую комиссию. Я был в достаточно хорошей физической форме, чтобы участвовать в высадке на Сицилию и в освобождении Нормандии, но оказался непригодным для военно-морского флота. Как вам это нравится?
— Я всегда говорил, что сухопутным войскам труднее всего. На флоте все обстоит довольно спокойно, если, конечно, ваш корабль не попал под прямое попадание и вам не приходится спасаться вплавь.
— Это — самый необычный спор между сухопутной армией и военно-морским флотом, который мне приходилось слышать, — заметила с улыбкой Мэри.
— Ну что же, зато это правда, — подтвердил я свои слова с какой-то пьяной настойчивостью. — Я подался на флот, чтобы меня не загребли в пехоту.
— Послушайте, мне нравится, как вы рассуждаете, — воодушевился рядовой Хэтчер. — Вы рассуждаете непредвзято, хотя и офицер. Как насчет того, чтобы выпить за это?
Он начал подниматься с места, но я его остановил:
— Моя бутылка ближе. По крайней мере, полбутылки.
Мы выпили по стопке, а Мэри отказалась, потому что виски нечем было разбавить.
— Вы сказали, что некоторое время провели в Китае в тридцатых годах. Захватили ли вы войну в Китае? — спросил я.
— Я видел разгром Нанкина. Этого не забыть. — Он задумался, и веселое выражение слетело с его лица. Мэри с интересом взглянула на него, но промолчала.
Хэтчер продолжил свой рассказ с какой-то натугой, в манере моряков былых времен:
— Корабль, на котором я служил, перевозил пассажиров из Нанкина вверх по реке. В большинстве это были европейцы — англичане, французы, русские, и немного американцев, которые уходили из Нанкина, пока еще было возможно. Шла зима тридцать седьмого. Мы загрузились, не зная, что рейс станет последним, но не смогли достать продовольствия для пассажиров. Весь-день и всю ночь простояли на якоре у Нанкина, пока первый помощник капитана лез из кожи вон, стараясь достать хоть что-нибудь съестное. Конечно, в Нанкине продовольствие было, но его захватили япошки.
На второй день первый помощник поехал в город, взяв с собой меня и еще пятерых моряков, которые умели стрелять. Мы были чем-то вроде личной охраны. Никогда не забуду, как мы шли вдоль городской стены. Я в Европе насмотрелся похожего, но все же не такого. С обеих сторон стены, а она тянулась мили на две, валялись кучи трупов. Единственный раз в жизни я увидел, как с человеческими созданиями обращались хуже, чем с хворостом.
Мэри побледнела, ее глаза расширились и заблестели. Хэтчер обратил на это внимание и извинился:
— Простите меня. Мне не следовало бы выкладывать все это. Как бы там ни было, вы можете понять, почему я на протяжении половины войны стараюсь попасть на Тихоокеанский фронт. У меня никогда не было чувства ненависти к немцам, но, возможно, потому, что я никогда не видел нацистского концентрационного лагеря.
— Удалось ли вам тогда достать продовольствие для пассажиров?
— Да, нам удалось связаться с одним из дельцов черного рынка. Он тоже был белый, можете поверить? Но сумел снюхаться с косоглазыми. Думаю, он скупил чуть ли не весь рис в городе и заламывал баснословные цены. Первый помощник в конце концов выторговал пятьдесят мешков, но это не помогло.
— Почему же?
— После одного дня хода вверх по реке япы разбомбили корабль. Почти всем удалось покинуть его, но само судно сгорело до ватерлинии. С огромным трудом нам удалось добраться до Шанхая. После всего этого я уехал из Китая. — Он криво усмехнулся. — Думал, покидаю Китай навсегда, но держу пари, что пройдет не больше года, как я опять окажусь там. Мне бы хотелось встретиться с тем желтопузым, который сбросил бомбы.
Мимо нашего купе прошел Андерсон. Я предложил ему выпить, и он присоединился к нам. Я сказал Мэри, что схожу в вагон-ресторан и попытаюсь достать содовую воду и лед, но Андерсон перебил меня:
— Не думаю, что вам это удастся. В штате Канзас "сухой закон".
— Да и вообще, я уже достаточно выпила, — заметила Мэри.
А я недостаточно. Мы продолжали осушать мою пустеющую бутылку. Андерсон пропустил стопку и вернулся к мисс Гриин. Проводник начал застилать наши полки. Мэри вышла посидеть у Тессингеров, а мы с Хэтчером пошли в мужскую курительную комнату.
Он наклонился ко мне и прошептал:
— Что, этот толстый парень — ваш приятель?
— Нет, я лишь сегодня встретил его в поезде.
— А как его фамилия?
— Андресон. Он занимается нефтяным бизнесом.
— Ах вот так! Его фамилия Андерсон, и он занимается нефтяным бизнесом...
— Разве вы знаете его?
— Не знаю, — медленно протянул он. — А может быть, и знаю. Если же я его знаю, то это будет интересно.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, — протянул Хэтчер, — он мне кажется весьма любопытным парнем. Меня всегда интересовал нефтяной бизнес.
Если бы я был в другом настроении, то его уклончивый ответ насторожил бы меня, и я бы попытался порасспросить его. Но мою кровь разгорячило хорошее виски, и во всем своем организме я ощущал приятный подъем. Я погрузился в сладкое спокойствие основательного опьянения. С расстояния суточного путешествия и с олимпийской высоты своего теперешнего состояния даже смерть Сью Шолто и Бесси Лэнд я рассматривал как что-то несущественное. Их мертвые тела казались мне пустяками, поломанными куклами, оставшимися в памяти с детства. Весь этот черный мир за окном поезда казался нереальным. Единственной реальностью стала ярко освещенная движущаяся комната, в которой я сидел и выпивал с интересным попутчиком, и отражение моего собственного, глупо благодушного лица в темном проеме окна.
Из бокового кармана Хэтчер вынул скомканный конверт и начал шарить по всем другим своим карманам.
— Что вы ищете? — спросил я его. — Только скажите — и вы это получите.
— Вот письмо, мне надо его отправить. Черт подери, куда же я положил ручку?
Я протянул ему свою. Он вынул два свернутых листка из скомканного конверта и разгладил их. Я увидел, что они плотно исписаны строчками. Подложив журнал, который он поместил на колено, Хэтчер принялся что-то писать на обратной стороне второго листка, шевеля губами, беззвучно выговаривая слова, которые писал. Если бы я умел читать по движению губ, то узнал бы содержание написанного и, возможно, сумел сохранить ему жизнь.
Когда он закончил писать, то снова вложил разросшееся послание в конверт и возвратил мне ручку. Я заметил, что конверт был уже с маркой, адресом и пометкой "Авиапочта".
— Мне надо было еще раньше его отправить. Знакомой девушке, — пояснил он. — Вы не знаете, смогу ли я опустить это письмо в поезде или надо ждать станции?
— Почтовый ящик есть в вагоне-ресторане, на стене, между письменным столиком и баром.
— Спасибо. — Хэтчер заклеил конверт и ушел. Но через несколько минут он вернулся и принес бутылку виски. Письмо все еще было у него в руках.
— Ваше виски мы прикончили, — заметил он. — Отведайте моего.
Он отдал мне бутылку, а сам снова ушел. На незнакомой мне этикетке было написано, что это выдержанное, старое, первосортное американское виски из Кентукки. Пятилетней выдержки. 45 градусов. Я снял наружную опечатку и штопором карманного ножичка вынул пробку. Мне показалось, что я почувствовал резкий запах сивушного масла, но, отбросив сомнения, налил себе немного в бумажный стаканчик. Напиток был не очень мягкий, но согревающий. К тому же в моем состоянии мне было все равно.
Хэтчер вернулся, опустив свое письмо, и спросил, как мне нравится его шнапс.
— Ужасный, — ответил я. — Но пробовал и похуже.
Сделав первый глоток, он поперхнулся.
— Ужасный, точно. Но сейчас трудно достать спиртное.
Я схватил что подвернулось, но парень, который продавал, уверял, что это — первосортное спиртное. Видит Бог, я щедро заплатил за бутылку.
— Зря я не захватил побольше спиртного из Чикаго. Забыл про эти штаты с "сухими законами". Послушайте! Может быть, у Андерсона есть запас? Пойду спрошу.
Андерсон находился с мисс Гриин в затемненном купе в конце вагона. Они сидели рядышком, повернувшись друг к другу, как нелепые любовники. Но по нескольким услышанным словам я понял, что они обсуждали нефтяные проблемы Нью-Мексико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22