— Да, конечно, я его знала. — Несколькими быстрыми и нервными движениями она прикурила сигарету и сказала: — Полагаю, мне лучше рассказать вам об этом, если вы считаете, что это может иметь значение. Мне следовало это сделать уже давно.— А почему же не рассказали?— Это не анекдот, который всюду рассказывают, чтобы позубоскалить, — жестко отпарировала она. — Когда корабль пришел в Сан-Франциско, я подумала, что он собирается на мне жениться. Возможно, и он думал так же. Я прилетела из Голливуда, чтобы его встретить. В тот раз он пробыл в море почти год и, казалось, воскрес из мертвых. Разве это не похоже на романтику? Думаю, что я человек романтического склада или была такой. Я была без памяти от счастья, когда он вернулся. Но оказалось, что он не испытывает таких же чувств. Он в первый же вечер поругался со мной и оставил меня без всяких церемоний. Потом я узнала, что он женился на девушке по имени Лоррейн. Я думала, что стану объектом усиленных ухаживаний, но получилось так, что таким объектом стал кто-то другой.— Кажется странным, что вы поругались так скоропалительно и так бесповоротно. Вы давно были с ним знакомы?— Меньше года, но казалось, что дольше. Я познакомилась с ним в Ла-Джолле зимой предыдущего года, зимой сорок третьего, когда он был в увольнении. Мы провели вместе девятнадцать дней, прежде чем его корабль отплыл, а потом переписывались. Он был для меня моим личным залогом в этой войне, и у меня сложилось впечатление, что я была его залогом на будущее. Думаю, что я слишком на это рассчитывала.— Из-за чего вы поругались?— Поругался он, а не я. Его возмутило то, что у меня было больше денег, чем у него, но неприятности произошли не из-за денег. Он искал повода, чтобы поссориться, и нашел этот повод. Он мня обозвал по-всякому и ушел. Позже мне показалось, что этот его поступок был несколько... несколько ненормальным. Но думаю, что это просто досужие домыслы.— Но возможно, поэтому вы и простили его?— Разве я сказала, что простила? — Она выбросила окурок нарочито резким движением. Он описал крутую дугу над оградой веранды и упал, дымясь, в траву.— По-видимому, вы его простили, мисс Вест. Потому что чувствуете, как бы это сказать, что он был сам не свой, когда ушел от вас.Она заметила, что тон голоса доктора сменился на профессиональный, и ей это было приятно. Его руки забыли про нее и теперь были заняты: набивали трубку. Она закурила другую сигарету, перед тем как ответить, и выпустила клуб дыма, как будто хотела затуманить свои мысли.— Нет, он был вполне здоров. Он еще полгода служил в военно-морском флоте. Ему даже объявили благодарность в приказе командования, недалеко от Иво. Я чувствовала себя приниженной, а он ходил с гордо поднятой головой.— Но вы сами же высказали предположение, что его поведение было ненормальным.— Может быть, для него это было нормой, — быстро отреагировала она. — С самого начала я знала, что он очень застенчивый. Он стеснялся своей любви, и я подталкивала его.— Видимо, вы его горячо любили.— Потому что попыталась навязаться ему?— Потому что вы ведете себя очень честно, — рассудительно пояснил он. — Рассказываете о своем унижении, полагая, что это может ему помочь.— Я, наверное, выгляжу виноватой, да? Уж не думаете ли вы, что я мазохистка?— Сомневаюсь. — Его смеющиеся глаза спрятались глубоко под нависшими бровями. — Относительно вашей теории, что он стеснялся проявить свою любовь... Как это согласуется с его угорелым ухаживанием и женитьбой на этой девушке?— Доктор, я не претендую на то, что знаю ответ. Но не забывайте, что он закутил после того, как оставил меня. Может быть, алкоголь притупил его сдерживающие центры. Его природные сексуальные импульсы взяли свое, и он воспользовался первым же объектом, который подвернулся под руку. В его отношении ко мне это, конечно, не проявилось, но между строк его писем я поняла это.— Вы с ним переписывались после случившегося?— Он написал мне одно письмо. Оно пришло примерно через месяц после того, как он опять покинул Сан-Франциско.— Мне хотелось бы взглянуть на это письмо.— Я могу пересказать, что там написано. Он был слишком горд, чтобы признаться, что поступил, как дурак, но смысл всего заключался именно в этом. Он не отказывался от своей женитьбы и изо всех сил старался убедить себя, что ему нравится, как все получилось, хотя на самом деле это ему совершенно не нравилось. В письме сквозила фальшивая, наигранная веселость, и это очень задело меня. Он явно был несчастен, раскаивался, но упрямился, не хотел признаться, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать.— Думаю, что понимаю. Это одно из тех писем, на которые так трудно отвечать.— Я и не собиралась на него отвечать. Он просил меня не отвечать, я и не ответила. Поначалу было трудно, потому что привыкла писать ему обо всем, что делала или думала. И вот вдруг он стал принадлежать другой женщине, и больше того — я от него уже не получала вестей. Я наконец сдалась и решила повидать ее.— Вы поехали в Сан-Франциско?— Она купила себе дом в Лос-Анджелесе, и я нашла ее координаты в телефонном справочнике. С каким-то странным чувством я увидела ее фамилию в напечатанном виде: «Г-жа Брет Тейлор». — Паула умолкла и прикурила следующую сигарету от окурка предыдущей. Когда она снова заговорила, ее голос звучал бесцветно. — Меня не столько разбирало любопытство посмотреть на жену Тейлора, сколько хотелось узнать что-нибудь о нем, а она была единственным связующим звеном. К тому времени он уже отсутствовал четыре месяца, и я о нем ничего не слышала целых три месяца, с тех самых пор, когда получила его последнее письмо. Я часто лежала в кровати не смыкая глаз. И помню, меня, в частности, интересовало, на кого же он меня променял.— Мне тоже это любопытно. — Свой косвенный комплимент он сопроводил медленным и многозначительным взглядом, который скользнул по ее груди, вниз по всему телу, до обнаженных ног.Она была так сосредоточена, что даже не заметила этого.— Я испытала злорадное чувство торжества, когда в первый раз увидела эту девицу. Она была достаточно миловидной, должна признаться в этом, но употребляла чересчур много косметики, не умела одеваться и причесываться. Это — элементарные вещи, но они могут многое сказать о женщине. Она не была даже хорошей хозяйкой. На столах и креслах стояли немытые стаканы и полные пепельницы. Мне не стоит быть такой придирчивой, правда? Идеальных людей нет.— Сложившиеся обстоятельства вполне оправдывают некоторую желчность.— Как бы там ни было, я пострадала за свое непродолжительное и фальшивое торжество. Она показала мне пачку писем, которые прислал ей Берт, и даже настояла на том, чтобы я прочитала одно из них. Видите ли, Брет рассказал обо мне, и ей хотелось посмотреть на мои переживания. Со мной она была любезна, но слишком холодна. Мне не хотелось читать то письмо, но я все-таки прочитала. Как будто меня кто заставил.Оно было в таком стиле, в котором пишут ребенку, строгое и подбадривающее. Он опять находился в море, не мог сообщить ей где именно, но места там прекрасные. Он любит ее и ждет встречи. Мне было тяжело читать его, но оно дало мне некоторое утешение. В общем-то ему совершенно нечего было ей сказать, а ей недоставало ума или чувств, чтобы понять это.— Я так понимаю, что она была довольно молодой особой. — В голосе доктора прозвучали грустные нотки, которые непроизвольно возмутили Паулу.— Я бы дала ей девятнадцать или двадцать. У нее было преимущество передо мной почти в десять лет, но это не помогало ей: она отнюдь не была юной невестой. Она лезла из кожи вон, показывая мне, что повидала виды. Честно говоря, у меня сложилось такое впечатление, что Брета соблазнили.— Понятно, кто-то должен был это сделать, — спокойно заметил Райт.— Знаю. Я тоже пыталась в тот последний вечер, который мы провели вместе, но из этого ничего не получилось. И все же я уверена, что он любил меня.— Вот это обстоятельство как раз и могло помешать. Он в каком-то смысле идеалист, да?— Вы его знаете лучше.— Он идеалист, точно. И это прекрасно. Но когда идеалисты надламываются, а это с ними происходит почти всегда, они склонны впадать в другую крайность. Например, эта девица. Полагаю, его интерес к ней заключался главным образом в сексе. Как она относилась к Брету?— Не думаю, что у нее были какие-то глубокие чувства. Но, с другой стороны, я наверняка пристрастна. Казалось, она гордится тем, что вышла замуж за лейтенанта военно-морского флота, что у нее свой небольшой домик, хотя она особенно и не старалась содержать его в порядке. Она вела себя несколько натянуто. Предложила мне пива... Я пыталась втянуть ее в разговор, но он плохо вязался. У меня не Бог весть какой интеллект, но у нее были явно куриные мозги. Единственно, о чем с ней можно было говорить, — так это о фильмах.— А о лейтенанте Тейлоре?— Невозможно, даже о Брете. Наше понимание его настолько разнилось, что я просто не смогла разговаривать с ней о нем. Чтобы не злиться, по крайней мере. А я, конечно, не хотела этого допустить. Для нее он был удачным приобретением, как билет на званый вечер, преподнесенный на тарелочке с золотой каемочкой. Она два раза упомянула, что он купил для нее дом и высылает ей ежемесячно на содержание по двести долларов. Несмотря на все это, я пригласила ее побывать у меня, но она так и не появилась. Боюсь, я не очень умело скрывала свои чувства и была ей столь же противна, как и она мне. Я побывала у нее примерно за два месяца до убийства и после этого не видела ее больше живой.Райт выбивал трубку о свой каблук с усердием самобичующегося человека.— Вы не видели ее живой? — спросил он, не поворачивая к ней лица.— Я видела ее мертвой. Я была с Бретом, когда он обнаружил ее тело.Доктор посмотрел ей в лицо и был смущен болью, которая отразилась на нем.— Ах да. Конечно.— Я рассказала вам об этом, когда вам поручили дело Брета. Надеюсь, мне не надо все это снова повторять.— В этом нет необходимости, — быстро ответил он. — У нас имеется полный протокол.— Кстати сказать, мне придется пройти через все это еще раз, — сказала она. — У меня сегодня вечером встреча с доктором Клифтером.— Клифтером?— Психоаналитиком. Я думала, что капитан Келви сообщил вам об этом. Он согласился расспросить Брета завтра. С вашего позволения, — добавила она холодно.— Конечно, капитан говорил со мной об этом. Я просто забыл фамилию. Я знакомился с монографиями Клифтера и нахожу их вполне на уровне. Но трудно свыкнуться с мыслью, что он находится в Калифорнии. Для меня он всегда был чем-то вроде европейского мифа.— Он очаровательный человек, без амбиций, — продолжала Паула. — Он давал технические консультации по сценарию, который я переделывала. Так я с ним познакомилась. Буду очень рада, если он согласится взять это дело. Так у вас нет возражений, чтобы он порасспросил Брета?— Никаких. Поскольку вы заручились согласием капитана, мое разрешение становится чистой формальностью в любом случае. По существу же я только приветствую возможность обсудить все с Клифтером. Но должен предупредить вас, чтобы вы не ждали слишком многого.— Я жду очень немногого.— Не хочу сказать, что Тейлор не поправится, и не имею в виду, что психоанализ бесполезен. В интервью, которые мы проводим здесь, также применяются приемы психоанализа.— Я это знаю. — Она поднялась, собираясь уходить и держа перед собой сумочку, как щит. Специально для Брета она надела в тот день шерстяное платье, обтягивающее ее плечи и грудь. — Опаздываю на поезд.— Давайте я вас подвезу.— Спасибо. Меня дожидается такси.— Я хотел сказать лишь одно, — повторил он, когда она протянула ему руку на прощание. — Вы не должны рассчитывать на чудо. Для таких вещей нужно время. А время ничем заменить нельзя.Она восприняла его последнюю фразу по-своему. Всю дорогу до станции ее преследовала мысль — совсем другая, не та, что имел в виду доктор Райт. Время неслось, как река, а она и Брет находились на противоположных берегах. Ничто уже не восполнит то время, которое пробежало, время, которое еще утечет. Глава 3 Хотя она проезжала между этими зданиями бесчисленное множество раз, ее всегда потрясал контраст между станцией Санта-Фе и зданием нефтяной компании Сан-Диего. Последнее напоминало огромный безобразный куб, окруженный высокими стальными дымовыми трубами, похожими на свечки по бокам юбилейного торта. Над железнодорожными рельсами возвышалась архаическая и сентиментальная громада станционной башни. Ей казалось, что оба этих здания представляли собой символы исторических сил. С одной стороны — огромная масса энергетических и бытовых компаний, которые фактически определяли жизнь во всем штате; с другой — испанское прошлое, которое плутократия Калифорнии использовала, как штукатурку для прикрытия своего фасада.Сверкающие металлические вагоны стояли рядом со станцией и служили последним штрихом для этой аллегории. Невероятное будущее было навязано отвратительному настоящему в присутствии ностальгических воспоминаний о прошлом. Она подумала, что между временами нет преемственности. Вы переходите из одного периода в другой, как призраки проникают через стены, рискуя утратить представление о реальном. Безукоризненная чистота внутри этих стрелообразных вагонов будущего была заполнена нереальными пассажирами, которых, естественно, надо было доставить в Лос-Анджелес.Как лунатик, она прошла по платформе и отыскала в вагоне-салоне свое зарезервированное место. Даже когда поезд тронулся, что ее всегда возбуждало, отблески моря не смогли вывести Паулу из состояния гнетущей подавленности. После пяти лет жизни здесь, в Калифорнии, где весь февраль стоит летняя погода, для нее все еще оставалось что-то фальшивое и кричащее. Она бы предпочла увидеть хмурое небо и серое море вместо этого постоянно желтого солнца и сверкающих волн. Может быть, и правда, что неизменно хорошая погода делает людей черствыми и капризными?В такой день, как этот, имея возможность смотреть по сторонам из окна вагона-салона, было трудно поверить, что существуют грех, безумие и смерть. Прибой, похожий на растрепанный хлопок, совсем не казался механической наползающей пеной. Но, конечно, прибой был именно прибоем, а люди в Калифорнии страдали совершенно так же, как и в других местах. А возможно, и немного больше, потому что не получали сострадания от погоды.Она постаралась выкинуть все из головы, улыбнулась, как делают верующие, и стала смотреть на апельсиновые деревья между железнодорожным полотном и морем. Моряк, который шел по проходу, рад был принять слепую улыбку Паулы на свой счет и задержался возле ее кресла.— Добрый день, — произнес он с юношеской уверенностью, явно сознавая, что на нем мундир с двумя рядами петличек. — Прекрасная погода, не правда ли?Он как бы оценивал предмет, ради которого хотел вступить в торги, и бесцеремонно разглядывал ее блестящие с медным отливом волосы, гладкую кожу, многообещающую фигуру, облаченную в голубое шерстяное платье. Она не могла заставить себя рассердиться. Ей было уже почти тридцать, и она никогда не была настолько красивой, чтобы пренебрегать своей внешностью. С другой стороны, она не собиралась выслушивать хищную болтовню всю дорогу до Лос-Анджелеса.— Отвали, морячок, — прошептала она хрипло. — Мой муж — офицер.— Конечно, конечно. — Он надвинул свою белую бескозырку на самую переносицу и сказал, двинувшись дальше по вагону: — Не сердись.Она опять устремила свой взор на апельсиновые рощи, которые проносились мимо, как зеленая река, по которой уплывали назад тысячи крохотных апельсинчиков. Ее почему-то задела ложь, которую она только что сказала. Не потому, что это была неправда, а потому, что она предъявила претензии на Брета Тейлора как на своего мужа. Таковым он не являлся, и она опасалась, что никогда и не станет. Он довольно недвусмысленно отверг ее в Сан-Франциско, и если бы у нее была какая-то гордость, то она должна была бы отказаться от него, когда он женился на другой девушке. И все же три года спустя она все еще гоняется по его следам и вот уже начала говорить незнакомцам в поездах, что она его жена. Ей надо себя контролировать, иначе она повадится делать разные экстравагантные заявления, как, например, старая женщина в Монтеррее, которая утверждает, что она — дева Мария.Был и еще один источник неуверенности, более глубокий. В течение двух с половиной лет знакомства с Бретом она не раз испытывала в самых сокровенных частях своего тела такие же сильные и такие же роковые ощущения, как сейсмические толчки. С ним она чувствовала себя женщиной до мозга костей, столь же неразумной, как любая из героинь книги Д.Г. Лоуренса о фрейлинах. Ей был нужен мужчина, и она хотела ребенка. Но ей представлялось несколько смешным быть похожей на старую деву Рахиль, которая рыдала из-за своих нерожденных детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22