Ее роль в этом деле слишком сомнительна, это не позволяло ему вызвать полицию.Он никак не мог сообразить, в чем же состояла ее роль, не мог понять ее отношение к покойной женщине и к Гарри Милну. Брет всегда считал ее честной, даже несколько в большей степени, чем это свойственно женщинам. Возможно, это объясняется просто иллюзией любви. Боль и сомнения минувшего дня поглотили некоторую долю любви к ней, и он начал подозревать, что знает ее недостаточно хорошо. Брет больше не был уверен, что знает все мысли, которые рождались за ее чистосердечными глазами. Паула была неискренней, когда уговаривала его подумать о будущем, забыть Лоррейн и бросить все это дело. Но соображение, которое встало теперь на его пути к телефону, было более серьезным. Она встречалась с Милном раньше. И сам факт, что Паула скрыла от него, Брета, правду, в чем бы ни заключалась эта правда, говорил, что косвенно она была заодно с убийцей. Брет боялся, что если будет дальше разбираться в этой запутанной истории и возможных ее последствиях, то свихнется по-настоящему. * * * Он все-таки воспользовался телефоном, чтобы вызвать такси, и спустился по лестнице, чтобы подождать его на улице. Водителю такси он дал адрес Паулы. По дороге его разум помимо воли продолжал свою работу. Паула спуталась с Милном, возможно, из-за чего-то, связанного с убийством. Скрывая свою связь с Милном, она защищала его. Несмотря на ее усилия, Милну все равно пришлось скрыться. Не исключена возможность того, что он отправился к Пауле в поисках защиты.Машина повернула на ее улицу; типичный голливудский блок жилых домов, слишком изысканных и крупных для мелких участков, на которых они стояли. Перед каждым домом росли ряды пальм, похожих на стариков с лохматыми бородами и выцветшими волосами, закрывавшими их глаза. Брет увидел машину Паулы на съездной дорожке и попросил водителя такси остановиться, не доезжая до ее дома.— Номер 2245 находится дальше по улице, — предупредил шофер.— Знаю. Я оплачу по времени.Они запарковались на другой стороне улицы, в сотне ярдов от дома Паулы, и стали ждать. Водитель растянулся по диагонали на переднем сиденье с преувеличенной непринужденностью человека, который расслабился на работе. Брет напряженно подался вперед, положив локти на колени, и стал наблюдать за домом.После ожидания, которое показалось ему долгим, он взглянул на часы. Без десяти шесть. Никто не появлялся на застекленной веранде или у какого-либо окна. Не подъезжали и не отъезжали машины. От садившегося солнца между домами возникли глубокие тени, и в воздухе спала жара, когда удлинились тени от пальм. Широкий и длинный дом, в котором жила Паула, казался прочным и мирным в янтарном свете, чистым и добротным, медленно плывущим по течению времени. Горизонтальные лучи осветили брызги воды из поливальной системы, и на лужайке над кустарником ненадолго образовалась радуга. Затем окна западной стороны дома ярко вспыхнули отраженным светом на несколько минут, пока солнце совсем не скрылось. Когда лучи пропали, окна стали пустыми и тупыми, как глаза, которые перестали видеть.По мере того как послеобеденное время переходило в вечер, Брет все глубже погружался в депрессию. Он поставил перед собой зловещую задачу: следить за домом Паулы, как сыщик или ревнивый муж, ожидая худшего. Все те месяцы, в течение которых он восстанавливал свой потрясенный рассудок, именно Паула вселяла в него надежду и энергию для борьбы против апатии и скуки, которые его угнетали. Она придала смысл тому, что он неясно представляет себе. Его рассудок в ужасе отпрянул от края бездны, которую он предвидел в случае, если Паула будет потеряна для него, от пустыни, покрытой пеплом, где однажды он уже валялся, связанный по рукам и ногам своей парализованной волей, от непроходящих сумерек холодного и безвольного настроения, которое нельзя назвать даже отчаянием. Лежал, распростертый в ледяных объятиях отвращения к себе, смутно обуреваемый мелкими мертворожденными побуждениями и не реагировавший даже на воспоминания об ужасах.В течение тех первых месяцев в госпитале, которые сложились в его мозгу в один серый бесконечный день, он был хуже мертвого, кучей бесполезного органического вещества, слишком слабого и больного, чтобы принять на себя психические нагрузки человека. Из такого мало что обещающего материала время, врачи и любовь Паулы снова возродили в нем человека. Но он не забывал о семени разрушения внутри себя, меланхолической вечности. Он достаточно пережил, чтобы понять свои сильные и слабые стороны, и знал, что без Паулы его жизнь опять станет серой и будет кровоточить до полного изнеможения.И все же Брет не видел, каким еще образом может себе помочь. Он должен узнать правду и добиться правосудия. Если бы он считал так же, как Паула, что в мире нет справедливости, тогда он не смог бы продолжать свою миссию. Без веры в справедливость, человеческую порядочность невозможно жить. И ему казалось, что его вера в справедливость зависит от исхода этого дела. Впервые в жизни случившееся поставило перед ним проблему справедливости в бескомпромиссной форме, несмотря на тот факт, что сам он был тоже в чем-то виноват. Если бы он отправился прямо домой и остался дома в тот не очень запомнившийся майский вечер — все еще белое пятно в его памяти, когда рамку заполнила мучительная чернота вместо знакомого портрета забытого лица, — если бы он остался дома и подождал Лоррейн, тогда не было бы никакого убийства или он бы погиб, пытаясь его предотвратить. Не сделав этого, он обязан теперь предать убийцу правосудию независимо от того, какие страдания это может навлечь на Паулу или на него. Если Паула вступила в сговор с Милном против его жены, то он должен об этом узнать. Он проклинал свою одержимость и «везение», которое поставило его перед этой дилеммой. Но он оставался на месте и следил за домом Паулы.Сумерки, похожие на смыватель красок, слизывали цвета с крыш и окон и устраняли третье измерение, благодаря которому здания казались объемными. Небо все еще ярко светилось розовыми и желтыми красками, которые сгущались в зеленый цвет; ночь пока пряталась в кустарниках и деревьях, в закоулках домов и под карнизами. В конце квартала появилась машина и поехала в их сторону. Она два раза притормозила перед тем, как окончательно остановиться возле дома Паулы. Это была старая, потрепанная двухместная машина, за рулем которой сидела пожилая женщина. Когда она вышла из машины, можно было заметить, что она прилично одета, но все же выглядела аляповато, может быть, потому, что юбка темного костюма была слишком длинной, или потому, что шляпка сидела слишком прямо на ее голове.Шагая несколько неуверенно, женщина пересекла тротуар и приблизилась к застекленному крыльцу. Она близоруко посмотрела в сторону поливальной установки и совершенно без надобности суетливо обошла ее. Брет находился слишком далеко, чтобы хорошо ее рассмотреть, но почувствовал уверенность, что знает эту женщину. Он заранее знал, как она будет подниматься по ступенькам к крыльцу, прямо держа корпус и высоко неся голову, но неловко переступая, словно боясь упасть.Паула подошла к двери раньше, чем к ней приблизилась женщина, и приветствовала ее на ступеньках. Они обменялись официальным рукопожатием. Женщина держалась несколько застенчиво. Как и прежде, Брет почему-то жалел ее. Когда две женщины вошли в дом, то глаза Брета проводили не Паулу, а ее гостью. И все же он не мог вспомнить, кто же это мог быть.Оставаясь на заднем сиденье в сгущающейся темноте, Брет отчаянно пытался преодолеть ужасные трудности, которые опять преподнесла ему память. Его голова сильно пульсировала в том месте, куда угодила бутылка. Может быть, мозг перенес физическую травму и потому отказывали центры памяти? Мысль, которая мучила его весь период выздоровления, снова навалилась на него всей своей тяжестью. Разум был привязан к телу, как грешный дух, обреченный провести всю жизнь в теле зверя. Он безраздельно зависел от такого тленного вещества, как человеческая плоть. Глава 18 Миссис Свэнскаф совершенно не утратила любви к книгам, несмотря на свой сравнительно неудачный опыт совместной жизни с большим книголюбом, профессором Тейлором, своим первым мужем. Она открыто признавалась своим клиентам, что все, скрывающееся под книжной обложкой, просто восхищало ее. Именно эта страсть к печатному слову первоначально натолкнула ее на мысль открыть библиотеку — занятие, вполне достойное дамы. С ее тонким вкусом к книгам и ненавязчивым тактом в отношениях с людьми она надеялась сделать это занятие прибыльным. Видит Бог, они нуждались в деньгах после того, как Фрэнк был несправедливо уволен и они потеряли свой дом.На библиотеке она много не заработала, но к неожиданному удивлению этой женщины, которой никогда не удавалось ни в чем преуспеть, того, что она все же получала, хватало на жизнь. А когда грянула война, дела пошли лучше и она стала вполне зажиточным человеком. Конечно, деньги теперь были не те, что раньше, но Фрэнку пришлось признать, что его легкомысленная женушка каждую неделю зарабатывала денег больше, чем он сам когда-либо в прежние времена. Но он был не из тех, кто сидит в своей палатке и скулит об этом. Фрэнк был настоящим мужчиной и не мог себе такого позволить. И поскольку он не мог без опаски выходить на улицу и подыскать себе постоянную работу — астма все еще ужасно мучила его, несмотря на все разговоры о благотворности калифорнийского климата, — он приходил в библиотеку почти каждый день, чтобы помогать ей. Особенно хорошо он расставлял книги в строго алфавитном порядке в соответствии с фамилиями авторов и считал деньги. Несмотря на все свои разочарования и болезнь, бедняга всегда держался превосходно, выглядел аккуратно, и миссис Свэнскаф гордилась им. Она знала, что многие ее клиенты с подлинным удовольствием выслушивали советы по набору книг от такого представительного мужчины. Менее умная женщина могла бы ревновать из-за этого, но не она, только не она. В каждом слове, которое Фрэнк обращал к ней, во взглядах, которыми они обменивались, сквозило очаровательное признание в любви к ней, такой же горячей любви, как и вначале. По прошествии двадцати пяти лет она продолжала считать, что свою старую жизнь она променяла на любовь. Доброе имя, мужа и сына — она все отдала за Фрэнка Свэнскафа. И он не обманул ее надежд, оказался достойным этой жертвы.И все же у нее иногда возникало желание — без всякого капризного подтекста, — чтобы Фрэнк приходил к ней на работу более регулярно и, может быть, пораньше. После полуденного оживления суматоха стихала, и миссис Свэнскаф все больше страдала от скуки. Уже пять лет она сидела, заставленная книгами, с девяти утра до шести вечера шесть дней в неделю. Прежде она старалась следить за новыми книгами, чтобы иметь о них авторитетное мнение, но за последние несколько месяцев она стала замечать: что-то меняется в ее отношении к книгам. Подчас ей приходилось буквально заставлять себя открыть первую страницу новой книги и прочесть одно предложение. Все больше и больше она полагалась на издательские рецензии и краткие обзоры журнала «Ритейл букселлер». Она становилась похожа на сластену, которая получила работу в магазине сладостей и испортила себе желудок.Было забавно, как миссис Свэнскаф шла на любые ухищрения, лишь бы не читать книг. Сразу после полудня в библиотеке не было посетителей, они появлялись только вечером. В тот вторник она привела в порядок свой ящик, подсчитала мелочь, поманикюрила ногти левой руки (вечером Фрэнк поманикюрил ей ногти правой руки), вырезала несколько сотен закладок для книг из красной и голубой бумаги, подготовила регистрационные карточки для шести новых книг, которые поступили утром, позвонила миссис Вионовски и сказала ей, что та сможет получить нужную ей книгу, если зайдет сегодня. Когда неотложные дела кончились и она испугалась, что от скуки придется заглянуть в одну из новых книг, принесли дневную газету; это выручило ее еще на целый час.Она просмотрела газету с первой до последней страницы и прочитала все: передовицу, отчеты об убийствах на третьей странице, рекламу фильмов, спортивную страничку, подписи к юмористическим картинкам, сообщения о местных новостях, светскую хронику, редакционную статью, страничку для женщин, информацию о смертях и разводах, а также разделы, посвященные бизнесу и финансам. Затем перешла к разбитым по тематике объявлениям. Этот раздел газеты ей нравился больше всего, и, понятно, она оставила его напоследок.В этих рассортированных объявлениях чувствовался настоящий драматизм, гораздо более реальный и интригующий, чем в любой книге, и такой бесконечно разнообразный. Так много бездомных людей ищут жилье. Молодая парочка, которая просто никак не может обойтись без холодильника из-за ребенка. Врачи, специализирующиеся на мужских или женских болезнях. Частные сыщики, которые готовы отправиться куда угодно и найти все, что хотите, за умеренную плату. Но самыми интересными были объявления личного характера, эти сокровенные клочки жизни, которые могут на несколько минут унести вас в мир романтических грез. «Эди, вернись домой. Мама охотно прощает тебя» (что натворил Эди?), «Джек и Сим, сделка остается в силе, если вы свяжетесь со мной до четверга. Чарли». (Ограбление банка? Черный рынок? Разве узнаешь?)Последнее объявление в этой колонке грубо развеяло отвлеченные грезы госпожи Свэнскаф и заставило лихорадочно забиться ее сердце. Там говорилось: «Брет Тейлор, позвоните: Глэдстоун — 37-416. П.В.»Это судьба, подумала госпожа Свэнскаф. Вот, я читала эти объявления годами, подглядывала, как живут другие люди, а теперь судьба вернула меня в мой собственный мирок.Потом привычная будничность ее жизни возобладали, и она подумала, что такого с ней случиться не может: Не может быть, чтобы это был ее Брет; такого просто не бывает. Во всяким случае с ней. Вместе с тем сочетание «Брет Тейлор» встретишь не часто. Она бы не выбрала имя Брет, если бы оно было распространенным. Ну что ж, можно ведь и проверить. Она может позвонить по этому номеру, если отважится.После некоторых нервных колебаний она набрала трясущимся пальцем нужные цифры.Женский голос ответил:— Это квартира мисс Вест.— Алло, — взволнованно произнесла госпожа Свэнскаф. — Эта вы... это вы поместили объявление в личной колонке? Я хочу сказать...— Минуточку, пожалуйста, — отозвался женский голос. — Я позову к телефону мисс Вест.Слуги, подумала госпожа Свэнскаф. Видимо, Брет на дружеской ноге с очень хорошими людьми, если это мой Брет. Но конечно, совершенно невозможно, чтобы...— Да? — произнесла другая женщина, по голосу моложе, чем первая. — Паула Вест слушает.Паула Вест, П.В. Пока что все сходится.— Помещали вы объявление в личной колонке относительно Брета Тейлора?— Скажите, пожалуйста, с кем я разговариваю? — В голосе звучала осторожность.Вполне приятный голос, подумала она. Голос дамы.— Меня зовут Теодора Свэнскаф. — Она нервно хихикнула. — Прежняя фамилия Тейлор. Брет Тейлор — мой сын.— Вы, видимо, ошибаетесь, госпожа Свэнскаф. Мать Брета давным-давно умерла. Вы, видно, говорите о другом Брете Тейлоре. К тому же я уже виделась с ним. Так что все в порядке.— Понятно, — уныло произнесла госпожа Свэнскаф. — Ну что ж, очень рада, что вы нашли его. Схожесть имен ввела меня в заблуждение. Простите, что побеспокоила вас...— Минуточку, — прервала Паула. — Боюсь, что я говорю чересчур резко. Не назовете ли вы мне имя вашего мужа?— Почему же, назову. Фрэнклин Л. Свэнскаф.— Нет, я имею в виду первого мужа. Отца вашего сына.— Джордж, — ответила госпожа Свэнскаф. Молодая женщина разговаривала бесцеремонно, на грани грубости, но, в конце концов, она ведь сама позвонила ей, стало быть, надо потерпеть. — Джордж Уатт Тейлор. Он был профессором философии, — добавила она не без гордости.— Тогда вы не ошиблись. Так звали его отца. Но я ничего не могу понять. Брет сказал, что его мать умерла.— Умерла? Конечно, я не видела его двадцать пять лет. Скажите, он сейчас у вас? Не могу ли я с ним поговорить?— Нет. К сожалению, его здесь нет. Но я бы очень хотела увидеться с вами, приходите ко мне. Я его невеста. Не могли бы вы прийти на чай?Госпожа Свэнскаф ответила, что прийти может, и Паула объяснила, как найти ее дом. И тогда госпожа Свэнскаф, отбросив всякую осторожность, закрыла библиотеку в этот день раньше обычного. Она не позвонила даже Фрэнку и не сказала ему, что уезжает. Вряд ли отдавая себе в этом отчет, она почувствовала некоторое удовлетворение оттого, что ничего ему не сказала. Пусть он придет в библиотеку и обнаружит, что она ушла, пусть погадает! Она почувствовала себя беззаботной и веселой, как не чувствовала уже много лет.Паула ждала ее в состоянии неопределенности и страха, как будто ей предстояло встретиться с привидением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22