Мне однажды выдали деньги на расходы и письменную инструкцию, которую надо было выучить наизусть, а потом сжечь. Я летала в Монтерей, сидела там два дня, пока у меня в номере не появился ящик с косметикой. Потом полетела назад и оставила его где велели. А через пару дней получила по почте две тысячи баков.
— И ты их скормила рулетке.
— Конечно. А что, ты думаешь, там было?
— Наркотики?
— Черт его знает. Но если б меня потрясла полиция, то сейчас меня здесь бы не было.
— Значит, ты что-то делаешь и даже не знаешь что?
— Может, так оно и лучше, дорогой. Вот пару месяцев назад я должна была слетать в Сан-Франциско, изобразить там сцену, потом ехать автобусом в Лос-Анджелес и оттуда лететь сюда. И тысяча в кармане. Делай как сказано, не задавай вопросов, понял? Мы с тобой, дорогой, маленькие люди. А кто над нами — вот они знают все.
— А кто просил тебя лететь в Сан-Франциско?
— А-а... Я была на своей работе, и вдруг приземляется летающая тарелка, из нее высыпают ребятки с голубыми антеннами на головах и начинают давать мне команды. — Муриэль прижалась к Хью и, уткнувшись в его шею, сказала: — М-м, ты такой милый, хороший, давай больше не будем о моих проблемах, ладно? Дорогой, ты бы позвонил, чтобы принесли поесть, иначе я так ослабну, что от меня не будет никакого толку.
Свет в комнате еще не выключался, когда Хью тихо ушел. Был час ночи. Муриэль храпела, как докер после смены. Хью оставил ей записку, составленную с таким расчетом, чтобы предупредить возможные подозрения, которые могут посетить ее поутру на трезвую голову:
"Дорогая, здесь сто долларов, которые тебе нужны, чтобы перебиться до получения денег, плюс еще кое-что на завтрак и такси. Мне пора на работу. Ты просила меня передать привет Гиджу Аллену, но я думаю обойтись без этого, потому что ты тогда можешь быть занята в мой следующий выходной, а я хочу тебя поскорее снова увидеть, с тобой было так хорошо. Хью".
Он посидел некоторое время в машине, не заводя ее. Было грустно, тошно, досадно. Потом он поехал по пустынным улицам, свернул в курортную зону, попав сразу в большое движение и окунувшись в свет неоновой рекламы. Слева и справа работали шумные, как бойлерные, залы казино, пережевывая и перемалывая все новые и новые жертвы, выплевывая их иллюзии и оставляя себе их деньги.
* * *
Хью Даррен зашел к Элу Марта в пять часов следующего дня. Эл сидел у окна своей спальни под простыней, а парикмахер, похожий на него как родной брат, приводил ему в порядок волосы.
— Я не против, чтобы ты взял несколько дней отдыха, малыш, — сказал Эл. — Я знаю, ты работал без выходных. И если ты скажешь, что все налажено так, что проработает неделю без тебя, то о'кей. Думаю, тебе надо отдохнуть.
— Что, заметно?
— Не по тебе, по работе. Сейчас дела идут не так гладко, как чуть раньше. С едой не то, я слышал. Потом, ходят слухи, некоторые гости были недовольны и уехали раньше времени. Слышал, что какой-то съезд сорвался, не вышло с организацией. Так что, может, сейчас у тебя свежести не хватает, парень. Это бывает. Тебе надо вырваться в другую обстановку. Слетай на Гавайи, у Гиджа там налажено, он сделает тебе и девочку, и жилье, — все высший класс, и это тебе не будет стоить ни цента. Ты только скажи ему. Ты нам нравишься, парень, и мы хотим, чтобы ты продолжал работать на нас, как раньше... Э, э! Ты волосы стриги, а не уши, балбес!
— Спасибо, я хочу зарыться куда-нибудь в тихое место.
* * *
В Далласе Хью был во вторник. Остаток вторника, всю среду и большую часть четверга он предпринимал безуспешные попытки напрямую связаться с Гомером Гэллоуэллом. Деньги окружили старика высокой стеной. Хью умолял, говорил, что это срочное и личное дело, но все попытки наталкивались на эту непробиваемую стену, охраняемую его чиновным аппаратом, который отшивал просителей и поважнее. В четверг к вечеру Хью снова вышел на самый высокий эшелон окружения Гэллоуэлла, которого только смог достичь, и сказал человеку на другом конце телефонного провода:
— Если у вас есть возможность напрямую лично связаться с ним, то, пожалуйста, назовите ему это имя: Бетти Доусон.
Через десять минут в номере отеля «Бейкер», где остановился Хью, раздался телефонный звонок и ему дали адрес, по которому он должен быть в девять часов вечера. Это было новое здание, а указанная в адресе квартира располагалась в цокольном этаже, владельцем ее значился Г.Л. Уэллс. Квартира была просторной и скромно обставленной. Человек-робот, не представивший себя и не назвавший по имени Хью, впустил его, провел в глубину квартиры и оставил в маленькой гостиной — со словами, что мистер Гэллоуэлл неожиданно задерживается и будет несколько позже. Он спросил Хью, чего он хотел бы выпить, принес заказанное, дал новый журнал и удалился.
В десять минут десятого Гомер Гэллоуэлл медленно вошел в комнату. На нем были темный неглаженный костюм, яркий дешевый галстук, ботинки плотника, пропыленная черная шляпа. Он очень напоминал тех тихих сморщенных пожилых людей, которые греются на солнышке на скамейках в парке. Но глаза, несколько искажаемые стеклами очков, были мудрыми, холодными и безжалостными.
Он устроился на синей кушетке, положил рядом с собой шляпу и сказал:
— Ты тот самый, на кого она положила глаз. Я видел тебя тогда за стойкой регистрации. Ты лет пять прибавил с тех пор. Это она тебя прислала?
— Нет.
— Тогда, сынок, советовал бы тебе иметь веские причины, чтобы отвлекать меня от дела.
— Если вас немного интересует Бетти или то, что произошло с ней, то причины у меня есть. Из разговоров с ней у меня сложилось впечатление, что вы были друзьями. Но, может быть, у такого человека, как вы, нет времени на дружбу? Может, вы не можете себе этого позволить, мистер Гэллоуэлл.
— Не вижу причины отвечать на вопросы или говорить что-то еще, сынок. Но я могу себе позволить друзей, которые не думают нажиться на дружбе со мной. Я мог бы насчитать пятерых. Две — женщины, и она — одна из них. Однажды у меня был друг, он принял смерть, которая предназначалась для меня. Я могу сделать то же ради любого из пятерых, если нужно. А теперь давай, что у тебя есть, служащий отеля.
— Я приехал за информацией, мистер Гэллоуэлл, не за помощью. Если вы считаете ее своим другом, я расскажу вам все, как это происходило. И тогда вы поймете, почему я хочу точно знать, что случилось в тот последний вечер, когда вы были в отеле. У вас есть время выслушать все?
— Даже если я не могу делать со своим временем, что хочу, беды не бывает, сынок. Ты вроде настроился надолго, так что давай-ка сделаем себе виски для разговора, если я смогу найти этого идиота, которого держу тут.
И Даррен рассказал старику все, что узнал. Заканчивая, он выдавил из себя:
— Думаю, ее... убили. Но не хватает важной детали — почему? Смерть отца означала, что они теряли власть над ней, но зачем им понадобилось убивать ее?
Хью смотрел вниз на свои сжатые кулаки, потом поднял глаза на Гэллоуэлла и увидел, как этот сухощавый старец весь сжался, появились капли слез в глазах и мокрые следы на щеках. Гэллоуэлл достал цветной платок из кармана брюк, снял очки, вытер лицо, громко высморкался и снова надел очки.
— Как будто потемнело в мире, — еле слышно сказал он.
— А что было в тот вечер?
— У тебя насчет вечера не совсем точно, но догадки верные. Конечно, они натравили ее на меня — ведь забрал назад свои деньги, которые они так долго хранили, что начали считать своими. Для меня это было вроде игры. Я в таких делах упрямый. Но если бы все пошло, как хотел Макс Хейнс, и она постаралась завлечь меня в постель, то это было бы настолько непохоже на ту Бетти, которую я знал, что я сразу бы почувствовал подвох и не пошел бы на приманку, хотя в этом костре, который кажется погасшим, еще есть угли. Когда ставишь приманку на лису, она может сорок раз пройти мимо нее, но не притронется... Тем вечером миз Бетти приходила в мой номер два раза, и такое впечатление, что это были два разных человека. Это было так...
После того как Гэллоуэлл закончил свой рассказ о том вечере, Хью сказал:
— Значит, три раза. И вы должны были быть четвертым. Мотель «Страна игр». Кинокамера и магнитофон. Вот такая механика. И дальше шантаж. Прокляни же их, Господи, прокляни их всех!
— Она любила тебя, сынок.
— Это прекрасно. Действительно прекрасно. Жизнь — это процесс запоздалого постижения всего того, что для тебя было уже очевидно раньше...
— Я не рассказал тебе всего, — медленно произнес Гомер, — и, может быть, об этом говорить труднее всего. У меня в голове помутилось от злости, когда я узнал, что эти друзья думали провести меня на женщине. Этот Хейнс позвонил мне, и, клянусь Богом, сынок, я даже не подумал, что могу подставить ее. В общем, я дал ему понять, что знаю обо всем. А единственно, как я мог узнать, это, конечно, от нее. Я, видно, считал, что она вышла из игры и теперь в безопасности. Да-а. Ну и я с Хейнса с живого начал снимать шкуру. Нарисовал ему картину, что его ждет, и это было так непохоже на то, что этот парень когда-нибудь слышал, что у него голос охрип. Он до сих пор, наверное, плохо спит. Но это был самый дурацкий способ доставить себе удовольствие. Это, может, и убило миз Бетти, они узнали, что она пошла против них, да еще не уехав из города. Раз сказала мне, то, мол, скажет и другим.
— А разве иначе они не могли об этом узнать? Бетти, возможно, пришлось как-то отвечать им, почему она не приехала в мотель.
Гомер Гэллоуэлл испытал некоторое облегчение.
— Я об этом не думал. Дьявол, все, что я делал пока для тебя, сынок, это вроде как убедить тебя, что миз Бетти мертва. Но теперь я этим займусь как следует, сынок. У тебя есть союзник.
— Но я не знаю, что делать дальше, мистер Гэллоуэлл.
Старик посмотрел на него с явным изумлением:
— Они как будто убили твою женщину или нет? У тебя есть только один путь. Мне не надо говорить тебе, что в полицию идти бесполезно. Там все шито-крыто. У тебя один путь, сынок, ты понял?
— Что я хочу и что могу — две разные вещи. Это не Старый Запад, мистер Гэллоуэлл. Подойти к ним не проблема, если я не выроню пистолет, смогу ухлопать одного, ну двух. Мое удовлетворение продлится пару секунд, пока кто-то другой не вышибет мне мозги. Смело и красиво. — Хью слегка наклонился вперед. — А мне нужны все они — Хейнс, Марта, Аллен, Браун елл и Чарм. И, как говорят в старом испанском тосте, время порадоваться этому. А если сюда вовлечены и другие, то и они мне нужны. Но я не обманываюсь насчет себя. Я не тот тип человека, что вы. Если я приставлю пистолет к голове Макса Хейнса, не уверен, смогу ли нажать на спусковой крючок. Все-таки человек. Прежде чем что-то делать, я как следует должен узнать границы собственных возможностей. Не хочу влезать во что-то, если мои инстинкты не позволят мне закончить дело.
Гэллоуэлл медленно закрыл и открыл глаза.
— Нам надо прежде всего выяснить, кто участвовал и в чем. Еще раз давай убедимся в том, что мы, как ни печально, на правильном пути. Из пяти, которых ты назвал, как думаешь, кого бы придавить немножко, чтобы раскололся?
Даррен задумался.
— Браунелл. Бобер Браунелл... Вы правильно меня поняли, когда я говорил насчет того, что не знаю, смогу ли выстрелить?..
— Когда-то у меня на ранчо был рабочий, который не мог застрелить кролика или пришпорить лошадь. Не мог заставить себя ударить человека, как бы тот его ни обзывал. Однажды вечером в районе Кервилля компания ребят захотела поиздеваться над ним, они попытались стащить с него брюки, чтобы проверить, мужчина он или не мужчина. До того как ему сломали левую руку, он успел троим выписать направления в больницу и с поломанной левой позаботился о здоровье и двух других. Этот парень по-прежнему не мог убить зайца или наступить на жабу, но все в округе знали, что он мужчина, хотя и не такой, как все. Если б ты не был мужчиной, Даррен, она не отдала бы тебе ни минуты своего времени, так что не оправдывайся передо мной насчет неспособности действовать, как в старые времена. Как это говорят: твоя высшая цель прекрасна, так? Теперь надо сделать что?.. Оставить Браунелла на попечение моим людям, и мы узнаем, что произошло и кто к этому приложил руку.
— А дальше?
Губы Гэллоуэлла слегка растянулись в улыбке.
— Есть одна вещь, которая для этих друзей важнее всего на свете. Что они любят больше всего?
— Деньги.
— А какое самое сильное оружие в мире?
— Деньги.
— Теперь давай говори мне все до мелочей, что ты знаешь об этом Браунелле.
Глава 13
Бобер Браунелл исчез в последний день июня. Это не скоро было бы замечено, если бы вечером того же дня он не должен был передать Гарри Чарму некоторые поручения. Это была обязанность, о которой Бобер никогда не забывал, ибо касалась тех нечастых заданий, от которых зависела их сытая жизнь. Кто-то, скорее всего Эл Марта, приказал провести немедленное, дотошное и осторожное расследование. Когда Макс Хейнс расспрашивал Хью Даррена, Хью только и мог сказать, причем искренне, что не располагает никакой полезной информацией.
По сведениям, которые удалось наскрести, Браунелл в час дня был в баре «Африк», познакомился там с неизвестной женщиной, интересной блондинкой в зрелом возрасте, богато и со вкусом одетой. Ему удалось быстро найти с ней взаимопонимание. Какое-то время они шушукались и пересмеивались, а потом вместе ушли в сторону большой автостоянки и уехали в восточном направлении на большой сияющей лаком машине, марка и номер неизвестны. За рулем находилась эта женщина.
К понедельнику четвертого июля, по наблюдениям Хью, уже не было признаков того, что поиски продолжаются. Прошел слушок, слишком подходящий к случаю, что Браунелла отправили на восток и он не скоро вернется.
В шесть вечера Хью нашел на своем столе запечатанный конверт, на нем рукой Джейн Сандерсон было выведено: «Доставлено в 5.22 специальным посыльным». Записка в конверте содержала номер местного телефона и просьбу позвонить мистеру Уэллсу. Хью уже потянулся к трубке, когда вспомнил табличку на квартире в Далласе. Он сел в машину и поехал в сторону города, а там позвонил из будки в аптеке.
— Мотель «Песчаный вихрь», — ответил ему женский голос.
Хью попросил мистера Уэллса. В трубке раздался незнакомый мужской голос. Хью назвал свое имя, и моментально услышал голос Гомера Гэллоуэлла. Поначалу он звучал настороженно, пока Хью не сказал, что звонит из аптеки.
— Молодец! Давай сюда. Никогда не знаешь, что могут сделать нервные люди, поэтому убедись, что за тобой никого нет. Я в двадцатом, это последний справа, если встать лицом.
— Я знаю, где это. Буду через десять минут.
Это был новый мотель на главной автостраде, ведущей на восток. Хью на хорошей скорости промчался мимо, заехал в тихое место, остановился, закурил, понаблюдал за проехавшими автомашинами, затем развернулся и вернулся к «Песчаному вихрю».
Хью постучал в двадцатый номер, и Гомер открыл дверь. Он был один в номере.
— Поухаживай за собой насчет выпить, пока не сел, сынок.
— Плохие новости?
— Подождем, пока сядешь и приготовишься слушать.
Гэллоуэлл начал с Браунелла.
— Хорошая девочка, которую я знаю чуть ли не с детства, выманила его оттуда, как ребенка, и отвезла — тебе не важно знать куда. Вошел он в дом, грудь выпятил, сияет в предвкушении, а его там приветствует пара крепких ребят, которых я послал вместе с ней. Ребята сорвиголовы, они уже работали со мной на Ближнем Востоке. Это такие парни, что, если перед ними захлопнешь дверь, они пройдут сквозь нее. И еще они от рождения не переносят таких, как Браунелл. Ты знаешь, Браунелл не кололся целых десять минут. Но на одиннадцатой минуте до него начало доходить, что до сих пор он на таких ребят не напарывался. Он даже вначале думал, что с ним шутят, когда его собрались кастрировать, как жеребца, с которым стало трудно управляться. Но когда он окончательно сообразил, что ребята совершенно серьезные, то чуть не рехнулся, потому что такой поворот судьбы считал хуже смерти...
— Она... мертва? — спросил Хью.
Лицо старика переменилось, глаза, во время рассказа игравшие искорками, сделались безжизненными.
— Да, она мертва, — тихо промолвил он. — Как ни печально, сынок.
Хью осторожно отставил свой стакан и зарылся лицом в ладони. В комнате воцарилось долгое молчание. Потом Хью поднял голову и взял в руки стакан:
— Продолжайте...
— Сейчас я закончу вначале с этим Бобром. После того как мои ребята выдоили из него все, даже не перетряхивая ему мозги, они повезли его показать, где она закопана. Надо будет направить потом на это место полицию, когда все закончим. Полиция не будет знать, кто ей сообщил. Встал вопрос, что делать с Бобром и как это тихо уладить, но он сам себе все организовал. Он сделал все, что мог, и даже немножко больше. Он внезапно рванулся, вырвался от них и побежал по пустыне. Вначале орал, но потом все силы стал экономить для бега. Один из ребят бросился за ним, спринтерским рывком догнал, а потом просто держался у него за спиной, легко и красиво, с улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— И ты их скормила рулетке.
— Конечно. А что, ты думаешь, там было?
— Наркотики?
— Черт его знает. Но если б меня потрясла полиция, то сейчас меня здесь бы не было.
— Значит, ты что-то делаешь и даже не знаешь что?
— Может, так оно и лучше, дорогой. Вот пару месяцев назад я должна была слетать в Сан-Франциско, изобразить там сцену, потом ехать автобусом в Лос-Анджелес и оттуда лететь сюда. И тысяча в кармане. Делай как сказано, не задавай вопросов, понял? Мы с тобой, дорогой, маленькие люди. А кто над нами — вот они знают все.
— А кто просил тебя лететь в Сан-Франциско?
— А-а... Я была на своей работе, и вдруг приземляется летающая тарелка, из нее высыпают ребятки с голубыми антеннами на головах и начинают давать мне команды. — Муриэль прижалась к Хью и, уткнувшись в его шею, сказала: — М-м, ты такой милый, хороший, давай больше не будем о моих проблемах, ладно? Дорогой, ты бы позвонил, чтобы принесли поесть, иначе я так ослабну, что от меня не будет никакого толку.
Свет в комнате еще не выключался, когда Хью тихо ушел. Был час ночи. Муриэль храпела, как докер после смены. Хью оставил ей записку, составленную с таким расчетом, чтобы предупредить возможные подозрения, которые могут посетить ее поутру на трезвую голову:
"Дорогая, здесь сто долларов, которые тебе нужны, чтобы перебиться до получения денег, плюс еще кое-что на завтрак и такси. Мне пора на работу. Ты просила меня передать привет Гиджу Аллену, но я думаю обойтись без этого, потому что ты тогда можешь быть занята в мой следующий выходной, а я хочу тебя поскорее снова увидеть, с тобой было так хорошо. Хью".
Он посидел некоторое время в машине, не заводя ее. Было грустно, тошно, досадно. Потом он поехал по пустынным улицам, свернул в курортную зону, попав сразу в большое движение и окунувшись в свет неоновой рекламы. Слева и справа работали шумные, как бойлерные, залы казино, пережевывая и перемалывая все новые и новые жертвы, выплевывая их иллюзии и оставляя себе их деньги.
* * *
Хью Даррен зашел к Элу Марта в пять часов следующего дня. Эл сидел у окна своей спальни под простыней, а парикмахер, похожий на него как родной брат, приводил ему в порядок волосы.
— Я не против, чтобы ты взял несколько дней отдыха, малыш, — сказал Эл. — Я знаю, ты работал без выходных. И если ты скажешь, что все налажено так, что проработает неделю без тебя, то о'кей. Думаю, тебе надо отдохнуть.
— Что, заметно?
— Не по тебе, по работе. Сейчас дела идут не так гладко, как чуть раньше. С едой не то, я слышал. Потом, ходят слухи, некоторые гости были недовольны и уехали раньше времени. Слышал, что какой-то съезд сорвался, не вышло с организацией. Так что, может, сейчас у тебя свежести не хватает, парень. Это бывает. Тебе надо вырваться в другую обстановку. Слетай на Гавайи, у Гиджа там налажено, он сделает тебе и девочку, и жилье, — все высший класс, и это тебе не будет стоить ни цента. Ты только скажи ему. Ты нам нравишься, парень, и мы хотим, чтобы ты продолжал работать на нас, как раньше... Э, э! Ты волосы стриги, а не уши, балбес!
— Спасибо, я хочу зарыться куда-нибудь в тихое место.
* * *
В Далласе Хью был во вторник. Остаток вторника, всю среду и большую часть четверга он предпринимал безуспешные попытки напрямую связаться с Гомером Гэллоуэллом. Деньги окружили старика высокой стеной. Хью умолял, говорил, что это срочное и личное дело, но все попытки наталкивались на эту непробиваемую стену, охраняемую его чиновным аппаратом, который отшивал просителей и поважнее. В четверг к вечеру Хью снова вышел на самый высокий эшелон окружения Гэллоуэлла, которого только смог достичь, и сказал человеку на другом конце телефонного провода:
— Если у вас есть возможность напрямую лично связаться с ним, то, пожалуйста, назовите ему это имя: Бетти Доусон.
Через десять минут в номере отеля «Бейкер», где остановился Хью, раздался телефонный звонок и ему дали адрес, по которому он должен быть в девять часов вечера. Это было новое здание, а указанная в адресе квартира располагалась в цокольном этаже, владельцем ее значился Г.Л. Уэллс. Квартира была просторной и скромно обставленной. Человек-робот, не представивший себя и не назвавший по имени Хью, впустил его, провел в глубину квартиры и оставил в маленькой гостиной — со словами, что мистер Гэллоуэлл неожиданно задерживается и будет несколько позже. Он спросил Хью, чего он хотел бы выпить, принес заказанное, дал новый журнал и удалился.
В десять минут десятого Гомер Гэллоуэлл медленно вошел в комнату. На нем были темный неглаженный костюм, яркий дешевый галстук, ботинки плотника, пропыленная черная шляпа. Он очень напоминал тех тихих сморщенных пожилых людей, которые греются на солнышке на скамейках в парке. Но глаза, несколько искажаемые стеклами очков, были мудрыми, холодными и безжалостными.
Он устроился на синей кушетке, положил рядом с собой шляпу и сказал:
— Ты тот самый, на кого она положила глаз. Я видел тебя тогда за стойкой регистрации. Ты лет пять прибавил с тех пор. Это она тебя прислала?
— Нет.
— Тогда, сынок, советовал бы тебе иметь веские причины, чтобы отвлекать меня от дела.
— Если вас немного интересует Бетти или то, что произошло с ней, то причины у меня есть. Из разговоров с ней у меня сложилось впечатление, что вы были друзьями. Но, может быть, у такого человека, как вы, нет времени на дружбу? Может, вы не можете себе этого позволить, мистер Гэллоуэлл.
— Не вижу причины отвечать на вопросы или говорить что-то еще, сынок. Но я могу себе позволить друзей, которые не думают нажиться на дружбе со мной. Я мог бы насчитать пятерых. Две — женщины, и она — одна из них. Однажды у меня был друг, он принял смерть, которая предназначалась для меня. Я могу сделать то же ради любого из пятерых, если нужно. А теперь давай, что у тебя есть, служащий отеля.
— Я приехал за информацией, мистер Гэллоуэлл, не за помощью. Если вы считаете ее своим другом, я расскажу вам все, как это происходило. И тогда вы поймете, почему я хочу точно знать, что случилось в тот последний вечер, когда вы были в отеле. У вас есть время выслушать все?
— Даже если я не могу делать со своим временем, что хочу, беды не бывает, сынок. Ты вроде настроился надолго, так что давай-ка сделаем себе виски для разговора, если я смогу найти этого идиота, которого держу тут.
И Даррен рассказал старику все, что узнал. Заканчивая, он выдавил из себя:
— Думаю, ее... убили. Но не хватает важной детали — почему? Смерть отца означала, что они теряли власть над ней, но зачем им понадобилось убивать ее?
Хью смотрел вниз на свои сжатые кулаки, потом поднял глаза на Гэллоуэлла и увидел, как этот сухощавый старец весь сжался, появились капли слез в глазах и мокрые следы на щеках. Гэллоуэлл достал цветной платок из кармана брюк, снял очки, вытер лицо, громко высморкался и снова надел очки.
— Как будто потемнело в мире, — еле слышно сказал он.
— А что было в тот вечер?
— У тебя насчет вечера не совсем точно, но догадки верные. Конечно, они натравили ее на меня — ведь забрал назад свои деньги, которые они так долго хранили, что начали считать своими. Для меня это было вроде игры. Я в таких делах упрямый. Но если бы все пошло, как хотел Макс Хейнс, и она постаралась завлечь меня в постель, то это было бы настолько непохоже на ту Бетти, которую я знал, что я сразу бы почувствовал подвох и не пошел бы на приманку, хотя в этом костре, который кажется погасшим, еще есть угли. Когда ставишь приманку на лису, она может сорок раз пройти мимо нее, но не притронется... Тем вечером миз Бетти приходила в мой номер два раза, и такое впечатление, что это были два разных человека. Это было так...
После того как Гэллоуэлл закончил свой рассказ о том вечере, Хью сказал:
— Значит, три раза. И вы должны были быть четвертым. Мотель «Страна игр». Кинокамера и магнитофон. Вот такая механика. И дальше шантаж. Прокляни же их, Господи, прокляни их всех!
— Она любила тебя, сынок.
— Это прекрасно. Действительно прекрасно. Жизнь — это процесс запоздалого постижения всего того, что для тебя было уже очевидно раньше...
— Я не рассказал тебе всего, — медленно произнес Гомер, — и, может быть, об этом говорить труднее всего. У меня в голове помутилось от злости, когда я узнал, что эти друзья думали провести меня на женщине. Этот Хейнс позвонил мне, и, клянусь Богом, сынок, я даже не подумал, что могу подставить ее. В общем, я дал ему понять, что знаю обо всем. А единственно, как я мог узнать, это, конечно, от нее. Я, видно, считал, что она вышла из игры и теперь в безопасности. Да-а. Ну и я с Хейнса с живого начал снимать шкуру. Нарисовал ему картину, что его ждет, и это было так непохоже на то, что этот парень когда-нибудь слышал, что у него голос охрип. Он до сих пор, наверное, плохо спит. Но это был самый дурацкий способ доставить себе удовольствие. Это, может, и убило миз Бетти, они узнали, что она пошла против них, да еще не уехав из города. Раз сказала мне, то, мол, скажет и другим.
— А разве иначе они не могли об этом узнать? Бетти, возможно, пришлось как-то отвечать им, почему она не приехала в мотель.
Гомер Гэллоуэлл испытал некоторое облегчение.
— Я об этом не думал. Дьявол, все, что я делал пока для тебя, сынок, это вроде как убедить тебя, что миз Бетти мертва. Но теперь я этим займусь как следует, сынок. У тебя есть союзник.
— Но я не знаю, что делать дальше, мистер Гэллоуэлл.
Старик посмотрел на него с явным изумлением:
— Они как будто убили твою женщину или нет? У тебя есть только один путь. Мне не надо говорить тебе, что в полицию идти бесполезно. Там все шито-крыто. У тебя один путь, сынок, ты понял?
— Что я хочу и что могу — две разные вещи. Это не Старый Запад, мистер Гэллоуэлл. Подойти к ним не проблема, если я не выроню пистолет, смогу ухлопать одного, ну двух. Мое удовлетворение продлится пару секунд, пока кто-то другой не вышибет мне мозги. Смело и красиво. — Хью слегка наклонился вперед. — А мне нужны все они — Хейнс, Марта, Аллен, Браун елл и Чарм. И, как говорят в старом испанском тосте, время порадоваться этому. А если сюда вовлечены и другие, то и они мне нужны. Но я не обманываюсь насчет себя. Я не тот тип человека, что вы. Если я приставлю пистолет к голове Макса Хейнса, не уверен, смогу ли нажать на спусковой крючок. Все-таки человек. Прежде чем что-то делать, я как следует должен узнать границы собственных возможностей. Не хочу влезать во что-то, если мои инстинкты не позволят мне закончить дело.
Гэллоуэлл медленно закрыл и открыл глаза.
— Нам надо прежде всего выяснить, кто участвовал и в чем. Еще раз давай убедимся в том, что мы, как ни печально, на правильном пути. Из пяти, которых ты назвал, как думаешь, кого бы придавить немножко, чтобы раскололся?
Даррен задумался.
— Браунелл. Бобер Браунелл... Вы правильно меня поняли, когда я говорил насчет того, что не знаю, смогу ли выстрелить?..
— Когда-то у меня на ранчо был рабочий, который не мог застрелить кролика или пришпорить лошадь. Не мог заставить себя ударить человека, как бы тот его ни обзывал. Однажды вечером в районе Кервилля компания ребят захотела поиздеваться над ним, они попытались стащить с него брюки, чтобы проверить, мужчина он или не мужчина. До того как ему сломали левую руку, он успел троим выписать направления в больницу и с поломанной левой позаботился о здоровье и двух других. Этот парень по-прежнему не мог убить зайца или наступить на жабу, но все в округе знали, что он мужчина, хотя и не такой, как все. Если б ты не был мужчиной, Даррен, она не отдала бы тебе ни минуты своего времени, так что не оправдывайся передо мной насчет неспособности действовать, как в старые времена. Как это говорят: твоя высшая цель прекрасна, так? Теперь надо сделать что?.. Оставить Браунелла на попечение моим людям, и мы узнаем, что произошло и кто к этому приложил руку.
— А дальше?
Губы Гэллоуэлла слегка растянулись в улыбке.
— Есть одна вещь, которая для этих друзей важнее всего на свете. Что они любят больше всего?
— Деньги.
— А какое самое сильное оружие в мире?
— Деньги.
— Теперь давай говори мне все до мелочей, что ты знаешь об этом Браунелле.
Глава 13
Бобер Браунелл исчез в последний день июня. Это не скоро было бы замечено, если бы вечером того же дня он не должен был передать Гарри Чарму некоторые поручения. Это была обязанность, о которой Бобер никогда не забывал, ибо касалась тех нечастых заданий, от которых зависела их сытая жизнь. Кто-то, скорее всего Эл Марта, приказал провести немедленное, дотошное и осторожное расследование. Когда Макс Хейнс расспрашивал Хью Даррена, Хью только и мог сказать, причем искренне, что не располагает никакой полезной информацией.
По сведениям, которые удалось наскрести, Браунелл в час дня был в баре «Африк», познакомился там с неизвестной женщиной, интересной блондинкой в зрелом возрасте, богато и со вкусом одетой. Ему удалось быстро найти с ней взаимопонимание. Какое-то время они шушукались и пересмеивались, а потом вместе ушли в сторону большой автостоянки и уехали в восточном направлении на большой сияющей лаком машине, марка и номер неизвестны. За рулем находилась эта женщина.
К понедельнику четвертого июля, по наблюдениям Хью, уже не было признаков того, что поиски продолжаются. Прошел слушок, слишком подходящий к случаю, что Браунелла отправили на восток и он не скоро вернется.
В шесть вечера Хью нашел на своем столе запечатанный конверт, на нем рукой Джейн Сандерсон было выведено: «Доставлено в 5.22 специальным посыльным». Записка в конверте содержала номер местного телефона и просьбу позвонить мистеру Уэллсу. Хью уже потянулся к трубке, когда вспомнил табличку на квартире в Далласе. Он сел в машину и поехал в сторону города, а там позвонил из будки в аптеке.
— Мотель «Песчаный вихрь», — ответил ему женский голос.
Хью попросил мистера Уэллса. В трубке раздался незнакомый мужской голос. Хью назвал свое имя, и моментально услышал голос Гомера Гэллоуэлла. Поначалу он звучал настороженно, пока Хью не сказал, что звонит из аптеки.
— Молодец! Давай сюда. Никогда не знаешь, что могут сделать нервные люди, поэтому убедись, что за тобой никого нет. Я в двадцатом, это последний справа, если встать лицом.
— Я знаю, где это. Буду через десять минут.
Это был новый мотель на главной автостраде, ведущей на восток. Хью на хорошей скорости промчался мимо, заехал в тихое место, остановился, закурил, понаблюдал за проехавшими автомашинами, затем развернулся и вернулся к «Песчаному вихрю».
Хью постучал в двадцатый номер, и Гомер открыл дверь. Он был один в номере.
— Поухаживай за собой насчет выпить, пока не сел, сынок.
— Плохие новости?
— Подождем, пока сядешь и приготовишься слушать.
Гэллоуэлл начал с Браунелла.
— Хорошая девочка, которую я знаю чуть ли не с детства, выманила его оттуда, как ребенка, и отвезла — тебе не важно знать куда. Вошел он в дом, грудь выпятил, сияет в предвкушении, а его там приветствует пара крепких ребят, которых я послал вместе с ней. Ребята сорвиголовы, они уже работали со мной на Ближнем Востоке. Это такие парни, что, если перед ними захлопнешь дверь, они пройдут сквозь нее. И еще они от рождения не переносят таких, как Браунелл. Ты знаешь, Браунелл не кололся целых десять минут. Но на одиннадцатой минуте до него начало доходить, что до сих пор он на таких ребят не напарывался. Он даже вначале думал, что с ним шутят, когда его собрались кастрировать, как жеребца, с которым стало трудно управляться. Но когда он окончательно сообразил, что ребята совершенно серьезные, то чуть не рехнулся, потому что такой поворот судьбы считал хуже смерти...
— Она... мертва? — спросил Хью.
Лицо старика переменилось, глаза, во время рассказа игравшие искорками, сделались безжизненными.
— Да, она мертва, — тихо промолвил он. — Как ни печально, сынок.
Хью осторожно отставил свой стакан и зарылся лицом в ладони. В комнате воцарилось долгое молчание. Потом Хью поднял голову и взял в руки стакан:
— Продолжайте...
— Сейчас я закончу вначале с этим Бобром. После того как мои ребята выдоили из него все, даже не перетряхивая ему мозги, они повезли его показать, где она закопана. Надо будет направить потом на это место полицию, когда все закончим. Полиция не будет знать, кто ей сообщил. Встал вопрос, что делать с Бобром и как это тихо уладить, но он сам себе все организовал. Он сделал все, что мог, и даже немножко больше. Он внезапно рванулся, вырвался от них и побежал по пустыне. Вначале орал, но потом все силы стал экономить для бега. Один из ребят бросился за ним, спринтерским рывком догнал, а потом просто держался у него за спиной, легко и красиво, с улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30