Но разве видел и понимал это Сальников, ослепленный всепоглощающей манией величия, охваченный жаждой власти? Поистине он был сыном своего века, когда из небытия, из неизвестности, путем одних интриг и вздорных деклараций выскакивали, как мыльные пузыри, диктаторы, "батьки", "спасители России", чтобы тут же бесследно исчезнуть. Каждому из них казалось, что те, до него, - бездарные выскочки, неудачники, а он - совсем другое дело.
Вот и Сальников непоколебимо верил в свою звезду.
4
В Париже первым, кого встретил Сальников, был фон дер Рооп.
"Что это? Случайность или предзнаменование?" - размышлял Сальников.
Фон дер Рооп просил устроить ему свидание с господином Рябининым. Сальников охотно согласился: если к его посредничеству обратились, значит, он будет присутствовать при встрече, а Сальников любил знать все тайные нити, весь клубок интриг.
- Все шпионят, - говаривал он в кругу сообщников. - А мы должны перешпионить всех. Отсталого и собаки рвут.
Виталий Павлович никогда не выкладывал все, а этак пятьдесят шестьдесят процентов. Так и на этот раз он умолчал, что знает все и о своих сообщниках, и о тех, кто поставляет ему сведения о его сообщниках. Недаром Сальников даже Гарри Петерсона порой удивлял своей осведомленностью.
Сейчас перед Сальниковым стояла загадка: чего домогается фон дер Рооп? Денег хочет выцарапать? Прощупать настроение торгпромовских кругов? Заручиться согласием Рябинина на участие в какой-нибудь новой авантюре?
Рябинин, выслушав Сальникова, не выразил особого восторга:
- Чего они там? Полковник Вальтер Николаи что-нибудь выдумывает? Деньги понадобились? Обеднели Крупп и Тиссен? Фирма Борзиг обанкротилась со своей секретной лабораторией под Берлином?
"Оказывается, знает о лаборатории!" - с удовольствием отметил Сальников.
Рябинин был его маленькой слабостью. Сальников считал его очень и очень толковым, даже намечал на министерский пост в своем будущем российском правительстве.
- На каком языке будем разговаривать? - спросил Рябинин, когда они расположились в роскошном раззолоченном салоне гостиницы "Континенталь", так сказать, на нейтральной почве.
Фон дер Рооп пробормотал:
- Entschuldige... - И посмотрел вопросительно на Сальникова.
Сальников поспешно пояснил:
- Господин фон дер Рооп предпочитает говорить по-немецки, он об этом меня просил, но готов перейти на французский или английский, как будет удобнее вам, Сергей Степанович.
- Я буду говорить только по-русски, - отрезал Рябинин, - и я не помню, чтобы я выражал пылкое желание встретиться с... э-э... с мосье... Напротив, он хотел меня видеть.
- Я буду переводить, - усмехнулся Сальников, - для меня это не составит никакого труда.
Фон дер Рооп начал с комплиментов. Он много слышал о деятельности Рябинина, об уме Рябинина, о высоком положении Рябинина. Он счастлив, что Рябинин был настолько любезен... и так далее и так далее.
Сальников с большой тщательностью переводил, но не придерживался дословного перевода, сохраняя только общий смысл.
Рябинин слушал с чуть затаенной насмешкой. Его вид говорил: "Слыхали мы эти штучки. Выкладывал бы сразу суть".
Но фон дер Рооп поспешно заявил, что ничьих поручений не имеет, не предполагает ни о чем просить, а хотел бы только проконсультироваться по некоторым вопросам и выслушать авторитетное... компетентное... ценное... мнение глубокоуважаемого, выдающегося, достопочтенного герра Рябинина...
Тут Рябинин специально для Сальникова, но отнюдь не для того, чтобы это было переведено, ввернул:
- Лай не лай, а хвостом виляй. Так, что ли, получается?
- Was? - переспросил фон дер Рооп, осекшись.
Сальников опять усмехнулся и перевел, что господин Рябинин привел русскую пословицу, суть которой заключается в том... тут Сальников на какой-то миг приостановился и бодро закончил, что суть пословицы приблизительно такова: "Всякая встреча начинается с приветствий".
- O! Bitte schon! O! Kolossal!.. - закивал фон дер Рооп, чем сильно насмешил Рябинина.
Далее начался более содержательный разговор. Фон дер Рооп стал излагать достаточно известную и достаточно нелепую теорию о том, что на Германии лежит некая историческая миссия спасения цивилизации, что неравенство - закон природы, что история - это борьба рас и сильная раса должна господствовать над слабой, что материализм - философия низших классов, что жизнь есть воля к власти и что рабство необходимо.
- Простите, - прервал его наконец Рябинин, - не думаете ли вы, герр фон дер Рооп, убедить меня, чтобы я вступил в вашу партию?
- O! Bitte schon! O! Kolossal!.. - пришел почему-то в восторг фон дер Рооп, но продолжал развивать те же общеизвестные положения о том, что объективная истина - один из философских предрассудков, что можно только говорить - полезна ли данная истина для меня или вредна, а отсюда вытекает оценка фальсификации, вымысла, лжи.
- Взять такое понятие, как клевета, - глубокомысленно рассуждал фон дер Рооп. - Клевета - одно из ценнейших средств, я бы сказал сильнодействующих средств политики. Зачем же неискренне отрицать пользу клеветы, притворяться?
- Это нам известно, - проворчал Рябинин, опять-таки не для перевода фон дер Роопу, - я давно наблюдаю, как немцы фальсифицируют русскую историю, издавая псевдонаучные труды якобы разоблачения, из которых явствует, что в России все плохо, что Петр Великий был сифилитик, Екатерина Великая - развратница... То же самое проделывается и в отношении других стран. Я читал изданную в Германии искаженную историю Соединенных Штатов - недобросовестную подборку всего отрицательного...
Рябинин не обращал внимания, переводят фон дер Роопу его слова или не переводят. Рябинин не привык считаться с чужим мнением и вообще не любил в чем-нибудь стеснять себя. И он принялся с большим удовольствием поносить немецкие нравы, ругать немецкую политику.
Фон дер Рооп смотрел с явным интересом, Сальников забыл об обязанностях переводчика и тоже внимательно слушал.
- Вам самим кажется, что вы очень хитрые. А ведь все у вас белыми нитками шито. Бросились вы вслед за другими живоглотами прибирать к рукам африканские земли и рвать друг у друга из рук золотые россыпи в верховьях реки Фоле, алмазы в нижнем течении Вааля, всяческие Занзибары, Камеруны и Сомали... Тотчас нашлись у вас почтеннейшие профессора, которые, как снисходительные исповедники, дали вам отпущение грехов. "Вы безжалостно истребляете негритянские племена? - вопрошали они. - Ничего, это можно, ведь негры даже не люди. Иначе ими не торговали бы, как всяким другим товаром - слонами, бананами, лошадьми". И вот уже вам кажется, что ничего преступного нет в истреблении негритянских племен: ведь это оправдывает этот... ваш профессор... Иоганн-Фридрих Блюменфельд!
- Не Блюменфельд, а Блюменбах, вы хотите сказать? - вдруг на чистейшем русском языке поправил фон дер Рооп.
- Пусть Блюменбах, - согласился Рябинин. - Но какого лешего вы прикидывались, будто не говорите по-русски? А вы, Виталий Павлович, напустился он на Сальникова, - разве не знали, что господин фон дер Рооп владеет русским языком?
- Конечно знал, - невозмутимо ответил Сальников. - Как же не знать, если мне известно, что господин фон дер Рооп родился под Ревелем, учился в Петербурге и только в девятнадцатом году стал, так сказать, иностранцем.
- Как?! - в свою очередь удивился фон дер Рооп. - Вы помните моего отца?
- У меня такая работа, - уклончиво пояснил Сальников. - Приходится быть как можно более осведомленным.
- Если вас не затруднит, - обратился фон дер Рооп к Рябинину, - может быть, вы продолжите ваши любопытные экскурсы в историю? Мы остановились на Иоганне-Фридрихе Блюменбахе... Что же этот Блюменбах?
- Блюменбаху уплатили, и он старается лгать на всю уплаченную сумму. Он готов заявить что угодно, даже что все расы, кроме белой, зря обременяют землю.
- Может быть, так оно и есть?
- Дело в том, что у вас этот прием повторяется. Сейчас вам хочется слопать Францию, поэтому вы в своих псевдонаучных сочинениях утверждаете, что французы - это помесь негра с евреем... По тем же соображениям вы клянетесь, что чехи и поляки неполноценны, что русских следует истребить... Вы посмотрите на себя в зеркало - я не хочу ничего обидного сказать о вашей наружности, но не можете же вы отрицать, что вы самый, что называется, брюнет, а как же быть с выкриками ваших единомышленников в Германии, что историю творят блондины?
Видимо, фон дер Роопа трудно было привести в замешательство. Он снисходительно улыбнулся и стал объяснять Рябинину, как непонятливому ученику:
- Но боже мой! Ведь вы же, господин Рябинин, умный человек! Да, мы проповедуем, что представители северной германской расы высоки и стройны, ноги у них длинные, но не слишком, глаза голубые или серые... Что германская раса - носитель культуры, что низшие расы не способны подняться на высшую ступень развития, что древний германец - вот высокий идеал... И что же отсюда вытекает?
- Да, именно, что отсюда вытекает?
- Вытекает то, что ничего не вытекает! Теория - одно, практическая политика - другое. Истины, которые мы провозглашаем, святы для толпы, не подлежат обсуждению и должны бездумно приниматься чернью. Но не считаете ли вы нас такими идиотами, чтобы серьезно верить, будто французы никуда не годятся, будто русские не создали величайшие ценности культуры... Это все пропаганда. Массы в общем ограниченны, тупы, им надо давать броские, ошеломляющие лозунги. Если мы начнем немцам растолковывать, что русские ученые, писатели, художники, музыканты, полководцы, мореплаватели гениальны, что без таблицы Менделеева ни один ученый в мире не садится завтракать, что Лев Толстой едва ли не величайший писатель мира, что Суворов и Кутузов не знали поражений, а Глинка и Чайковский владеют сердцами человечества, если мы все это начнем говорить, то как же мы заставим наших солдат убивать детей, женщин, стариков - все подряд население России?
- А вы хотите их заставить делать это?
- Хм... Э-э... - спохватился фон дер Рооп, сообразив, что беседует с двумя русскими, а не сидит за кружкой пива в кругу мюнхенских друзей где-нибудь в Аугустинербрау или Францисканербрау. Но тут же с чисто немецкой невозмутимостью продолжал: - Глубокоуважаемый господин Рябинин! Будем называть кошку кошкой. В конце концов разве вы сами не даете указание какому-нибудь Деникину или Колчаку, Иванову-Ринову иди Калмыкову безжалостно убивать ваших соотечественников? А вы, господин Сальников, разве не стреляете в своих земляков из-за угла? Убивать - это прирожденное свойство человека. Убивать - это благородно. Война - самая захватывающая из страстей. Совесть, свобода, обоснованность, цель, прогресс - это все пугала, выдуманные самими же нами и перепугавшие прежде всего нас...
- Когда я думаю о немцах, я всякий раз вспоминаю обгорелые спички, откровенно в лицо фон дер Роопу расхохотался Рябинин, ничуть не затронутый рассуждениями и парадоксами собеседника.
- Спички? - не понял фон дер Рооп. - Какие спички?
- Обгорелые. Во время войны четырнадцатого года все страны облетел рассказ о немецкой обгорелой спичке, в английской газете "Daily Mail" даже поместили снимок этой спички и пояснили: "Вот урок, достойный подражания!"
- Что-то не помню...
- А как же? Даже обгорелые спички не пропадают в Германии даром! Немец, закурив папиросу, не выбросит потухшей спички, а спрячет ее бережно в коробочку, чтобы спичечные фабрики приделали к ней головку и пустили бы вторично в оборот...
- O! Kolossal! - завопил фон дер Рооп. - Теперь я припоминаю! Поучительный урок!
- А я своим слабеньким умишком прикидываю: если уж ты такой сознательный, если такой патриот - какого дьявола тебе собирать обгорелые спички? Перестань курить! Вот тогда ты сэкономишь миллионы плюс сбережешь здоровье! Призадумайся, сколько расходует государство на покупку табака, на его обработку, на транспортировку, сколько рабочих рук ты освободишь, бросив курить! А спичечные коробки! Тоже целое производство! А мундштуки? А портсигары? Но куцый германский патриотизм - увы! - способен только собирать обгорелые спички.
- Вы строго судите нас, - вздохнул фон дер Рооп, закатывая глаза, - а ваша проповедь против курения дышит таким задором. Я даже подумал, уж не баптист ли вы!
- Мы же условились называть кошку кошкой? Не надо сердиться, фон дер Рооп. Правда глаза колет, но, хотя вы и рекомендуете ложь, для приправы можно положить в вашу густую похлебку и ломтик правды.
Сальников наблюдал эту перепалку с невозмутимым спокойствием. Но чтобы разрядить сгущавшуюся атмосферу, решил увести беседу на нейтральную почву:
- Господа! Вы мне доставили неизъяснимое удовольствие остроумными и, я бы сказал, острыми суждениями. Позвольте и мне напомнить два момента, тоже о роскоши и экономии.
- Пожалуйста! - быстро согласился фон дер Рооп, в расчеты которого не входила ссора с русским промышленником.
- Воображаю, какой номер отколет нам Виталий Павлович! - развеселился Рябинин, полагая, что и Сальников проедется насчет пресловутой немецкой аккуратности.
- Один пример из жизни англичан, если позволите, - начал вкрадчиво Сальников. - В годы той войны, о которой вспомнили вы в связи с курением, в Англии леди Корнелия Уимборн основала женскую лигу военной экономии "Women's War Economy League". В лигу вступили самые богатые женщины Англии, такие, как герцогиня Сутерлэнд, герцогиня Бьюфорт, маркиза Рипон. Они решили носить старомодные платья, ходить пешком, не приглашать никого к обеду, не покупать заграничных товаров и рассчитать лакеев и дворецких. Жест?
- Воображаю, как они топали, бедняжки, пешком! - рассмеялся Рябинин. - И все-таки это кое-что, особенно если сэкономленное они отдавали на военные нужды.
Фон дер Рооп молча выслушал рассказ. Сальников покосился на него и продолжал:
- Иначе обстояло в России. Там где-то война, а в Петрограде рождественские балы, маскарады - под предлогом благотворительных сборов и без всякого предлога. Пасхальные визитеры, сдобные куличи - пир горой, море разливанное. Пасха празднуется неделю. Троица три дня, а потом еще воздвиженья, вознесенья, царские дни... Словом, пир во время чумы. Вы говорили о спичках. Пачка спичек стоила до войны десять копеек, а в шестнадцатом году - пятьдесят. Хлеб вместо четырех копеек за фунт стал шесть копеек. Сахар вместо семнадцати копеек стал по двадцать две...
- Вот она, эсеровская закваска! - воскликнул Рябинин. - Все цены помнит назубок!
- Я цены мимоходом упомянул. Я коллекционирую редкостные документы и храню, между прочим, реестр доходов брата царя великого князя Владимира...
- Неужели доходы у него были больше моих? - не утерпел и похвастался Рябиннн.
- А вот считайте. Как великий князь он получал два с половиной миллиона ежегодно. Его собственные земли, рудники давали еще полтора миллиона. Двадцать четыре тысячи он получал за генеральский чин, пятьдесят - как начальник петербургского военного округа, сорок - как член Государственного совета, ну и еще по мелочам наберется. Такие, как он, не увольняли своих дворецких в годы войны, пешком не ходили, вообще чихать хотели на патриотизм.
- Вот и прочихали страну, а господин фон дер Рооп собирается и то, что уцелело, выкорчевать.
- Да-да! - согласился фон дер Рооп. - И рассчитываю на вашу помощь. Наши интересы совпадают.
- Читал, читал вашу "Фелькишер беобахтер"! Бойкая газетка! "Настанет день - и грянет гром у восточных границ"! "Наше дело - выставить сотню тысяч человек, готовых пожертвовать жизнью"!.. Звучит, как пророчества Иеремии... или Иеремия не пророчествовал?
- Вы помните, еще на конференции в Рейхенгалле, в Баварии, было решено восстановить в России монархию. С тех пор прошло четыре года.
- Да. И монархи что-то перевелись.
- Господин Рябинин! За этим дело не станет! Но вы не можете отрицать, что без войны тут не обойтись. А если без войны не обойтись, как вы обойдетесь без Германии? Понятие войны вечно.
- Это все так, господин фон дер Рооп. Только если оглянуться на историю, у вас часто случается просчет. И еще имейте в виду: вам до зарезу хочется завладеть миром - а кому этого не хочется? Америке приспичило создать империю, Японии тоже, все спят и видят зацапать вселенную. Поэтому возможны самые невероятные вещи. Нет, серьезно! Ну кто вам позволит лезть до самого Томска, заглотать такой кусок? Не испортите желудка, герр фон дер Рооп!
Рябинин все ждал, когда же немец попросит у Торгпрома ссуду. Но тот так и не попросил, а Рябинин так и не понял, зачем он ему был нужен.
Свиданием остался доволен один только Сальников. Он учел, что немцы новейшей формации щупают почву, примеряются, прежде чем ринуться в очередную военную авантюру. Он понял, что торгпромовские воротилы не слишком жалуют немецких искателей "пространства". Сальникову казалось, что ни тот, ни другой не имеют ясного представления о Советском Союзе, о состоянии Красной Армии, о готовности русских к войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55