А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Хорошо, а ты будешь принц. Будешь меня любить.
– За что тебя любить? Дура – дурой. Чуть на костре не сожгли, чуть без жениха не осталась!
– Да что ты несешь, – возмутилась я. Такой нетривиальный взгляд на любимые сказочки меня сильно покоробил. Но…только в первый раз. Потом мы уже вместе раскладывали сказки по косточкам, издеваясь над народным творчеством, кто во что горазд.
– Аленький цветочек? – вопросительно поднимала бровь Динка. – Любительница халявы. Брак по расчету.
– А Иванушка-дурачок? – смеялась я. – Вечно на печи. Лень – залог здоровья. Лежи на попе ровно и все само обломится.
– Ага, а двое нормальных братьев вечно в пролете!
– Психам везет.
– Богатые – дураки, царевны любят только нищих идиотов!
– А помнишь про Салтана? – спросила Динка, когда я чуть-чуть успокоилась и перестала хохотать.
– А с ним чего? – я уже была готова снова прыснуть.
– А то. У него был выбор: жена – повариха, жена – ткачиха. Нормальные бабы. А он что выбрал? Каким местом его женушка себе дорогу проложила в царские палаты? Смекаешь?
– Да уж, известным местом, – смекала я, загибаясь от хохота. Так мы вывернули наизнанку почти все сказки. От скуки добрались даже до Льюиса Керрола с его странными Алисами в разных ипостасях. С ними было сложнее. Смысл был так аллегоричен, что переврать его еще раз почти не представлялось возможным. Но нам все-таки немного удавалось. Правда, на этот орешек мы покусились в более старшем возрасте, нам тогда уже было, как сейчас помню, лет по шестнадцать. Чеширский кот был признан наркоманом (еще бы, он знает все грибы в лесу, что от кого кусать), кролик прообразом российского малого бизнеса, который вечно спешит, но всегда опаздывает. И все его кидают.
– А мартовский кот? А шляпник? А Соня?
– Это госчиновники! – вещала Динка. В общем, разобрали мы эти сказочки вдоль и поперек, но одного места я так и не смогла понять. Места, где Алиса вместе с шахматной королевой скачет на немыслимой скорости по тропинке на вершину холма. Бежит, а прибежать никуда не может. Вершина удаляется от нее с такой скоростью, что она все время оказывается в начале пути. Алиса спрашивает королеву «почему этот гадкий холм все время удаляется. Ведь я бегу со всех сил!». Меня, кстати, это тоже сильно возмущало. Казалось, что в жизни так не бывает.
– Что ты, – отвечала Алисе королева, – с этим холмом всегда так. Надо бежать со всех сил, чтобы просто остаться там, где ты стоишь. А уж сколько сил надо, чтобы попасть куда-то – я вообще молчу!
– Бред, – соглашалась Динка. Так не бывает. А потом мы с ней сели в поезд и уехали в Москву из наших Петушков, и через некоторое время оказалось, что мы с ней что есть мочи несемся к этому самому сказочному холму, который от всех наших ухищрений не становится ближе и на сантиметр. Однако понятно это мне стало только сейчас. Именно теперь, когда я лечу из последних сил, пытаясь ухватиться за что-то подлинное, а холм не просто остается на недосягаемой высоте – он удаляется. А именно – несмотря на то, что мне предстояло рожать меньше чем через два месяца (по самым лучшим прогнозам, при условии, что я дохожу до сорока недель), жизнь не только не забрезжила радужными перспективами, но и наоборот. К августу вдруг все стало так резко ухудшаться, что мне стало страшно. Я уже не ходила на работу, где меня развлекали, отвлекая от грустных мыслей и сомнений, а сидела дома. Кто рожал – тот поймет, каково это, дохаживать последний триместр, когда все вокруг теряет смысл, а ты становишься беспомощным неповоротливым слоном, во всем зависящим от других. Последний триместр – не самое лучшее время для треволнений, но в моем случае так получилось, что я отложила на потом слишком многое. К августу, когда нам с Костей осталось меньше месяца до конца разрешения на кредит, цены на квартиры вдруг неожиданно резко взлетели. Процентов на тридцать.
– В чем дело! – паниковал и возмущался Константин.
– Август! – злилась Ольга – риелтор. – Дотянули. Теперь хватайте что угодно. В сентябре будет еще хуже.
– Динка, что делать? – рыдала я по телефону. Мне было страшно и одиноко без наших обедов в кафе, без ее бронебойной уверенности, что Бог нас любит и все будет хорошо.
– Что делать?! Раньше надо было все делать. У меня в фонде сейчас прибыль для старых вкладчиков – сто двадцать процентов годовых! А ты все просидела, пробоялась, – ругалась она. Но в меру, помятуя, как вредно волновать женщину на сносях. Еще родит.
– Как нам купить квартиру?! – молила я. Перспектива родить вот так, на съемной хате меня пугала. Я не была уверена в будущем. Я не была уверена ни в чем. И меньше всего я была уверена в себе самой. Все чаще, видя, каким мрачным приходит домой супруг, с каким видом он смотрит объявления, полученные от Ольги, тем яснее я понимала, что не видать нам квартиры как собственных ушей. И все, абсолютно все из-за меня. Везение – удел тех, кто чист душой. Деньги – не более чем способ выражать себя. Через деньги можно стать счастливыми, как сотни тысяч упитанных семьянинов с кучей детишек и отпуском в Египте, уж я на таких насмотрелась. За деньги можно продать душу. Такие летают в Тайланд первым классом, порой с двумя девушками зараз. В их глазах читается похоть и тоска. Их душевная болезнь уже практически неизлечима, для них деньги – зараза. Тот самый вирус, который подтачивает их тело и разъедает душу. Для нас с Костей деньги теперь – бесплодный кусок бумаги. Господь не дает нам за них ничего. А если мы исхитримся, то получим то, что только сгубит нас окончательно. Это я понимала со все более ужасающей очевидностью. Однажды Костя пришел домой окончательно подавленный, серого цвета и сказал:
– Все. Берем квартиру. Делать нечего, другого мы не найдем. Слишком взлетели цены.
– Что за квартира? – оживилась было я. Но, перехватив его взгляд, поняла, что лучше бы я и не спрашивала.
– Да помойка. В Бирюлево, у черта на рогах. До работы добираться – помрешь, – Костя чуть не рыдал.
– Так зачем она нам? – скорее для проформы спросила я.
– У них подходящие документы и они согласны на Ипотеку. И у нас хватает денег. Хотя по мне, покупать девятиэтажную трущебу по цене в почти три тысячи долларов за ее поганый метр – это выше моего понимания вещей. Москва не стоит таких денег! Но на каждую сраную однушку находится по три таких, как я. Так что нам еще придется дать взятку тамошнему риелтору, чтобы он отдал эту страсть нам.
– Мне даже не хочется на нее смотреть, – опечалилась я. Услышать слово «сраный» из Костиных уст все равно, что наблюдать извержение доселе спящего вулкана. Значит, настал и его предел. – А может, вообще ничего не покупать?
– И что? Рожать здесь? Ты знаешь, что наша хозяйка мне звонила?
– Нет, – похолодела я. Неужели случится что-то еще?
– Да. Она повышает цену. Придется платить на двести долларов больше. Так что мне уже все равно, что так – что так. Там я, хотя бы, буду платить себе в карман, – Костя был явно подавлен. Я тоже, однако, сил, чтобы как-то его поддержать у меня уже не было. Я сама практически падала. Но раз уж мы решили покупать какую-то квартиру, я решила, во что бы то ни стало, увидеть ее. Несмотря на живот. Поэтому на следующее утро я поехала в это Бирюлево, чтобы хоть одним глазком взглянуть на потенциальное семейное гнездо.
– Зачем тебе это надо? – удивилась Динка, когда я ей сказала, что еду одна на другой конец города, чтобы посмотреть квартиру.
– А вдруг я там что-то такое увижу, с чем никак не смогу смириться? – упиралась я.
– Да брось, пусть Костик покупает. В любом случае хуже не будет.
– Я так не могу. А вдруг я там сразу пойму, что мне делать, – как одержимая, объясняла ей я. Она не понимала.
– Ты должна думать только о себе. Тебе скоро рожать! Ты что, решила все напоследок испортить. Все так хорошо идет!
– Нет, не хорошо, – я закусила губу и поехала. Я озиралась по сторонам, пытаясь найти ответы на вопросы. Где угодно, хоть среди надписей на домах. Среди рекламы. Вселенная, отзовись! Надо сказать, что когда Вселенная (это из буддистов) пытается подсказать тебе правильный ответ, она делает это гораздо лучше, чем звонок другу или помощь зала в игре с Галкиным по ОРТ. В моем случае Вселенная явно пыталась достучаться до моего пассивного, практически спящего сознания любыми способами. Пусть даже и нелицеприятными, лишь бы я услышала. Еще бы, ведь вот уже почти девять месяцев, как я настойчиво пыталась не слышать совершенно ничего, ни слова. Я вышла из автобуса, везущего, как мне сказали, как раз на Востряковский проезд. Ехать пришлось очень долго.
– Десяточки не найдется? – вдруг пристал ко мне на подходе к дому какой-то противный прощелыга-алкоголик. Мало того, что я добиралась до этого Бирблева уйму времени, пересаживаясь с метро на автобус, путаясь, плутая и выходя не на тех остановках. Видимо, Костя что-то перепутал, когда давал мне адреса и схему проезда. Через добрую пару часов пути какая-то сердобольная старушка все-таки направила меня по азимуту к нужному дому на Востряковском проезде, а там ко мне тут же прилип этот пропойца.
– Нету, нету. Отстань, – цыкнула на него я. Это не произвело на него никакого впечатления.
– Дай. Ну, дай, – канючил он.
– Не дам, – отрезала я. Алик вперил в меня колючий взгляд. Меня аж передернуло, и я принялась оглядываться, чтобы понять, имеет ли смысл кричать «караул».
– А НУ ДАВАЙ КОШЕЛЕК! – сплюнув, подался ко мне этот недочеловек. Видимо, он сопоставил силы и понял, что беременная, практически на сносях баба, не окажет ему никакого выраженного сопротивления. На меня пахнуло дурным похмельем и несвежей, много недель нестиранной одеждой. Я бросилась неуклюже бежать, а сама думала только о том, как бы не родить в этой забытой Богом дыре.
– Отстань от женщины! – вдруг крикнула на моего недоделанного злодея та самая бабка, которая показала мне дорогу. Она замахнулась на него клюшкой, после чего он злобно пошел в сторону, изрыгая себе под нос какие-то несуразные проклятия. Я с облегчением выдохнула.
– Надо же, никогда не думала, что такая палочка может быть оружием, – слабо улыбнулась я.
– Тут у нас держи ухо востро, – приосанилась бабуля. – А ты уже пришла. Вот тот дом. Ты к кому?
– Я? Смотреть квартиру, – бодро ответила я. Роль защитницы беременных давала бабке право называть меня на ты, сколько ей заблагорассудится.
– Это в третьем подъезде? – всплеснула руками бабуля.
– Ага, – шмыгнула я.
– Ай-яй-яй, и зачем она тебе сдалась?
– А что? Что-то с ней не так? – замерла я. Неужели и тут облом?
– У нас тут со всем районом все не так. Воздух ни к черту, а ты вона, с малышкой.
– С малышом! – поправила ее я. Она недоверчиво покосилась на живот и пожала плечами.
– Все едино, не место тут дитю.
– Ничего другого нет, – пожаловалась я.
– А иной раз лучше остаться ни с чем, чем вот так, – она широко махнула рукой, как бы обозревая окрестности. Я проследила взглядом за ее рукой. Панорама и правда открывалась не очень. Во все стороны, докуда дотягивал взгляд, тянулись ленты заборов и гаражей, а справа, перекрывая белый свет, высились огромные трубы теплоэлектроцентрали. Густые грязные облака из труб закрывали небо. Меня передернуло. Неужели же я, и правда, буду тут жить?
– Ну, надо посмотреть, раз приехала, – вздохнула я.
– Смотри в оба, – отсоветовала бабка, прежде чем дверь подъезда за мной закрылась. Меня встретил вонючий, и даже не какой-то там грязью, а настоящей гнилью подъезд. Не знаю, в каком году построили этого монстра, но строили его явно ненадолго, только чтобы перебиться. Однако, как известно, нет ничего более постоянного, чем временные сооружения. Я вспомнила, как Костя утром ворчал.
– Уж лучше бы это была пятиэтажка, честное слово.
– Почему? – удивилась я.
– Да потому что тогда был бы шанс, что ее со временем снесут. А эта квартира еще нас переживет.
– Да брось ты себя накручивать, – сказала я ему. А теперь мне жутко хотелось накручивать себя. Квартира располагалась на девятом этаже. Хорошо хоть лифт работал, хотя он так дребезжал, что казалось, через минуту рухнет. Мозг услужливо рисовал картину меня, летящей в пропасть, подминаемую многотонными обломками лифта. Шахта многоподъездного дома – неужели же это и есть мой удел.
– Вы к нам? – прямо у лифта встретил меня суетливый молодой человек.
– Не знаю, – растерялась я. – Мне бы квартиру посмотреть.
– Ну да. Я Павел. А вы, наверное, Полина?
– Да, – порадовалась я. По-крайней мере, ничего не перепутала.
– О цене ни слова! – грозно предостерег меня суетливый Павел. Я, хоть и была уже глубоко беременна, но в таких экстренных случаях все-таки еще могла собрать волю в кулак и включить думалку.
– Вы что, скрываете цену? – предположила я, и Павел пошел пятнами.
– Вы хотите купить эту квартиру? – процедил он.
– Не уверена, я же ее еще не видела.
– Так, давайте не будем вообще смотреть. Мне сказали, вы просто хотите увидеть стены. А если вы сейчас начнете рассуждать о цене…. У меня таких, как вы – море, – Павел явно демонстрировал желание избавиться от меня как можно скорее. Я испугалась. Зачем же я сюда так долго перлась и чуть не пала жертвой алкоголика?
– Успокойтесь, Паша. Я вообще не знаю, сколько стоит ваша эта квартира. Мне только взглянуть. Я буду нема, как рыба, – пообещала я. Риелтор задумался, словно пытаясь понять, можно ли мне верить. Но потом вздохнул (видимо, вспомнив об обещанной моим мужем взятке) и повел в дом. Там нас ожидала замученная бытом и нищетой женщина лет сорока пяти.
– Павел, здрасти. Извиняйте, я не одета, – затараторила она, вытирая передником измазанные в какой-то еде руки.
– Ничего-ничего, – щебетал изменившийся до неузнаваемости хлопец. Теперь он изображал «мудрого друга, наставника». Мне стало противно.
– Тетя, пливет! – выскочило из комнаты какое-то милое чумазое чудо лет пяти.
– Привет, – подскочила от неожиданности я. – Тебя как зовут?
– Ромочка, – вымолвило чудо и ускакало прочь. А я пошла бродить по квартире. Бродить по ней заняло около тридцати секунд. Квартира, собственно, состояла из комнаты и кухни, окнами выходившей на те самые удручающие башни ТЭЦ.
– Вы не волнуйтесь, у нас здесь тихо. МКАД почти не слышно, – лебезила хозяйка.
– МКАД? – обернулась я. Про него-то я вообще забыла. А ведь правда, за всеми этими гаражами должен быть МКАД. Господи, куда меня занесло.
– Ну да, совсем не слышно. А ТЭЦ – она же безвредная. Она только пар гонит. Немного сыро и все, – помня о том, что реклама – двигатель торговли, женщина старалась изо всех сил.
– А вы-то почему переезжаете? – проявила любопытство я. Женщина запнулась, а потом, глядя на мой живот, ответила.
– Мы с мужем разводимся. Вот, приходится менять квартиру.
– Да на что ж ее можно поменять?! – ужаснулась я.
– Поеду в область, там квартиры втрое дешевле, – пояснила хозяйка. – А ему – супостату – комнату.
– Почему супостату? – опешила я.
– Бросает меня, – вздохнула она, и, давая понять, что разговор окончен, вышла в комнату. Я растерянно прошла еще пару шагов, осмотрела ванну. Она была смежной и, как ожидалось, вся поросла грибком. Представить себя на такой ванне я не смогла. Но самым ужасным, самым страшным кошмаром, который заставил меня бежать бегом от этого дома, квартиры, района, бежать, на ходу вытирая слезы, слепившие меня – было дежавю, охватившее меня со страшной силой. Я вдруг отчетливо поняла, что если мы с Костей немедленно что-то не сделаем с нашей жизнью, то через пять-десять лет я буду совсем как она. Как эта уже сведенная «на нет» женщина, покидающая Москву, уходящая прочь от этого неподъемного холма из сказки Льюиса Керрола. И конечно, моя измена никуда не денется, даже если Костя купит квартиру и будет и дальше таким же прекрасным отцом и мужем. Только надолго ли? Происшедшее так и будет висеть годами, как топор, как ружье, которое когда-нибудь обязательно выстрелит. И ребенок обязательно окажется от Дениса, чтобы каждый день напоминать о том, что я пользуюсь любовью и семейным счастьем в кредит, также как и квартирой. Потому что в таком доме, в такой квартире наша семья обязательно развалится. И я окажусь там, откуда пришла. Сидящей где-то в области, одна, да еще и с ребенком на руках. Зачем? Зачем?
– Что с вами? С вами все в порядке? – одернула меня за руку женщина в рабочей форме сотрудницы Метрополитена. Оказывается, я дошла уже до самого Метро и умудрилась войти в него, даже не заметив.
– Нет. Не нормально. Но это ничего, – я отвела руку в сторону и побрела к поезду. Слезы кончились, осталась только какая-то тупая решимость, которая довезла меня до дома. Несколько раз я останавливалась и пыталась паниковать. Мне казалось, что еще можно остановиться, еще можно что-то исправить, придумать, сделать по-другому…
– Ты смотрела квартиру? – с порога спросил меня Константин. Он с беспокойством посматривал на мой живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28