– Общество вашей сестры было чрезвычайно приятным. Мы сожалеем, что наше путешествие завершилось.
– Но почему же завершилось! – расстроено произнесла Зоя. – Разве мы и дальше не можем путешествовать вместе? Ведь, как я полагаю, мы все едем в Каир?
– Ну, Зоенька, поспешно такие вопросы не решаются, – Аристов подхватил сестру под руку, стремясь как можно быстрее увести ее. – У нас будет еще возможность поговорить.
Егор хотел поскорее завершить обмен любезностями и оказаться с сестрой наедине. Они так давно не виделись, так соскучились. Ему совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. И тем более путешествовать в компании новых знакомых. Но он был обязан Соболевым. И эта ожившая картина Рафаэля… Словом, нельзя решать наспех. Надо подумать.
Они проговорили до вечера, взахлеб, перебивая друг друга, то смеясь, то плача. Перемешалось все. И детские воспоминания, и его военные приключения и страдания, и её томительное пребывание в монастыре. Когда вдруг Егор взглянул на часы, то в ужасе схватился за голову, давным-давно Соболевы ждут!
За роскошным столом, полным диковинных яств, морских тварей, приготовленных особенным образом, фруктов, рыбы, сладостей, разговор не клеился, все возвращаясь потихоньку к одному. Зоя с напряжением следила за братом, какое он примет решение. Неужели вот сейчас, в первые мгновения он снова превратится в деспота и увезет её? Тогда она вряд ли увидит Петю. А если и увидит когда-нибудь, потом, зимой в холодном Петербурге, то, кто его знает, как там все сложится.
Викентий Илларионович днем выдержал пылкий напор сына, который требовал уговорить Аристова путешествовать вместе. Соболев сильно сомневался. Если он будет печься о любовных поползновениях своего дитяти, тогда от научных целей экспедиции мало что останется. Профессор вежливо предложил Аристовым продолжить путешествие вместе, плыть по Нилу, посетить пирамиды и иные древности. Зоя загорелась, но Егор не собирался так долго оставаться в Африке. Он сомневался. Петя аж побелел, глядя на задумчивое лицо Аристова. Лавр тихонько ухмылялся, наблюдая за откровенными страданиями кузена, и с наслаждением терзал огромные красные клешни омара на своей тарелке.
Повисло неловкое молчание. Серафима Львовна за обедом почти не проронила ни слова. Она сидела напротив нового знакомого и могла без помех его разглядывать. Он в возрасте Лавра, но сколько в нем силы, мужественности! Он точно лев, который спокоен и задумчив, но внутри у него кипит звериная сущность. Она поймала себя на том, что ей все время хочется смотреть на него, хотя это и невежливо. Никогда, никогда она не встречала подобных мужчин. До сего дня все мужское сосредоточивалось в муже, сыне и племяннике. Но рядом с новым знакомым эти трое разом поблекли, скукожились. Она вдруг впервые увидела, что муж её совершенный старик, а юноши – и просто два инфантильных баловня. Ей стало неприятно от этих нелестных мыслей и она рассердилась на гостя. И вдруг, сама не зная, зачем она это делает, произнесла:
– Сударь, поверьте, мы были бы просто счастливы, если б вы и ваша сестра продолжили путешествие вместе с нами. Мы, европейцы, должны в этой далекой стране держаться друг за друга. А вы, по всему видно, человек опытный, вы, в случае чего, можете нас защитить. Мы же со своей стороны сделаем все, чтобы ваше пребывание с нами было чрезвычайно интересно и приятно. Мой супруг известнейший специалист по древней истории. Полагаю, что и вам, и Зое Федоровне будет небезынтересно его общество. И потом, вместе всегда веселей!
Соболев оторопел. Он не ожидал услышать подобные слова из уст жены. Аристов же весь как-то внутренне напрягся, потом вдруг улыбнулся широкой улыбкой.
– После ваших слов, сударыня, невозможно иное решение. Итак, господа, мы принимаем ваше предложение.
– Ура! – закричал Петя. – Шампанского!
Лавр снова злорадно усмехнулся и внимательно посмотрел на дядю, Аристова и тетушку. На лице Соболева не отразилось ничего. Аристов поднес свой бокал к бокалу Серафимы Львовны, и они чокнулись с легким звоном. Шампанское колыхнулось, слегка зашипело, пузырьки взметнулись вверх, вино заиграло, замерцало. Или это не шампанское отозвалось в груди Егора и Серны стремительным жарким огнем?
Глава двенадцатая
Еще не пробило и семи часов, как наши путешественники тронулись на ослах из гостиницы в Каире, куда они прибыли накануне, в сторону Гизы. Известно, что подобным образом часов за семь можно добраться до пирамид и успеть к вечеру того же дня вернуться обратно. Хозяин отеля предупреждал путешественников, что там желательно двигаться большой компанией. Иначе можно сделаться жертвой разбойников и мошенников феллахов, коих в окрестностях пирамид пруд пруди.
К тому же надобно остерегаться покупки разных «древностей», изготовленных в местных лачугах и выдаваемых за уникальные древние предметы. Все эти советы пригодились, потому что по мере приближения к пирамидам число феллахов в синих куртках, желающих стать проводниками богатых иностранцев, увеличивалось прямо на глазах. Они наперебой выкрикивали что-то историческое, желая потрясти слушателей своей ученостью, предлагали «древние» статуэтки Осириса и Анубиса, руку мумии, воду, серебряные греческие монеты, опять же очень «древние». Соболев только смеялся и гнал их, впрочем, пришлось согласиться на присутствие одного проходимца, наиболее пристойного на вид, к тому же бегло говорящего по-английски. Его и наняли для сопровождения. Соболев всю дорогу искренне потешался над тем, что этот доморощенный гид пытался рассказывать из древней истории, и, к слову, кое-что даже записал в свой дневник, чтобы после повеселить студентов на лекции.
Когда путешественники оказались на плато Гиза и перед их взором из песка выросли величественные пирамиды, огромными ступенями уходящие в небо, то в первые мгновения Викентий Илларионович не мог говорить, так его переполняли чувства.
– Господи помилуй! Какое счастье, что я вижу это! Десятилетиями рассказывать студентам, во всех подробностях описывать и ни разу не видеть собственными глазами эти грандиозные сооружения!
Серафиме Львовне даже показалось, что слезы сверкнули в глазах всегда сдержанного и чопорного мужа. После памятного обоим побега Серны в монастырь никогда она более не видела его таким взволнованным и растроганным.
Молодые люди столпились около профессора, ожидая увлекательного рассказа. Лавр поспешно раскрывал кофр с фотографическим аппаратом, желая запечатлеть каменных гигантов. В его голове уже рождались гениальные планы, удивительные ракурсы для фотографий.
– Сюда, сюда! – профессор спешил к подножию самой большой пирамиды.
– Вот, друзья мои. Самое гигантское сооружение древности, пирамида Хуфу, ошибочно именуемая пирамидой Хеопса. Стоит на высоте в 131 фут, далее возвышается еще на 450 футов. Но кроме высоты поражает еще чудовищная масса и объем. Внутри свободно и легко мог бы поместиться самый большой храм христианского мира – собор Святого Петра в Риме, причем, даже не касаясь поверхности! Более миллиона каменных блоков, да еще не сохранившаяся облицовка, которая сияла на солнце. Вон там, на самой вершине видны еще остатки облицовки, – Соболев махнул рукой вверх, – прочее же арабы растащили на строительство своих домов в Каире. Обратите внимание, как обработаны камни. Они идеальны, совершенно ровные, пригнаны так, что и теперь не просунешь между ними и тонкого листа бумаги. А ведь тогда не существовало железных орудий. Орудия использовались только медные, стало быть, существовала целая армия точильщиков орудий.
– Но как же были построены такие высокие сооружения? – недоумевала Зоя.
– До сих пор ученые толком не знают, как это происходило, хотя существует некое описание, данное Геродотом. Да и то, записанное им со слов египтян, живших гораздо позже времени постройки. Скорей всего, сооружались дополнительные приспособления, по которым втаскивались наверх, на салазках камни для строительства. Колеса не использовали, завязли бы в песке. Сто тысяч людей в течение тридцати лет трудились, возводя пирамиды.
– Но зачем, для чего все это? – продолжала вопрошать Зоя, которая явно запамятовала то, что когда-то учила в гимназии.
– Там должно было покоиться тело царя Египта, фараона Хеопса. Но, насколько мне известно, его там нет, или вернее ученые его там не обнаружили.
– Мы полезем внутрь? – оживился Петя.
– Сделаем такую попытку, – и профессор устремился наверх по камням ко входу в пирамиду, находившемуся довольно высоко от земли. Лезть наверх, оказалось довольно затруднительно, особенно дамам, так как сами блоки, из которых выстроена пирамида, довольно высоки.
– Да погодите, погодите же вы! – вскричал Лавр. – Дайте же сделать памятный снимок!
Фотоаппарат щелкал, запечатлевая путешественников у подножия и у входа в величественную пирамиду. Разумеется, первым был сфотографирован профессор, который буквально прильнул к историческим камням, не скрывая своего волнения и восторга.
Последними запечатлены были радостный сияющий Петя и Серафима Львовна в компании с Аристовым, который помогал ей взбираться по камням наверх. Лавр смотрел в объектив и видел там кузена, который готов был летать от восторга и распиравших его чувств. Что ж, посмотрим, посмотрим, чья возьмет, женщины такие непостоянные, такие переменчивые! А вот и драгоценная тетушка, изморенная жарой. Позади маячит герой-освободитель, воин на каникулах. Что-то у вас странные лица, друзья мои, словно вы что-то потеряли, или, может, наоборот, нашли?
– А теперь я намерен пролезть внутрь и сделать там свои фотографии! – решительно заявил Лавр, закрыл объектив и устремился наверх, подхватив штатив.
Серафима Львовна, тяжело дыша, остановилась передохнуть. Сколько ступеней, двести? Господи, помилуй! Хорошо бы добраться до входа, а уж на самый-то верх она, пожалуй, не пойдет, с неё достаточно. По спине течет пот. Да так сильно, что пятно заметно на платье. Как неприлично, рядом молодой мужчина, от неё, возможно, потом пахнет? Кошмар! Шляпа просто прилипла к голове, её уже не снимешь, что там осталось от прически! Но отказаться от милого приключения она не могла, муж никогда в жизни её бы не простил и извел бы насмешками. Вон он, впереди! В его-то годы! И забыл о возрасте! Вот что делает любовь к прекрасному!
Она утерла лицо и оперлась на следующий камень, чтобы преодолеть очередную ступень. В этот миг широкая и крепкая ладонь ухватила её ручку и увлекла наверх. Этот жест, дружеский, деликатный, но в то же время властный, поверг её в смятение. Она поймала себя на мысли, что ей не хочется отнимать руки. И она продолжала опираться на руку Аристова. Что ж, муж увлечен камнями. Лавр тащит тяжелый кофр и штатив, Петя помогает взбираться Зое. Разумеется, ей ничего не остается, как принять помощь Аристова. Егор мягко, очень вежливо поддерживал её под локоть и слегка за талию. Его руки были горячие, чуть влажные. Глаза смотрели спокойно и серьезно. У Серны вдруг закружилась голова. Эти прикосновения были преступно приятны.
– Так! А кто напомнит мне известную поговорку о пирамидах? – экзаменовал профессор молодежь.
Петя и Зоя переглянулись и захихикали.
– Все боится времени, но время боится пирамид, – выдохнул Лавр, утирая пот, который катился по его лысой голове и лицу градом.
Дядя должен быть всегда доволен своим племянником, нельзя даже в мелочах разочаровывать дядюшку. Он поставил штатив и приготовился вслед за профессором нырнуть в таинственные глубины пирамиды. Проводник что-то залопотал, показывая в сторону дам.
– Наш чичероне говорит, что дамам, вероятно, не стоит спускаться вниз, неудобный путь и очень душно. Может вам с Зоей Федоровной и впрямь остаться на поверхности, дорогая? – профессор присел на один из камней и обмахивался шляпой. Прочие расположились рядом.
Серафима обрадовалась предложению мужа, а Зоя откровенно расстроилась, ей очень хотелось попасть внутрь пирамиды. Она вопросительно взглянула на брата.
– Как хочешь, Зоя. Только бы тебе хватило сил. Я не хочу, чтобы эта пирамида стала усыпальницей прекрасной царевны Зои! Но, как я полагаю, придется ползти на четвереньках, залезать и спускаться в очень узком проходе, словом, путешествие, полное неприятностей для дам.
Зоя надулась, но вынуждена была отступить и составить компанию Серафиме Львовне. Та же в свою очередь с содроганием представила себе, как она ползет, о ужас, на четвереньках, и её округлости, обтянутые юбкой, колышутся перед носом у Аристова! Более непристойной картины трудно себе представить, и посему лучше отказаться от заманчивого путешествия в глубь веков.
Итак, решено, дамы остаются ждать мужчин, которые с решительным видом зажгли масляные факелы и двинулись в глубь неизведанного. Вход в пирамиду располагался на высоте пятнадцатой ступени на северо-восточной стороне. Проход с самого начала оказался очень узким и круто пошел вниз. Пришлось и впрямь ползти на четвереньках, иногда почти на животе. Воздух оказался спертым, дышать становилось все тяжелей еще от дыма горящих факелов. В какой-то момент путь преградила гранитная глыба, которая по замыслу строителей, должна была останавливать древних незваных гостей гробницы. Однако те прогрызли в песчанике обходной путь, по которому и двинулись дальше путешественники. Теперь путь, такой же мучительно узкий, пошел в гору и привел в маленькое помещение. Одна из стен не доходила до потолка и представляла собой дальнейший проход. Итак, предстояло лезть прямо на стену, чтобы продолжить движение вперед. Проводник ловко вскарабкался наверх по выдолбленным за века углублениям и помогал лезть остальным.
– М-да! – только и молвил Соболев, с трудом преодолевая преграду.
Но неудобней всего было Лавру, который тащил на себе аппарат и штатив. Иногда он невероятным усилием гнал от себя преступную мысль бросить все тут и подобрать на обратном пути, но мысль о том, что книги дяди, его лекции будут украшены его фотографиями, что петербургские журналы выстроятся в очередь за ними, заставляла, скрипя зубами, тащить все это дальше. После стены – опять узкий проход с нависающим над головой потолком, маленький покой, опять гранитный обломок на пути, и наконец, – склеп царя!
Уф, наконец-то можно разогнуться и размять затекшие члены! Путешественники огляделись, и разочарование отразилось на их лицах. Небольшая комната, отделанная полированным гранитом. Потолок и стены черные и закоптелые от дыма факелов. Ни одного иероглифа, ни одного рисунка! Ничегошеньки! Посередине располагался пустой саркофаг без крышки и никаких следов мумии фараона и неведомых сокровищ.
Профессор, разумеется, по трудам именитых египтологов знал, что будет именно так, но все же он с тайной надеждой ходил вдоль стен и светил факелом. Вдруг что-нибудь да откроется и его пытливому взору, что осталось незамеченным предшественниками? Бедуин-проводник расположился в углу, Петя повалился рядом совершенно без сил. А Лавр принялся устанавливать аппарат и делать долгожданные снимки. Аристов тоже с любопытством ходил вдоль стен, рядом с Соболевым.
Обычно в «программу развлечений» путешествующих входил еще и трюк с поиском древностей. Вдруг бедуин находил где-то в уголку черепок или еще что-нибудь, и предлагал неискушенному туристу. Понятно, что все это было заготовлено заранее, но как обставлено! Из самой пирамиды Хуфу! Однако с профессором этот жалкий фокус не прошел, но тот был щедр и не обидел бедуина, наградив его монетой при расставании.
В ожидании спутников дамы не скучали. Они расположились на широких каменных блоках-ступенях и, прикрываясь широкими шляпами от солнца, созерцали окрестности. Внизу копошились иные туристы, рядом высилась еще одна каменная громадина, а вокруг песок, песок, песок.
Зоя поначалу чувствовала себя немного скованно в обществе Серафимы Львовны. Ей очень, очень хотелось нравиться этой женщине, добиться её материнской любви и нежности. Госпожа Соболева необычайно интересовала Зою. Как можно быть матерью взрослого молодого человека и выглядеть так, словно тебе двадцать пять, ну от силы, тридцать годов? Как можно всю жизнь прожить с таким строгим, неласковым, суровым мужем и при этом казаться совершенно счастливой? А Зоя была наблюдательна, она сумела разгадать характер профессора, скрытый под маской светской любезности. Неужели Серафима была в него влюблена?
Слово за слово они разговорились. Серафима Львовна вдруг поймала себя на мысли, что до сих пор никому никогда не рассказывала о своей юности, о своих девичьих переживаниях, о сватовстве Соболева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Но почему же завершилось! – расстроено произнесла Зоя. – Разве мы и дальше не можем путешествовать вместе? Ведь, как я полагаю, мы все едем в Каир?
– Ну, Зоенька, поспешно такие вопросы не решаются, – Аристов подхватил сестру под руку, стремясь как можно быстрее увести ее. – У нас будет еще возможность поговорить.
Егор хотел поскорее завершить обмен любезностями и оказаться с сестрой наедине. Они так давно не виделись, так соскучились. Ему совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. И тем более путешествовать в компании новых знакомых. Но он был обязан Соболевым. И эта ожившая картина Рафаэля… Словом, нельзя решать наспех. Надо подумать.
Они проговорили до вечера, взахлеб, перебивая друг друга, то смеясь, то плача. Перемешалось все. И детские воспоминания, и его военные приключения и страдания, и её томительное пребывание в монастыре. Когда вдруг Егор взглянул на часы, то в ужасе схватился за голову, давным-давно Соболевы ждут!
За роскошным столом, полным диковинных яств, морских тварей, приготовленных особенным образом, фруктов, рыбы, сладостей, разговор не клеился, все возвращаясь потихоньку к одному. Зоя с напряжением следила за братом, какое он примет решение. Неужели вот сейчас, в первые мгновения он снова превратится в деспота и увезет её? Тогда она вряд ли увидит Петю. А если и увидит когда-нибудь, потом, зимой в холодном Петербурге, то, кто его знает, как там все сложится.
Викентий Илларионович днем выдержал пылкий напор сына, который требовал уговорить Аристова путешествовать вместе. Соболев сильно сомневался. Если он будет печься о любовных поползновениях своего дитяти, тогда от научных целей экспедиции мало что останется. Профессор вежливо предложил Аристовым продолжить путешествие вместе, плыть по Нилу, посетить пирамиды и иные древности. Зоя загорелась, но Егор не собирался так долго оставаться в Африке. Он сомневался. Петя аж побелел, глядя на задумчивое лицо Аристова. Лавр тихонько ухмылялся, наблюдая за откровенными страданиями кузена, и с наслаждением терзал огромные красные клешни омара на своей тарелке.
Повисло неловкое молчание. Серафима Львовна за обедом почти не проронила ни слова. Она сидела напротив нового знакомого и могла без помех его разглядывать. Он в возрасте Лавра, но сколько в нем силы, мужественности! Он точно лев, который спокоен и задумчив, но внутри у него кипит звериная сущность. Она поймала себя на том, что ей все время хочется смотреть на него, хотя это и невежливо. Никогда, никогда она не встречала подобных мужчин. До сего дня все мужское сосредоточивалось в муже, сыне и племяннике. Но рядом с новым знакомым эти трое разом поблекли, скукожились. Она вдруг впервые увидела, что муж её совершенный старик, а юноши – и просто два инфантильных баловня. Ей стало неприятно от этих нелестных мыслей и она рассердилась на гостя. И вдруг, сама не зная, зачем она это делает, произнесла:
– Сударь, поверьте, мы были бы просто счастливы, если б вы и ваша сестра продолжили путешествие вместе с нами. Мы, европейцы, должны в этой далекой стране держаться друг за друга. А вы, по всему видно, человек опытный, вы, в случае чего, можете нас защитить. Мы же со своей стороны сделаем все, чтобы ваше пребывание с нами было чрезвычайно интересно и приятно. Мой супруг известнейший специалист по древней истории. Полагаю, что и вам, и Зое Федоровне будет небезынтересно его общество. И потом, вместе всегда веселей!
Соболев оторопел. Он не ожидал услышать подобные слова из уст жены. Аристов же весь как-то внутренне напрягся, потом вдруг улыбнулся широкой улыбкой.
– После ваших слов, сударыня, невозможно иное решение. Итак, господа, мы принимаем ваше предложение.
– Ура! – закричал Петя. – Шампанского!
Лавр снова злорадно усмехнулся и внимательно посмотрел на дядю, Аристова и тетушку. На лице Соболева не отразилось ничего. Аристов поднес свой бокал к бокалу Серафимы Львовны, и они чокнулись с легким звоном. Шампанское колыхнулось, слегка зашипело, пузырьки взметнулись вверх, вино заиграло, замерцало. Или это не шампанское отозвалось в груди Егора и Серны стремительным жарким огнем?
Глава двенадцатая
Еще не пробило и семи часов, как наши путешественники тронулись на ослах из гостиницы в Каире, куда они прибыли накануне, в сторону Гизы. Известно, что подобным образом часов за семь можно добраться до пирамид и успеть к вечеру того же дня вернуться обратно. Хозяин отеля предупреждал путешественников, что там желательно двигаться большой компанией. Иначе можно сделаться жертвой разбойников и мошенников феллахов, коих в окрестностях пирамид пруд пруди.
К тому же надобно остерегаться покупки разных «древностей», изготовленных в местных лачугах и выдаваемых за уникальные древние предметы. Все эти советы пригодились, потому что по мере приближения к пирамидам число феллахов в синих куртках, желающих стать проводниками богатых иностранцев, увеличивалось прямо на глазах. Они наперебой выкрикивали что-то историческое, желая потрясти слушателей своей ученостью, предлагали «древние» статуэтки Осириса и Анубиса, руку мумии, воду, серебряные греческие монеты, опять же очень «древние». Соболев только смеялся и гнал их, впрочем, пришлось согласиться на присутствие одного проходимца, наиболее пристойного на вид, к тому же бегло говорящего по-английски. Его и наняли для сопровождения. Соболев всю дорогу искренне потешался над тем, что этот доморощенный гид пытался рассказывать из древней истории, и, к слову, кое-что даже записал в свой дневник, чтобы после повеселить студентов на лекции.
Когда путешественники оказались на плато Гиза и перед их взором из песка выросли величественные пирамиды, огромными ступенями уходящие в небо, то в первые мгновения Викентий Илларионович не мог говорить, так его переполняли чувства.
– Господи помилуй! Какое счастье, что я вижу это! Десятилетиями рассказывать студентам, во всех подробностях описывать и ни разу не видеть собственными глазами эти грандиозные сооружения!
Серафиме Львовне даже показалось, что слезы сверкнули в глазах всегда сдержанного и чопорного мужа. После памятного обоим побега Серны в монастырь никогда она более не видела его таким взволнованным и растроганным.
Молодые люди столпились около профессора, ожидая увлекательного рассказа. Лавр поспешно раскрывал кофр с фотографическим аппаратом, желая запечатлеть каменных гигантов. В его голове уже рождались гениальные планы, удивительные ракурсы для фотографий.
– Сюда, сюда! – профессор спешил к подножию самой большой пирамиды.
– Вот, друзья мои. Самое гигантское сооружение древности, пирамида Хуфу, ошибочно именуемая пирамидой Хеопса. Стоит на высоте в 131 фут, далее возвышается еще на 450 футов. Но кроме высоты поражает еще чудовищная масса и объем. Внутри свободно и легко мог бы поместиться самый большой храм христианского мира – собор Святого Петра в Риме, причем, даже не касаясь поверхности! Более миллиона каменных блоков, да еще не сохранившаяся облицовка, которая сияла на солнце. Вон там, на самой вершине видны еще остатки облицовки, – Соболев махнул рукой вверх, – прочее же арабы растащили на строительство своих домов в Каире. Обратите внимание, как обработаны камни. Они идеальны, совершенно ровные, пригнаны так, что и теперь не просунешь между ними и тонкого листа бумаги. А ведь тогда не существовало железных орудий. Орудия использовались только медные, стало быть, существовала целая армия точильщиков орудий.
– Но как же были построены такие высокие сооружения? – недоумевала Зоя.
– До сих пор ученые толком не знают, как это происходило, хотя существует некое описание, данное Геродотом. Да и то, записанное им со слов египтян, живших гораздо позже времени постройки. Скорей всего, сооружались дополнительные приспособления, по которым втаскивались наверх, на салазках камни для строительства. Колеса не использовали, завязли бы в песке. Сто тысяч людей в течение тридцати лет трудились, возводя пирамиды.
– Но зачем, для чего все это? – продолжала вопрошать Зоя, которая явно запамятовала то, что когда-то учила в гимназии.
– Там должно было покоиться тело царя Египта, фараона Хеопса. Но, насколько мне известно, его там нет, или вернее ученые его там не обнаружили.
– Мы полезем внутрь? – оживился Петя.
– Сделаем такую попытку, – и профессор устремился наверх по камням ко входу в пирамиду, находившемуся довольно высоко от земли. Лезть наверх, оказалось довольно затруднительно, особенно дамам, так как сами блоки, из которых выстроена пирамида, довольно высоки.
– Да погодите, погодите же вы! – вскричал Лавр. – Дайте же сделать памятный снимок!
Фотоаппарат щелкал, запечатлевая путешественников у подножия и у входа в величественную пирамиду. Разумеется, первым был сфотографирован профессор, который буквально прильнул к историческим камням, не скрывая своего волнения и восторга.
Последними запечатлены были радостный сияющий Петя и Серафима Львовна в компании с Аристовым, который помогал ей взбираться по камням наверх. Лавр смотрел в объектив и видел там кузена, который готов был летать от восторга и распиравших его чувств. Что ж, посмотрим, посмотрим, чья возьмет, женщины такие непостоянные, такие переменчивые! А вот и драгоценная тетушка, изморенная жарой. Позади маячит герой-освободитель, воин на каникулах. Что-то у вас странные лица, друзья мои, словно вы что-то потеряли, или, может, наоборот, нашли?
– А теперь я намерен пролезть внутрь и сделать там свои фотографии! – решительно заявил Лавр, закрыл объектив и устремился наверх, подхватив штатив.
Серафима Львовна, тяжело дыша, остановилась передохнуть. Сколько ступеней, двести? Господи, помилуй! Хорошо бы добраться до входа, а уж на самый-то верх она, пожалуй, не пойдет, с неё достаточно. По спине течет пот. Да так сильно, что пятно заметно на платье. Как неприлично, рядом молодой мужчина, от неё, возможно, потом пахнет? Кошмар! Шляпа просто прилипла к голове, её уже не снимешь, что там осталось от прически! Но отказаться от милого приключения она не могла, муж никогда в жизни её бы не простил и извел бы насмешками. Вон он, впереди! В его-то годы! И забыл о возрасте! Вот что делает любовь к прекрасному!
Она утерла лицо и оперлась на следующий камень, чтобы преодолеть очередную ступень. В этот миг широкая и крепкая ладонь ухватила её ручку и увлекла наверх. Этот жест, дружеский, деликатный, но в то же время властный, поверг её в смятение. Она поймала себя на мысли, что ей не хочется отнимать руки. И она продолжала опираться на руку Аристова. Что ж, муж увлечен камнями. Лавр тащит тяжелый кофр и штатив, Петя помогает взбираться Зое. Разумеется, ей ничего не остается, как принять помощь Аристова. Егор мягко, очень вежливо поддерживал её под локоть и слегка за талию. Его руки были горячие, чуть влажные. Глаза смотрели спокойно и серьезно. У Серны вдруг закружилась голова. Эти прикосновения были преступно приятны.
– Так! А кто напомнит мне известную поговорку о пирамидах? – экзаменовал профессор молодежь.
Петя и Зоя переглянулись и захихикали.
– Все боится времени, но время боится пирамид, – выдохнул Лавр, утирая пот, который катился по его лысой голове и лицу градом.
Дядя должен быть всегда доволен своим племянником, нельзя даже в мелочах разочаровывать дядюшку. Он поставил штатив и приготовился вслед за профессором нырнуть в таинственные глубины пирамиды. Проводник что-то залопотал, показывая в сторону дам.
– Наш чичероне говорит, что дамам, вероятно, не стоит спускаться вниз, неудобный путь и очень душно. Может вам с Зоей Федоровной и впрямь остаться на поверхности, дорогая? – профессор присел на один из камней и обмахивался шляпой. Прочие расположились рядом.
Серафима обрадовалась предложению мужа, а Зоя откровенно расстроилась, ей очень хотелось попасть внутрь пирамиды. Она вопросительно взглянула на брата.
– Как хочешь, Зоя. Только бы тебе хватило сил. Я не хочу, чтобы эта пирамида стала усыпальницей прекрасной царевны Зои! Но, как я полагаю, придется ползти на четвереньках, залезать и спускаться в очень узком проходе, словом, путешествие, полное неприятностей для дам.
Зоя надулась, но вынуждена была отступить и составить компанию Серафиме Львовне. Та же в свою очередь с содроганием представила себе, как она ползет, о ужас, на четвереньках, и её округлости, обтянутые юбкой, колышутся перед носом у Аристова! Более непристойной картины трудно себе представить, и посему лучше отказаться от заманчивого путешествия в глубь веков.
Итак, решено, дамы остаются ждать мужчин, которые с решительным видом зажгли масляные факелы и двинулись в глубь неизведанного. Вход в пирамиду располагался на высоте пятнадцатой ступени на северо-восточной стороне. Проход с самого начала оказался очень узким и круто пошел вниз. Пришлось и впрямь ползти на четвереньках, иногда почти на животе. Воздух оказался спертым, дышать становилось все тяжелей еще от дыма горящих факелов. В какой-то момент путь преградила гранитная глыба, которая по замыслу строителей, должна была останавливать древних незваных гостей гробницы. Однако те прогрызли в песчанике обходной путь, по которому и двинулись дальше путешественники. Теперь путь, такой же мучительно узкий, пошел в гору и привел в маленькое помещение. Одна из стен не доходила до потолка и представляла собой дальнейший проход. Итак, предстояло лезть прямо на стену, чтобы продолжить движение вперед. Проводник ловко вскарабкался наверх по выдолбленным за века углублениям и помогал лезть остальным.
– М-да! – только и молвил Соболев, с трудом преодолевая преграду.
Но неудобней всего было Лавру, который тащил на себе аппарат и штатив. Иногда он невероятным усилием гнал от себя преступную мысль бросить все тут и подобрать на обратном пути, но мысль о том, что книги дяди, его лекции будут украшены его фотографиями, что петербургские журналы выстроятся в очередь за ними, заставляла, скрипя зубами, тащить все это дальше. После стены – опять узкий проход с нависающим над головой потолком, маленький покой, опять гранитный обломок на пути, и наконец, – склеп царя!
Уф, наконец-то можно разогнуться и размять затекшие члены! Путешественники огляделись, и разочарование отразилось на их лицах. Небольшая комната, отделанная полированным гранитом. Потолок и стены черные и закоптелые от дыма факелов. Ни одного иероглифа, ни одного рисунка! Ничегошеньки! Посередине располагался пустой саркофаг без крышки и никаких следов мумии фараона и неведомых сокровищ.
Профессор, разумеется, по трудам именитых египтологов знал, что будет именно так, но все же он с тайной надеждой ходил вдоль стен и светил факелом. Вдруг что-нибудь да откроется и его пытливому взору, что осталось незамеченным предшественниками? Бедуин-проводник расположился в углу, Петя повалился рядом совершенно без сил. А Лавр принялся устанавливать аппарат и делать долгожданные снимки. Аристов тоже с любопытством ходил вдоль стен, рядом с Соболевым.
Обычно в «программу развлечений» путешествующих входил еще и трюк с поиском древностей. Вдруг бедуин находил где-то в уголку черепок или еще что-нибудь, и предлагал неискушенному туристу. Понятно, что все это было заготовлено заранее, но как обставлено! Из самой пирамиды Хуфу! Однако с профессором этот жалкий фокус не прошел, но тот был щедр и не обидел бедуина, наградив его монетой при расставании.
В ожидании спутников дамы не скучали. Они расположились на широких каменных блоках-ступенях и, прикрываясь широкими шляпами от солнца, созерцали окрестности. Внизу копошились иные туристы, рядом высилась еще одна каменная громадина, а вокруг песок, песок, песок.
Зоя поначалу чувствовала себя немного скованно в обществе Серафимы Львовны. Ей очень, очень хотелось нравиться этой женщине, добиться её материнской любви и нежности. Госпожа Соболева необычайно интересовала Зою. Как можно быть матерью взрослого молодого человека и выглядеть так, словно тебе двадцать пять, ну от силы, тридцать годов? Как можно всю жизнь прожить с таким строгим, неласковым, суровым мужем и при этом казаться совершенно счастливой? А Зоя была наблюдательна, она сумела разгадать характер профессора, скрытый под маской светской любезности. Неужели Серафима была в него влюблена?
Слово за слово они разговорились. Серафима Львовна вдруг поймала себя на мысли, что до сих пор никому никогда не рассказывала о своей юности, о своих девичьих переживаниях, о сватовстве Соболева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31