А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он спрашивает: - Что будешь делать? - и, не дождавшись ответа, ушел на доклад к командиру дивизии.
На другой день пришел приказ об откомандировании меня начальником штаба в один из истребительных полков. На душе стало муторно. В войну рвался в бой, мечтал о командирской карьере, а тут штабная работа, с которой, к сожалению, мало знаком. Тем более в истребительный полк. Там свои, отличные от штурмовиков, обычаи. Это мне крайне не понравилось. Хотелось летать, учить молодых летчиков, которые начали поступать в полк. И вот по воле врачей все рухнуло. Написал рапорт, в котором высказал свое несогласие с окружной врачебной комиссией и просил направить меня в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь в Москву. На следующий день меня направили на очередное медицинское обследование. Прибыл в институт. В палате, куда меня поместили, было три человека, тоже прибывших на обследование. Прошло несколько дней. Меня не обследуют. Я начинаю волноваться. А врач мне и говорит: "Дорогой товарищ, войны-то нет. Куда вы спешите. Обследуем. Проверим все досконально. К обследованию надо подойти внимательно. Может, врачи окружного госпиталя были правы, когда принимали решение о списании вас с летной работы".
Так и произошло. Центральная врачебная комиссия подтвердила заключение окружной комиссии. Я загоревал. Что же, думаю, делать? Вот тогда и вспомнил о беседе с полковниками, приезжавшими в Лиду, и об оставленном номере телефона. Решил позвонить. На другой день прибыл из Главного управления кадров один товарищ, фамилии его не помню, и говорит: - Не расстраивайтесь, товарищ Фролов, что вас списали с летной работы. Подумайте еще раз о сделанном вам предложении и через 2-3 дня дайте ответ.
Дней через пять я дал согласие поступить на учебу. Мне ответили, чтобы я ждал вызова в полку. Выписался из госпиталя и прибыл на службу. Доложил. Стал собираться в истребительный полк. И тут вызов из Москвы откомандировать в распоряжение Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Собрал самые необходимые вещи - и вместе с женой и детьми в Москву, в неизвестность. Первое, с чем пришлось столкнуться, - это проблема жилья. Как-никак, а жену, двоих детей на улице не оставишь. Начались поиски. Из дома в дом. Из подъезда в подъезд. Нашел небольшую комнатушку на две солдатские кровати. Но освободится только через 2-3 месяца. Договорились с хозяевами и решили - будем ждать. Но где жить эти месяцы? В этом доме пустовала ленкомната в подвале. Председатель домкома оказался хорошим, понимающим человеком и разрешил временно в ней поселиться.
Пришел на первое собеседование в академию. Сразу вопрос, какой иностранный язык изучал ранее. Ответил, что немецкий. Меня сразу предупредили, что буду изучать испанский язык, который через три-четыре месяца буду знать лучше, чем немецкий, который изучал всю жизнь. Второй язык - английский.
Проходят два года напряженной учебы. Со всеми дисциплинами было нормально, а вот с языком - трудности. В языковой группе четыре человека. Преподавательница меня чаще всех спрашивала. Была очень волевым человеком. В период испанской войны работала переводчицей, сражалась на стороне республиканцев.
Учеба учебой, но у меня была семья. Из подвала ленкомнаты мы переселились в квартиру Львовых. Виктор и Нина - добродушные люди, у которых тоже было двое детей, да еще сосед в третьей комнате с женой. Всего в малогабаритной трехкомнатной квартире нас жило десять человек. Теснота неимоверная, особенно на кухне, не говоря уже о туалете и ванной. Виктор и Нина через полтора года заикнулись о том, что хорошо бы нам подыскать другую квартиру, дескать, категорически настаивают соседи. Возможно, оно так и было. От соседей не было спасения. Они беспробудно пьянствовали, скандалили. Часто сосед приставал ко мне, чтобы я с ним выпил, а я отказывался. Мне надо было заниматься. Тогда он обижался, гнусавил, что я его не уважаю. Пришлось заняться поиском новой квартиры. Но не так-то просто было ее найти.
Намечалось партийное собрание. На нем я прямо сказал, что слушатели находятся в крайне тяжелых жилищных условиях. Также в моем выступлении были предложения и по совершенствованию учебного процесса, методики языковой подготовки. Начальник курса слушал меня внимательно и, когда я упомянул его фамилию, что-то записал в блокнот.
Буквально через два дня меня вызвали к начальнику академии. Генерал спросил, как дела с испанским языком. Я ответил, что нормально. Есть трудности, но стараюсь. "А с квартирой как?" - поинтересовался он и добавил, что через несколько дней все кто имеет детей, будут переселены в барачное строение на территории академии, а после окончания строительства пятиэтажного дома получат нормальную квартиру. В завершение разговора начальник академии посоветовал: - В будущей работе, к которой вы готовитесь, надо быть вдумчивее и самокритичнее.
По-видимому, это пожелание было сделано не без помощи начальника курса.
Новые горизонты
Академию я окончил с отличием и сразу же после учебы был направлен на работу в Мексику. Дочь определили в интернат. С женой и сыном направился на новую работу. Летели через Париж на самолете авиакомпании САС. Нас провожала дочь. Прощания. Слезы. В аэропорту в Мехико нас встретили и привезли в одну из небольших гостиниц недалеко от советского посольства. Проживая в гостинице пришлось самому искать квартиру. Но здесь проще и легче. Вся необходимая информация публиковалась в специальных каталогах. Выбор огромный, находи подходящий вариант и договаривайся с хозяевами. Квартиру, двухкомнатную, удобную во всех отношениях, я нашел рядом с нашим посольством. В нем же было и мое рабочее место.
Мой начальник Лев Глебович Михайлов относился к подчиненным с большим уважением. Понимал с полуслова. Основную работу приходилось вести в вечернее время. Надо было хорошо знать город. Приходилось изучать его досконально до отдельного переулка. Но главное в этой работе - люди, с которыми у тебя должны быть особые отношения, так как без их доверия, дружбы, помощи ничего не сделаешь.
Чтобы не быть голословным, приведу один пример. Познакомился с одним иностранцем. Подружились. Вскоре он проинформировал о том, что в период празднования 26 июля в Гаване на площади Хосе Марти правительственные трибуны будут заминированы. И во время митинга в честь дня "Штурма казармы Монкада" трибуны взлетят на воздух. Иностранец передал мне схему и сроки заложения взрывчатки, а также фамилии лиц-исполнителей. Он входил в группу террористов. Но раскаялся и сообщил мне об этом, зная, что я немедленно проинформирую соответствующие инстанции. Указанные лица были арестованы. При аресте у них были обнаружены взрывчатые вещества и все необходимые к ним принадлежности. Арестованные на суде признались в том, что они планировали теракт. В эту группу входили граждане и других государств. Учитывая, что самого взрыва не последовало, а также чистосердечные признания подсудимых, кубинское правосудие сочло возможным сохранить жизнь террористам.
Я не могу, да и не имею права раскрывать содержание своей новой работы. На ней я пробыл недолго. Несмотря на это, я твердо убедился, что моя профессия сложная, ответственная и к тому же очень опасная. Но об этом как-то и не думалось. Все, как на фронте. Там тебя могли сбить в каждом боевом вылете. Так и на этой работе. Знаешь, что не сегодня, так завтра столкнешься с большой для тебя неприятностью, но об этом не думалось. А напрасно. Сейчас по прошествии многих лет понимаю, каким был беспечным.
Познакомился с одним работником МИД Мексики. Интересный во всех отношениях человек. Знакомство состоялось на одном из дипломатических приемов в советском посольстве. Завязалась дружба. Познакомился с его женой, затем с его братом и женой. Поездки на пирамиды в Куатемок. Неоднократно был у них в гостях. Все шло, казалось бы, хорошо. Многое узнал о его работе. Дружба продолжалась более года. Об этом регулярно информировал своего руководителя. На очередной из встреч разговор коснулся вопросов международного положения и роли США. Я признался, что участвовал в боевых операциях на фронте. Был несколько раз сбит. Дважды тяжело ранен. По состоянию здоровья ушел из рядов Советской Армии в запас. И сейчас, работая в гражданских условиях, не хочу, чтобы была развязана новая мировая война, да еще с применением ядерного оружия. Мой собеседник был полностью согласен со мной и тут же спросил: что он конкретно может сделать для этого? Я ему ответил, что для меня война очень хорошо знакома, поэтому все, кто не хочет очередного кровопролития должны объединяться и помогать друг другу в предотвращении новой войны. Он сказал, что готов помогать во всем, в чем может. Я ему ответил, что если возникнет такая необходимость в дальнейшем, то можно будет вернуться к этому разговору.
Проходит время. Месяц, другой. Мой друг потерялся из виду. Я сделал ряд попыток, чтобы найти его, но не удалось. Тогда решил посетить его квартиру, а повод для этого был - пригласить на день рождения моей жены. Его дома не было. Встретила меня его жена. Я передал ей устное приглашение пожаловать к нам в гости, любезно распрощался и ушел.
Накануне дня рождения "мой друг" позвонил нашему военному атташе и сказал, что приглашение получил, но, к сожалению, прийти не сможет и попросил больше его не беспокоить. Военный атташе срочно вызвал меня и сообщил о состоявшемся разговоре. Казалось бы, страшного ничего в этом не было. Конечно, неприятность значительная, но не катастрофа. Стали распускаться слухи, что против меня готовится провокация, поэтому работники КГБ предложили моему начальнику отправить меня в отпуск.
Сели в самолет авиакомпании САС и полетели домой с посадкой в Нью-Йорке и пересадкой в Брюсселе. По условиям авиакомпании САС пассажиру, пересекающему океан самолетами этой авиакомпании, предоставлялось право выбора лететь из Брюсселя в любую столицу европейских государств. Мы выбрали Лондон. В Брюсселе купили кое-какие вещи, уложили в чемодан и отправились в аэропорт. Все было прекрасно. Прилетели в Лондон. Там моросил дождь. Жена попросила достать плащ, купленный в Брюсселе. Открыв чемодан, мы обнаружили там чужие вещи. Закрыли и посмотрели на бирку. Она на один номер не сходилась с нашей, хотя форма и цвет чемодана были такими же, как и наш. Мы заявили работникам аэропорта о случившемся и передали им этот чемодан. Они нас заверили, что наш чемодан найдут и доставят в ту гостиницу, в которой мы запланировали остановиться. И чтобы вы думали? На другой день в гостиницу действительно был доставлен наш чемодан, и мы вылетели в Москву.
Во время отпуска пришла из КГБ бумага. В связи с тем, что против Фролова готовится провокация, целесообразно ему в Мексику не возвращаться. Хочу быть откровенным с читателем. Во всех грехах или недоразумениях, которые имели место в моей жизни, виню только самого себя. Надо полагать, что из Мексики я был откомандирован благодаря усилиям работников КГБ. Да и мое руководство в Москве рассуждало так: жалоб и рекламаций на мою работу не было, но если пришла информация из КГБ о том, что против меня готовится провокация, значит, виноват сам в случившемся. Никто не разбирался. А действительно ли готовилась против меня провокация или нет - неизвестно.
С тех пор прошло много времени. Раньше и особенно сейчас я анализирую те ситуации, которые складывались в Мексике. По-видимому, не следовало мне так энергично знакомиться с иностранными гражданами. Ведь, как правило, изучают людей, особенно интересных для дела, многие годы. А тут не прошло и полгода, а уже стал предлагать дружбу. Так не бывает. Вот и произошел срыв. Привлек внимание прессы, а может быть, и спецорганов страны пребывания.
Как-то мы поехали в Монтерей и Тореон посмотреть, как используются в госхозах закупленные Мексикой советские гусеничные тракторы. На обеде нас угостили национальным блюдом "кабритас" (козлятина с гарниром). Отведав закуску и выпив рюмку текилы (национальный мексиканский алкогольный напиток, выработанный из специальных сортов кактуса) с сангритой (томатный сок с обильным количеством перца), я произнес речь на испанском языке. Не касался политических вопросов, а лишь поблагодарил за теплый и радушный прием. Но, как говорится, не успели встать из-за стола, в прессе появилась статья. Дескать, дипломат Фролов, разъезжая по стране, пропагандирует коммунистические идеи. Вот этого мексиканцы больше всего и боялись. Зачем мне нужно было "высовываться"? Был старший товарищ из советского торгпредства, ему и надо было выступать с речами, но он слабо владел испанским языком.
Было и такое. На новогоднем вечере в советском посольстве мой начальник собирался выступить, но не решался. А я возьми, да и скажи ему: "Давайте, говорите, пока присутствующие не напились и слушают вас". Начальник, к сожалению, понял так: "Давай, пока не напился". А уже был случай, когда за две недели до Нового года, перебрав меру, он сломал ногу. По-видимому, сработала поговорка "У кого что болит, тот о том и говорит". Это мелочь, но испортить отношения с начальством можно из-за мелочей. Позже, на встрече в Москве недоразумение выяснилось. Бывший начальник извинился. Но, как говорят, поезд ушел.
После возвращения из Мексики состояние здоровья резко ухудшилось. Начались очередные приступы почек, и частые головные боли. Подумал: видимо, тяжелые ранения на фронте начинают давать о себе знать. Пришлось лечь в госпиталь.
После госпиталя мне предложили работать в Бюро иностранных военных переводов в должности старшего контрольного редактора с испанским языком. Делали письменные переводы с русского на испанский язык, к примеру, таких изданий, как "Конструкция и техника пилотирования самолета МИГ-15", и др. Мне было интересно переводить, так как я летал на этих самолетах.
В июле 1965 года троих из БИВПа, и меня в том числе, направили в город Сещу. Ожидалось прибытие кубинских авиационных специалистов на стажировку. На нас возлагалась переводческая работа. Прибыли, разместились в гостинице аэродрома. Проходит день, другой, неделя... В итоге двухмесячного ожидания кубинцы так и не прибыли. Через два дня после информации об отказе кубинцев стажироваться в СССР, мы вернулись в Москву. Наступило заметное похолодание в советско-кубинских отношениях. Причиной тому явилось смещение Н.С. Хрущева, верного друга кубинского народа и гаранта необратимости революционных перемен на Острове свободы.
Через полгода мне предложили работать в Генштабе в должности старшего референта в группе переводчиков испанского языка. Первая моя работа как переводчика состоялась через два месяца. Очень волновался. Будут ли понимать меня иностранцы? Ожидалось прибытие в Генштаб кубинской делегации во главе с начальником аэрофотослужбы Революционных вооруженных сил Кубы. В первый день состоялась встреча кубинских товарищей с руководством 10-го Главного управления. Были затронуты общие вопросы, и беседа прошла, на мой взгляд, удачно. Предстояло переводить лекции преподавателей Военной инженерной академии имени В.В. Куйбышева. Пришлось основательно проштудировать терминологию этой военной отрасли. В течение 15 дней никаких недоразумений с переводом не было. Все шло нормально. Меня понимали. Я почувствовал, что могу быть переводчиком на любых уровнях. Затем в Министерство обороны прибыла кубинская делегация в составе командующего ПВО Республики Куба командантэ (майора) Курбело и командующего ВВС Кубы командантэ Дьеклеса. Красивые, симпатичные молодые люди. Их разместили в одном из особняков, принадлежавших Генеральному штабу. После проведенных в Генеральном штабе бесед мы отправились в поездку по стране. Старшим советской делегации был маршал авиации Е.Я. Савицкий. Нам специально выделили самолет. Прилетели в Армавир, где расположено Высшее авиационное истребительное училище ПВО.
Начальник училища в честь кубинской делегации давал прием. Был накрыт стол на 16 человек. На каждого из присутствующих выставлены бутылка коньяка, а также водка, вино. Уйма закуски, в том числе шесть жареных поросят. Во время приема Дьеклес, решив отрезать поросячью ножку, заметил, что она недожарена, и обратился ко мне со словами: "Василий, поросенок-то сырой". Начальник тыла училища спросил меня, что желает Дьеклес. Я ему ответил, что поросенок недожарен. Он тогда стал просить меня, чтобы я не переводил Савицкому, которого все боялись. И действительно, Савицкий во время поездки проявлял к своим подчиненным грубость, невыдержанность и неуважение. Маршал дает указание заменить поросят. Полковник вскочил как ужаленный и дал команду принести еще шесть поросят, конечно, зажаренных.
Перед вылетом в командировку Савицкий мне, как представителю Генерального штаба и отвечающему за расход денежных средств, сказал, что питание будет предоставлено за счет училища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26