А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И никак не могу сообразить, как этот курс взять. Пока размышлял - высота стала две тысячи пятьсот метров. Прошел пять-шесть минут горизонтально - стал снижаться, скорость разогнал до четырехсот пятидесяти километров в час. Тяну ручку на себя, снова становлюсь в горизонтальный полет уже на высоте 1500 метров. На компасе -140 градусов, то есть я опять практически иду вдоль гор. Надо начинать все сначала. Но это не так просто. Хочу повернуть вправо, а мне кажется, что машина и без того идет с сильным правым креном. Страшное это дело - иллюзии. Неимоверного труда стоило мне выйти на нужный курс. Но уверенности, что все кончится благополучно, нет.
Я весь мокрый. Потерял ориентировку, не знаю, где точно нахожусь, что с Сергеем. Нервничаю. Злюсь.
Все это напомнило мне случай на Волге, когда мы, пацаны, ныряли под баржи. Сначала под одну, потом сразу под две. И как-то получилось, что рядом появилась третья, а я этого не заметил. Нырнул, а как вынырнуть - не знаю. Куда ни ткнусь - всюду днища. Решил, что пошел вдоль них. Рванулся туда-сюда нет выхода. Полуживой, еле выбрался тогда из глубины.
Точно такое же чувство безысходности испытывал я и сейчас. И вдруг в небольшом просвете в облаках заголубело море. А я был убежден, что кручусь над горами, боялся столкновения с ними.
Разворот, снижение. Пробкой выскакиваю из облаков на высоте 600 метров. Перевожу дух, встаю в вираж. Верчусь на месте и соображаю, как к берегу выйти. Прикинул так и сяк, установил курс 70 градусов и минут через семь увидел береговую черту. Выскочил где-то между Лазаревской и Сочи.
Теперь надо разыскать Сергея. Жму кнопку передатчика:
- Шах, я Скоморох. Если слышишь меня - иди к Сочи, я там стану в вираж.
Шахбазян не мог ответить, у него был только приемник. Но он, переживший то же, что и я, услыхал меня, взял курс на Сочи.
Прямо над центром города и состоялась наша встреча. Мы страшно обрадовались тому, что все обошлось, наше настроение омрачала только перспектива встречи с командирами. Что скажем? Разведданные у нас скромные... Возвращались домой, как провинившиеся школьники.
Не буду рассказывать, что было на земле. Нам крепко досталось, особенно мне, как ведущему. Надвигалась и более сильная гроза, да прошла стороной. Случилось так, что к нам прибыл командир дивизии Герой Советского Союза полковник Н. Ф. Баланов. Узнав о нашем полете, вызвал к себе, подробно расспросил каждого и пришел к выводу, что, несмотря на то что мы поступили вопреки здравому смыслу, войдя в облака, потом все же проявили выдержку и находчивость, следуя логике, за первое заслуживаем наказания, за второе похвалы, плюс на минус - остается ноль.
- Впредь не допускайте таких глупостей, - сказал комдив, - а сейчас вы свободны. Да, Скоморохов, а с вами я завтра сам слетаю, посмотрю, что вы за птица.
Правду говоря, облака нас стали меньше страшить. А для боя это значило многое.
Утром следующего дня мы снова встретились с Балановым. Среднего роста, плотный, с мужественным лицом,
в блестящем кожаном реглане, сверкающих хромовых сапогах, он покорял всех с первой встречи. Умел во всем разобраться, легко решить любое дело, умно поговорить, посмеяться.
И вот мне предстояло идти с ним ведомым. Мы взлетели. Был воздушный бой. Крутились, как в чертовом колесе. Баланов несколько раз выходил прямо в упор на "мессеров". Но... не стрелял. Ничего не понимая, я поражался этому, однако предпринимать что-либо не решался, тянулся за Балановым, как нитка за иголкой, зорко охраняя его.
Бой закончился вничью. На аэродроме Баланов выскочил из кабины до невероятности разгневанный - таким у нас его еще никто не видел. Бросился к капоту, откинул его, зло ругнулся: лента с патронами не была присоединена к приемнику оружия.
- А ты чего не стрелял?
- Вас прикрывал...
- Кто вас так учил? Ведомый не только прикрывает, но и в бой вступает когда нужно.
Вот это я действительно слышал впервые. И слышал не от кого-нибудь - от героя Испании, лучшего из наших воздушных бойцов, человека, познавшего все тонкости нелегкой профессии летчика-истребителя!
Немного придя в себя, полковник Баланов дружески хлопнул меня по плечу:
- За то, что прикрыл надежно, - спасибо! А из остального сделай выводы на будущее.
Так поступить мог, только сильный, знающий себе цену человек. Баланов именно таким и был.
...Операции "Горы" и "Море" проводились в жизнь без особого успеха. Но тем не менее наши войска продвигались вперед. Так, в целом в ходе январских боев войска Закавказского фронта, используя успех советских войск под Сталинградом, освободили большую территорию Северного Кавказа, вышли к Азовскому морю и во взаимодействии с войсками Южного фронта преградили основным силам гитлеровцев путь отхода через Ростов. В январе 1943 года на Черноморском побережье Кавказа было всего шесть полных летных дней, тринадцать-ограниченно летных. И тем не менее части 5-й воздушной армии произвели почти в два раза больше самолето-вылетов, чем в декабре. Это относится и к нашему 164-му истребительному авиационному полку.
В те напряженные дни мы были свидетелями героического подвига - первого тарана в нашем полку. И совершил его всеобщий любимец белорус Лева Шиманчик. Он, казалось, родился для того, чтобы слыть рубахой-парнем, для которого все нипочем и который превыше всего ценит хороших друзей, верных товарищей.
И вот наш Лева однажды возвращается на аэродром, мы смотрим на его машину и никак не поймем, почему она как-то странно выглядит. Чего-то вроде бы в ней недостает. А потом кто-то удивленно восклицает:
- Так у него же правое крыло короче левого! Точно - законцовка правой плоскости словно ножом срезана.
- Лева, в чем дело?
- Сам поражен, - удивленно отвечает он.
- Как же ты летел?
- Как обычно, носом вперед... Поняв, что от Шиманчика ничего не добиться, мы бросились к его ведущему капитану Дмитриеву.
- Товарищи, Леву надо качать - он совершил таран. Никак не могли добить "раму", весь боезапас израсходовали, тогда Шиманчик подошел к ней и плоскостью ударил... Герой наш Лева-то!
Мы бросились к Шиманчику. Он заскочил в кабину, закрылся фонарем и сидел там, пока наши страсти не улеглись.
Качали мы его, когда ему вручали орден боевого Красного Знамени. Тогда ему негде было спрятаться...
Немец отступал. Правда, Новороссийск все еще оставался в его руках. И мы были уверены, что еще не скоро уйдем отсюда.
Но в первых числах февраля пришел приказ перебазироваться в Белореченскую.
Нам было грустно расставаться с Адлером, Черноморским побережьем Кавказа... Здесь состоялось наше боевое крещение, посвящение в воздушные бойцы. Мы пришли сюда просто мальчишками, умеющими летать, мечтающими о подвигах. Уходим отсюда летчиками-истребителями, знающими, что подвиг не совершишь с наскока, к нему нужно готовиться долго и тщательно, он требует трудолюбия и упорства, а еще - искренности в честности.
Подвиг случайным не бывает. Он созревает незаметно, исподволь, а потом вспыхивает ярким факелом, как таран Льва Шиманчика.
Жаль уходить из Адлера.
На его земле лежат обломки первых сбитых нами стервятников.
Где-то в горах и в море остались наши товарищи.
В честь их утром 11 февраля мы дали прощальный салют из пистолетов. Завели моторы, взлетели, взяли курс на Белореченскую.
Дружно покачали крыльями: прощайте, друзья, оставшиеся здесь навсегда, прощай, Адлер - город орел!

Глава III. Кубанские грозы
2 февраля 1943 года закончилась историческая Сталинградская битва. Много лет спустя после войны на открытии грандиозного мемориального комплекса в Волгограде Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев скажет: "После битвы на Волге война длилась еще более двух лет. Предстояло еще многое вынести, многое совершить. Но исход событий был уже предопределен".
Мы все радовались великой победе, гордились ею, завидовали тем, кто добывал ее своими руками, и понимали: впереди еще много и много испытаний.
Летим в Белореченскую... Перелет этот - лучшее свидетельство успешных действий наших войск. Но почему каждому немножко грустно и тревожно? Не трудно догадаться: многих товарищей потеряли...
Что нас ждет впереди?
Переваливаем через горы - открывается белая, покрытая снегом земля. Из весны - в зиму! В Сочи зелень и солнце, а тут - поднимаем винтами снежные вихри при посадке.
Аэродром в Белореченской только вчера оставили фашисты. Они не успели здесь ничего разрушить и, к нашему счастью, произвести минирование. К счастью - потому, что мы были неосторожны и легко могли попасть в беду. В дальнейшем враг еще проучит нас, но тут все обошлось благополучно.
Нам понравились добротные немецкие землянки: в них все было оборудовано основательно, с комфортом.
Освоение аэродрома прошло быстро. Затем отправились знакомиться с Белореченской. Большая, почти не разрушенная станица. Местные жители - казаки. Увидев нас, они выходили на улицу с яблоками, кринками молока, свежеиспеченными пирогами.
Нас встречали как героев-освободителей. А мы, особенно молодые, смущались и робели перед бурным излиянием добрых чувств. Мне почему-то казалось, что все это происходит в Батайске и вот-вот появится дед Анисим, кинется обнимать нас, целовать... А, собственно, за что? Мы же еще, по существу, ничего не сделали. Только набираемся ума, боевого опыта.
Но белореченцам было абсолютно все равно, что мы думаем о себе. Они видели в нас своих освободителей и оказывали достойный прием.
Ребятишки, девчонки ходили за нами толпами. Женщины и старики умоляли каждого зайти в дом, посидеть, поговорить.
Вскоре выяснилось, что казаки еще толком ничего не знают о Сталинградской битве. Откуда им знать, если только вчера ушли немцы?
Комиссар полка тут же снабдил многих из нас свежими газетами.
- Читайте, рассказывайте людям - лучшей новости им не надо, - сказал он.
Пожилые казаки и казачки, набившись в чей-либо дом, затаив дыхание, слушали наших ребят, а потом долго, возбужденно обсуждали подробности грандиозного сражения.
Вечерами в станице гремела музыка - молодежь веселилась, танцевала. На исконную казацкую землю пришел большой и светлый праздник.
Разделив с местными жителями радость освобождения, мы снова включились в боевую работу.
И вот тут-то судьба свела нас, молодых, с человеком, недолгая, но яркая боевая жизнь которого впервые оставила в душе каждого из нас искру, которая загнала в самые потаенные уголки нашего сознания чувство страха.
Сегодня я могу со всей категоричностью утверждать: нельзя считать себя настоящим летчиком-истребителем до тех пор, пока полностью не избавишься от чувства страха. Думаю, что никто не возразит против этой немудреной истины. Однако познается она лишь при каких-то особых, исключительных обстоятельствах.
Именно таким обстоятельством стала для нас встреча с удивительным человеком - командиром звена 502-го штурмового авиационного полка лейтенантом Ляшенко Варварой Савельевной... Да-да, Варварой Савельевной - отважной летчицей, которую мы узнали еще в Адлере. Наши полки стояли там рядом.
Она запомнилась нам молодой, красивой и... убитой горем.
Ее история поразила нас.
Воспитанница одного из украинских аэроклубов, она служила в 502-м штурмовом авиаполку, летала на связном По-2. Ее муж, летчик Алексей Орехов воевал на истребителях. И однажды не вернулся с задания. Когда стало ясно, что его не дождаться, Варя обратилась к командиру с просьбой разрешить ей летать на "иле". Командир попробовал отказать: у Вари был на руках двухмесячный ребенок. Но Варя от своего не отступалась, да, кроме того, к командиру пришла целая делегация девчонок-парашютоукладчиц:
- За ребенком мы будем смотреть, разрешите Варе летать на штурмовике...
Спустя некоторое время замполит майор Ширанов сообщал в политдонесении:
"Лейтенант Ляшенко Варвара Савельевна, кандидат в члены ВКП(б), имеет 12 боевых вылетов, за проявленное мужество и отвагу в борьбе с немецкими оккупантами дважды награждена правительственными наградами..."
Варя заняла в боевом строю место своего мужа и достойно продолжала его дела.
Нам очень хотелось познакомиться с Варей поближе, поговорить по душам. Но война быстро нас разлучила:
502-й перебазировался в Майкоп.
Однако на этом наши встречи не закончились. Они продолжались в воздухе мы сопровождали штурмовиков во время боевых вылетов. "Илы", как правило, шли через наш аэродром, мы пристраивались к ним и вместе следовали к линии фронта.
Варя пришлась всем нам по душе - каждый хотел сопровождать именно ее. В первом же вылете, когда я был ведущим четверки, Варя связалась со мной по радио:
- Скоморох, подойди поближе - надежнее будет прикрытие, - полушутя сказала она.
Я немедленно выполнил ее просьбу. Откровенно говоря, ни разу до этого с моей стороны не проявлялось такой бдительности и расторопности, такой готовности пойти на все, чтобы сберечь экипаж штурмовика...
Идя к линии фронта, мы иногда переговаривались с Варей, а когда подоспело время боевой работы, она передала: "Ну, Скоморох, смотри в оба!" - и повела группу на штурмовку,
Земля дыбилась под ногами фашистов, поднимая в воздух обломки дзотов, расшвыривая по сторонам искореженную боевую технику.
Штурмовка была стремительной и дерзкой. Варино звено действовало как единый механизм - четко, слаженно, виртуозно. Я даже боялся, что, засмотревшись на его работу, упущу приближение "мессеров". Но мы замечали стервятников на максимальном удалении, пара связывала их боем, а я с ведомым продолжал бдительно охранять штурмующее звено.
После таких полетов в сознании молодых летчиков происходила переоценка собственных возможностей.
Как много значит иной раз встреча с человеком, о существовании которого раньше даже не предполагал! В нашей школе мужества, сама того не зная, лучшим педагогом стала именно Варвара Савельевна Ляшенко. То, что сделала для нас она, - ничем не измерить, отвага прочно вошла в наши сердца, чтобы сделать нас чище, сильнее, самоотверженнее...
Вскоре воздушные наши встречи с Варей прервались - мы стали решать другие задачи. Но за ее дальнейшей судьбой не переставали следить. И были очень обрадованы, когда 8 марта 1943 года увидели портрет Вари на первой странице армейской газеты, ее красивое лицо, строгое и волевое. Мы с гордостью читали: "Отважная дочь советского народа лейтенант В. Ляшенко успешно громит фашистскую нечисть. На ее боевом счету 41 вылет на штурмовку живой силы и техники противника". Несколько строк было отведено ей и в праздничной, посвященной Международному женскому дню, передовой статье. "В одном из наших подразделений работает замечательная женщина-пилот товарищ Ляшенко. На своем штурмовике Ляшенко делает зачастую по два-три боевых вылета в день на штурмовку врага. Она в совершенстве изучила сложную машину Ил-2".
Это было 8 марта, а 5 мая того же года, как гром среди ясного неба, всех нас поразила трагическая весть: прямое попадание снаряда. "Ил" сбит. Варя Ляшенко погибла. Этому никто не хотел верить.
Мы попросили Мелентьева связаться со штабом дивизии.
Оказалось, все правда. Варя вместе со своим экипажем погибла в районе станицы Крымская.
7 мая в полку штурмовиков состоялся траурный митинг. Мы не были на нем, но траур носили в душе. Каких людей безжалостно забирала война!
Зная привязанность молодых летчиков, да и не только молодых, к Варе Ляшенко, комиссар полка порекомендовал провести в связи с ее гибелью беседы: "Отомстим фашистам за смерть отважной боевой летчицы!" Каждое слово нас обжигало, звало к мщению. Варя встала в нашем сознании в один ряд с Зоей Космодемьянской. И за ее гибель гитлеровцам воздалось сторицею.
Женщина-воин... Наша гордость и слава. Недаром ей посвящаются лучшие произведения искусства, стихи и песни.
Сейчас, всякий раз, когда узнаю о новых подвигах наших женщин, я вспоминаю Варю Ляшенко. Вижу штурмовку. Слышу ее удивительно спокойный голос.
В 1943 году из военных газет нам стало известно имя другой отважной летчицы женского полка ночных бомбардировщиков - Евгении Акуленок. Мы летали тогда с этим необычным полком в кубанском небе. Естественно, нас интересовали все подробности его боевой работы.
Вскоре мы узнали, что Евгения Акуленок стала Героем Советского Союза, потом наши летные пути-дороги разошлись.
Необычна судьба и у этой летчицы, Женя ушла на фронт вместе со своим мужем Григорием, оставив у матери двоих дочерей. Муж был танкистом, она - летчицей.
Последнее письмо от Григория пришло из Берлина. Потом он пропал без вести, и никто не знал, что с ним, где он. Только многие годы подряд уже после войны на имя дочерей приходили денежные переводы из разных мест, от разных людей, выполнявших поручения какого-то инвалида, как писали они.
Однажды семью Акуленок посетил знакомый Евгении еще по фронту - бывший летчик-истребитель, ныне писатель, Герой Советского Союза Василий Бондаренко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34