Потом сказал с неожиданной злостью:
- Надоело все. Поговорить не с кем. Как собаки. Вот и ты
тоже... Пойду я. Ты, наверное, бабу привел. Под койкой прячешь. А
я, может...
- Что?
- Не знаю... Гадость на душе.
- Напейся.
- А я, думаешь, что делаю? Я - пью. Только не помогает...
- Мальчишка тебя достал?
- Мальчишка... Он, знаешь ли, такой же мальчишка, как мы с
тобой - песочные человечки. Мне его видеть - и то жутко. Вокруг
него даже воздух гудит. Дьявольское отродье... А уж слушать, как
он вещает... не для моих ушей. Вот ты - сбегаешь ведь...
- А я вовсе не рвусь узнать свое неизбежное будущее.
- У тебя здоровый подход... Может, найдешь что-нибудь
выпить?
- Точно знаю: ничего нет.
- Жаль... Ладно, пойду. Привет твоей бабе.
- Да вон она, под койкой. Сам ей скажи.
- Баба, привет. И знай: Джин Кросс куда лучше этого
красавчика. Но у меня уже назначено свидание.
- У тебя свидание с правой рукой.
- С левой. Которая не знает, что делает правая. А правая
наливает.
- Ладно, Джинни, расслабься. Скоро все кончится.
- Я представляю... Ладно, если так, то я пойду. Жалко, что
ты негостеприимен.
- Что делать... Завтра - с наслаждением. Сегодня - увы.
Вновь холод по полу, звук закрываемой двери, стук крюка о
петлю. Светлана попыталась пошевелиться - и не смогла. Все тело
окаменело. Ноги - стонали.
Дэнни опустился рядом с кроватью на колени, заглянул, держа
свечу низко.
- Леди, вам помочь?
- Я... сейчас...
Но помочь все равно пришлось.
Потом был минутный провал, который Светлана не сумела
восстановить в памяти. Что-то вроде обморока без падения. Вдруг
оказалось, что она сидит за столиком, крошечным одноногим
столиком, обнимает стакан с чем-то крепким, а Дэнни прохаживается
перед нею, бесшумный, как тигр, и тихо, но непрерывно говорит.
...им всем тут приходится солоно, взять Джинни, парень
железный, а вот расплылся киселем, и многие так же, и я сам, я же
понимаю, да, мальчик здесь, на третьем этаже, но вряд ли удастся
его забрать, эти дикие с гор стерегут его цепко, а сами они
такие, что сначала стреляют, а потом интересуются, который час,
Дэнни, как ты мог в такое ввязаться, без слез плакала Светлана,
как ты мог - похитить ребенка? - мне приказали, тупо твердил
Дэнни, мне тупо приказали, и я тупо исполнил, все равно бы его
похитили, не я - значит, другой, и могло оказаться хуже, что
может быть хуже, что? - его могли покалечить, могли... нет, убить
все равно не могли... Дэнни, ты же хороший, зачем тебе это все?
- Это моя служба, леди.
- Служба?!
- Да. Я приносил присягу...
- Рассказывай. Рассказывай все.
- Все? Ну, если все - то с самого начала. Началось это...
Началось это во Вьетнаме, в семьдесят втором.
Разведывательно-диверсионную группу, в которой служил Дэнни,
вывел из плотного окружения колдун племени Мо - причем вывел
через такие места, каких во Вьетнаме быть не могло: через
иссушенную каменистую пустыню. После такого чудесного спасения
всех семерых выбравшихся специальным рейсом вывезли в Суматру,
где поселили на базе ВВС - с комфортом, но под охраной. Через
неделю с ними стал беседовать какой-то странный, невоенного вида
майор по фамилии Хунгертобель. Еще через неделю Дэнни начал
понимать, что их вербуют на некую новую службу, чрезвычайно
секретную и каким-то образом сцепленную с их походом по
несуществующей пустыне. При этом, с одной стороны, у них вроде бы
не предлагали никакого выбора, поскольку они вляпались в самый
центр государственной тайны, а с другой - желание их поступить на
службу должно было быть абсолютно добровольным и при этом
исключительно сильным. Еще через два месяца все семеро
чувствовали совершенно неодолимую тягу к новой деятельности -
хотя почти не представляли себе ее характер...
Полгода заняли вступительные испытания. База была где-то в
Висконсине. Двое новобранцев разбились насмерть, упав со скал,
двое - исчезли. Лейтенант Мастерс, сержант Кросленд и рядовой
Кастелло были зачислены в агентство "Титус" стажерами. С
лейтенантом Дэнни виделся несколько лет назад в Ньюхоупе - он там
крупный делец черного рынка. И даже это было некоторым нарушением
правил поведения. Но обстоятельства возникли чрезвычайные...
Впрочем, все это уже несущественно.
Дэнни, ближе к делу! Где Билли? Что вы с ним делаете?
Светлана кричала шепотом, но Дэнни слышал только себя. Наверное,
нужно было выговориться.
...Потому что все нечестно! Нас завербовали - нечестно! Я
ведь узнал потом, как именно нас вербовали. И сам этому
научился... вот вы - почему пришлю сюда? А это самый простой
фокус. Так-то... Игру мы ведем - грязную! Почему для того, чтобы
наша страна процветала. требуется мучать - вас? Потому, что нас
больше? Или мы чем-то лучше? Но тогда - чем?! Не мы устроили мир
таким, каков он есть, и не нам вмешиваться в управление им и
подвинчивать, подкручивать...
Дэнни!
Хорошо. Если очень грубо и очень условно: если как следует
нажать на Мерриленд - Америка получает импульс развития. Если
закрутить гайки - соответственно, начинается торможение. Палладия
- такая же кнопка для России. Когда мы это поняли - а поняли
достаточно давно... и когда увидели, что КГБ старательно шурует в
этом направлении - мы просто сложили руки и стали ждать
результата. И почти дождались: Советы ослабли настолько, что все
мы оказались на грани войны. Они стали опасны, как хорошо
вооруженный, но больной и насмерть испуганный человек. А война в
Старом мире - это не то, что война здесь... А тут еще выяснилось,
что существует обратная связь, и если погибнет Старый мир, то
погибнет и Транквилиум. Но удавалось балансировать, тянуть время
- оно работало на нас. И все же - всему приходит конец. Потому
что Глеб Борисович, человек решительный, взорвал пульт
управления, сжег предохранители - и замкнул все каналы сами на
себя. Раньше - теоретически - посторонний человек мог пробраться
к рычагам управления, к кнопкам - и что-то сделать, внести какие-
то изменения, корректировки. Теперь это невозможно. Он начал
гражданскую войну в Палладии - а в том мире распался Советский
Союз. Напряжение исчезло, войны не будет - но при этом, с одной
стороны, упали путы, которые держали Россию - и пропал тот
ботинок, который пинал Америку в задницу. То есть, мы еще вполне
летим - но аналитики наши бьют тревогу. И руководство решило:
если КГБ уже выпал в осадок - взять на себя его функции. Колеса
должны крутиться...
При чем тут Билли?! Какое отношение ко всем вашим играм
имеет мой мальчик?!
Просто есть возможность - восстановить пульт. Есть люди,
которые знают, как. Но только два человека могут это сделать:
Глеб Марин и его сын.
И вы хотите заставить Глеба что-то сделать помимо его воли?
Я - нет. Но те люди - да, они уверены, что это им удастся.
Бред. Полный кромешный бред. Он их уничтожит.
Если честно - я тоже на это надеюсь. Но у тех есть какие-то
тузы в рукаве...
Какие, Дэнни?
Не знаю. Вернее - почти не знаю...
Дэнни, ты должен мне помочь!
Я не должен. Но я помогу.
Дэнни... А если они... эти люди... перехватят управление?
Они опять начнут нас... раскачивать? Да, Дэнни?
Да. Я же говорю - все очень грязно...
Наблюдение за особняком лорда Стэблфорда было установлено
через неделю после похищения Билли. Старший констебль Парриндер
доверял своей интуиции. Подозрительная возня вокруг особняка
началась еще в прошлом месяце, но ничего конкретного не
происходило, а у полиции было слишком мало средств, чтобы
заниматься тем, что внушает подозрения, но не содержит ничего
объективно-предосудительного.
Сидевшие на чердаке пустого дома напротив агенты очень не
любили это дежурство: ночами почему-то приходил леденящий страх,
а иногда и удушье...
Парриндер долго искал повод побывать в этом особняке. Случая
не представлялось, и он решил случай создать. Взятому с поличным
квартирному вору Стивену Рису по прозвищу Сова предложено было
максимальное снисхождение хотя бы за попытку посмотреть, что
делается там, за вечно задернутыми шторами. Сова согласился.
На подготовку ему понадобилась неделя.
В четвертом часу ночи первого июня он бесшумно забрался на
балкон второго этажа, вырезал алмазом стекло и дотянулся до
защелки двери...
3.
Он скакал по улицам, не узнавая их. Наверное, он просто
никогда не бывал в этом районе. Конечно: то, что было портом,
нижним городом, центром - уже под водой или в воде. Парк-авеню,
когда-то "верхняя улица", тянулся теперь не то чтобы совсем над
морем - но достаточно низко. А вот и тот самый мост, и под ним не
река, не поток, а глубоко вдающийся в сушу узкий морской залив...
Глеб придержал лошадь, постоял, глядя по сторонам. Констебль,
выделенный ему в сопровождение, ждал. Глеб повернул направо, в
гору. Дорога была крута. Вон в том леске сняли с дерева
повешенную... там - сидел в засаде отряд Дабби... Вот в этом доме
мы с Олив неожиданно познакомились по-настоящему...
Она шла навстречу, и Глеб ничуть этому не удивился.
- Здравствуй,- он спрыгнул с лошади. Олив подошла вплотную,
и он свободной рукой обнял ее.
- Здравствуй,- она прижалась шекой к его щеке - колючей.
Сегодня не смог побриться - и у самого дрожала рука, и адъютанта
рядом с ним бросало в дрожь. - Ты вернулся. Хочешь замкнуть круг?
- Как получится... Что здесь? Рассказывай.
- Здесь очень плотно. Душно. Билли где-то рядом, я иногда
чувствую его. Он сильный. Может быть, сильнее тебя. Светлана
ушла. Сегодня ночью. Должно быть, к нему.
- Как - ушла?..
- Я не могла помешать. Она... не послушалась бы. Билли ее
позвал. Это... сильнее нас. Ты приехал. Боже, ты приехал. Если бы
ты знал, как я тебя ждала...
Она отстранилась от него и посмотрела в лицо. Глаза ее были
затуманены и смотрели куда-то вдаль, а губы кривились в
непонятной усмешке.
-...почти не вызывает сомнений,- старший констебль кашлянул
в кулак, поморщился, отхлебнул какой-то травяной настой из
высокой коричневой кружки. - Я простой полицейский, и о чем я
должен думать в первую очередь? О мотивах, разумеется. В том
числе и о личных. Какие-либо мотивы такого рода могли быть лишь у
обитателей дома, где леди проживала раньше - и который был у нее
фактически отнят. Я установил наблюдение за домом... тем более,
что некоторое время назад, еще до похищения парня, вокруг этого
дома стали крутиться какие-то никому не известные личности. Город
пустеет, вы это знаете... и - приходят мародеры. Нынешний лорд
Стэблфорд, в отличие от уважаемого супруга леди, не производил
никогда впечатления глубоко порядочного человека... хотя и не был
откровенно в чем-то замешан. Так, знаете... все время - около.
- Извините, - сказал Глеб.- Какие результаты наблюдения?
- Опять же - ничего конкретного. Но наблюдатели наши
отмечают, что... как бы это сказать... от дома исходит какая-то
жуть. Вроде бы ничем видимым не вызванная. Я сам две ночи
просидел там и подтверждаю: это не для слабонервных. Но и
рассказать - не получается. Нечего рассказывать.
- А такое было: будто вас затягивает в воронку, или в болото
- и вы вот-вот захлебнетесь?
- Да-а... и такое тоже - было... Вам это что-то говорит?
- В общем, да. Что еще? Что-нибудь видели?
- Как сказать... Ночью туда регулярно кто-то приходит.
Сегодня - пришла женщина. Сопрягая этот факт с исчезновением
леди...
- Да, - сказал Глеб. - Еще?
- М-м... Видите ли, я пошел на нарушение закона - и поэтому
рассчитываю на ваше...
- Молчание?
- Да.
- Разумеется.
- Я послал туда, в дом, вора. Опытного квартирного вора...
- Когда?
- Этой ночью. Под утро. Он вошел...
- И не вышел?
- Именно так. Сегодня я собирался нагрянуть в этот дом с
обыском - как бы по заявлению, сделанному сообщником вора.
Конечно, вы имеете права пристрелить любого, кто тайно и со
злоумыслом проникнет в ваше жилище - но поставьте же в
известность полицию!..
- Но поскольку я уже здесь?..
- Да. Стоит ли делать это сегодня? Сообщник мог прийти со
своим заявлением и завтра... вы меня понимаете?
- Да, конечно. Минутку, я подумаю...
Рука сама рисовала на бумажном листе какие-то пока
непонятные черточки и узоры. Рано или поздно весь лист заполнится
ими, и тогда придет решение.
Сова не мог простить себе, что попался так глупо. Не в том
смысле, что охранники дома его схватили моментально, а в том, что
он вообще ввязался в это дело. Сволочь Парриндер: обещал, что его
сразу же выволокут обратно...
Он потерял счет времени. Сидел, намертво привязанный к
стулу, с повязкой на глазах. Ему не задавали вопросов, не били.
Просто ходили рядом, переговаривались между собой. Слова были
знакомыми, но что означали реплики тюремщиков, Сова не понимал.
Это не был ни фраерский, ни воровской язык. От этого делалось еще
страшнее. Один раз вполголоса что-то сказал, а потом засмеялся -
ребенок. Ему ответила женщина. Где-то далеко квохтали куры.
Билли спал двумя различными снами: одним будто бы обычным: в
постели, закрыв глаза и ничего не зная; а вторым - забывая себя.
Эти сны не совпадали, и обычно он, вставая от первого, погружался
во второй. От второго он мог пробудиться в первом сне - и тогда
метался, кричал и звал маму. Только дважды за все время
пребывания в своей неволе он просыпался в обоих смыслах. Не умея
себя сдерживать, он бросался бежать, немедленно попадал в руки,
широко расставленные повсюду, и под ласковый хищный холодный
шепоток тети Салли вновь засыпал - так или иначе.
Накануне он, положив руки на хрустальный шар, на минутку
прикрыл глаза и сказал беззвучно: мама, забери меня отсюда. Я
боюсь... А потом - повернулся и посмотрел на себя. Увидел -
маленького, как мышонок, мальчишку, мокрого, испуганного,
глядящего снизу куда-то в непосильную вышину, с которой валятся
камни и бьют молнии... Это я, да? Это я...
Он знал, что на самом деле он не такой.
Но - надо было проснуться. И проснуться так, чтобы те не
поняли, что он проснулся.
Уже проваливаясь, он выставил сторожа, старика с колотушкой,
который во сне приходил и будил его в школу. Еще ни разу сторож
не опаздывал...
Утром он вновь, в третий по-настоящему раз, проснулся
полностью. Бодрость нарастала - знобящая. Вы уже ничего не
сделаете со мной, сказал он себе.
Он будто бы чувствовал рядом с собой новую несокрушимую
защиту...
Дэнни ворочался на полу на жесткой циновке, стонал,
непонятно разговаривал. Иногда всхрапывал, как испуганный конь, и
переворачивался, громыхая локтями и коленями. Потом где-то
наверху, далеко отсюда, что-то роняли и волокли. И лишь когда
посветлели окна - Светлана отпустила себя и пропала.
Она возникла вновь, здесь же, на узкой кровати, прижавшись к
ковру на стене - но уже солнце, пробившись сквозь вековую пыль
оконного стекла, найдя щель в красных с кистями шторах,
пронизывало воздух навылет и разбивалось о бокалы на столе. В
зеленой бутылке горело на дне нежное рубиновое пламя.
Записка лежала на подушке - рядом с лицом, и даже слегка
примятая.
"Милая леди! Служба призывает меня - а теперь, ввиду нашего
заговора, мне следует быть еще более примерным служакой. Я
вернусь около трех часов пополудни. Лишнее - просить Вас быть
необыкновенно осторожной. Старайтесь не выходить на середину -
там скрипят половицы. Оружия не оставляю: и нет его, и - даже
если Вас возьмут, какой-то шанс уцелеть и даже выиграть у нас
будет. Еды тоже нет, вода в баке. Дэнни."
Раньше это были комнаты прислуги, Светлана их знала. Сейчас
они, конечно, не походили на те, давние... а может быть, так оно
все запомнилось?.. Вот этот ковер висел у Люси! Точно. Старый,
облысевший вот тут, в углу, серо-синий с зеленым ковер из
неведомых мест... Где ты, Люси?
Как будто неожиданный и хлесткий удар, откуда не ждала...
Истомной болью облило горло, клокотнуло - коротко, жалко. Но
слезы - слезы она сумела сдержать. Сумела не выпустить себя из
давно и крепко сжатого кулака. Та, птичка в кулаке, только
пискнула тихонечко...
И началось ожидание.
Четверо горцев-скотокрадов караулили лестницы, идущие на
третий этаж - по двое в смену, по человеку на лестницу. И еще
трое находились при мальчике безотлучно: двое бдили, третий
отдыхал. Но даже не столько они были подлинными стражами...
Салли, черная ведьма - вот кто по-настоящему охранял мальчишку.
Она была сильна и почти всеведуща, и необыкновенно опасна. И еще
девять человек, пятеро из которых - агенты "Титуса"... никому
нельзя доверять.
Не в этом даже дело...
Если приложить толику ума... если по-настоящему повезет... а
тем более, если удастся найти подмогу - а Дэнни уже примерно
знал, к кому обратиться за этим - мальчика можно вызволить,
охрану перебить или повязать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28