И вот мы притворились, будто устраиваем чай для гостей. Я испекла разные вкусные вещи, украсила стол, достала любимый мамин сервиз и даже вот оделась как подобает для приема гостей.
Диана подумала, что у мисс Лаванды и в самом деле не все дома. Чтобы женщина сорока пяти лет играла в гостей, как маленькая девочка! Но Энн, наоборот, страшно оживилась и радостно воскликнула:
— Так вы тоже любите давать волю воображению? Это «тоже» дало понять мисс Лаванде, что она нашла в милой рыжеволосой девушке родственную душу.
— Да, люблю. Конечно, в моем возрасте это ужасно глупо. Но почему бы мне, независимой старой деве, не делать глупости, если хочется? Надо же иметь хоть какие-то радости в жизни! Иногда бывает так плохо, что спасает только воображение. Но меня редко ловят на моих фантазиях, а у Шарлотты Четвертой рот на замке. И, знаете, я так рада, что вы меня застигли… на месте преступления — ведь вы и в самом деле пришли, а у меня все готово. Хотите снять шляпки и умыться с дороги? Белая дверь сразу, как подниметесь по лестнице. А я побегу на кухню — как бы у Шарлотты Четвертой не вскипела заварка. Она очень хорошая девочка, но иногда допускает оплошности. Мисс Лаванда поспешила на кухню, а девушки поднялись в мансарду.
— Прямо приключение, правда? — удивилась Диана. — И какая же мисс Лаванда милочка, хоть и немножко странная. Она совсем не похожа на старую деву.
— Она выглядит так, словно поет скрипка, — загадочно отозвалась Энн.
Когда они спустились вниз, мисс Лаванда несла в столовую фарфоровый чайник, а позади нее со страшно довольным видом шествовала Шарлотта Четвертая с блюдом горячих пончиков.
— А как вас зовут? — спросила мисс Лаванда. — Я так рада, что у меня в гостях молодые девушки. Я обожаю девушек. В их обществе мне легче поверить, что я и сама еще молода. Мне так не нравится думать, — лицо ее смешно искривилось в гримаске, — что я уже старая. Так как же вас зовут? Диана Барри и Энн Ширли? Можно, я воображу, что знакома с вами уже сто лет, и сразу начну звать вас Диана и Энн?
— Конечно, — хором ответили девушки.
— Ну, тогда давайте рассядемся поудобнее за столом и съедим все, что на нем стоит, — оживленно провозгласила мисс Лаванда. — Шарлотта, ты сядь на тот конец стола и раскладывай курицу по тарелкам. Как удачно, что я испекла бисквит и пончики! Конечно, ужасная глупость — печь угощение для воображаемых гостей. Шарлотта Четвертая так и думала — признайся, Шарлотта! А видишь, как удачно все получилось! Я не о том, что еда пропала бы — постепенно мы с Шарлоттой все это съели бы. Но бисквит так быстро черствеет.
За столом всем было очень весело, затем они вышли в залитый алым закатным светом сад.
— У вас просто замечательный дом и сад, — искренне восхищалась Диана.
— А почему вы называете свой дом Приютом Радушного Эха? — спросила Энн.
— Шарлотта, — попросила мисс Лаванда, — поди в дом и принеси рожок, который висит над полкой с часами.
Шарлотта убежала и тут же вернулась с рожком.
— Подуй-ка в него, Шарлотта, — весело скомандовала мисс Лаванда.
Шарлотта извлекла из рожка громкий и довольно резкий звук. Прошло несколько мгновений — и вдруг из леса за рекой послышалась нежная музыка, словно эльфы дули в свои волшебные дудочки.
— Какая прелесть! — в восторге воскликнули Энн и Диана.
— А теперь засмейся, Шарлотта.
Шарлотта, которая, если бы ей приказала ее госпожа, наверное, с готовностью встала бы и на голову, залезла на каменную скамью и громко расхохоталась. На той стороне реки раздался тоненький переливчатый смех — словно сотни крошечных лесных существ смеялись ей в ответ.
— Эхо у меня замечательное — все приходят от него в восторг, — поведала мисс Лаванда с таким видом, будто эхо принадлежало лично ей. — Я обожаю его слушать. С ним мне не так одиноко — если немного дать волю воображению. Тихими вечерами мы часто сидим здесь с Шарлоттой Четвертой и играем с эхом. Шарлотта, унеси рожок и повесь его на то же место.
— Почему вы называете девочку Шарлоттой Четвертой? — спросила Диана, которой давно уже не терпелось задать этот вопрос.
— Чтобы не спутать ее с другими Шарлоттами, — серьезно ответила мисс Лаванда. — Они все так похожи — их трудно отличить друг от друга. Ее на самом деле зовут вовсе не Шарлотта. Ее зовут… — как же?.. — кажется, Леонора. Да, по-моему, Леонора. Дело вот в чем. Когда мама десять лет назад умерла, я не могла жить здесь одна, но у меня не было средств нанять взрослую служанку. И я уговорила Шарлотту Боуман служить у меня за пищу и одежду. Ее на самом деле звали Шарлотта — это была Шарлотта Первая. Ей тогда исполнилось тринадцать лет. Она прожила у меня до шестнадцати, а потом уехала в Бостон, надеясь там устроиться получше. А ко мне пришла ее сестра, которую звали Джульетта. Миссис Боуман любила давать дочерям литературные имена. Но Джульетта была так похожа на Шарлотту, что я продолжала звать ее Шарлоттой, а она не возражала. Тогда я перестала и пытаться запомнить ее настоящее имя. Это была Шарлотта Вторая. А после нее пришла Эвелина и стала Шарлоттой Третьей. А теперь у меня Шарлотта Четвертая, но, когда ей исполнится шестнадцать, ее тоже отправят в Бостон, и я просто не знаю, что тогда делать. Шарлотта Четвертая — последняя в их семье, и самая лучшая. Остальные три всегда давали мне понять, что считают мои фантазии глупостью, а Шарлотта Четвертая никогда этого не делает, что бы она там про себя ни думала. Мне все равно, что люди думают обо мне — лишь бы они не заявляли мне этого в глаза.
— Нам пора, — с сожалением вздохнула Диана, глядя на уже почти севшее за горизонт солнце. — Надо все-таки добраться к Кимбаллам, покуда совсем не стемнеет. Спасибо вам за все, мисс Льюис.
— А вы еще ко мне придете? — с надеждой спросила мисс Лаванда.
Энн в порыве нежности обняла миниатюрную хозяйку за плечи.
— Обязательно придем, — пообещала она. — Раз уж мы вас нашли, то теперь будем ходить к вам очень часто, пока вы нас не прогоните. А сейчас нам действительно пора. «Как это ни прискорбно, надо идти», — говорит Поль Ирвинг всякий раз, когда уходит из Грингейбла.
— Поль Ирвинг? — голос мисс Лаванды дрогнул. — Кто это? Я не знаю в Эвонли человека с таким именем.
Энн в душе выбранила себя за неосторожность. Она совсем забыла про помолвку мисс Лаванды с отцом Поля.
— Один мой ученик, — объяснила она. — Он приехал в Эвонли в прошлом году и живет с бабушкой, мисс Ирвинг.
— Он сын Стивена Ирвинга? — спросила мисс Лаванда, наклонившись над клумбой с цветами, имя которых она носила.
— Да.
— Вот что, девочки, — оживленно заговорила хозяйка, — я подарю вам по букетику лаванды. — Казалось, она не расслышала ответа Энн. — Я посадила здесь лаванду очень давно. Папа назвал меня Лавандой, потому что очень любил запах этих цветов. В первый раз он увидел маму в Ист-Графтоне, когда приехал к ним в гости с ее братом. И сразу в нее влюбился. Его положили спать в комнате для гостей и постелили ему простыни, переложенные для запаха лавандой. Он не спал всю ночь и думал о маме. И с тех пор всегда любил запах лаванды. Приходите еще, милые девочки, и поскорей. Мы с Шарлоттой Четвертой будем вас ждать.
Она открыла им калитку, и девушки заметили, что сейчас она выглядит усталой и даже постаревшей. Ее прощальная улыбка была по-прежнему непостижимо молода, но, когда они оглянулись от поворота дороги, мисс Лаванда сидела на каменной скамье под серебристым тополем, устало подперев щеку рукой.
— Бедняжка, все-таки у нее страшно одинокая жизнь, — сказала Диана. — Надо почаще ее навещать.
— По-моему, родители дали ей очень подходящее имя, — отозвалась Энн. — Если бы они назвали ее Элизабет, или Нелли, или Мюриель, ее все равно все называли бы Лавандой. В нем столько старомодной прелести и благородства. Вот мое имя разит обыденностью: хлебом с маслом, лоскутными ковриками и возней по хозяйству.
— Вот и неправда, — возразила Диана. — По мне, так в имени Энн есть что-то величественное, словно бы королевское. Но даже если бы тебя звали Керренхауч, я полюбила бы и это имя. Мне кажется, что сами по себе имена не так уж много значат: главное — люди, которые их носят. Вот я терпеть не могу имена Джози и Герти — но я невзлюбила их только после того, как узнала семейку Пайнов.
— Прекрасная мысль, Диана, — подхватила Энн. — Надо жить так, чтобы твое имя звучало прекрасно. Чтобы оно напоминало людям о чем-то очень хорошем. Спасибо тебе, Диана.
Глава девятнадцатая
О ТОМ О СЕМ
— Значит, вы пили чай у Лаванды Льюис? — удивилась Марилла на другое утро за завтраком. — Ну и как она выглядит? Я ее уже лет пятнадцать не видела. Наверное, сильно изменилась?.. Дэви, когда ты до чего-нибудь не можешь дотянуться, попроси, чтобы тебе передали, а не ложись на стол. Ты когда-нибудь видел, чтобы Поль Ирвинг делал так?
— Но у Поля руки длиннее моих, — возразил Дэви. — Они у него уже одиннадцать лет растут, а мои только семь. Да я же попросил, но вы с Энн так разговорились, что не услышали. И потом, Поль никогда у нас не завтракал, только пил чай, а за чаем легче себя вести прилично, чем за завтраком, когда ты прямо умираешь с голоду. От ужина до завтрака так долго — терпения не хватает. Энн, эта ложка сиропа совсем не выросла с прошлого года, а я-то вырос.
— Я не знаю, какова мисс Лаванда была в молодости, но мне кажется, что она не сильно изменилась, — сказала Энн, поливая пудинг Дэви еще одной ложкой сиропа. — У нее совершенно седые как снег волосы, но свежее молодое лицо, красивые карие глаза… такого прелестного оттенка с золотыми искорками… А ее голос наводит на мысль о белом струящемся атласе и звенящих колокольчиках.
— Она считалась красавицей, — вздохнула Марилла. — Я не очень-то была с ней близка, но она мне нравилась. Хотя некоторые и тогда считали ее чудной… Дэви, если ты еще раз позволишь себе такое, будешь есть после нас, вместе с работниками.
Разговор Энн с Мариллой в присутствии близнецов, как правило, перемежался подобными замечаниями в адрес Дэви. На этот раз его вина состояла в том, что, не сумев соскрести ложкой с тарелки остатки сиропа, он взял тарелку и тщательно ее вылизал. Энн посмотрела на него с таким укором, что Дэви, отлично знавший, что нарушил правила хорошего тона, покраснел, но тем не менее заявил в свое оправдание:
— Зато ни капли не пропало зря!
— Про людей, не похожих на других, всегда говорят, что они чудные, что у них не все дома и тому подобное, — продолжала Энн. — Я не отрицаю, что мисс Лаванда не похожа на других. Хотя трудно сказать, чем. Пожалуй, она из тех людей, которые никогда не стареют.
— Если все твои сверстники постарели, какой смысл оставаться молодой? — возразила Марилла. — А то получается, что ты, как говорится, от лебедей отстала и к воронам не пристала. Про Лаванду Льюис говорят, что она просто прячется от людей. Сидит безвылазно у себя в глуши, и о ней уже почти все забыли. Этот каменный дом — один из самых старых на нашем острове. Мистер Льюис построил его восемьдесят лет назад, когда приехал из Англии… Дэви, перестань толкать Дору под локоть. И нечего изображать оскорбленную невинность — я все видела. Почему ты сегодня так плохо себя ведешь?
— А может, я не с той ноги встал? — выразил предположение Дэви. — Милти Боултер говорит, что, если встанешь не с той ноги, весь день идет наперекосяк. Это ему бабушка сказала. А которая та нога?
— Я так и не знаю, из-за чего поссорились Стивен Ирвинг и Лаванда Льюис, — продолжала Марилла, пропуская мимо ушей вопрос Дэви. — Двадцать пять лет назад они были помолвлены, а потом из-за чего-то повздорили. Видно, это было что-то важное, потому как Стивен тут же уехал в Штаты и так с тех пор не возвращался.
— А может, ничего ужасного и не было? Люди так часто ссорятся из-за пустяков, — с редкой для ее лет проницательностью предположила Энн. — Только, пожалуйста, Марилла, не говори миссис Линд о том, что я была у мисс Лаванды. Она засыплет меня вопросами, а мне как-то не хочется ничего ей рассказывать. И потом, я почему-то уверена, что мисс Лаванде это не понравится.
— Да уж, Рэйчел умрет от любопытства, — подтвердила Марилла, — хотя сейчас ей некогда совать нос в чужие дела. Она не может отойти от больного Томаса и, по-моему, уже не верит, что он когда-нибудь выздоровеет. Если с ним что-нибудь случится, Рэйчел останется совсем одна. Все дети далеко, одна Элиза живет в городе, но Рэйчел не в ладах с ее мужем. Она говорит, что Томас поправился бы, если бы собрал всю силу воли. Но откуда у Томаса Линда возьмется сила воли? До женитьбы он был под каблуком у своей матери, а потом им командовала Рэйчел. Даже странно, что он осмелился заболеть, не спросив у нее разрешения. Впрочем, я зря ворчу. Рэйчел всегда была ему доброй женой. Таким уж он родился — ему надо, чтобы им командовали. Хорошо еще, что попал в руки способной командирши. Он на нее и не обижался никогда: она за него все решала, и это его вполне устраивало. Дэви, перестань, наконец, вертеться на стуле!
— А что мне делать? — возопил Дэви. — Я давно все съел, и какой мне интерес смотреть, как вы с Энн ковыряетесь в тарелках?
— Тогда иди с Дорой и накорми кур. Да не вздумай опять выдергивать у петуха из хвоста перья.
— Но мне нужны перья для индейского наряда. У Милти Боултера знаешь какой! Мама дала ему перья, когда зарезала старого белого индюка. А почему мне нельзя выдернуть у петуха еще несколько перьев? Куда ему так много?
— Я тебе отдам старую метелку из перьев, что лежит на чердаке, — пообещала Энн. — Мы их покрасим в разные цвета — зеленый, красный, желтый…
— Ты его ужасно балуешь, — заметила Марилла, когда сияющий Дэви ушел вслед за серьезной Дорой. Марилла никак не могла избавиться от убеждения, что, если не хочешь избаловать ребенка, ни в коем случае не следует исполнять малейшие его желания.
— У всех мальчиков в классе есть индейские головные уборы, и, конечно, Дэви тоже хочется, — объяснила Энн. — Я знаю, каково это, когда у всех есть, а у тебя нет. Никогда не забуду, как я мечтала о рукавах с буфами… И вовсе я не балую Дэви. Он с каждым днем ведет себя все лучше. Ты только вспомни, каким он был год назад.
— Это верно, с тех пор как он пошел в школу, озорничать он стал меньше. Наверное, спускает пар с другими мальчишками. Но что-то Ричард Киз ничего не пишет. Ни строчки с мая месяца.
— Не пишет, и слава Богу, — вздохнула Энн, начиная убирать со стола. — А то вдруг потребует, чтобы мы прислали ему близнецов…
Письмо пришло через месяц, но только не от Ричарда Киза. Его друг написал, что Ричард умер от чахотки Две недели назад. Автор письма был его душеприказчиком. Ричард Киз завещал Марилле Кутберт как опекунше близнецов две тысячи долларов, доходы с которых она может использовать на содержание детей до их совершеннолетия.
— Ужасно, конечно, радоваться чьей-то смерти, — грустно проговорила Энн. — Мне очень жаль бедного мистера Киза, но я рада, что Дэви с Дорой останутся с нами.
— И хорошо, что он все-таки накопил для них деньжат, — сказала Марилла, как всегда больше интересуясь практической стороной дела. — Я тоже хотела оставить малышей, но их содержание обходится недешево, и с каждым годом придется тратить все больше. Арендной платы за землю едва хватает на то, чтобы вести хозяйство, твои же деньги тратить не хочу. Ты и так для них очень много делаешь. Дора прекрасно обошлась бы и без новой шляпки, которую ты ей купила. Ну, а теперь нам будет полегче.
Дэви и Дора пришли в восторг, узнав, что остаются в Грингейбле навсегда. Смерть дяди, которого они никогда не видели, не шла ни в какое сравнение с этой радостной новостью. Правда, у Доры возникло одно сомнение.
— А дядю Ричарда закопали в землю? — спросила она Энн.
— Ну, конечно, детка.
— А он… не будет, как дядя Мирабель Коттон… бродить ночью по дому?
Глава двадцатая
ИСТОРИЯ МИСС ЛАВАНДЫ
— Схожу-ка я сегодня к мисс Лаванде, — объявила Энн Марилле в пятницу где-то в середине декабря.
— Похоже, снег собирается.
— Я доберусь еще до снегопада и останусь там ночевать. Диана со мной не пойдет — у них сегодня гости. А мисс Лаванда наверняка меня ждет. Я не была у нее уже две недели.
С того памятного октябрьского вечера Энн несколько раз навещала Приют Радушного Эха. Иногда они с Дианой ездили туда кружным путем по дороге, иногда ходили пешком через лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Диана подумала, что у мисс Лаванды и в самом деле не все дома. Чтобы женщина сорока пяти лет играла в гостей, как маленькая девочка! Но Энн, наоборот, страшно оживилась и радостно воскликнула:
— Так вы тоже любите давать волю воображению? Это «тоже» дало понять мисс Лаванде, что она нашла в милой рыжеволосой девушке родственную душу.
— Да, люблю. Конечно, в моем возрасте это ужасно глупо. Но почему бы мне, независимой старой деве, не делать глупости, если хочется? Надо же иметь хоть какие-то радости в жизни! Иногда бывает так плохо, что спасает только воображение. Но меня редко ловят на моих фантазиях, а у Шарлотты Четвертой рот на замке. И, знаете, я так рада, что вы меня застигли… на месте преступления — ведь вы и в самом деле пришли, а у меня все готово. Хотите снять шляпки и умыться с дороги? Белая дверь сразу, как подниметесь по лестнице. А я побегу на кухню — как бы у Шарлотты Четвертой не вскипела заварка. Она очень хорошая девочка, но иногда допускает оплошности. Мисс Лаванда поспешила на кухню, а девушки поднялись в мансарду.
— Прямо приключение, правда? — удивилась Диана. — И какая же мисс Лаванда милочка, хоть и немножко странная. Она совсем не похожа на старую деву.
— Она выглядит так, словно поет скрипка, — загадочно отозвалась Энн.
Когда они спустились вниз, мисс Лаванда несла в столовую фарфоровый чайник, а позади нее со страшно довольным видом шествовала Шарлотта Четвертая с блюдом горячих пончиков.
— А как вас зовут? — спросила мисс Лаванда. — Я так рада, что у меня в гостях молодые девушки. Я обожаю девушек. В их обществе мне легче поверить, что я и сама еще молода. Мне так не нравится думать, — лицо ее смешно искривилось в гримаске, — что я уже старая. Так как же вас зовут? Диана Барри и Энн Ширли? Можно, я воображу, что знакома с вами уже сто лет, и сразу начну звать вас Диана и Энн?
— Конечно, — хором ответили девушки.
— Ну, тогда давайте рассядемся поудобнее за столом и съедим все, что на нем стоит, — оживленно провозгласила мисс Лаванда. — Шарлотта, ты сядь на тот конец стола и раскладывай курицу по тарелкам. Как удачно, что я испекла бисквит и пончики! Конечно, ужасная глупость — печь угощение для воображаемых гостей. Шарлотта Четвертая так и думала — признайся, Шарлотта! А видишь, как удачно все получилось! Я не о том, что еда пропала бы — постепенно мы с Шарлоттой все это съели бы. Но бисквит так быстро черствеет.
За столом всем было очень весело, затем они вышли в залитый алым закатным светом сад.
— У вас просто замечательный дом и сад, — искренне восхищалась Диана.
— А почему вы называете свой дом Приютом Радушного Эха? — спросила Энн.
— Шарлотта, — попросила мисс Лаванда, — поди в дом и принеси рожок, который висит над полкой с часами.
Шарлотта убежала и тут же вернулась с рожком.
— Подуй-ка в него, Шарлотта, — весело скомандовала мисс Лаванда.
Шарлотта извлекла из рожка громкий и довольно резкий звук. Прошло несколько мгновений — и вдруг из леса за рекой послышалась нежная музыка, словно эльфы дули в свои волшебные дудочки.
— Какая прелесть! — в восторге воскликнули Энн и Диана.
— А теперь засмейся, Шарлотта.
Шарлотта, которая, если бы ей приказала ее госпожа, наверное, с готовностью встала бы и на голову, залезла на каменную скамью и громко расхохоталась. На той стороне реки раздался тоненький переливчатый смех — словно сотни крошечных лесных существ смеялись ей в ответ.
— Эхо у меня замечательное — все приходят от него в восторг, — поведала мисс Лаванда с таким видом, будто эхо принадлежало лично ей. — Я обожаю его слушать. С ним мне не так одиноко — если немного дать волю воображению. Тихими вечерами мы часто сидим здесь с Шарлоттой Четвертой и играем с эхом. Шарлотта, унеси рожок и повесь его на то же место.
— Почему вы называете девочку Шарлоттой Четвертой? — спросила Диана, которой давно уже не терпелось задать этот вопрос.
— Чтобы не спутать ее с другими Шарлоттами, — серьезно ответила мисс Лаванда. — Они все так похожи — их трудно отличить друг от друга. Ее на самом деле зовут вовсе не Шарлотта. Ее зовут… — как же?.. — кажется, Леонора. Да, по-моему, Леонора. Дело вот в чем. Когда мама десять лет назад умерла, я не могла жить здесь одна, но у меня не было средств нанять взрослую служанку. И я уговорила Шарлотту Боуман служить у меня за пищу и одежду. Ее на самом деле звали Шарлотта — это была Шарлотта Первая. Ей тогда исполнилось тринадцать лет. Она прожила у меня до шестнадцати, а потом уехала в Бостон, надеясь там устроиться получше. А ко мне пришла ее сестра, которую звали Джульетта. Миссис Боуман любила давать дочерям литературные имена. Но Джульетта была так похожа на Шарлотту, что я продолжала звать ее Шарлоттой, а она не возражала. Тогда я перестала и пытаться запомнить ее настоящее имя. Это была Шарлотта Вторая. А после нее пришла Эвелина и стала Шарлоттой Третьей. А теперь у меня Шарлотта Четвертая, но, когда ей исполнится шестнадцать, ее тоже отправят в Бостон, и я просто не знаю, что тогда делать. Шарлотта Четвертая — последняя в их семье, и самая лучшая. Остальные три всегда давали мне понять, что считают мои фантазии глупостью, а Шарлотта Четвертая никогда этого не делает, что бы она там про себя ни думала. Мне все равно, что люди думают обо мне — лишь бы они не заявляли мне этого в глаза.
— Нам пора, — с сожалением вздохнула Диана, глядя на уже почти севшее за горизонт солнце. — Надо все-таки добраться к Кимбаллам, покуда совсем не стемнеет. Спасибо вам за все, мисс Льюис.
— А вы еще ко мне придете? — с надеждой спросила мисс Лаванда.
Энн в порыве нежности обняла миниатюрную хозяйку за плечи.
— Обязательно придем, — пообещала она. — Раз уж мы вас нашли, то теперь будем ходить к вам очень часто, пока вы нас не прогоните. А сейчас нам действительно пора. «Как это ни прискорбно, надо идти», — говорит Поль Ирвинг всякий раз, когда уходит из Грингейбла.
— Поль Ирвинг? — голос мисс Лаванды дрогнул. — Кто это? Я не знаю в Эвонли человека с таким именем.
Энн в душе выбранила себя за неосторожность. Она совсем забыла про помолвку мисс Лаванды с отцом Поля.
— Один мой ученик, — объяснила она. — Он приехал в Эвонли в прошлом году и живет с бабушкой, мисс Ирвинг.
— Он сын Стивена Ирвинга? — спросила мисс Лаванда, наклонившись над клумбой с цветами, имя которых она носила.
— Да.
— Вот что, девочки, — оживленно заговорила хозяйка, — я подарю вам по букетику лаванды. — Казалось, она не расслышала ответа Энн. — Я посадила здесь лаванду очень давно. Папа назвал меня Лавандой, потому что очень любил запах этих цветов. В первый раз он увидел маму в Ист-Графтоне, когда приехал к ним в гости с ее братом. И сразу в нее влюбился. Его положили спать в комнате для гостей и постелили ему простыни, переложенные для запаха лавандой. Он не спал всю ночь и думал о маме. И с тех пор всегда любил запах лаванды. Приходите еще, милые девочки, и поскорей. Мы с Шарлоттой Четвертой будем вас ждать.
Она открыла им калитку, и девушки заметили, что сейчас она выглядит усталой и даже постаревшей. Ее прощальная улыбка была по-прежнему непостижимо молода, но, когда они оглянулись от поворота дороги, мисс Лаванда сидела на каменной скамье под серебристым тополем, устало подперев щеку рукой.
— Бедняжка, все-таки у нее страшно одинокая жизнь, — сказала Диана. — Надо почаще ее навещать.
— По-моему, родители дали ей очень подходящее имя, — отозвалась Энн. — Если бы они назвали ее Элизабет, или Нелли, или Мюриель, ее все равно все называли бы Лавандой. В нем столько старомодной прелести и благородства. Вот мое имя разит обыденностью: хлебом с маслом, лоскутными ковриками и возней по хозяйству.
— Вот и неправда, — возразила Диана. — По мне, так в имени Энн есть что-то величественное, словно бы королевское. Но даже если бы тебя звали Керренхауч, я полюбила бы и это имя. Мне кажется, что сами по себе имена не так уж много значат: главное — люди, которые их носят. Вот я терпеть не могу имена Джози и Герти — но я невзлюбила их только после того, как узнала семейку Пайнов.
— Прекрасная мысль, Диана, — подхватила Энн. — Надо жить так, чтобы твое имя звучало прекрасно. Чтобы оно напоминало людям о чем-то очень хорошем. Спасибо тебе, Диана.
Глава девятнадцатая
О ТОМ О СЕМ
— Значит, вы пили чай у Лаванды Льюис? — удивилась Марилла на другое утро за завтраком. — Ну и как она выглядит? Я ее уже лет пятнадцать не видела. Наверное, сильно изменилась?.. Дэви, когда ты до чего-нибудь не можешь дотянуться, попроси, чтобы тебе передали, а не ложись на стол. Ты когда-нибудь видел, чтобы Поль Ирвинг делал так?
— Но у Поля руки длиннее моих, — возразил Дэви. — Они у него уже одиннадцать лет растут, а мои только семь. Да я же попросил, но вы с Энн так разговорились, что не услышали. И потом, Поль никогда у нас не завтракал, только пил чай, а за чаем легче себя вести прилично, чем за завтраком, когда ты прямо умираешь с голоду. От ужина до завтрака так долго — терпения не хватает. Энн, эта ложка сиропа совсем не выросла с прошлого года, а я-то вырос.
— Я не знаю, какова мисс Лаванда была в молодости, но мне кажется, что она не сильно изменилась, — сказала Энн, поливая пудинг Дэви еще одной ложкой сиропа. — У нее совершенно седые как снег волосы, но свежее молодое лицо, красивые карие глаза… такого прелестного оттенка с золотыми искорками… А ее голос наводит на мысль о белом струящемся атласе и звенящих колокольчиках.
— Она считалась красавицей, — вздохнула Марилла. — Я не очень-то была с ней близка, но она мне нравилась. Хотя некоторые и тогда считали ее чудной… Дэви, если ты еще раз позволишь себе такое, будешь есть после нас, вместе с работниками.
Разговор Энн с Мариллой в присутствии близнецов, как правило, перемежался подобными замечаниями в адрес Дэви. На этот раз его вина состояла в том, что, не сумев соскрести ложкой с тарелки остатки сиропа, он взял тарелку и тщательно ее вылизал. Энн посмотрела на него с таким укором, что Дэви, отлично знавший, что нарушил правила хорошего тона, покраснел, но тем не менее заявил в свое оправдание:
— Зато ни капли не пропало зря!
— Про людей, не похожих на других, всегда говорят, что они чудные, что у них не все дома и тому подобное, — продолжала Энн. — Я не отрицаю, что мисс Лаванда не похожа на других. Хотя трудно сказать, чем. Пожалуй, она из тех людей, которые никогда не стареют.
— Если все твои сверстники постарели, какой смысл оставаться молодой? — возразила Марилла. — А то получается, что ты, как говорится, от лебедей отстала и к воронам не пристала. Про Лаванду Льюис говорят, что она просто прячется от людей. Сидит безвылазно у себя в глуши, и о ней уже почти все забыли. Этот каменный дом — один из самых старых на нашем острове. Мистер Льюис построил его восемьдесят лет назад, когда приехал из Англии… Дэви, перестань толкать Дору под локоть. И нечего изображать оскорбленную невинность — я все видела. Почему ты сегодня так плохо себя ведешь?
— А может, я не с той ноги встал? — выразил предположение Дэви. — Милти Боултер говорит, что, если встанешь не с той ноги, весь день идет наперекосяк. Это ему бабушка сказала. А которая та нога?
— Я так и не знаю, из-за чего поссорились Стивен Ирвинг и Лаванда Льюис, — продолжала Марилла, пропуская мимо ушей вопрос Дэви. — Двадцать пять лет назад они были помолвлены, а потом из-за чего-то повздорили. Видно, это было что-то важное, потому как Стивен тут же уехал в Штаты и так с тех пор не возвращался.
— А может, ничего ужасного и не было? Люди так часто ссорятся из-за пустяков, — с редкой для ее лет проницательностью предположила Энн. — Только, пожалуйста, Марилла, не говори миссис Линд о том, что я была у мисс Лаванды. Она засыплет меня вопросами, а мне как-то не хочется ничего ей рассказывать. И потом, я почему-то уверена, что мисс Лаванде это не понравится.
— Да уж, Рэйчел умрет от любопытства, — подтвердила Марилла, — хотя сейчас ей некогда совать нос в чужие дела. Она не может отойти от больного Томаса и, по-моему, уже не верит, что он когда-нибудь выздоровеет. Если с ним что-нибудь случится, Рэйчел останется совсем одна. Все дети далеко, одна Элиза живет в городе, но Рэйчел не в ладах с ее мужем. Она говорит, что Томас поправился бы, если бы собрал всю силу воли. Но откуда у Томаса Линда возьмется сила воли? До женитьбы он был под каблуком у своей матери, а потом им командовала Рэйчел. Даже странно, что он осмелился заболеть, не спросив у нее разрешения. Впрочем, я зря ворчу. Рэйчел всегда была ему доброй женой. Таким уж он родился — ему надо, чтобы им командовали. Хорошо еще, что попал в руки способной командирши. Он на нее и не обижался никогда: она за него все решала, и это его вполне устраивало. Дэви, перестань, наконец, вертеться на стуле!
— А что мне делать? — возопил Дэви. — Я давно все съел, и какой мне интерес смотреть, как вы с Энн ковыряетесь в тарелках?
— Тогда иди с Дорой и накорми кур. Да не вздумай опять выдергивать у петуха из хвоста перья.
— Но мне нужны перья для индейского наряда. У Милти Боултера знаешь какой! Мама дала ему перья, когда зарезала старого белого индюка. А почему мне нельзя выдернуть у петуха еще несколько перьев? Куда ему так много?
— Я тебе отдам старую метелку из перьев, что лежит на чердаке, — пообещала Энн. — Мы их покрасим в разные цвета — зеленый, красный, желтый…
— Ты его ужасно балуешь, — заметила Марилла, когда сияющий Дэви ушел вслед за серьезной Дорой. Марилла никак не могла избавиться от убеждения, что, если не хочешь избаловать ребенка, ни в коем случае не следует исполнять малейшие его желания.
— У всех мальчиков в классе есть индейские головные уборы, и, конечно, Дэви тоже хочется, — объяснила Энн. — Я знаю, каково это, когда у всех есть, а у тебя нет. Никогда не забуду, как я мечтала о рукавах с буфами… И вовсе я не балую Дэви. Он с каждым днем ведет себя все лучше. Ты только вспомни, каким он был год назад.
— Это верно, с тех пор как он пошел в школу, озорничать он стал меньше. Наверное, спускает пар с другими мальчишками. Но что-то Ричард Киз ничего не пишет. Ни строчки с мая месяца.
— Не пишет, и слава Богу, — вздохнула Энн, начиная убирать со стола. — А то вдруг потребует, чтобы мы прислали ему близнецов…
Письмо пришло через месяц, но только не от Ричарда Киза. Его друг написал, что Ричард умер от чахотки Две недели назад. Автор письма был его душеприказчиком. Ричард Киз завещал Марилле Кутберт как опекунше близнецов две тысячи долларов, доходы с которых она может использовать на содержание детей до их совершеннолетия.
— Ужасно, конечно, радоваться чьей-то смерти, — грустно проговорила Энн. — Мне очень жаль бедного мистера Киза, но я рада, что Дэви с Дорой останутся с нами.
— И хорошо, что он все-таки накопил для них деньжат, — сказала Марилла, как всегда больше интересуясь практической стороной дела. — Я тоже хотела оставить малышей, но их содержание обходится недешево, и с каждым годом придется тратить все больше. Арендной платы за землю едва хватает на то, чтобы вести хозяйство, твои же деньги тратить не хочу. Ты и так для них очень много делаешь. Дора прекрасно обошлась бы и без новой шляпки, которую ты ей купила. Ну, а теперь нам будет полегче.
Дэви и Дора пришли в восторг, узнав, что остаются в Грингейбле навсегда. Смерть дяди, которого они никогда не видели, не шла ни в какое сравнение с этой радостной новостью. Правда, у Доры возникло одно сомнение.
— А дядю Ричарда закопали в землю? — спросила она Энн.
— Ну, конечно, детка.
— А он… не будет, как дядя Мирабель Коттон… бродить ночью по дому?
Глава двадцатая
ИСТОРИЯ МИСС ЛАВАНДЫ
— Схожу-ка я сегодня к мисс Лаванде, — объявила Энн Марилле в пятницу где-то в середине декабря.
— Похоже, снег собирается.
— Я доберусь еще до снегопада и останусь там ночевать. Диана со мной не пойдет — у них сегодня гости. А мисс Лаванда наверняка меня ждет. Я не была у нее уже две недели.
С того памятного октябрьского вечера Энн несколько раз навещала Приют Радушного Эха. Иногда они с Дианой ездили туда кружным путем по дороге, иногда ходили пешком через лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23