А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Кто-то
всегда напоминал ей, что она наполовину Дерини, и выворачивал всю правду
так, что она становилась нечистой, безобразной. Почему люди так жестоки?
Люди! - подумала она и горько улыбнулась. Опять она говорит "мы" и
"они". Так случается каждый раз после того, как ей напоминают, что она
Дерини.
Да ведь нет ничего плохого в том, что она Дерини, несмотря на то, что
церковь утверждает обратное. Как сказала Мери Элизабет, никто не
ответственен за обстоятельства своего рождения. А кроме того, она же
никогда не использовала свое могущество.
Да, почти никогда.
Она зябко ссутулилась, сложив руки на груди. Внезапно ей стало
холодно под яркими лучами солнца. Все же она должна признать, что иногда
пользовалась своими способностями, чтобы, когда возникала в этом
необходимость, повысить остроту своих органов чувств. А однажды она
установила мысленную связь с Кевином. Но это было давно. Они были юны и их
страсть к чему-то запретному, необычному превышала страх перед наказанием,
которое должно было последовать, если бы они были уличены.
Иногда они призывала птиц к себе на руки, но она и это делала только
тогда, когда была полностью уверена, что ее никто не видит.
Что плохого в такой магии? Как они могут считать ее злом, грехом? Они
просто завидуют, вот и все!
Она вдруг увидела человека, идущего навстречу ей по дорожке сада, и
по ослепительно белым волосам и серому камзолу безошибочно узнала
архитектора Риммеля. Когда они поравнялись, он отступил в сторону и низко
поклонился.
- Моя леди, - пробормотал он, когда она проходила мимо.
Не останавливаясь, Бронвин дружески кивнула.
- Леди, могу я поговорить с вами? - спросил Риммель, идя за ней на
расстоянии нескольких шагов. Он снова поклонился, когда она обернулась.
- Конечно, магистр Риммель. Почему же нет?
- Леди, нервно сказал Риммель. - Мне бы хотелось знать, как вам
понравились планы перестройки дворца в Корни. У меня не было возможности
спросить вас раньше, но я должен знать ваше мнение, ведь, может быть,
придется что-нибудь изменить.
Бронвин улыбнулась.
- Спасибо, Риммель. Мне очень понравились ваши планы. Может, мы
встретимся завтра, чтобы переговорить по этому вопросу. Менять я ничего не
хочу, но я благодарна за ваше внимание.
- Вы очень милостивы, - прошептал Риммель, снова кланяясь. - Могу я
вас сопровождать? Уже становится холодно. Сырость рано появляется в Кулди.
- Нет. Благодарю вас, - ответила Бронвин, покачивая головой и потирая
руки, как будто ей стало холодно от одного упоминания от сырости. - Я
собираюсь посетить гробницу моей матери и хочу быть одна.
- О, конечно, - понимающе кивнул Риммель. - Может быть, вы окажете
мне честь и примете мой плащ в таком случае? Ведь в склепе очень холодно и
сыро. Ваша одежда хороша для солнечной погоды, а там она будет вам плохой
защитой.
- О, благодарю вас, - улыбнулась Бронвин, и Риммель мгновенно скинул
с себя плащ и накинул ей на плечи. - Кто-нибудь из слуг вернет вам его
сегодня вечером.
- Можно не торопиться, - сказал Риммель, отступая и кланяясь.
Бронвин, закутавшись в плащ Риммеля, пошла дальше, а он стоял и
смотрел ей вслед преданными глазами. Затем он повернулся, пошел к замку,
а, подойдя к ступеням, ведущим на террасу, вдруг увидел Кевина, который
вышел из своих покоев и направился вниз по лестнице.
Кевин был чисто выбрит, его волосы - аккуратно уложены.
Сопровождаемый звоном сверкающих шпор, он быстро спустился по лестнице,
увидел Риммеля и приветствовал его на ходу.
- Риммель, я закончил с теми планами, которые ты мне оставил утром.
Можешь зайти ко мне и забрать их. Ты великолепно сделал свою работу.
- Благодарю, милорд.
Кевин остановился.
- Риммель, ты случайно не видел леди Бронвин? Я нигде не могу ее
найти.
- Вы найдете ее в гробнице матери, милорд, - ответил Риммель. - Я
встретил ее несколько минут назад, и она сказала, что направляется туда. Я
предложил ей свой плащ, так как там будет холодно. Надеюсь, что вы не
рассердитесь?
- Разумеется нет! - дружески хлопая Риммеля по плечу сказал Кевин. -
Благодарю тебя! - И, махнув рукой в знак прощания, он двинулся дальше и
вскоре скрылся за поворотом аллеи, а Риммель пошел в покои своего
господина.
Он начал все серьезнее обдумывать свое положение. Надо было решать,
что же ему делать. Об убийстве этого блестящего молодого человека не могло
быть и речи: ведь Риммель не был убийцей. Но он был влюблен!
Этим утром Риммель провел несколько часов в разговорах с местными
жителями. Он говорил им о своей любви, своих страданиях и своем
безвыходном положении, но, конечно, не называя никаких имен. Эти люди,
живущие в горах, на границе с Коннейтом и дикой Моарой, дали ему весьма
любопытные советы относительно того, как завоевать любовь избранницы.
Риммель, например, с трудом мог поверить тому, что если он повесит на
дверь Бронвин букет из колокольчиков и семь раз пропоет "Аве", то девушка
ни в чем не сможет ему отказать. Он не мог поверить и в чудодейственное
воздействие жабы, положенной в бокал с вином Кевину, которая, по
заверениям местных знатоков, должна заставить Бронвин разлюбить.
Но кое-кто из местных жителей дал ему и дельный совет: если Риммель
хочет завоевать любовь женщины, ему следует подняться в горы с мешком пищи
и золотом. Там живет святая отшельница, старая вдова Бетака. Она много раз
помогала молодым людям, находящимся в таком же печальном положении.
И Риммель решился попытаться упросить старуху помочь ему. Его
нисколько не смущало то, что старуха наверняка использует колдовство, что
плохо согласуется с церковными законами, которые он так почитал. Впрочем,
его не смущало и то, что предмет его неразделенной любви - Дерини, и у ее
брата Моргана очень натянутые отношения с церковью. Он решил, что старая
вдова Бетака может спасти его - в противном случае ему не останется
ничего, кроме как умереть. Может быть, старуха даст ему какой-нибудь
амулет или любовный напиток, с помощью которого Риммель заставит Бронвин
уйти от лорда Кевина и принять любовь простого архитектора.
Риммель вошел в комнату Кевина и осмотрелся в поисках своих чертежей.
Эта комната мало отличалась от других покоев в замке, так как была
предназначена для приема временных гостей. Но Риммель увидел и вещи,
принадлежащие лично Кевину: складной стул, обитый пледом цвета Мак Лейнов,
коврик, роскошное шелковое покрывало с вышитым графским гербом. На той
самой постели, на которой Кевин возляжет со своей обожаемой Бронвин! И это
произойдет всего через три дня, если Риммель не совершит невозможного. Да,
ему надо действовать быстро.
Он с отвращением отвернулся от постели и на столе у двери увидел
свернутые в трубочку чертежи. Он взял их и приготовился выйти из комнаты,
как вдруг обратил внимание на небольшую раскрытую шкатулку, где среди
колец, цепочек и других драгоценностей заметил и маленький овальный
медальон на золотой цепочке - вещь слишком хрупкую и нежную, чтобы
принадлежать мужчине.
Не помня себя, Риммель осторожно взял медальон и открыл его.
Внутри был портрет Бронвин - самый красивый из всех ее портретов, что
он видел - золотые волны волос спадали на ее прекрасные плечи, губы слегка
приоткрыты, взгляд нежный и волнующий.
Не соображая, что он делает, Риммель быстро сунул медальон в карман и
с чертежами под мышкой почти побежал к двери. Выскочив на улицу, он
побежал в свою комнату, и те, кто мог видеть его в этот момент, должно
быть решили, что он неожиданно получил громадное наследство.
Бронвин подняла голову от крышки саркофага и удрученно посмотрела на
большой портрет своей матери.
Теперь она поняла, что подслушанный разговор взволновал ее больше,
чем она предполагала. Но что ей делать, она не знала. Не могла же она
запретить этим женщинам сплетничать. Она продолжала изучать изображение
матери и думала, какой прекрасной была ее мать.
Леди Алиса де Корвин де Морган была женщиной исключительной красоты и
не нуждалась в том, чтобы изображение ей льстило. Портрет был создан
великолепным художником, мельчайшие детали были тщательно выписаны: лицо
как живое, и теперь, когда Бронвин стала взрослой, она чувствовала себя
рядом с изображением матери ребенком. Она смотрела на портрет и ей
казалось, что портрет начал дышать, что изображение сейчас заговорит.
Широкое окно из цветного стекла вверху часовни было освещено лучами
медленно восходящего солнца. Лучи проникали в часовню и окрашивали ее
внутри в красные, золотые и оранжевые тона. Серый плащ Бронвин, небольшой
алтарь из слоновой кости тоже переливались всеми цветами радуги.
Бронвин услышала скрип двери, повернулась и увидела, как в дверь
просунулась голова Кевина. Его лицо просветлело, когда он увидел Бронвин.
Кевин вошел в часовню, закрыл за собой дверь и опустился на колени рядом с
ней перед саркофагом.
- А я не мог понять, где ты, - сказал он тихо. - Что-нибудь
случилось?
- Нет, впрочем, да, - она покачала головой. - Я не знаю. - Она
посмотрела на свои руки и проглотила комок, застрявший в горле. Кевин
внезапно понял, что она готова расплакаться.
- Что произошло? - спросил он, обнимая ее за плечи и притягивая к
себе.
Всхлипнув, Бронвин все-таки зарыдала и спрятала лицо у него на груди.
Кевин прижал ее к себе и, нежно гладя по волосам, дал выплакаться, затем,
сам сев на ступени, усадил ее к себе на колени, как маленького испуганного
ребенка.
- Ну, а теперь, - сказал он тихо и спокойно, - расскажи мне, что же
произошло?
Рыдания Бронвин понемногу становились все тише. Кевин, прислонившись
спиной к мраморной стене, смотрел на цветные тени.
- Ты помнишь, как мы приходили сюда детьми? - спросил он. Он
посмотрел на нее и с облегчением увидел, что она вытирает глаза. Кевин
достал из рукава носовой платок и подал ей, так как ее платок уже
превратился в мокрый комочек.
- Я думаю, что мы чуть не свели с ума мою мать в то последнее лето,
перед тем, как Аларик отправился на службу к королю. Ему и Дункану тогда
было по восемь лет, мне - одиннадцать, а тебе - четыре или около этого. Мы
играли в прятки в саду. Аларик и я спрятались здесь за алтарем, в складках
висящего здесь алтарного покрывала. И старый отец Ансельм пришел сюда,
схватил нас и пригрозил рассказать обо всем матери. - Он засмеялся. - И я
припоминаю, что он долго ругал нас. Ругал до тех пор, пока не пришла ты с
целым букетом роз. Ты тогда горько плакала, потому что шипы искололи тебе
все руки.
- Я помню, - сказала Бронвин, улыбаясь сквозь слезы. - А через
несколько лет, когда мне было одиннадцать, а тебе семнадцать, ты... - она
опустила глаза, - ты уговорил меня установить мысленную связь между нами.
- И я никогда не жалел об этом, - засмеялся Кевин, целуя ее в лоб. -
Так что же случилось, Брон? Я могу помочь чем-нибудь?
- Нет, - сказала Бронвин, улыбаясь вымученной улыбкой. - Просто я
жалею себя. Я нечаянно услышала то, чего мне не хотелось бы слышать, и это
меня очень расстроило.
- Что же ты услышала? - спросил он, нахмурившись и чуть отодвигаясь.
- Если тебя что-то беспокоит, то только скажи мне, и...
Она покачала головой.
- Ты ничего не сможешь сделать, Кевин. Все дело в том, кто я такая. Я
слышала разговор женщин. Вот и все. Они... они не одобряют, что их будущий
герцог женится на Дерини.
- Это очень плохо, - сказал Кевин, снова прижимая ее к себе и целуя в
лоб. - Какое несчастье, что я полюбил Дерини и не могу жить без нее.
Бронвин засмеялась, встала, оправила платье.
- Идем. Я уже перестала жалеть себя. Нам нужно торопиться, иначе мы
опоздаем на обед.
Кевин поднялся на ноги, потянулся, обнял Бронвин.
- Знаешь что?
- Что?
- Мне кажется, что я люблю тебя.
- Да? Это очень странно.
- Почему?
- Потому, что мне кажется, что я тоже люблю тебя, - засмеялась она.
Кевин тоже засмеялся, наклонился и крепко ее поцеловал.
- Это хорошо, что ты сказала мне об этом, девочка, - сказал он, когда
они выходили из часовни. - Потому что через три дня ты будешь моей женой.
А недалеко от часовни, в своей комнатке лежал в постели архитектор
Риммель и смотрел на маленький портрет в медальоне. Он не мог оторваться
от этого портрета, с которого смотрела на него с призывным блеском в
глазах и шаловливой полуулыбкой прекрасная неотразимая женщина. Завтра же
он должен пойти к вдове Бетака. Он покажет ей этот портрет. Он скажет этой
святой женщине, что он должен завоевать любовь Бронвин, иначе ему придется
умереть.
И отшельница совершит чудо. И эта красавица будет принадлежать ему,
Риммелю.



10

В утреннем полумраке, на одной из глухих улочек Корота стоял Дункан с
тремя лошадьми. Дункан последний раз проверил упряжь лошади, поправил
шпоры и потрепал лошадь по холке. В левой руке он держал поводья лошади
Аларика, которого все еще не было. Лошадь Моргана резко дернула головой,
вздрогнув от холода и сырости. Накидка, закрывавшая кожаное седло от
дождя, чуть не упала, когда лошадь в нетерпении переступила с ноги на
ногу. Задремавшая вьючная лошадь, нагруженная тюками с мехами, как бы
вопросительно подняла голову и, увидев, что все спокойно, снова задремала.
Начавшийся днем дождь лил всю ночь, которую Дункан провел в тревожном
полусне в задней комнате небольшой лавчонки. И вот посыльный передал, что
Аларик уже идет и скоро будет здесь. Грубый кожаный плащ Дункана был
застегнут до самого подбородка, воротник поднят, капюшон надвинут как
можно ниже, но даже сквозь шерстяную фуфайку Дункан ощущал холод кольчуги,
надетой под нее. Он подул на пальцы, в нетерпении переступил с ноги на
ногу и досадливо поморщился, услышав, как в сапоге чавкает вода.
И тут в доме напротив открылась дверь, и высокая, затянутая в кожу
фигура показалась на пороге: Аларик быстро сбежал с крыльца, подошел и
одобряюще похлопал Дункана по плечу.
- Прости. Я задержался, - сказал он, стягивая накидку с седла и
тщательно протирая его от просочившейся воды. - Все спокойно?
- Да, все хорошо, если не считать мокрых ног, - ответил Дункан
шутливо, усаживаясь на коня. - Но от этого нет лекарства. Что тебя так
задержало?
Морган хмыкнул, проверил подпругу.
- Совещание затянулось. Ведь если Барин узнает, что мы уехали, он тут
же нападет, и у Гамильтона будет много хлопот. Поэтому я хотел, чтобы наш
отъезд совершился тайно. Все должны думать, что мы уединились в глубине
замка. Дюк должен очистить свою совесть от тех грехов, которые он совершил
со времени последней исповеди.
- Очистить свою совесть от грехов, - хмыкнув, повторил Дункан. Его
кузен уже вскочил в седло.
- А ты думаешь, брат, что я не хочу попасть в царство небесное? - с
улыбкой спросил Морган, проверяя, надежно ли привязана вьючная лошадь и
трогая свою вперед.
- Да нет, - сказал Дункан. - Так мы едем или не едем из этого гнилого
места?
- Конечно, - ответил Морган. - Едем. К заходу солнца мы должны быть
далеко отсюда, в старом монастыре Святого Неота - целый день езды при
хорошей погоде.
- Великолепно, - пробормотал Дункан, когда они двинулись в путь по
пустынным улицам Корота. - О таком путешествии я мечтал всю жизнь.
А несколькими часами позже и за много миль от них Риммель карабкался
на каменную скалу, возвышающуюся на западе от Кулди. Утро в этой горной
стране было холодным и ветреным. В воздухе даже мелькали снежинки, хотя
солнце уже было высоко. Однако Риммель, ощущавший нечто большее, чем
просто трепет перед долгожданной встречей, несмотря на холод, вспотел.
Полотняный мешок, висевший у него на плече, с каждый шагом становился все
тяжелее. Лошадь, оставленная в долине, жалобно ржала, но Риммель заставлял
себя забираться все выше.
Его нервы были натянуты. Он провел долгую бессонную ночь, доказывая
себе, что ему нечего бояться, что не следует трепетать перед этой старухой
по имени Бетака, что она вовсе не похожа на ту женщину, чья магия
коснулась его много лет назад. И все же...
Риммель вздрогнул, вспомнив ту ночь, когда почти двадцать лет назад
он и другой мальчик залезли за яблоками в старый сад Эльфриды. Они оба
знали, что все ее считают ведьмой, что она ненавидит всех, кто проходит
мимо ее маленького сада, но были уверены, что не попадутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27