А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вроде бы и одежды на ней никакой не было… И в то же время нагой она не казалась. Нет, это не женщина. А наверняка некий ангел, которому не пристали такие понятия, как красота, одежда или тело…
Римо вытянул ногу, чтобы прикоснуться к женщине.
Нога провалилась в такую бездонную и абсолютную тьму, что он тут же испуганно ее отдернул.
А женщина вдруг заговорила:
– Я просто смотрела, как ты спишь… – И улыбнулась, еле-еле, краешками губ. Несмотря на некую робость и неуверенность, улыбка получилась теплой и нежной. – Ты вырос… и стал таким красавцем.
– Так ты моя мать? – спросил Римо, слегка запнувшись на последнем слове.
Печальные глаза просияли.
– Да. Я твоя мать.
– Я тебя узнал. По глазам…
– Ты меня помнишь?
– Нет. Но у меня есть дочь. И глаза у нее точь-в-точь твои.
– Дочь… На нее пала тень.
– Что?!
– Да ты не волнуйся! Придет день, сам все поймешь. Увидишь то, что пока тебе недоступно… – Она закрыла глаза. – Ведь почти всю свою жизнь ты прожил без меня. Но и это тоже скоро изменится. Ты умрешь, мой единственный сын, и тебя похоронят на Арлингтонском кладбище, как героя. Под твоим настоящим именем, которого ты пока не знаешь.
– Так Римо Уильямс – не настоящее мое имя?
Она тихо покачала головой.
– А как меня звать по-настоящему?
– Ты должен узнать сам.
– Нет, скажи мне, скажи!
– Он тебе скажет.
– Кто? Отец?
– Ты его еще не нашел.
– Пытался, но…
– Я ведь уже говорила тебе, кто похоронен у Смеющегося ручья.
– Но я не нашел никакого Смеющегося ручья! Его нет ни на одной карте, ни в атласе, ни в путеводителях…
– Смеющийся ручей – место священное. А потому на картах ему не место. И потом, я ведь уже сказала: отца своего ты знаешь.
– Нет не знаю. Я просто голову сломал, пытаясь…
– Нельзя прекращать поиски. Думай, думай лучше. Подскажут или голова, или сердце.
– Нет, скажи! Назови хотя бы имя! – взмолился Римо.
– Прости…
– Послушай, но для меня очень важно найти его! Очень важно! – с жаром воскликнул он. – Назови его имя!
– О, я была бы никуда не годной матерью, если б до сих пор водила тебя за ручку. Ты ведь уже умеешь ходить и думать.
– Ну намекни хотя бы, умоляю!
– Иногда он бродит по земле, на которую упала Великая Звезда. А порой… порой блуждает среди звезд.
– Что это значит?
– Ищи его к югу от кратера Великой Звезды или же среди других, земных звезд…
– Земные звезды?..
Женщина снова прикрыла темные глаза.
– Я покажу тебе одну картинку…
Пространство перед ней тут же сгустилось, заклубились какие-то темные тени. В отблесках лунного света появились причудливые тени.
Постепенно картина прояснилась. Нет, цветной она не стала – везде черно-синие тона. Ночное видение…
– Ну что видишь, сын мой?
– Пещера…
– Загляни поглубже. Что там?
Римо впился взглядом в черный провал. Казалось, пещера наполнена густой непроницаемой тьмой, но вот глаза его различили слабое мерцание.
Сперва он увидел какой-то странный предмет, завернутый в одеяло. Некогда одеяло было цветным, но давно полиняло, поблекло и обтрепалось по краям. Из одеяла торчали сухие палочки и клочки высохшей коричневой кожи, а вот и человеческая голова. Иссохшая, сморщенная, с узкими щелочками закрытых глаз, провалившимся носом и плотно сомкнутым, словно зашитым ртом.
К натянутой, как барабан, коже черепа прилипли грязные волосы.
– Мумия… – прошептал Римо.
– Разве у мумии нет лица?
– Где там! Почти не разобрать, – ответил Римо.
– Разве так трудно догадаться, каким оно было прежде?
Римо напряженно всмотрелся в эту чудовищную маску. Вдруг вздрогнул и нервно сглотнул.
А потом, крепко зажмурившись, отвернулся.
– Чье это лицо? – настаивала женщина.
– Сама знаешь, чье… – осипшим голосом ответил сын.
– Скоро ты попадешь в эту пещеру. Нужно только сделать первый шаг.
– Никуда я больше не пойду.
– Но ведь ты хочешь найти отца, хочешь узнать правду!
– Не такой же ценой…
– До сих пор ты искал его лишь умом и глазами. Теперь попробуй поискать сердцем. Отец смотрит на тебя, пусть даже и не видит.
– Не понимаю.
– Мы – люди Солнца. И твой родной народ – это народ Солнца. Ищи людей Солнца, только с ними ты обретешь понимание и покой.
– Я… я не могу.
– Сможешь! Внемли своей матери, которую прежде не знал. Войди в пещеру, и тебе все откроется. Не бойся, смерти нет. Жизни в тебе не более, чем во мне. Ума не больше, чем у самого древнего твоего предка. А я… не более мертва, чем мои гены, которые ты унаследовал.
Бросив на него исполненный печали взгляд, видение тут же растворилось.
Весь остаток ночи Римо так и не сомкнул глаз. Лежал на спине, глядя в потолок и пытаясь убедить себя, что все это – не более чем скверный сон.
Но мастера Синанджу являются абсолютными властителями собственного тела и разума, и кошмары их не преследуют. А потому Римо понял, что впереди его ждут страшные испытания.
* * *
На завтрак мастер Синанджу готовил себе специальный чай долголетия.
В серо-зеленом чайнике весело кипела вода, рядом в плошках были разложены кусочки корня женьшеня, толченые плоды жожоба, сырые семена сосны. Нежные солнечные лучи врывались в кухонное окно.
Мастер Синанджу предпочел бы просыпаться на родном Востоке, но он жил в трудные времена. Нет, в целом все обстояло не столь уж безнадежно, размышлял он, расхаживая по кухне, оборудованной электроплитой, кранами с горячей и холодной водой и прочими атрибутами западной цивилизации.
Перед завтраком он напевал песенки, некогда услышанные в родной деревне Синанджу, в далекой Корее. Эти звуки словно бы приближали его к дому. Тем не менее он не чувствовал себя счастливым.
Да, ему пришлось поселиться в стране варваров. Да, у него был сын, не родной, приемный. Белый, с огромными ступнями и носом и дурацкими круглыми глазами. Не лицо, а маска какая-то! Белая и страшная.
Впрочем, мастер Синанджу знавал и худшие времена. Он испытал все тяготы и лишения, связанные с жизнью в нищей голодной деревне, без семьи, сына, наследника, ученика. Тогда ему помогли выжить и продержаться всепоглощающее чувство ответственности за свой народ и трезвое понимание того, что традиция, зародившаяся пять тысяч лет тому назад, последним представителем которой он являлся, подходит к бесславному концу.
В те дни ему досталось сполна за то, что он обманул ожидания своих великих предков и стал единственным свидетелем этих последних дней.
То были самые мрачные дни и часы его жизни. Что может быть хуже и отвратительнее? Что может быть страшнее бесславного конца рода, которому с его смертью предстоит кануть в Лету?..
Однако теперь он весело и хлопотливо готовил себе завтрак – укрепляющий и способствующий долголетию чай, – купаясь в лучах утреннего солнца, и хотя его ученик и последователь уже должен был проснуться, Чиун его не торопил.
– Все в свое время. Римо – хороший сын, хоть и бледнолицый.
Но Римо все не появлялся. И когда вода в чайнике стала выкипать, мастер Синанджу просто долил в него воды и стал ждать.
А чай стоил того, чтобы набраться терпения и подождать. И хорошие сыновья тоже этого стоят.
* * *
Бульканье и кипение уже давно прекратилось и чайник остыл, когда Римо Уильямс наконец прошлепал босиком на кухню. Глубоко посаженные над высокими скулами глаза как-то странно блестели.
– Я приготовил чай, – проговорил Чиун, не оборачиваясь и не глядя на него.
– Я не голоден.
– Что ж, прекрасно. Потому как твою порцию я уже вылил в раковину.
– О'кей, – рассеянно кивнул Римо, взял с буфета кружку и подставил ее под кран.
Он выпил две кружки сырой воды, отдающей металлическим привкусом, но мастер Синанджу так и не обернулся.
– Я потратил целое утро. – В голосе Чиуна прозвучал упрек.
– На что?
– На то, чтобы почувствовать себя счастливым.
– Что ж, не зря потратил.
– Когда человек проводит все утро в размышлениях о невоспитанных сыновьях, пользы тут мало. Это – предательство, только и всего.
Римо промолчал.
Чиун резко развернулся.
– Тебе известно, который теперь час?
Римо мог и не смотреть на стенные часы в виде черной кошки с качающимся хвостом-маятником и бегающими из стороны в сторону картонными глазками.
– Десять тридцать две, – ответил он, поставив пустую кружку в раковину из нержавеющей стали. Запястья у него были на удивление широкие и крепкие.
– Почему ты заставил меня ждать?
– Не мог уснуть.
– Если не мог уснуть, то к чему было валяться все утро в постели?
– Потому, что я боялся встать.
Мастер Синанджу так и застыл, удивленно скривив губы.
– Но почему?
Ученик медлил с ответом.
– Почему ты боишься утра? – не отставал Чиун.
Римо резко обернулся. В его глубоко посаженных глазах стояли слезы. Одна слезинка скатилась по высокой скуле.
– Ты умрешь… – пробормотал он.
– Возможно, – кивнул кореец, всматриваясь в печальное лицо ученика.
– Скоро умрешь, папочка.
Лицо Чиуна омрачилось, точно на него вдруг набежала черная туча.
– К чему ты клонишь?
– Просто тогда я останусь совсем один на всем белом свете.
Заметив, какой болью светились глаза ученика, мастер Синанджу отбросил маску гнева.
– Что тебя тревожит?
– Мне не хотелось бы об этом говорить.
Чиун сцепил пальцы с невероятно длинными ногтями.
– Нет скажи!
В этот момент в дверь позвонили.
– Я открою, – бросил кореец.
Минуту спустя он вернулся с конвертом в плотной пластиковой обертке. Небрежно бросил его на кухонный стол.
– Что это? – спросил Римо.
– Ничего.
– Откуда ты знаешь, если…
– Тебе. От Смита.
– Там, наверное, что-то важное…
– Нет. Важно совсем другое. Это печаль в твоих глазах.
– Я все же посмотрю, – сказал Римо.
Лишь потому что во взгляде ученика мелькнул какой-то интерес, мастер Синанджу позволил ему распечатать конверт.
Письмо было отправлено федеральной почтой «Экспресс» и упаковано в такой плотный «Тивек», что даже служащие доставки, небрежно швыряющие конверты к дверям адресатов, не смогли повредить его. Теперь даже строящиеся дома обтягивали «Тивеком» перед тем, как прибить наружную обшивку. Пакет удавалось вскрыть лишь очень острым предметом.
Римо пытался подцепить край липкой ленты ногтем, но не смог и нетерпеливо рванул. Обертка треснула, точно папиросная бумага.
Из конверта выпала сложенная вдвое стопка зеленых листков компьютерной распечатки. Римо взглянул на верхний.
– А, ерунда, – сказал он и швырнул бумажки в мусорное ведро.
Мастер Синанджу достал листок из ведра и пробежал глазами список имен:
"Уильямс Аарон
Уильямс Адам
Уильямс Алан
Уильямс Аллен
Уильямс Артур".
– Что за имена такие? – удивленно спросил Чиун.
– Просто имена. Забудь.
– А-а… – протянул кореец. И в карих его глазах мелькнул хитрый огонек. – Ты попросил Смита подыскать тебе подходящего отца, и он прислал тебе список кандидатов.
– Да брось ты! Просто клочок никому не нужной бумажки.
– Что ж, если тебе надоело искать своего настоящего отца, возможно, мне придется заняться этим самому. И поздравить себя с тем, что избавился наконец от такого непослушного и никчемного сына. А потом я еще выставлю ему счет. Пусть оплатит мне все расходы на твое воспитание.
– Хватит городить чепуху! – в сердцах крикнул Римо и выскочил из комнаты.
Глава 3
День для доктора Харолда В. Смита начался как обычно. Он припарковал свой старенький, видавший виды пикап на служебной стоянке санатория «Фолкрофт», кивнул дежурному охраннику, вошел в лифт и поднялся на этаж, где располагался его офис.
– Кто-нибудь звонил, миссис Микулка? – осведомился он у секретарши. Та сухо уведомила его, что нет, никаких звонков не было, причем таким тоном, словно это подразумевалось само собой. Какие уж тут звонки в шесть утра!
Харолд В. Смит любил начинать день спозаранку. Окружающие уже давно привыкли к этому и не находили ничего удивительного в том, что директор санатория в Рае, штат Нью-Йорк, приступал к своим скучным и утомительным обязанностям с бодростью и энергией, присущими разве что главе какой-нибудь телевизионной компании.
Смит затворил за собой дверь в приемную и прошел в sanctum sanctorum note 2 , свой кабинет, выходящий окнами на Лонг-Айлендский пролив.
Кабинет может немало рассказать о личности своего хозяина. Этот был просторен и ничуть не претенциозен. И если бы Смит сам выбирал краску для стен, она была бы непременно серой, как костюм-тройка, в котором он ходил на работу. Как сероватый оттенок его кожи и небольших внимательных глаз. Но поскольку «Фолкрофт» служил обителью хронически больных, стены были выкрашены в унылый зеленый цвет.
Обставлен кабинет был в стиле 60-х, унылой старомодной мебелью. За исключением письменного стола. Тот поблескивал темным полированным деревом, словно алтарь из вулканического стекла, и на фоне этой скромной обстановки выглядел несколько неуместно. Кожаное кресло рядом потрескалось от старости и всякий раз жалобно поскрипывало, когда Харолд В. Смит грузно садился за стол.
Смит рассеянно ослабил узел зеленого дартмутского note 3 галстука, сунул руку под столешницу. Нащупав черную кнопку, нажал на нее.
Где-то в глубине, под стеклом, ожил и засветился янтарным светом прямоугольник экрана.
Хозяин кабинета занес узловатые пальцы над столом. Вспыхнула сенсорная клавиатура. Смит ввел в компьютер данные, и на экране замелькал маркер.
Он сидел и терпеливо просматривал строчки, а в слабом мерцании монитора отражался его патрицианский профиль. Взгляд серых глаз за стеклами очков без оправы оставался непроницаемым. Вот прошла проверка на вирус, теперь надо ждать, нет ли неприятностей.
Все нормально, никаких чрезвычайных происшествий. Смит заметно расслабился.
Затем он вывел на экран текст Конституции. И начал внимательно, слово за словом, читать, как делал вот уже три десятка лет. С тех самых пор, как поступил на работу в «Фолкрофт», причем не только главным администратором санатория, но и директором КЮРЕ – специального секретного правительственного агентства, о существовании которого было известно лишь Президенту Соединенных Штатов.
«Мы, народы Соединенных Штатов, с целью еще более укрепить и усилить наш союз…»
Смит закончил чтение, закрыл файл и вывел на экран специальную сводку новостей. Двумя этажами ниже, в подвальном помещении «Фолкрофта», неустанно, днем и ночью, трудились гигантские компьютеры и специальные радиоустановки, добывая и обрабатывая информацию со всего света, отбирая наиболее интересную – то есть выявляя те события, которые могли представлять угрозу безопасности США.
Ночью сошел с рельсов поезд корпорации «Амтрак» note 4 , на сей раз – в районе Бейтон-Руж. Возможно, то был еще один пример разгильдяйства и некомпетентности со стороны субсидируемой правительством компании, которая руководила изрядно обветшавшей системой железнодорожных перевозок. Но слишком уж часто за последнее время наблюдались у них подобные сбои. Смит поместил эту информацию в электронный файл под названием «Амтрак».
Если подобное повторится, КЮРЕ следует уделить этой компании более пристальное внимание.
В Мехико имело место политическое убийство. Уже третье за последние несколько месяцев. Ситуация к югу от границы складывалась сложная, но не катастрофическая. Во всяком случае, пока.
На янтарно мерцающем экране возникали все новые строчки. Еще одно американское рыболовецкое судно задержано в канадских водах. Новый премьер Северной Кореи продолжает заигрывать с ООН и одновременно выдвигает очередные претензии к Южной Корее. Ситуация в Македонии по-прежнему остается взрывоопасной.
Проблемы, проблемы, но до кризисов дело еще не дошло. Во всяком случае, по мнению Харолда В. Смита, вмешательства КЮРЕ пока не требовалось.
И слава Богу, потому как организация временно лишилась своего особого агента. Тот, видите ли, забастовал. И заявил, что будет бастовать до тех пор, пока Харолд В. Смит не найдет его родителей.
«Надо же», – подумал Смит и развернул кресло так, чтобы видеть Лонг-Айлендский пролив, играющий солнечными бликами и бесчисленными катерами и лодками. Ведь Римо Уильямса пригласили в КЮРЕ именно потому, что он был круглым сиротой и соответствовал всем требованиям организации.
Когда еще в начале 60-х зашла речь о создании подобной структуры, о необходимости силовых решений и исполнителях как-то не думали. В Белом доме появился новый Президент, преисполненный самых радужных надежд, и тут вдруг обнаружилось, что нация стоит на пороге сокрушительного кризиса. Все разваливалось, законы не работали, к тому же их было явно недостаточно для объединения. Конституция стала пустым звуком.
Перед Президентом, как в свое время – столетие назад – перед Линкольном, встал выбор: или самые решительные и жесткие меры, или полный развал страны.
Два решения, два выхода. Или военное положение, или отмена Конституции.
Президент поступил мудро, не сделав ни того, ни другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29