Миссис Ланкастер собралась было что-то сказать, но ее отец покачал головой.– Джефф, – проговорил он очень мягко, – этот бедный маленький мальчик очень одинок, и, возможно, ты сумеешь как-нибудь его подбодрить. А уж как – это ты придумай сам… Считай, что я загадал тебе загадку – ты меня понял?– Потому что я уже большой и должен сделать это само.., само-сто-ятельно, вот…– Да, потому, что ты уже взрослый мальчик.Как только Джефф вышел из комнаты, миссис Ланкастер с досадой выпалила:– Папа, как ты можешь! Как можно поощрять эти фантазии, чтобы он и дальше верил во всякие нелепые выдумки прислуги!– Никто из слуг ему ничего не рассказывал, – мягко возразил старый джентльмен. – Он видел, а я слышал и, вероятно, мог бы и увидеть, если бы был в его возрасте.– Но это же полная чепуха! Почему я ничего не видела и не слышала?Мистер Уинберн улыбнулся, загадочной и немного усталой улыбкой, но не ответил.– Почему? – повторила его дочь. – И почему ты призывал его помочь этому.., этому существу? Ведь это невозможно.Старик бросил на нее задумчивый взгляд.– Почему невозможно? Ты не помнишь эти слова:~Какая лампа дарит яркий светТем детям, что бредут во тьме?«Слепая вера», –Небеса в ответ.У Джеффри есть эта Слепая Вера. Как у всех детей. Становясь старше, мы теряем ее – просто отбрасываем как ненужную вещь. Иногда, когда мы становимся совсем старыми, слабый отблеск возвращается к нам, но ярче всего волшебная лампа сияет в детстве. Вот почему, я думаю, Джефф сумеет помочь этому мальчику.– Я ничего не понимаю, – растерянно прошептала миссис Ланкастер.– Я-то сам ничем помочь не могу. Тот.., тот ребенок в беде, он мечтает, чтобы его освободили. Но как это сделать? Я не знаю. Ужасно даже думать об этом – о том, что он так страдает.
Через месяц после этого разговора Джеффри серьезно заболел. Восточный ветер был суровым, а он не отличался крепким здоровьем. Доктор сокрушенно покачал головой и объявил, что случай весьма непростой. Мистеру Уинберну он откровенно сказал, что надежды никакой.– Он не выживет. Ни при каких обстоятельствах. У него очень плохие легкие, и болезнь запущена.…А миссис Ланкастер, когда ухаживала за Джеффом, убедилась в том, что другой ребенок все же существовал.Сначала она не могла отличить всхлипывания от звуков ветра, но постепенно они становились все более отчетливыми и… реальными. Наконец она стала явственно слышать их даже в минуты затишья – рыданья ребенка, печальные, безнадежные, разрывающие сердце.Джеффу становилось все хуже, и в бреду он твердил о «маленьком мальчике». «Я хочу помочь ему выбраться. Я это сделаю!» – вскрикивал он.Вслед за бредом наступала апатия, и он забывался сном. Джеффри тяжело дышал и ни на минуту не открывал глаз. Ничего нельзя было сделать, только ждать и надеяться.Однажды ночь выдалась ясная и тихая, без единого дуновения ветра. Вдруг Джеффри пошевельнулся, веки его поднялись, но смотрел он не на мать, а на распахнутую дверь. Он пытался что-то сказать, и она наклонилась, чтобы хоть что-то разобрать.– Хорошо, я иду, – с усилием прошептал он и снова впал в забытье.Миссис Ланкастер охватил ужас. Она кинулась к отцу. Где-то поблизости смеялся тот, другой ребенок. Его звонкий ликующий смех эхом пронесся по комнате.– Мне страшно, страшно, – простонала несчастная мать.Мистер Уинберн обнял ее за плечи, защищая… Внезапный порыв ветра заставил их обоих вздрогнуть, и тут же снова наступила тишина.Смех больше не звучал, но теперь к ним стал приближаться слабый звук, почти неуловимый, однако постепенно он нарастал – и вскоре они смогли отчетливо различить шаги. Шаги, которые сразу же начали удаляться.Шур-шур, шур-шур – слышалось хорошо знакомое шарканье маленьких ножек. Однако – да-да! – теперь к нему присоединились другие шаги – легкие и упругие. Дружный топот по ступенькам. Все ниже и ниже – к парадной двери. Шур-шур, топ-топ… Дружно бегут невидимые маленькие ножки.Миссис Ланкастер взглянула на отца обезумевшими глазами.– Их – двое.., двое!Ее лицо сделалось серым от ужасного предчувствия… Она метнулась в сторону кроватки, но мистер Уинберн мягко удержал ее.– Ну-ну, – сказал он тихо.Шур-шур, топ-топ – все слабее, слабее…И – полная тишина. Когда боги смеются – …И, конечно, исключить любые волнения и нагрузки, – сказал доктор Мейнел, как всегда в таких случаях говорят врачи.Миссис Хартер, как и все те, кому доводилось слышать от врачей эту, в сущности, бессмысленную фразу, погрузилась в задумчивость, явно расстроенная.– Наблюдается легкая сердечная недостаточность, – поспешно проговорил врач, – но это совсем не опасно. Уверяю вас. И все же, – продолжал он, – лучше бы сделать в доме лифт. Что вы на это скажете?Миссис Хартер еще больше помрачнела. Доктор Мейнел был, напротив, доволен собой. Он вообще любил иметь дело с богатыми пациентами, ибо тут, что-то рекомендуя, он мог дать волю своему воображению.– Да, лифт, – повторил доктор Мейнел, пытаясь придумать что-нибудь еще более обескураживающее, но ничего придумать не смог. – Так мы исключим чрезмерные нагрузки. Вам полезны ежедневные прогулки – но никаких подъемов. И побольше развлечений. Нельзя замыкаться на своей болезни.В разговоре с племянником старушки Чарлзом Риджвеем доктор высказался более ясно.– Поймите меня правильно, – сказал он. – Ваша тетя может прожить долгие годы, возможно, так оно и будет. Но какой-нибудь шок или эмоциональное возбуждение могут сразу же убить ее! – Он прищелкнул пальцами. – Она должна вести очень размеренную жизнь. Никаких нагрузок, никакого переутомления. И уж конечно, ей противопоказаны отрицательные эмоции. Ее необходимо отвлекать от печальных мыслей.– Отвлекать, – задумчиво повторил Чарлз Риджвей. Чарлз был вдумчивым юношей. К тому же он был предприимчивым юношей, который не привык отступать перед трудностями.В тот же вечер он предложил установить в доме радио. Миссис Хартер, и без того расстроенная перспективой установки в доме лифта, всячески сопротивлялась его затее. Но Чарлз был непреклонен.– Не нравятся мне эти новомодные штучки, – жалобно причитала миссис Хартер. – Видишь ли, там ведь волны.., электрические волны. Они могут на меня плохо подействовать.Чарлз мягко и чуть назидательным тоном стал ее переубеждать, доказывая всю абсурдность ее страхов.Миссис Хартер ничего не знала об обсуждаемом предмете, но, поскольку отказываться от своего мнения было не в ее характере, она никак не соглашалась.– Ох уж это электричество, – боязливо пробормотала она. – Ты можешь говорить что угодно, Чарлз, но ведь многие люди действительно ощущают электричество. У меня перед грозой всегда дикие головные боли. – И она торжествующе кивнула головой.Чарлз был терпелив и не менее упрям, чем его тетушка.– Милая тетя Мэри, – сказал он. – Позвольте разъяснить вам суть дела.И он прочел ей целую лекцию. Об электронных трубках, эмиттерах, усилителях, высоких и низких частотах, о транзисторах и конденсаторах.Миссис Хартер захлестнул поток незнакомых и непонятных слов, и она сдалась.– Ну, конечно, Чарлз, – бормотала она, – если ты действительно считаешь…– Моя дорогая тетя Мэри, – с жаром продолжил Чарлз, – это то, что вам нужно. Это спасет вас от хандры и вообще взбодрит.Вскоре был установлен лифт, предписанный доктором Мейнелом, и это чуть не отправило бедную леди на тот свет, поскольку она, как и все старушки, очень боялась появления в доме посторонних, которые, как ей казалось, только и норовят украсть фамильное серебро.Вслед за лифтом появилось и радио. И миссис Хартер оставалось только созерцать этот, по ее мнению, отвратительный предмет – огромный нелепый ящик с кнопками и ручками.Потребовался весь энтузиазм Чарлза, чтобы заставить ее смириться с приобретением. Зато сам он, с азартом крутя ручки и разглагольствуя, был в своей стихии.Миссис Хартер тихо сидела в кресле с высокой спинкой и вежливо внимала племяннику, в глубине души оставаясь при своем мнении: все эти новомодные штучки – абсолютная чушь.– Слышите, тетя Мэри, мы поймали Берлин! Разве это не замечательно? Вы слышите диктора?– Я не слышу ничего, кроме шума и треска, – отвечала миссис Хартер.Чарлз продолжал крутить ручки.– Брюссель, – радостно провозгласил он.– Неужели? – равнодушно проговорила его тетя. Чарлз снова начал крутить ручку, и в комнате раздался жуткий вой.– Теперь мы, должно быть, попали на псарню, – заметила миссис Хартер. Она всегда была остра на язык.– Ха-ха, – рассмеялся Чарлз, – раз вы шутите, тетя Мэри, значит, все в порядке.Миссис Хартер не могла не улыбнуться. Она была очень привязана к Чарлзу. Несколько лет с ней жила племянница, Мириам Хартер. Она собиралась сделать ее своей наследницей. Но Мириам в конце концов разочаровала миссис Хартер. Очень уж она была нетерпелива и явно тяготилась обществом друзей миссис Хартер. К тому же, как любила повторять миссис Хартер, «она вечно где-то болталась». В итоге связалась с молодым человеком, которого ее тетя никак не могла одобрить. Мириам была возвращена матери с короткой запиской, как некачественный товар. Она вышла замуж за своего молодого человека, и миссис Хартер обычно посылала ей в подарок на Рождество носовые платки или салфетки.Разочаровавшись в племянницах, миссис Хартер стала присматриваться к племянникам. Чарлз понравился ей с самого начала. Он всегда был так внимателен и слушал воспоминания о ее молодости с неподдельным интересом. В этом отношении он был прямой противоположностью Мириам Хартер, которая явно тяготилась этими рассказами и не скрывала этого. Чарлз никогда ничем не тяготился, всегда был в хорошем настроении, всегда весел. И он раз по пять на дню повторял, какая она чудесная старушка.Будучи вполне удовлетворенной своим новым приобретением, миссис Хартер написала адвокату, чтобы он подготовил новое завещание. Оно было прислано, миссис Хартер его одобрила и подписала.Даже появление радиоприемника вскоре было прощено, а в глубине души миссис Хартер была даже благодарна ему за это.Только поначалу миссис Хартер была против приемника, потом она им заинтересовалась и спустя какое-то время уже буквально от него не отходила, пытаясь поймать ту или иную волну. В отсутствие Чарлза он доставлял старушке огромное удовольствие. Вся беда в том, что Чарлз никогда не мог от начала до конца слушать какую-нибудь передачу. Миссис Хартер, с удовольствием устроившись поудобнее в своем кресле, могла наслаждаться каким-нибудь симфоническим концертом, или лекцией о Лукреции Борджиа Лукреция Борджиа (1480–1519) – представительница знаменитого итальянского аристократического рода, которую часто использовали в своих политических интригах ее отец (папа Александр VI) и брат (Цезаре Борджиа) и которая к концу жизни стала добродетельной матроной, покровительницей искусств.
, или рассказом о животных. Но Чарлза подобные передачи не устраивали. Тихое звучание то и дело прерывалось треском и писком – это он увлеченно пытался поймать какую-нибудь иностранную станцию. Зато, когда Чарлз ужинал у друзей, миссис Хартер блаженствовала. Она усаживалась в свое кресло с высокой спинкой и слушала вечернюю программу.Прошло, наверное, месяца три с момента появления в доме радио, когда произошло первое странное событие. Миссис Хартер была дома одна. Чарлз играл у друзей в бридж.В вечерней программе был концерт старинных шотландских баллад. Всемирно известная певица исполняла «Анни Лори» «Анни Лори» – популярная шотландская любовная песня, авторство которой приписывается У.Дугласу (начало XVIII века).
, и вдруг на самой середине песни произошло нечто странное. Раздался щелчок, песня неожиданно прервалась, из приемника послышались писк и треск, затем и они исчезли. Наступила тишина, а потом раздалось чуть различимое шипение.У миссис Хартер, почему-то сложилось впечатление, что звук шел откуда-то очень издалека… А потом ясно и отчетливо зазвучал голос, мужской, с легким ирландским акцентом:– Мэри.., ты слышишь меня, Мэри? Это говорит Патрик… Я скоро приду за тобой. Ты ведь будешь готова, Мэри?И тут же звуки «Анни Лори» снова заполнили комнату.Миссис Хартер буквально окаменела, руки ее вцепились в подлокотники. Может, она грезила? Патрик? Это, был голос Патрика! Голос Патрика вот в этой комнате, он разговаривал с ней. Нет, это – сон или, возможно, какая-то галлюцинация. Должно быть, она немного задремала. Как странно, что во сне ее муж разговаривал с ней по радио. Это ее немного напугало. Что он сказал?«Я скоро приду за тобой. Ты ведь будешь готова, Мэри?»Было ли это.., могло ли это быть предчувствием? Сердечная недостаточность. Да, ее сердце. В конце концов, она ведь уже не молода.– Предупреждение – вот что это было, – сказала миссис Хартер, с трудом вставая с кресла и чувствуя сильную боль в области сердца. Затем она добавила: – А сколько денег зря выброшено на этот лифт.Она никому ничего не сказала, но следующие два дня была весьма задумчива и озабочена.Вскоре последовал второй случай. Миссис Хартер снова была одна в комнате. Передавали оркестровую музыку. Радио, как и в прошлый раз, неожиданно замолчало. И снова была тишина, и снова ощущение большого расстояния, и снова голос Патрика, но не такой, какой был у него в жизни, а удаленный, прерывающийся и – какой-то неземной.– Мэри, с тобой говорит Патрик. Я очень скоро приду за тобой.Затем щелчок, шум и снова оркестровая музыка.Миссис Хартер посмотрела на часы. Нет, на этот раз она точно не спала. Бодрствуя и будучи в твердом рассудке, она действительно слышала голос Патрика. И она уверена, что это была не галлюцинация. Вконец сбитая с толку, она начала вспоминать то, что ей рассказывал Чарлз о волнах и частотах.Может ли быть, чтобы Патрик действительно говорил с ней? Мог ли его голос дойти до нее сквозь пространство? Чарлз говорил что-то о «потерянных» волнах, о каких-то дырах в шкале. Может быть, эти потерянные волны и есть причина так называемых парапсихологических явлений Парапсихологические явления – Имеются в виду явления, относящиеся к парапсихологии, области паранормальных психических явлений – телепатии, спиритизму, телекинезу.
? Ну да, возможно, так оно и есть. С ней говорил Патрик. Он воспользовался новейшими достижениями науки, чтобы подготовить ее к неизбежному.Миссис Хартер вызвала звонком свою горничную. Элизбет была высокая худая женщина лет шестидесяти, за весьма неказистой внешностью которой скрывалась прекрасная, чистая душа. Элизбет была безмерно предана своей хозяйке.– Элизбет, – сказала миссис Хартер, когда ее верный вассал появился в комнате, – ты помнишь, о чем я тебе говорила? Левый верхний ящик в моем секретере. Он заперт – длинный ключ с белым ярлыком. Там все приготовлено.– Приготовлено для чего, мадам?– Для моих похорон, – раздраженно сказала миссис Хартер. – Элизбет, ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ты сама помогала мне складывать туда все эти вещи.Элизбет изменилась в лице.– О, мадам, – запричитала она, – не думайте об этом. Вам ведь гораздо лучше.– Всем нам придется покинуть этот мир рано или поздно, – рассудительно заметила миссис Хартер. – Я и так зажилась. Если тебе так нравится реветь, иди куда-нибудь и там реви.Все еще всхлипывая, Элизбет удалилась. Миссис Хартер с любовью посмотрела ей вслед.– Вот старая дура! Но она привязана ко мне, очень привязана, – проговорила она. – А сколько я ей завещала: сто фунтов или только пятьдесят? Следовало бы сто.Этот вопрос мучил старую леди, и на следующий день она села и написала своему адвокату – просила прислать ее завещание, ибо хотела еще разок проглядеть его. Это было в тот самый день, когда Чарлз за обедом рассказал историю, которая потрясла миссис Хартер.– Между прочим, тетя Мэри, – сказал он, – кто этот забавный старикан наверху, в комнате для гостей? Я имею в виду картину над камином. Старый франт с бородой и бакенбардами?Миссис Хартер строго посмотрела на него.– Это твой дядя Патрик в молодости.– О, ради Бога, простите, тетя Мэри. Я вовсе не хотел вас обидеть.Кивком головы миссис Хартер дала понять, что он прощен.Чарлз, чуть помявшись, продолжал:– Мне просто было интересно. Видите ли…Он замолчал в нерешительности, и миссис Хартер резко проговорила:– Ну? Так что же ты хотел сказать?– Ничего, – поспешно ответил Чарлз, – ничего существенного.Миссис Хартер больше не стала допытываться, но позднее, когда слуги ушли, она вернулась к этому разговору.– Я хочу знать, почему тебя так заинтересовал портрет твоего дяди.Чарлз смутился.– Хорошо, тетя Мэри, я вам все расскажу. Но это совершеннейший абсурд, предупреждаю.., просто мои глупые фантазии.– Чарлз, – властно произнесла миссис Хартер, – я настаиваю.– Ну ладно, если вы так хотите. Мне показалось, что я видел его – мужчину с портрета. Он выглядывал из крайнего окна. Это случилось, когда я возвращался домой прошлым вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Через месяц после этого разговора Джеффри серьезно заболел. Восточный ветер был суровым, а он не отличался крепким здоровьем. Доктор сокрушенно покачал головой и объявил, что случай весьма непростой. Мистеру Уинберну он откровенно сказал, что надежды никакой.– Он не выживет. Ни при каких обстоятельствах. У него очень плохие легкие, и болезнь запущена.…А миссис Ланкастер, когда ухаживала за Джеффом, убедилась в том, что другой ребенок все же существовал.Сначала она не могла отличить всхлипывания от звуков ветра, но постепенно они становились все более отчетливыми и… реальными. Наконец она стала явственно слышать их даже в минуты затишья – рыданья ребенка, печальные, безнадежные, разрывающие сердце.Джеффу становилось все хуже, и в бреду он твердил о «маленьком мальчике». «Я хочу помочь ему выбраться. Я это сделаю!» – вскрикивал он.Вслед за бредом наступала апатия, и он забывался сном. Джеффри тяжело дышал и ни на минуту не открывал глаз. Ничего нельзя было сделать, только ждать и надеяться.Однажды ночь выдалась ясная и тихая, без единого дуновения ветра. Вдруг Джеффри пошевельнулся, веки его поднялись, но смотрел он не на мать, а на распахнутую дверь. Он пытался что-то сказать, и она наклонилась, чтобы хоть что-то разобрать.– Хорошо, я иду, – с усилием прошептал он и снова впал в забытье.Миссис Ланкастер охватил ужас. Она кинулась к отцу. Где-то поблизости смеялся тот, другой ребенок. Его звонкий ликующий смех эхом пронесся по комнате.– Мне страшно, страшно, – простонала несчастная мать.Мистер Уинберн обнял ее за плечи, защищая… Внезапный порыв ветра заставил их обоих вздрогнуть, и тут же снова наступила тишина.Смех больше не звучал, но теперь к ним стал приближаться слабый звук, почти неуловимый, однако постепенно он нарастал – и вскоре они смогли отчетливо различить шаги. Шаги, которые сразу же начали удаляться.Шур-шур, шур-шур – слышалось хорошо знакомое шарканье маленьких ножек. Однако – да-да! – теперь к нему присоединились другие шаги – легкие и упругие. Дружный топот по ступенькам. Все ниже и ниже – к парадной двери. Шур-шур, топ-топ… Дружно бегут невидимые маленькие ножки.Миссис Ланкастер взглянула на отца обезумевшими глазами.– Их – двое.., двое!Ее лицо сделалось серым от ужасного предчувствия… Она метнулась в сторону кроватки, но мистер Уинберн мягко удержал ее.– Ну-ну, – сказал он тихо.Шур-шур, топ-топ – все слабее, слабее…И – полная тишина. Когда боги смеются – …И, конечно, исключить любые волнения и нагрузки, – сказал доктор Мейнел, как всегда в таких случаях говорят врачи.Миссис Хартер, как и все те, кому доводилось слышать от врачей эту, в сущности, бессмысленную фразу, погрузилась в задумчивость, явно расстроенная.– Наблюдается легкая сердечная недостаточность, – поспешно проговорил врач, – но это совсем не опасно. Уверяю вас. И все же, – продолжал он, – лучше бы сделать в доме лифт. Что вы на это скажете?Миссис Хартер еще больше помрачнела. Доктор Мейнел был, напротив, доволен собой. Он вообще любил иметь дело с богатыми пациентами, ибо тут, что-то рекомендуя, он мог дать волю своему воображению.– Да, лифт, – повторил доктор Мейнел, пытаясь придумать что-нибудь еще более обескураживающее, но ничего придумать не смог. – Так мы исключим чрезмерные нагрузки. Вам полезны ежедневные прогулки – но никаких подъемов. И побольше развлечений. Нельзя замыкаться на своей болезни.В разговоре с племянником старушки Чарлзом Риджвеем доктор высказался более ясно.– Поймите меня правильно, – сказал он. – Ваша тетя может прожить долгие годы, возможно, так оно и будет. Но какой-нибудь шок или эмоциональное возбуждение могут сразу же убить ее! – Он прищелкнул пальцами. – Она должна вести очень размеренную жизнь. Никаких нагрузок, никакого переутомления. И уж конечно, ей противопоказаны отрицательные эмоции. Ее необходимо отвлекать от печальных мыслей.– Отвлекать, – задумчиво повторил Чарлз Риджвей. Чарлз был вдумчивым юношей. К тому же он был предприимчивым юношей, который не привык отступать перед трудностями.В тот же вечер он предложил установить в доме радио. Миссис Хартер, и без того расстроенная перспективой установки в доме лифта, всячески сопротивлялась его затее. Но Чарлз был непреклонен.– Не нравятся мне эти новомодные штучки, – жалобно причитала миссис Хартер. – Видишь ли, там ведь волны.., электрические волны. Они могут на меня плохо подействовать.Чарлз мягко и чуть назидательным тоном стал ее переубеждать, доказывая всю абсурдность ее страхов.Миссис Хартер ничего не знала об обсуждаемом предмете, но, поскольку отказываться от своего мнения было не в ее характере, она никак не соглашалась.– Ох уж это электричество, – боязливо пробормотала она. – Ты можешь говорить что угодно, Чарлз, но ведь многие люди действительно ощущают электричество. У меня перед грозой всегда дикие головные боли. – И она торжествующе кивнула головой.Чарлз был терпелив и не менее упрям, чем его тетушка.– Милая тетя Мэри, – сказал он. – Позвольте разъяснить вам суть дела.И он прочел ей целую лекцию. Об электронных трубках, эмиттерах, усилителях, высоких и низких частотах, о транзисторах и конденсаторах.Миссис Хартер захлестнул поток незнакомых и непонятных слов, и она сдалась.– Ну, конечно, Чарлз, – бормотала она, – если ты действительно считаешь…– Моя дорогая тетя Мэри, – с жаром продолжил Чарлз, – это то, что вам нужно. Это спасет вас от хандры и вообще взбодрит.Вскоре был установлен лифт, предписанный доктором Мейнелом, и это чуть не отправило бедную леди на тот свет, поскольку она, как и все старушки, очень боялась появления в доме посторонних, которые, как ей казалось, только и норовят украсть фамильное серебро.Вслед за лифтом появилось и радио. И миссис Хартер оставалось только созерцать этот, по ее мнению, отвратительный предмет – огромный нелепый ящик с кнопками и ручками.Потребовался весь энтузиазм Чарлза, чтобы заставить ее смириться с приобретением. Зато сам он, с азартом крутя ручки и разглагольствуя, был в своей стихии.Миссис Хартер тихо сидела в кресле с высокой спинкой и вежливо внимала племяннику, в глубине души оставаясь при своем мнении: все эти новомодные штучки – абсолютная чушь.– Слышите, тетя Мэри, мы поймали Берлин! Разве это не замечательно? Вы слышите диктора?– Я не слышу ничего, кроме шума и треска, – отвечала миссис Хартер.Чарлз продолжал крутить ручки.– Брюссель, – радостно провозгласил он.– Неужели? – равнодушно проговорила его тетя. Чарлз снова начал крутить ручку, и в комнате раздался жуткий вой.– Теперь мы, должно быть, попали на псарню, – заметила миссис Хартер. Она всегда была остра на язык.– Ха-ха, – рассмеялся Чарлз, – раз вы шутите, тетя Мэри, значит, все в порядке.Миссис Хартер не могла не улыбнуться. Она была очень привязана к Чарлзу. Несколько лет с ней жила племянница, Мириам Хартер. Она собиралась сделать ее своей наследницей. Но Мириам в конце концов разочаровала миссис Хартер. Очень уж она была нетерпелива и явно тяготилась обществом друзей миссис Хартер. К тому же, как любила повторять миссис Хартер, «она вечно где-то болталась». В итоге связалась с молодым человеком, которого ее тетя никак не могла одобрить. Мириам была возвращена матери с короткой запиской, как некачественный товар. Она вышла замуж за своего молодого человека, и миссис Хартер обычно посылала ей в подарок на Рождество носовые платки или салфетки.Разочаровавшись в племянницах, миссис Хартер стала присматриваться к племянникам. Чарлз понравился ей с самого начала. Он всегда был так внимателен и слушал воспоминания о ее молодости с неподдельным интересом. В этом отношении он был прямой противоположностью Мириам Хартер, которая явно тяготилась этими рассказами и не скрывала этого. Чарлз никогда ничем не тяготился, всегда был в хорошем настроении, всегда весел. И он раз по пять на дню повторял, какая она чудесная старушка.Будучи вполне удовлетворенной своим новым приобретением, миссис Хартер написала адвокату, чтобы он подготовил новое завещание. Оно было прислано, миссис Хартер его одобрила и подписала.Даже появление радиоприемника вскоре было прощено, а в глубине души миссис Хартер была даже благодарна ему за это.Только поначалу миссис Хартер была против приемника, потом она им заинтересовалась и спустя какое-то время уже буквально от него не отходила, пытаясь поймать ту или иную волну. В отсутствие Чарлза он доставлял старушке огромное удовольствие. Вся беда в том, что Чарлз никогда не мог от начала до конца слушать какую-нибудь передачу. Миссис Хартер, с удовольствием устроившись поудобнее в своем кресле, могла наслаждаться каким-нибудь симфоническим концертом, или лекцией о Лукреции Борджиа Лукреция Борджиа (1480–1519) – представительница знаменитого итальянского аристократического рода, которую часто использовали в своих политических интригах ее отец (папа Александр VI) и брат (Цезаре Борджиа) и которая к концу жизни стала добродетельной матроной, покровительницей искусств.
, или рассказом о животных. Но Чарлза подобные передачи не устраивали. Тихое звучание то и дело прерывалось треском и писком – это он увлеченно пытался поймать какую-нибудь иностранную станцию. Зато, когда Чарлз ужинал у друзей, миссис Хартер блаженствовала. Она усаживалась в свое кресло с высокой спинкой и слушала вечернюю программу.Прошло, наверное, месяца три с момента появления в доме радио, когда произошло первое странное событие. Миссис Хартер была дома одна. Чарлз играл у друзей в бридж.В вечерней программе был концерт старинных шотландских баллад. Всемирно известная певица исполняла «Анни Лори» «Анни Лори» – популярная шотландская любовная песня, авторство которой приписывается У.Дугласу (начало XVIII века).
, и вдруг на самой середине песни произошло нечто странное. Раздался щелчок, песня неожиданно прервалась, из приемника послышались писк и треск, затем и они исчезли. Наступила тишина, а потом раздалось чуть различимое шипение.У миссис Хартер, почему-то сложилось впечатление, что звук шел откуда-то очень издалека… А потом ясно и отчетливо зазвучал голос, мужской, с легким ирландским акцентом:– Мэри.., ты слышишь меня, Мэри? Это говорит Патрик… Я скоро приду за тобой. Ты ведь будешь готова, Мэри?И тут же звуки «Анни Лори» снова заполнили комнату.Миссис Хартер буквально окаменела, руки ее вцепились в подлокотники. Может, она грезила? Патрик? Это, был голос Патрика! Голос Патрика вот в этой комнате, он разговаривал с ней. Нет, это – сон или, возможно, какая-то галлюцинация. Должно быть, она немного задремала. Как странно, что во сне ее муж разговаривал с ней по радио. Это ее немного напугало. Что он сказал?«Я скоро приду за тобой. Ты ведь будешь готова, Мэри?»Было ли это.., могло ли это быть предчувствием? Сердечная недостаточность. Да, ее сердце. В конце концов, она ведь уже не молода.– Предупреждение – вот что это было, – сказала миссис Хартер, с трудом вставая с кресла и чувствуя сильную боль в области сердца. Затем она добавила: – А сколько денег зря выброшено на этот лифт.Она никому ничего не сказала, но следующие два дня была весьма задумчива и озабочена.Вскоре последовал второй случай. Миссис Хартер снова была одна в комнате. Передавали оркестровую музыку. Радио, как и в прошлый раз, неожиданно замолчало. И снова была тишина, и снова ощущение большого расстояния, и снова голос Патрика, но не такой, какой был у него в жизни, а удаленный, прерывающийся и – какой-то неземной.– Мэри, с тобой говорит Патрик. Я очень скоро приду за тобой.Затем щелчок, шум и снова оркестровая музыка.Миссис Хартер посмотрела на часы. Нет, на этот раз она точно не спала. Бодрствуя и будучи в твердом рассудке, она действительно слышала голос Патрика. И она уверена, что это была не галлюцинация. Вконец сбитая с толку, она начала вспоминать то, что ей рассказывал Чарлз о волнах и частотах.Может ли быть, чтобы Патрик действительно говорил с ней? Мог ли его голос дойти до нее сквозь пространство? Чарлз говорил что-то о «потерянных» волнах, о каких-то дырах в шкале. Может быть, эти потерянные волны и есть причина так называемых парапсихологических явлений Парапсихологические явления – Имеются в виду явления, относящиеся к парапсихологии, области паранормальных психических явлений – телепатии, спиритизму, телекинезу.
? Ну да, возможно, так оно и есть. С ней говорил Патрик. Он воспользовался новейшими достижениями науки, чтобы подготовить ее к неизбежному.Миссис Хартер вызвала звонком свою горничную. Элизбет была высокая худая женщина лет шестидесяти, за весьма неказистой внешностью которой скрывалась прекрасная, чистая душа. Элизбет была безмерно предана своей хозяйке.– Элизбет, – сказала миссис Хартер, когда ее верный вассал появился в комнате, – ты помнишь, о чем я тебе говорила? Левый верхний ящик в моем секретере. Он заперт – длинный ключ с белым ярлыком. Там все приготовлено.– Приготовлено для чего, мадам?– Для моих похорон, – раздраженно сказала миссис Хартер. – Элизбет, ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ты сама помогала мне складывать туда все эти вещи.Элизбет изменилась в лице.– О, мадам, – запричитала она, – не думайте об этом. Вам ведь гораздо лучше.– Всем нам придется покинуть этот мир рано или поздно, – рассудительно заметила миссис Хартер. – Я и так зажилась. Если тебе так нравится реветь, иди куда-нибудь и там реви.Все еще всхлипывая, Элизбет удалилась. Миссис Хартер с любовью посмотрела ей вслед.– Вот старая дура! Но она привязана ко мне, очень привязана, – проговорила она. – А сколько я ей завещала: сто фунтов или только пятьдесят? Следовало бы сто.Этот вопрос мучил старую леди, и на следующий день она села и написала своему адвокату – просила прислать ее завещание, ибо хотела еще разок проглядеть его. Это было в тот самый день, когда Чарлз за обедом рассказал историю, которая потрясла миссис Хартер.– Между прочим, тетя Мэри, – сказал он, – кто этот забавный старикан наверху, в комнате для гостей? Я имею в виду картину над камином. Старый франт с бородой и бакенбардами?Миссис Хартер строго посмотрела на него.– Это твой дядя Патрик в молодости.– О, ради Бога, простите, тетя Мэри. Я вовсе не хотел вас обидеть.Кивком головы миссис Хартер дала понять, что он прощен.Чарлз, чуть помявшись, продолжал:– Мне просто было интересно. Видите ли…Он замолчал в нерешительности, и миссис Хартер резко проговорила:– Ну? Так что же ты хотел сказать?– Ничего, – поспешно ответил Чарлз, – ничего существенного.Миссис Хартер больше не стала допытываться, но позднее, когда слуги ушли, она вернулась к этому разговору.– Я хочу знать, почему тебя так заинтересовал портрет твоего дяди.Чарлз смутился.– Хорошо, тетя Мэри, я вам все расскажу. Но это совершеннейший абсурд, предупреждаю.., просто мои глупые фантазии.– Чарлз, – властно произнесла миссис Хартер, – я настаиваю.– Ну ладно, если вы так хотите. Мне показалось, что я видел его – мужчину с портрета. Он выглядывал из крайнего окна. Это случилось, когда я возвращался домой прошлым вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22