Возможно, он даже не сам это писал, да?
– Мог и сам написать. Но зачем?
– Кому-то захотелось представить самоубийство в виде убийства.
– И выставить в качестве палача Стефана Фаррадея? Неплохая мысль. Немало потрудились для этого. Но дело в том, что у нас абсолютно нет против него никаких улик.
– Ну, а по поводу цианида что скажете? Была найдена какая-нибудь упаковка?
– Да. Внутри следы кристаллов цианида. Никаких отпечатков пальцев. Ясное дело, в детективных рассказах упаковка содержала бы все нужные улики. Заняться бы авторам этих детективных историй нашей повседневной работой. Тут бы они и убедились, что чаще всего никаких следов не остается и приходится отыскивать несуществующее.
Рейс улыбнулся.
– Метко подмечено, А вчера вечером тоже никаких видимых следов не осталось?
– Именно этим я сегодня и продолжаю заниматься. Вчера я опросил всех присутствующих, затем с мисс Марло возвратился на Эльвестон Сквер и просмотрел стол и бумаги Бартона. Сегодня я опрошу очевидцев более обстоятельно. Допрошу и людей, находившихся за двумя другими столами в алькове… – Он перелистал какие-то бумаги. – Да, вот они. Джеральд Толлингтон – гренадер гвардейцев и достопочтенная Патриция Брайс-Вудворт. Юные жених и невеста. Бьюсь об заклад, они друг с друга глаз не сводили и до остального им дела не было. Мистер Педро Моралес, омерзительный коммивояжеришко из Мексики. У него даже белки глаз желтые. И мисс Кристина Шеннон – если речь не о деньгах, у нее язык прилипает к гортани Но сто к одному, что-нибудь они все-таки заметили. На всякий случай я запасся их именами и адресами. Начнем с этого бедняги, официанта Джузеппе. Он уже здесь. Сейчас я его приглашу.
2
Джузеппе Бальцано был человеком среднего возраста, с умным обезьяньим лицом. Он нервничал, и, по-видимому, не зря. Его английская речь отличалась достаточной резвостью, поскольку, как он объяснил, с шестнадцати лет проживал в этой стране и был женат на англичанке.
Кемп относился к нему с ясной симпатией.
– Итак, Джузеппе, давай послушаем, что ты об этом думаешь.
– Скверная история, для меня особенно. Ведь я обслуживал этот стол. Я, а не кто иной, разливал вино. Люди скажут, что я обезумел и положил отраву в бокал с вином. Это не так, но люди так и скажут. Уже мистер Голдстейн говорит, что будет лучше, если я возьму на неделю отпуск, – чтобы люди ни о чем не спрашивали меня и не тыкали пальцами. Он справедливый человек, он знает, я не виновен, я проработал там много лет, он не уволит меня, как сделали бы другие хозяева. Мистер Чарлз тоже всегда был добрым, но для меня это огромное несчастье – я боюсь. Я спрашиваю себя: значит, у меня есть враг?
– И как же, – деревянным голосом спросил Кемп, – есть?
Печальное обезьянье лицо исказила улыбка. Джузеппе протянул руки.
– У меня? На всем свете у меня нет никакого врага. Хороших друзей много, но врагов нет.
Кемп хмыкнул.
– Теперь насчет прошлого вечера. Расскажи мне про шампанское.
– Пили Клико 1928 года очень хорошее и дорогое вино. Мистер Бартон любил такое, он любил добрую пищу и вина – все самое отменное.
– Он заказал это вино заранее?
– Да. Обо всем договорился с Чарлзом.
– А что тебе известно насчет свободного места за столом?
– Он об этом тоже договорился. Сказал Чарлзу и мне. Его должна была занять попозже одна молодая леди.
– Молодая леди? – Рейс и Кемп переглянулись. – Ты ее знаешь?
Джузеппе показал головой.
– Нет, об этом мне ничего не известно. Она должна была прийти позже, вот и все, что я слышал.
– Поговорим о вине. Много было бутылок?
– Две бутылки и третья стояла наготове. Первую бутылку закончили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Я наполнил бокалы и поставил бутылку в ведерко со льдом.
– Когда ты последний раз видел, как мистер Бартон пил из своего бокала?
– Позвольте припомнить… Когда закончилось кабаре, пили за здоровье молодой леди. Был ее день рождения, насколько я понял. Потом они пошли танцевать. После этого, когда они возвратились, мистер Бартон выпивает, и через мгновение все произошло! Он умер.
– Ты наполнял бокалы, пока они танцевали?
– Нет, монсеньор. Они были наполнены, когда пили за мадемуазель, выпили немного, лишь несколько глотков. В бокалах оставалось еще достаточно вина.
– Когда-нибудь кто-нибудь – безразлично кто – приближался к столу, пока они танцевали?
– Ни одна душа, сэр. Я в этом уверен.
– Все пошли танцевать одновременно?
– Да.
– И одновременно возвратились?
Джузеппе закатил глаза, силясь припомнить.
– Первым возвратился мистер Бартон с молодой леди. Он был полнее других и, как понимаете, много не танцевал. Потом подошел белокурый джентльмен, мистер Фаррадей, и молодая леди в черном. Леди Александра Фаррадей и смуглый джентльмен подошли последними.
– Ты знаешь мистера Фаррадея и леди Александру?
– Да, сэр. Я часто встречал их в «Люксембурге». Они очень приметные.
– Теперь, Джузеппе, увидел бы ты, если б кто-то из них положил что-нибудь в бокал мистера Бартона?
– Не скажу этого, сэр. Я обслуживаю два других стола в алькове и еще два в большом зале. Блюд много. Я не наблюдал за столом мистера Бартона. После кабаре почти все поднялись и начали танцевать, так что я в это время отдыхал – поэтому-то я и уверен, что никто не приближался к столу. Как только люди расселись, я сразу же занялся своим делом.
Кемп кивнул.
– Но, думаю, – продолжал Джузеппе, – было бы трудно сделать такое и остаться незамеченным. Мне кажется, что только сам мистер Бартон мог это сделать. А вы так не считаете, нет?
Он вопросительно взглянул на полицейского.
– Ты это сам придумал, а?
– Разумеется, я ничего не знаю, но догадываюсь. Ровно год назад эта красивая леди, миссис Бартон, покончила с собой. Может быть, и мистер Бартон так убивался, что решил покончить с собой? Это было бы поэтично. Конечно, проку ресторану тут никакого, но джентльмен, который собирается с собой покончить, об этом не думает.
Он нетерпеливо оглядел сидевших перед ним мужчин. Кемп покачал головой.
– Все не так просто, – проговорил он.
Он задал еще несколько вопросов и отпустил Джузеппе.
Как только дверь затворилась, Рейс сказал:
– Может быть, об этом-то как раз и стоило подумать?
– Безутешный муж убивает себя в годовщину смерти жены! Правда, была не совсем годовщина, но это детали.
– Это был День Всех Святых.
– Именно. Да, может быть, эта мысль и заслуживала бы внимания, но как в таком случае объяснить происхождение писем и то обстоятельство, что мистер Бартон советовался с вами и показывал их Ирис Марло? Он взглянул на часы.
– В двенадцать тридцать я должен быть в доме министра-координатора. Еще есть время, чтобы встретиться с людьми, сидевшими за соседними столиками. По крайней мере, с некоторыми из них. Полковник, вы пойдете со мной?
3
Мистер Моралес остановился в «Рице». В этот утренний час он выглядел весьма непривлекательно: небритый, налитые кровью глаза и прочие признаки тяжкого похмелья.
Мистер Моралес был американцем и изъяснялся на каком-то немыслимом жаргоне. Несмотря на цепкую профессиональную память, его воспоминания о проведенном накануне вечере были весьма туманны.
– Пошли с Крисси – эта крошка прошла огонь и воды! Она говорит, что хороший кабак. «Золотко мое, – говорю, – пойдем, куда скажешь». Кабак классный, спору нет – и знают, как тебя выпотрошить! Мне это обошлось почти в тридцать долларов. Джаз вот только паршивый – похоже, они играть не умеют.
Воспоминания о прошедшем вечере настолько увлекли мистера Моралеса, что пришлось ему напомнить про стол, находившийся в середине алькова. И тут память ему изменила.
– Там был стол и какие-то люди сидели. Не помню, как они выглядели. Я их и не разглядывал, пока этот парень не преставился. Сперва подумал, ему ликер не в то горло попал… Хотя одна из женщин запомнилась. Темная и, прямо скажу, обращает внимание.
– Вы говорите о девушке в зеленом бархатном платье?
– Нет, не о ней. Та дохлятина. А эта крошка была в черном и вся из себя такая…
Ненасытный взор мистера Моралеса привлекла Руфь Лессинг.
Он сморщил нос в знак своего восхищения.
– Я наблюдал, как она танцует, и скажу вам, умеет танцевать, эта крошка. Я раз или два ей подмигнул, но она окинула меня ледяным взглядом – такими невидящими глазами умеют смотреть только у вас в Британии.
Ничего более ценного из мистера Моралеса выжать не удалось, кроме откровенного признания, что к тому времени, как началось кабаре, он уже дошел до соответствующего уровня.
Кемп его поблагодарил и приготовился распрощаться.
– Завтра я отплываю в Нью-Йорк, – тоскливо проговорил Моралес. – Не угодно ли будет вам мое присутствие?
– Благодарю вас, но не думаю, что ваши показания помогут следствию.
– Понимаете, мне здесь нравится, и если дело связано с полицией, наша фирма возражать не станет. Когда полиция говорит вам останьтесь, вы должны остаться. Может быть, я что-нибудь вспомню, если пораскину мозгами.
Но Кемп не клюнул на эту хитроумную приманку и вместе с Рейсом отправился на Брук Стрит, где их встретил раздраженный джентльмен, отец достопочтенной Патриции Брайс-Вудворт.
Генерал лорд Вудворт принял их с нескрываемой неприязнью.
Что за сумасшедшая мысль предполагать, будто бы его дочь – его дочь! – замешана в подобной истории? Если девочка не может пообедать со своим нареченным в ресторане, чтобы не сделаться объектом нападок со стороны детективов из Скотланд Ярда, то куда катится Англия? Она даже не знала этих людей… как их звали… Хаббард… Бартон? Какой-то парень из Сити или что-то в этом роде! Нужно быть более осмотрительным, когда выбираешь место для развлечений – «Люксембург» всегда пользовался хорошей репутацией, – но подобная история происходит там уже не впервые. Джеральд просто сглупил, приглашая туда Пат… В любом случае он не позволит травмировать и терроризировать свою дочь, подвергать ее перекрестному допросу, пока не переговорит с адвокатом. Он уже позвонил старому Андерсону из Линкольн Инн и попросил его…
Здесь генерал неожиданно замолк и воззрился на Рейса.
– Где-то я вас видел. Позвольте?
Рейс ответил незамедлительно, его лицо озарилось улыбкой.
– Баддарапур, двадцать третий год.
– Боже! – воскликнул генерал. – Неужели это Джонни Рейс! Какое вы имеете отношение к этому спектаклю?
Рейс улыбнулся.
– Я пришел сюда, чтобы присутствовать при беседе главного инспектора Кемпа с вашей дочерью. Полагаю, для нее будет приятнее видеть его здесь, нежели быть вызванной в Скотланд Ярд. Думаю, мое присутствие не помешает.
– О… хм… ну что ж, вы очень любезны, Рейс.
В эту минуту отворилась дверь, вошла мисс Патриция Брайс-Вудворт и с присущими очень юному существу хладнокровием и независимостью вступила в разговор.
– Хэллоу, – сказала она. – Вы из Скотланд Ярда, не так ли? Насчет вчерашнего происшествия? Ждала вас с нетерпением. Мой папа зануда. Не надо, папочка, тебе известно, что доктор сказал о твоем давлении. Не могу понять, зачем ты во все лезешь. Я приглашу этих инспекторов в свою комнату, а к тебе пошлю Уолтерса с виски и содовой.
Генералом овладело неистовое желание выплеснуть все, что накопилось у него на душе, но он лишь промямлил:
– Мой старый друг майор Рейс.
После такого представления Патриция утратила к Рейсу всякий интерес, а лицо главного инспектора Кемпа озарила блаженная улыбка.
С достоинством генеральской дочери она выпроводила их из комнаты и провела в свою гостиную. Когда они выходили, ее отец решительно закрыл двери своего кабинета.
– Бедный папочка, – заметила она. – Он будет расстроен. Но он это переживет.
Разговор отличался самым что ни на есть дружеским тоном и абсолютной безрезультатностью.
– С ума можно сойти, – сказала Патриция. – Вероятно, мне больше уж никогда не придется стать свидетельницей убийства – ведь это же убийство? Газеты очень осторожны и неясны, но я сказала Джерри по телефону, что это, должно быть, убийство, а я даже не заметила!
В ее голосе звучало неподдельное сожаление.
Делалось очевидным, как мрачно и предсказал главный инспектор, что двое молодых, неделю назад помолвленных людей весь вечер не спускали друг с друга глаз и больше ничего вокруг себя не замечали.
Патриция Брайс-Вудворт упорно говорила о каких-то несущественных подробностях и больше ничего сообщить не могла.
– Сандра Фаррадей, как всегда, была очень нарядной. На ней было платье от Шипарелли.
– Вы ее знаете? – спросил Рейс. Патриция покачала головой.
– Несколько раз видела. Она кажется довольно нудной. Слишком напыщена, как и большинство политических деятелей.
– А больше никого из них вы до этого не встречали?
– Нет, никого – по крайней мере, не припомню. Думаю, я бы не обратила на Сандру Фаррадей внимания, не будь у нее платья от Шипарелли.
– Увидите, – мрачно проговорил главный инспектор, когда они выходили из дома генерала Вудворта, – такой же подарок преподнесет нам и маэстро Толлингтон… Ну что ж, давайте попытаем счастья у Кристины Шеннон. Это будет наша, так сказать, последняя возможность.
Мисс Шеннон, в полном соответствии с описаниями главного инспектора, оказалась белокурой красавицей. Красивые, тщательно причесанные волосы открывали нежное, наивное, как у ребенка, лицо.
С мисс Шеннон, по утверждению инспектора Кемпа, трудно было о чем-нибудь поговорить, но живость ее взгляда и хитрость, притаившаяся в глубине больших голубых глаз, свидетельствовали, что ее бессловесность простирается лишь в интеллектуальных направлениях, а где речь касается грубой житейской прозы и особенно денег, там Кристина Шеннон маху не даст.
Мужчин она приняла с исключительным радушием, предложила выпить, а когда те отказались, стала настойчиво угощать их сигаретами. Квартира у нее была маленькой и обставлена дешевой современной мебелью.
– Я была бы очень рада, если б смогла вам помочь, инспектор. Спрашивайте меня, что пожелаете.
Кемп начал с обычных вопросов, касающихся обстановки и поведения людей, сидевших за столом в центре зала.
Кристина сразу же показала себя тонким и проницательным наблюдателем.
– Нетрудно было увидеть – компания не слишком веселилась. Они словно все оцепенели. Мне искренне было жаль старичка – хозяина сборища. Он из себя выходил, стараясь их развлечь, бесился, как кошка на привязи,но льда растопить ему не удалось. Высокая женщина справа от него надулась, словно аршин проглотила, а девочка слева заметно была не в себе из-за того, что смуглого красавца посадили не с ней рядом, а напротив. Возле нее сидел блондин, похоже, он страдал расстройством желудка, ел – словно у него кусок в горле застревал. Его соседка без конца хлопотала и возилась с ним так, будто хотела через голову перепрыгнуть.
– Мисс Шеннон, вы, кажется, заметили все до мельчайших подробностей, – сказал полковник Рейс.
– Открою вам секрет. Мне самой было не слишком весело. Я провела с одним джентльменом три ночи подряд, и он мне порядочно надоел. Ему хотелось осмотреть весь Лондон – особенно места, имеющие репутацию, и, нужно сказать, он не скупился. Везде шампанское. Мы обошли «Компрадор», «Миль Флейерс» и наконец добрались до «Люксембурга». Замечу вам, он порезвился. Мне даже его как-то жаль стало. Но разговор с ним интересным не назовешь. Бесконечные истории про махинации, которые он обделывал где-то там в Мексике, и большинство из них я выслушала по три раза. И еще он без конца рассказывал о всех дамах, которых он познал и как они были от него без ума. Выслушивать подобное, согласитесь, утомительно, но Педро на это внимания не обращал, поэтому я только и делала, что ела и озиралась по сторонам.
– Ну что ж, вы для нас просто находка, мисс Шеннон, – сказал главный инспектор. – Могу надеяться, что вам удалась заметить какие-то детали, которые помогут нам справиться с нашей задачей.
Кристина покачала белокурой головкой.
– Не представляю, кто укокошил старикашку, решительно не представляю. Он выпил шампанского, лицо его вдруг посинело, и он свалился.
– Вы не помните, когда он последний раз до этого пил из своего бокала?
Девушка задумалась.
– Когда… да… сразу же после кабаре. Вспыхнул свет, он поднял бокал, что-то сказал, остальные тоже подняли бокалы. Наверное, он произнес тост.
Инспектор кивнул.
– А потом?
– Потом заиграла музыка, они все поднялись и пошли танцевать, шумно двигали стульями, смеялись. Кажется, впервые за их столом повеселело. Удивительно, как шампанское сближает людей.
– Они все пошли – у стола никто не остался? –Да.
– И никто не дотрагивался до бокала мистера Бартона?
– Абсолютно никто. – Она ответила без раздумий. – Я в этом совершенно уверена.
– И никто – совершенно никто – не приближался к столу, пока их не было?
– Никто – за исключением, разумеется, официанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Мог и сам написать. Но зачем?
– Кому-то захотелось представить самоубийство в виде убийства.
– И выставить в качестве палача Стефана Фаррадея? Неплохая мысль. Немало потрудились для этого. Но дело в том, что у нас абсолютно нет против него никаких улик.
– Ну, а по поводу цианида что скажете? Была найдена какая-нибудь упаковка?
– Да. Внутри следы кристаллов цианида. Никаких отпечатков пальцев. Ясное дело, в детективных рассказах упаковка содержала бы все нужные улики. Заняться бы авторам этих детективных историй нашей повседневной работой. Тут бы они и убедились, что чаще всего никаких следов не остается и приходится отыскивать несуществующее.
Рейс улыбнулся.
– Метко подмечено, А вчера вечером тоже никаких видимых следов не осталось?
– Именно этим я сегодня и продолжаю заниматься. Вчера я опросил всех присутствующих, затем с мисс Марло возвратился на Эльвестон Сквер и просмотрел стол и бумаги Бартона. Сегодня я опрошу очевидцев более обстоятельно. Допрошу и людей, находившихся за двумя другими столами в алькове… – Он перелистал какие-то бумаги. – Да, вот они. Джеральд Толлингтон – гренадер гвардейцев и достопочтенная Патриция Брайс-Вудворт. Юные жених и невеста. Бьюсь об заклад, они друг с друга глаз не сводили и до остального им дела не было. Мистер Педро Моралес, омерзительный коммивояжеришко из Мексики. У него даже белки глаз желтые. И мисс Кристина Шеннон – если речь не о деньгах, у нее язык прилипает к гортани Но сто к одному, что-нибудь они все-таки заметили. На всякий случай я запасся их именами и адресами. Начнем с этого бедняги, официанта Джузеппе. Он уже здесь. Сейчас я его приглашу.
2
Джузеппе Бальцано был человеком среднего возраста, с умным обезьяньим лицом. Он нервничал, и, по-видимому, не зря. Его английская речь отличалась достаточной резвостью, поскольку, как он объяснил, с шестнадцати лет проживал в этой стране и был женат на англичанке.
Кемп относился к нему с ясной симпатией.
– Итак, Джузеппе, давай послушаем, что ты об этом думаешь.
– Скверная история, для меня особенно. Ведь я обслуживал этот стол. Я, а не кто иной, разливал вино. Люди скажут, что я обезумел и положил отраву в бокал с вином. Это не так, но люди так и скажут. Уже мистер Голдстейн говорит, что будет лучше, если я возьму на неделю отпуск, – чтобы люди ни о чем не спрашивали меня и не тыкали пальцами. Он справедливый человек, он знает, я не виновен, я проработал там много лет, он не уволит меня, как сделали бы другие хозяева. Мистер Чарлз тоже всегда был добрым, но для меня это огромное несчастье – я боюсь. Я спрашиваю себя: значит, у меня есть враг?
– И как же, – деревянным голосом спросил Кемп, – есть?
Печальное обезьянье лицо исказила улыбка. Джузеппе протянул руки.
– У меня? На всем свете у меня нет никакого врага. Хороших друзей много, но врагов нет.
Кемп хмыкнул.
– Теперь насчет прошлого вечера. Расскажи мне про шампанское.
– Пили Клико 1928 года очень хорошее и дорогое вино. Мистер Бартон любил такое, он любил добрую пищу и вина – все самое отменное.
– Он заказал это вино заранее?
– Да. Обо всем договорился с Чарлзом.
– А что тебе известно насчет свободного места за столом?
– Он об этом тоже договорился. Сказал Чарлзу и мне. Его должна была занять попозже одна молодая леди.
– Молодая леди? – Рейс и Кемп переглянулись. – Ты ее знаешь?
Джузеппе показал головой.
– Нет, об этом мне ничего не известно. Она должна была прийти позже, вот и все, что я слышал.
– Поговорим о вине. Много было бутылок?
– Две бутылки и третья стояла наготове. Первую бутылку закончили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Я наполнил бокалы и поставил бутылку в ведерко со льдом.
– Когда ты последний раз видел, как мистер Бартон пил из своего бокала?
– Позвольте припомнить… Когда закончилось кабаре, пили за здоровье молодой леди. Был ее день рождения, насколько я понял. Потом они пошли танцевать. После этого, когда они возвратились, мистер Бартон выпивает, и через мгновение все произошло! Он умер.
– Ты наполнял бокалы, пока они танцевали?
– Нет, монсеньор. Они были наполнены, когда пили за мадемуазель, выпили немного, лишь несколько глотков. В бокалах оставалось еще достаточно вина.
– Когда-нибудь кто-нибудь – безразлично кто – приближался к столу, пока они танцевали?
– Ни одна душа, сэр. Я в этом уверен.
– Все пошли танцевать одновременно?
– Да.
– И одновременно возвратились?
Джузеппе закатил глаза, силясь припомнить.
– Первым возвратился мистер Бартон с молодой леди. Он был полнее других и, как понимаете, много не танцевал. Потом подошел белокурый джентльмен, мистер Фаррадей, и молодая леди в черном. Леди Александра Фаррадей и смуглый джентльмен подошли последними.
– Ты знаешь мистера Фаррадея и леди Александру?
– Да, сэр. Я часто встречал их в «Люксембурге». Они очень приметные.
– Теперь, Джузеппе, увидел бы ты, если б кто-то из них положил что-нибудь в бокал мистера Бартона?
– Не скажу этого, сэр. Я обслуживаю два других стола в алькове и еще два в большом зале. Блюд много. Я не наблюдал за столом мистера Бартона. После кабаре почти все поднялись и начали танцевать, так что я в это время отдыхал – поэтому-то я и уверен, что никто не приближался к столу. Как только люди расселись, я сразу же занялся своим делом.
Кемп кивнул.
– Но, думаю, – продолжал Джузеппе, – было бы трудно сделать такое и остаться незамеченным. Мне кажется, что только сам мистер Бартон мог это сделать. А вы так не считаете, нет?
Он вопросительно взглянул на полицейского.
– Ты это сам придумал, а?
– Разумеется, я ничего не знаю, но догадываюсь. Ровно год назад эта красивая леди, миссис Бартон, покончила с собой. Может быть, и мистер Бартон так убивался, что решил покончить с собой? Это было бы поэтично. Конечно, проку ресторану тут никакого, но джентльмен, который собирается с собой покончить, об этом не думает.
Он нетерпеливо оглядел сидевших перед ним мужчин. Кемп покачал головой.
– Все не так просто, – проговорил он.
Он задал еще несколько вопросов и отпустил Джузеппе.
Как только дверь затворилась, Рейс сказал:
– Может быть, об этом-то как раз и стоило подумать?
– Безутешный муж убивает себя в годовщину смерти жены! Правда, была не совсем годовщина, но это детали.
– Это был День Всех Святых.
– Именно. Да, может быть, эта мысль и заслуживала бы внимания, но как в таком случае объяснить происхождение писем и то обстоятельство, что мистер Бартон советовался с вами и показывал их Ирис Марло? Он взглянул на часы.
– В двенадцать тридцать я должен быть в доме министра-координатора. Еще есть время, чтобы встретиться с людьми, сидевшими за соседними столиками. По крайней мере, с некоторыми из них. Полковник, вы пойдете со мной?
3
Мистер Моралес остановился в «Рице». В этот утренний час он выглядел весьма непривлекательно: небритый, налитые кровью глаза и прочие признаки тяжкого похмелья.
Мистер Моралес был американцем и изъяснялся на каком-то немыслимом жаргоне. Несмотря на цепкую профессиональную память, его воспоминания о проведенном накануне вечере были весьма туманны.
– Пошли с Крисси – эта крошка прошла огонь и воды! Она говорит, что хороший кабак. «Золотко мое, – говорю, – пойдем, куда скажешь». Кабак классный, спору нет – и знают, как тебя выпотрошить! Мне это обошлось почти в тридцать долларов. Джаз вот только паршивый – похоже, они играть не умеют.
Воспоминания о прошедшем вечере настолько увлекли мистера Моралеса, что пришлось ему напомнить про стол, находившийся в середине алькова. И тут память ему изменила.
– Там был стол и какие-то люди сидели. Не помню, как они выглядели. Я их и не разглядывал, пока этот парень не преставился. Сперва подумал, ему ликер не в то горло попал… Хотя одна из женщин запомнилась. Темная и, прямо скажу, обращает внимание.
– Вы говорите о девушке в зеленом бархатном платье?
– Нет, не о ней. Та дохлятина. А эта крошка была в черном и вся из себя такая…
Ненасытный взор мистера Моралеса привлекла Руфь Лессинг.
Он сморщил нос в знак своего восхищения.
– Я наблюдал, как она танцует, и скажу вам, умеет танцевать, эта крошка. Я раз или два ей подмигнул, но она окинула меня ледяным взглядом – такими невидящими глазами умеют смотреть только у вас в Британии.
Ничего более ценного из мистера Моралеса выжать не удалось, кроме откровенного признания, что к тому времени, как началось кабаре, он уже дошел до соответствующего уровня.
Кемп его поблагодарил и приготовился распрощаться.
– Завтра я отплываю в Нью-Йорк, – тоскливо проговорил Моралес. – Не угодно ли будет вам мое присутствие?
– Благодарю вас, но не думаю, что ваши показания помогут следствию.
– Понимаете, мне здесь нравится, и если дело связано с полицией, наша фирма возражать не станет. Когда полиция говорит вам останьтесь, вы должны остаться. Может быть, я что-нибудь вспомню, если пораскину мозгами.
Но Кемп не клюнул на эту хитроумную приманку и вместе с Рейсом отправился на Брук Стрит, где их встретил раздраженный джентльмен, отец достопочтенной Патриции Брайс-Вудворт.
Генерал лорд Вудворт принял их с нескрываемой неприязнью.
Что за сумасшедшая мысль предполагать, будто бы его дочь – его дочь! – замешана в подобной истории? Если девочка не может пообедать со своим нареченным в ресторане, чтобы не сделаться объектом нападок со стороны детективов из Скотланд Ярда, то куда катится Англия? Она даже не знала этих людей… как их звали… Хаббард… Бартон? Какой-то парень из Сити или что-то в этом роде! Нужно быть более осмотрительным, когда выбираешь место для развлечений – «Люксембург» всегда пользовался хорошей репутацией, – но подобная история происходит там уже не впервые. Джеральд просто сглупил, приглашая туда Пат… В любом случае он не позволит травмировать и терроризировать свою дочь, подвергать ее перекрестному допросу, пока не переговорит с адвокатом. Он уже позвонил старому Андерсону из Линкольн Инн и попросил его…
Здесь генерал неожиданно замолк и воззрился на Рейса.
– Где-то я вас видел. Позвольте?
Рейс ответил незамедлительно, его лицо озарилось улыбкой.
– Баддарапур, двадцать третий год.
– Боже! – воскликнул генерал. – Неужели это Джонни Рейс! Какое вы имеете отношение к этому спектаклю?
Рейс улыбнулся.
– Я пришел сюда, чтобы присутствовать при беседе главного инспектора Кемпа с вашей дочерью. Полагаю, для нее будет приятнее видеть его здесь, нежели быть вызванной в Скотланд Ярд. Думаю, мое присутствие не помешает.
– О… хм… ну что ж, вы очень любезны, Рейс.
В эту минуту отворилась дверь, вошла мисс Патриция Брайс-Вудворт и с присущими очень юному существу хладнокровием и независимостью вступила в разговор.
– Хэллоу, – сказала она. – Вы из Скотланд Ярда, не так ли? Насчет вчерашнего происшествия? Ждала вас с нетерпением. Мой папа зануда. Не надо, папочка, тебе известно, что доктор сказал о твоем давлении. Не могу понять, зачем ты во все лезешь. Я приглашу этих инспекторов в свою комнату, а к тебе пошлю Уолтерса с виски и содовой.
Генералом овладело неистовое желание выплеснуть все, что накопилось у него на душе, но он лишь промямлил:
– Мой старый друг майор Рейс.
После такого представления Патриция утратила к Рейсу всякий интерес, а лицо главного инспектора Кемпа озарила блаженная улыбка.
С достоинством генеральской дочери она выпроводила их из комнаты и провела в свою гостиную. Когда они выходили, ее отец решительно закрыл двери своего кабинета.
– Бедный папочка, – заметила она. – Он будет расстроен. Но он это переживет.
Разговор отличался самым что ни на есть дружеским тоном и абсолютной безрезультатностью.
– С ума можно сойти, – сказала Патриция. – Вероятно, мне больше уж никогда не придется стать свидетельницей убийства – ведь это же убийство? Газеты очень осторожны и неясны, но я сказала Джерри по телефону, что это, должно быть, убийство, а я даже не заметила!
В ее голосе звучало неподдельное сожаление.
Делалось очевидным, как мрачно и предсказал главный инспектор, что двое молодых, неделю назад помолвленных людей весь вечер не спускали друг с друга глаз и больше ничего вокруг себя не замечали.
Патриция Брайс-Вудворт упорно говорила о каких-то несущественных подробностях и больше ничего сообщить не могла.
– Сандра Фаррадей, как всегда, была очень нарядной. На ней было платье от Шипарелли.
– Вы ее знаете? – спросил Рейс. Патриция покачала головой.
– Несколько раз видела. Она кажется довольно нудной. Слишком напыщена, как и большинство политических деятелей.
– А больше никого из них вы до этого не встречали?
– Нет, никого – по крайней мере, не припомню. Думаю, я бы не обратила на Сандру Фаррадей внимания, не будь у нее платья от Шипарелли.
– Увидите, – мрачно проговорил главный инспектор, когда они выходили из дома генерала Вудворта, – такой же подарок преподнесет нам и маэстро Толлингтон… Ну что ж, давайте попытаем счастья у Кристины Шеннон. Это будет наша, так сказать, последняя возможность.
Мисс Шеннон, в полном соответствии с описаниями главного инспектора, оказалась белокурой красавицей. Красивые, тщательно причесанные волосы открывали нежное, наивное, как у ребенка, лицо.
С мисс Шеннон, по утверждению инспектора Кемпа, трудно было о чем-нибудь поговорить, но живость ее взгляда и хитрость, притаившаяся в глубине больших голубых глаз, свидетельствовали, что ее бессловесность простирается лишь в интеллектуальных направлениях, а где речь касается грубой житейской прозы и особенно денег, там Кристина Шеннон маху не даст.
Мужчин она приняла с исключительным радушием, предложила выпить, а когда те отказались, стала настойчиво угощать их сигаретами. Квартира у нее была маленькой и обставлена дешевой современной мебелью.
– Я была бы очень рада, если б смогла вам помочь, инспектор. Спрашивайте меня, что пожелаете.
Кемп начал с обычных вопросов, касающихся обстановки и поведения людей, сидевших за столом в центре зала.
Кристина сразу же показала себя тонким и проницательным наблюдателем.
– Нетрудно было увидеть – компания не слишком веселилась. Они словно все оцепенели. Мне искренне было жаль старичка – хозяина сборища. Он из себя выходил, стараясь их развлечь, бесился, как кошка на привязи,но льда растопить ему не удалось. Высокая женщина справа от него надулась, словно аршин проглотила, а девочка слева заметно была не в себе из-за того, что смуглого красавца посадили не с ней рядом, а напротив. Возле нее сидел блондин, похоже, он страдал расстройством желудка, ел – словно у него кусок в горле застревал. Его соседка без конца хлопотала и возилась с ним так, будто хотела через голову перепрыгнуть.
– Мисс Шеннон, вы, кажется, заметили все до мельчайших подробностей, – сказал полковник Рейс.
– Открою вам секрет. Мне самой было не слишком весело. Я провела с одним джентльменом три ночи подряд, и он мне порядочно надоел. Ему хотелось осмотреть весь Лондон – особенно места, имеющие репутацию, и, нужно сказать, он не скупился. Везде шампанское. Мы обошли «Компрадор», «Миль Флейерс» и наконец добрались до «Люксембурга». Замечу вам, он порезвился. Мне даже его как-то жаль стало. Но разговор с ним интересным не назовешь. Бесконечные истории про махинации, которые он обделывал где-то там в Мексике, и большинство из них я выслушала по три раза. И еще он без конца рассказывал о всех дамах, которых он познал и как они были от него без ума. Выслушивать подобное, согласитесь, утомительно, но Педро на это внимания не обращал, поэтому я только и делала, что ела и озиралась по сторонам.
– Ну что ж, вы для нас просто находка, мисс Шеннон, – сказал главный инспектор. – Могу надеяться, что вам удалась заметить какие-то детали, которые помогут нам справиться с нашей задачей.
Кристина покачала белокурой головкой.
– Не представляю, кто укокошил старикашку, решительно не представляю. Он выпил шампанского, лицо его вдруг посинело, и он свалился.
– Вы не помните, когда он последний раз до этого пил из своего бокала?
Девушка задумалась.
– Когда… да… сразу же после кабаре. Вспыхнул свет, он поднял бокал, что-то сказал, остальные тоже подняли бокалы. Наверное, он произнес тост.
Инспектор кивнул.
– А потом?
– Потом заиграла музыка, они все поднялись и пошли танцевать, шумно двигали стульями, смеялись. Кажется, впервые за их столом повеселело. Удивительно, как шампанское сближает людей.
– Они все пошли – у стола никто не остался? –Да.
– И никто не дотрагивался до бокала мистера Бартона?
– Абсолютно никто. – Она ответила без раздумий. – Я в этом совершенно уверена.
– И никто – совершенно никто – не приближался к столу, пока их не было?
– Никто – за исключением, разумеется, официанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21