Но на самом деле она не верила в это. Человек в черном кожаном пиджаке уже пытался ее убить, но его постигла неудача. Скорее всего он получил приказ вернуться и закончить работу.
Что-то коснулось ее щиколотки, и Оливия не смогла сдержать сдавленного возгласа, хотя, уже вскрикивая, поняла, что это Клео. Клео, ее маленький пушистый телохранитель с острыми когтями и тонким кошачьим слухом.
Оливия постояла еще минуту, прислушиваясь, потом двинулась вслед за кошкой.
Она добралась до половины коридора, где ей предстояло сделать выбор: коридор направо, кухня налево, выход прямо.
И тут она что-то услышала.
Она устремила в темноту взгляд расширенных от страха глаз, изо всех сил напрягла слух. Дыхание? Нет, не дыхание.
Это было шипение. Только Оливия никогда не слышала, чтобы ее Клео издавала подобные звуки – наполовину шипение, наполовину рычание.
Она слишком поздно почувствовала его приближение. Всего лишь слабое движение воздуха слева. Он ждал в кухне. Оливия не успела даже пошевелиться, как в одно мгновение железная рука схватила ее за горло, а вторая, в кожаной перчатке, зажала рот.
Потом она услышала душераздирающий кошачий вопль. Человек отвел ногу, в следующий момент раздался глухой удар. В Оливии вспыхнуло яростное желание убить его. Собрав все силы, она вырвалась, развернулась и пнула ногой своего мучителя, мучителя Клео.
– Черт!
Он ударил ее два раза – в лицо и в левое плечо. В глазах Оливии вспыхнул ослепительный свет, но вся боль сосредоточилась в сломанной руке. Видит бог, никогда в жизни она не испытывала такой боли.
– Пожалуйста, – всхлипнула она, – пожалуйста.
– Заткнись, – сказал он по-английски.
– Пожалуйста, не убивайте меня.
Он не убил ее. Он схватил ее за больную руку так, что она снова вскрикнула.
– Заткнись, – повторил он, включил фонарик и поволок ее по коридору в обшитый деревянными панелями холл.
Оливия подумала, что он тащит ее на улицу. Может быть, собирается похитить? Она мысленно взмолилась, чтобы как раз в это время появилась полицейская машина. Она сама понимала беспочвенность своей надежды, но это было лучше, чем не надеяться ни на что.
Но он остановился прямо посередине холла, наклонился, увлекая за собой Оливию, и она снова закричала.
– Да заткнешься ты, наконец, или нет?
Он положил фонарик на пол и достал из кармана ключ. Сквозь слезы Оливия увидела, что он отпирает дверь в подвал, в который она еще ни разу не заглядывала. Дверь всегда была на запоре. Что, если он собирается просто запереть ее в подвале? Тогда у нее появится шанс, потому что, когда Энни и Джимми узнают, что она в беде, они…
– Пошли.
Он шел впереди, продолжая крепко сжимать ее больную руку. Они спускались в подвал. Оливия изо всех сил старалась удержаться на ногах, один раз оступилась и снова вскрикнула, когда он рванул ее бедную многострадальную руку. В подвале пахло сыростью, затхлостью и чем-то еще, может быть крысами. Оливия вспомнила мышь, которую поймала Клео месяца два назад. Кто-то говорил ей, будто мыши и крысы никогда не живут вместе. Она подумала, что готова смириться с мышами, крысами и чем угодно другим, лишь бы он оставил ее в живых.
– Ну вот, – сказал он.
Он поднял фонарик и посветил им вперед.
Посреди подвала стоял сейф. Большой, в человеческий рост сейф с тяжелой стальной дверью, напомнивший ей дверь в «Британия Сейф Депозит» в Лондоне. Она вспомнила, что, когда она снимала эту квартиру, агент сказал ей, что владелец дома торгует бриллиантами. Возможно, именно здесь он хранил свои камни.
Она заметила, что внутри сейфа что-то есть. Вглядевшись, она узнала пару серебряных подсвечников, которые они с Бернаром купили после ограбления, и там же стояла прелестная викторианская серебряная сухарница.
– Несчастный случай, – сказал мужчина. – Когда вы ставили их в сейф.
Она недоуменно уставилась на него и вдруг все поняла.
– Нет, – проговорила она, встряхнув головой. – У меня никогда не было ключа. Никто в это не поверит.
– А… неважно, – безразличным тоном проговорил он. – Давай вперед.
Он толкнул ее в спину, а когда она уперлась, просто швырнул ее, вопящую от ужаса, в сейф.
– Спокойной ночи, – с издевкой проговорил он. И закрыл дверь.
20
В полночь они все еще сидели в библиотеке – все, кроме Луизы, которая отправилась к гостям, чтобы постараться свернуть вечер, максимально соблюдая приличия.
– Скажу всем, – проговорила Луиза в пространство, ни к кому в отдельности не обращаясь, – что у Майкла разыгралась мигрень. – Она мельком взглянула на мужа. – Заприте, пожалуйста, за мной дверь, чтобы сюда еще кто-нибудь не забрел. – Потом она посмотрела на Питера, полулежавшего в кожаном кресле, с глазами, остекленевшими от алкоголя, усталости и потрясения. – Если мисс Рогоз спросит о тебе, что мне ей сказать?
– Чтобы она ехала домой, – ответил Питер. – По-моему, это будет самое лучшее. Как ты думаешь, Луиза?
– Мне бы не хотелось говорить, что я думаю, Питер, – с горечью ответила Луиза.
Библиотека была одной из самых маленьких комнат в особняке, но все же она оказалась достаточно вместительной для шестерых людей, разбившихся на три лагеря.
Джим и Энни сидели за письменным столом красного дерева друг против друга, и Энни, вот уже в который раз, набирала номер Оливии. Во втором лагере Питер сидел у полок, на которых стояло собрание старинной испанской литературы. По обе стороны от него пристроились две бывшие жены. Дейзи, которую уже просветила Кэри, сидела, держась очень прямо, с бокалом шампанского в руке. Она испытывала ужас и лихорадочное возбуждение. Кэри уже скучала, но не собиралась уходить и лениво листала издание Рамона Хосе Сендера в кожаном переплете. Она ждала, когда обстановка снова начнет накаляться.
Лагерь Майкла состоял из него одного. Внешне он, несмотря ни на что, выглядел безупречно – красивый мужчина средних лет в смокинге. Он ни в чем не признался, его лицо не выражало никаких чувств, говоривших о его виновности, и все же преступления, в которых его обвинили, уже воздвигли вокруг него стену отчуждения. Дейзи спрашивала себя, что сейчас творится у него в душе, терзается ли он бессильной злобой, или его жжет, как адское пламя, чувство вины. А может быть, он просто судорожно придумывает, как выкрутиться из этой ужасной ситуации.
– Опять не отвечает, – сокрушенно проговорила Энни. В глазах у нее блеснул страх.
– Может быть, она так крепко спит? – неуверенно произнес Джим.
Энни замотала головой:
– Как бы она ни спала, она всегда подходит к телефону.
– Может быть, она приняла снотворное?
– Оливия ненавидит таблетки.
– А ты пробовала позвонить по сотовому? – спросил Джим.
– Тоже не отвечает. Только этот мерзкий голос, который принимает сообщения, если абонент вне зоны связи или что-то в этом роде.
– Но вы оставили сообщения? – вдруг заговорила Дейзи.
– Два, – довольно сухо ответила Энни.
– Да, я понимаю, вопрос дурацкий, – смутилась Дейзи. – Извините меня.
– Это вы меня извините, – тоже смущенно проговорила Энни. – Просто я очень волнуюсь. – Она встала. – Что-то случилось. В Бельгии сейчас шесть часов утра, Оливия не в том состоянии, чтобы куда-нибудь выйти в такое время. Да и вообще, она ждет звонка от меня или от тебя. – Страх стремительно набирал силу. – Случилось что-то серьезное, Джимми, я знаю.
– Ладно, – проговорил Джим, тревога которого росла вместе с тревогой Энни. – Ладно, давай позвоним в полицейское управление Брюсселя.
– Одну минуту, – прозвучал с противоположного конца комнаты голос Кэри. Она неторопливо отложила в сторону роман Сендера. – У меня есть один вопрос к Майклу. Это важно.
Майкл не удостоил ее даже взглядом.
– Человек, который пытался убить Оливию, все еще охотится за ней?
На лице Майкла не дрогнул ни единый мускул. Джим встал:
– Майкл!
Майкл взглянул на двоюродного брата, и в глазах его впервые мелькнуло сомнение.
– Майкл, – очень тихо проговорил Джим, – Кэри права?
– Откуда я знаю, – спокойно ответил Майкл. Издав глухой рев, Джим бросился на него, стащил его с кресла. Он никогда в жизни не ощущал желания убить человека, но сейчас он действительно хотел убить Майкла, хотел только этого, и ничего больше. Его правый кулак врезался Майклу в живот, второй попал в лицо, он услышал, как Майкл застонал от боли, но этого было недостаточно, и Джим обеими руками вцепился ему в горло.
– Джимми, прекрати это! – Энни пыталась оттащить его от Майкла, но он ничего не слышал и не понимал, он просто перестал быть собой. – Остановите его, иначе он его убьет!
– Питер! – пронзительно вскрикнула Дейзи, не выпуская из руки бокал с шампанским. – Питер, ради бога, сделай что-нибудь!
– На вашем месте я не стала бы вмешиваться, – спокойно проговорила Кэри.
– Джимми, нет! – снова закричала Энни, пытаясь протиснуться между двоими мужчинами. – Джимми, подумай об Оливии. Что будет с Оливией!
Джим внезапно застыл на месте, разжал руки, и Майкл осел на пол, судорожно ловя ртом воздух. Никто не бросился к нему на помощь, никто даже не подошел к нему. Энни обняла Джима, прижала его к себе, почувствовав, что он дрожит всем телом.
Питер наконец встал.
– Что ты можешь сделать, Майкл? – Его голос прозвучал неожиданно трезво и жестко. – Что ты можешь сделать, чтобы остановить машину, которую ты привел в действие?
– Ничего, – хрипло произнес Майкл. В первый раз за все это время стало видно, что он боится. – Как я могу остановить то, о чем даже не знаю?
– Ты врешь, – сказал Питер.
– Даже если бы знал, то вряд ли мог что-нибудь сделать.
– Почему? – воскликнул Питер. – Почему, черт побери?
– Потому что если все это правда, – заговорил Майкл, тщательно взвешивая каждое слово, – то этому человеку уже заплатили за работу. Значит, поздно что-либо предпринимать.
Джим оторвался от Энни.
– Что значит – поздно? – Звериная ярость уже угасла, но глаза его были полны ненависти. – Должен быть какой-то способ.
Майкл все еще сидел на полу, прислонившись к книжным полкам. Его галстук съехал набок, две верхние пуговицы рубашки были оторваны, с разбитой нижней губы стекала кровь.
Он, тяжело помотав головой, посмотрел на двоюродного брата.
– Не думаю, – сказал он.
Холодный, жесткий голос Кэри показался спасительным дуновением здравомыслия в атмосфере безумия, царившей в комнате.
– Мне кажется, друзья мои, что надо перестать тратить силы на бессмысленные эмоции. От Майкла вы все равно ничего не добьетесь. Если вы хотите что-то сделать, надо действовать самим.
Энни и Джим обменялись взглядами. Джим подошел к столу и снял телефонную трубку.
В Брюсселе было самое начало седьмого. В четырех или пяти футах над головой Оливии человек в черном кожаном пиджаке завершал работу. Он прикрыл, но не запер дверь в подвал (поскольку он должен был имитировать несчастный случай), положил ключ в карман, потом восстановил телефонную связь. Вставил выбитое стекло, заправил постель и тщательно прибрал всю квартиру. Все это время Клео, сгорбившись от боли, сидела в углу прихожей за вешалкой и дрожала от страха и ненависти, пока он не ушел.
Сейф, как сразу поняла Оливия, был сделан наподобие старых холодильников. Даже когда дверь была не заперта на замок, изнутри его открыть было нельзя. Внутри было абсолютно темно и пахло пылью. Хотя Оливии удалось нащупать две крошечные дырочки в задней стенке – слишком крошечные и слишком забитые пылью, чтобы пропускать достаточно воздуха, – она решила, что, если кто-нибудь не придет на помощь, она умрет от удушья. Она понимала, что звать на помощь бессмысленно, все равно ее никто не услышит. Когда кричишь, расходуешь больше кислорода, чем когда просто сидишь и ждешь. Но Оливия никогда не умела сидеть и ждать.
Вот и тогда, в Лондоне, она открыла ящик.
Ящик Пандоры.
Она говорила себе, что Джимми и Энни рано или поздно забеспокоятся и пошлют кого-нибудь ее проведать. И старалась не думать о том, что если кто-нибудь и попадет в дом, то ни за что не додумается открыть дверь в подвал, которым никто никогда не пользовался.
Оливия села на пол в холодном, темном, душном сейфе, и на нее нахлынула волна панического ужаса. Тогда она начала стучать кулаками в дверь своей стальной тюрьмы, рыдать, звать на помощь. А потом, когда паника отступила, она стала убеждать себя в том, что самое страшное уже позади, она выживет и не сойдет с ума. Мысль о том, что она может сойти здесь с ума, была еще более пугающей, чем мысль о смерти.
Инспектор брюссельской полиции сказал Джиму, что каждый час по улице Эрнста Алларда проезжает патрульная машина и никто не заметил ничего подозрительного.
– Я могу послать туда машину еще раз, – пообещал он, – и если мои люди увидят хоть малейший признак…
– Но там может и не оказаться никаких признаков, – перебил его Джим, тщетно пытавшийся держать себя в руках. – Неужели вы не понимаете? Ее пытаются убить, если уже не убили.
Едва он успел положить трубку, раздался негромкий стук в дверь, и Дейзи пошла ее открывать. Вошла Луиза с бледным, измученным лицом.
– Все разошлись, – сообщила она и, немного помолчав, добавила: – Оказывается, довольно трудно выпроваживать людей из дома и при этом оставаться тактичной.
– Значит, отсутствие именинника никого не расстроило, – заметила Кэри. – Лишнее свидетельство вашего потрясающего умения принимать гостей, Луиза.
Луиза взглянула на Майкла. Глаза ее слегка расширились при виде разорванного ворота и следов крови на лице, но она ничего не сказала по этому поводу, а только спросила:
– Так на чем вы порешили?
– Мы порешили на том… – Питер встал, подошел к креслу, в котором теперь сидел Майкл, и злобно пнул его ножку. – Мы порешили на том, что этот подлец сейчас разбудит своего проклятого пилота и велит ему готовить самолет, чтобы доставить этих людей в Бостон, к первому рейсу на Брюссель.
– Зачем?
– Видишь ли, твой муж говорит, что если за Оливией кто-то охотится, то его уже нельзя остановить.
– Тогда, конечно, они должны лететь. – Луиза была вымотана до предела, но держалась на редкость спокойно и сдержанно. – Только почему бы тебе самому не дать распоряжения пилоту? – Она взглянула на мужа, и ее лицо выразило нечто вроде презрения. – В конце концов, – добавила она, – тебе пока придется взять бразды правления в свои руки.
Оливия утратила всякое представление о времени. Она попыталась сесть в позу лотоса, насколько это было возможно в такой тесноте, и проделать несколько упражнений на расслабление по системе йоги, чтобы избавиться от ужаса. Но ей тут же пришло в голову, что она слишком глубоко дышит, расходуя драгоценный воздух, а для поверхностного дыхания ей не хватало ни умения, ни спокойствия. Она бессильно опустилась на пол. Долгое время она пребывала в полном оцепенении, и оказалось, что так легче, гораздо легче. Может быть, лучше и вправду просто заснуть и никогда больше не просыпаться.
Она действительно заснула – на несколько минут или несколько часов, – но проснулась, остро ощущая, что она просто сидит и ждет помощи или смерти, вместо того чтобы попробовать спастись самой.
Подсвечники. Она пошарила вокруг, нашла один из них и неловко поднялась на ноги.
Две дырочки в стенке. Все это время у нее был инструмент, которым она и не подумала воспользоваться. «Что с тобой случилось, Оливия?» – спросила она себя.
Она ощупала подсвечник в поисках острых углов, но все поверхности были слишком гладкими, закругленными, единственной потенциально полезной частью казались зубцы розетки, в которую вставлялась свеча. Так пробуй же, черт побери, пробуй, делай что-нибудь!
Ничего не получалось. Серебро было слишком мягким, а стальная стенка слишком толстой и прочной. Оливия заплакала. Конечно, было полной бессмыслицей пытаться расширить эти идиотские дырочки серебряным подсвечником, ведь это же сейф, черт возьми, сейф. Он специально сделан для того, чтобы противостоять инструментам профессиональных взломщиков. Нет, она только зря расходует воздух, приближая смерть.
Брюссельская полиция сообщила, что офицеру никто не открыл дверь в восемь часов утра. Значит, хозяйка скорее всего последовала совету полиции и переехала – возможно, в гостиницу.
– Бернар Мартенс, – вдруг вспомнила Энни. Они с Джимом как раз должны были вылететь из ньюпортского аэропорта в Бостон на личном реактивном самолете Ариаса. – Бернар наверняка не откажет в помощи.
Они нашли его дома. Энни оказалась права: ему не потребовалось почти ничего объяснять. Достаточно было сказать, что Оливия в опасности. Бернар теперь редко виделся с ней, но она по-прежнему значила для него очень много.
– Я выезжаю, – сказал он Джиму.
– Сообщите в полицию, – посоветовал Джим. – Может быть, они пришлют кого-нибудь, чтобы помочь взломать дверь.
– В этом нет необходимости, – ответил Бернар. – У меня остался ключ.
– Это просто чудо, Бернар!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36