Кто-то передвинул фанеру, и теперь раскоп был наполовину открыт. Торчащее топорище не давало листу фанеры сдвинуться ещё дальше. Я ухватился за края листа, получив при этом несколько заноз, и потянул фанеру кверху. Коричневые штаны, заправленные в желтые башмаки. Шнурки их были спутаны и связаны между собой. Я снова почувствовал знакомый зуд в коленях, когда увидел полоску грязной майки, выбившуюся из-под линялой зеленой байковой рубахи. Из её ворота торчала копна спутанных черных волос, рассеченная темно-красной раной, которую лезвие топора оставило на голове Джорджа Маккорда.
17.
Теперь, вспоминая тот день, я думаю, что тогда меня вдруг обуяло желание очутиться в более густонаселенной местности. Например, в театре "Гранада" на Джеймс-стрит в Грэнтэме во время субботнего дневного представления. Пора было дергать отсюда: смерть шла по пятам, и ради Джорджа я должен был выбраться живым. Сам-то он уже никуда не отправится, разве что в полицейский морг, а потом - на кладбище в Хэтчвее. Его будущее - раскрытая книга.
Джордж лежал ничком. Одна рука под телом, другая вывернута, как будто её использовали как рычаг, когда опускали тело в яму. Он уткнулся носом в землю, стало быть, мне не придется разглядывать его до боли знакомую физиономию. Я знал, что надо бы обшарить карманы, но не был уверен, что сумею удержать в желудке съеденные крутые яйца. А посему постарался обыскать труп, прежде чем эта мысль полностью оформилась в голове. Мне не составило труда перевернуть Джорджа навзничь. Его глаза были открыты, рот разинут. Топорище покачивалось, подгоняя меня. Помимо обычных мелочей, которые можно отыскать в карманах любого мужчины, я обнаружил в нагрудном кармане Джорджа кусок первой полосы "Глоб-энд-мейл" и тотчас принялся изучать портрет, составлявший приятный контраст с мертвенно-бледной физиономией Джорджа, которая смотрела на меня, словно вопрошая: "Почему я?"
Большая фотография была снабжена подписью. Я узнал нашего премьер-министра, а остальными лицами, запечатленными на снимке, были, если верить подписи: Розалин Пайк, министр здравоохранения и соцобеспечения, и её супруг, высокопоставленный общественный деятель Десмонд Брюер. Все трое стояли у восточного крыла здания парламента и улыбались неспособности репортера найти простой ответ на поставленный им сложный вопрос. Для людишек вроде меня или Джорджа самой интересной деталью композиции была не клумба с цветущими тюльпанами за спиной премьер-министра и не политиканские улыбочки, а фигура Десмонда Брюера, чиновника правительства и супруга члена кабинета министров. Этот Десмонд Брюер оказался никем иным, как Дезом Уэстморлендом, постояльцем Петавава-Лодж. Это открытие потрясло меня, но после того, что мне уже довелось пережить, я вполне мог справиться с таким потрясением. Какое-то время я размышлял, не забрать ли вырезку с собой, но укол совести заставил меня положить её на место. Я снова перевернул Джорджа лицом вниз, чтобы полицейские струхнули не меньше моего, когда найдут его. Я не собирался за "спасибо" взваливать на себя служебные обязанности Гарри Гловера. Да и вообще я уже начинал сердиться, и это помогало мне преодолевать страх. Во рту стало сухо. Я знал, что это значит, а посему вернулся в хижину, забрал пожитки и вышел на тропу, не утруждая себя наведением порядка в доме и даже не повесив на место замок.
Первую тропу я преодолевал трусцой. Во всяком случае, мне так казалось. Я задыхался, уворачиваясь от камней и корневищ, солнце стояло ещё высоко, и я чувствовал, как его лучи просачиваются между ранцем и алюминиевой рамой и подталкивают меня в спину. Добравшись до оконечности озера, я не стал задерживаться и тотчас двинулся по вьючной тропе. Она все время шла под гору. Вскоре в правом боку начались колики, но я изо всех сил старался не замедлять шаг. В этом мне помогло воображение: я представлял себе мою лодочку, которая ждала меня в конце тропы, и преодолевал разделявшее нас расстояние фут за футом. В этом тенистом зеленом тоннеле я видел только свои ноги. Ать-два, ать-два. Я ставил их между корневищами и валунами, ухитрялся не проваливаться в ямки, но иногда вляпывался в грязь или, подвернув лодыжку, летел в кусты. Наконец я увидел поляну, за которой лежало озеро. Оно не было таким потаенным, как то, берега которого я недавно покинул. Вскоре я смог различить и солнечные блики на бортах моей вытащенной на берег жестянки. Последние две-три сотни ярдов я преодолел галопом. И тотчас стал как вкопанный. Корпус моей лодки получил почти полдюжины пробоин, сделанных топором, и, хотя теперь он вентилировался гораздо лучше, это был конец моей карьеры яхтсмена.
Я сел и заплакал горючими слезами, но не потому, что был у вод вавилонских. Здешние воды имели другое имя, которое даже Долту Риммеру не под силу было угадать. Ни с того ни с сего мне вспомнился мультик про Микки Мауса, в котором он проделал в днище своей лодки вторую дырку, чтобы слить воду, поступающую через первую. Что ж, в моей лодке было целых три водозаборных отверстия и только два сливных.
Сбросив ранец, я принялся думать, как мне теперь быть. Сценку со сквернословием лучше выкинуть, равно как и ту, в которой я убеждал себя, что поступил очень умно, покинув свое место лова напротив усадьбы Вудворда и, если уж на то пошло, выказал истинную мудрость, уехав из Грэнтэма с его надежными мостовыми. Я чувствовал себя круглым дураком. В придачу, у меня кончились сигареты.
Уняв колотун, я перевернул лодку. Края нанесенных ей смертельных ран загибались внутрь корпуса. Интересно, смогу ли я причинить ей новые повреждения, если малость поорудую камнем? Я отыскал большой булыжник и принялся колотить по пробоинам, выправляя их рваные края. Спустя несколько минут у меня немного поднялось настроение. Подложив под пробоину ещё один камень, я мало-помалу соединил её края. Во всяком случае, щель между ними исчезла. Затем я точно так же обработал остальные четыре дырки. Разумеется, о водонепроницаемости не могло быть и речи, но, по крайней мере, я не утону в первые же десять секунд. Возможно, даже продержусь на плаву полминуты. А через десять секунд я ещё буду на мелководье. Ремонт лодки наверняка позволит мне доплыть до места, где вода покроет меня с головой. Там и утону.
Ну-с, и каков же должен быть мой следующий шаг? Найти смолистую сосну. Тут был их дом родной. Отыскав одну, я попытался заставить её пустить слезу прямо на лезвие моего ножа. Она малость всплакнула, но явно недостаточно. Я принялся расширять ранку в стволе дерева и подгонять струйку смолы, которая текла едва ли быстрее, чем черная патока в январе. Потом проделал дырочку в коре другой сосны. Я набрал полное лезвие смолы, отнес её к лодке, вернулся. Набралось всего две капли. Я чувствовал себя как Робинзон Крузо во время строительства лодки. По крайней мере, у меня не возникало сложностей со спуском посудины на воду. Но зато именно на воде должны были начаться все мои беды. Примерно через час (хотя не знаю, сколько на это ушло времени) я залатал лодку, поставил на киль и опробовал в реке без нагрузки. Поскольку я замазывал корпус и снаружи, и изнутри, вода не просочилась в лодку сразу же, и это не удивило меня. Сложности начнутся, когда к весу лодки прибавится мой вес. Вот будет испытание для моих заплаток. Я укрепил подвесной мотор. В лодке по-прежнему было почти сухо. Бросив ранец на берегу, я ступил на борт корабля. Одна из латок начала пропускать воду. Я прижал к ней палец и сделался похожим на того голландского мальчишку, сестра которого кричала: "Так ты только расширишь дыру!"
Я завел мотор. По моим расчетам, мне удастся добраться до устья реки, прежде чем я сяду в лужу. Ха! Иногда мне случается найти подходящее словцо! Я направился к фарватеру, ничего плохого не происходило. Дырка под моей ладонью немного дрожала из-за мотора. Я медленно следовал излучинам реки. Здоровенный американский журавль сорвался с места и взлетел в облаке серо-синего пуха, едва не наградив меня инфарктом. Я чувствовал себя путешественником по Африке, который всматривается в берега реки, гадая, сползут ли лежащие там бревна в воду и превратятся ли в крокодилов. Все вокруг было неподвижно. Неподалеку от того места, откуда взмыл журавль, я заметил дохлого оленя; он плавал в воде и был совершенно не похож на Бемби. Открытия, которые я делал в северных лесах, перестали мне нравиться.
Я добрался до устья реки, плюнул в воду на счастье и чуть-чуть поддал газу. Может, я и чувствовал себя храбрецом, но все равно держался поближе к берегу, медленно продвигаясь вперед в сотне футов от суши. Еще одна пробоина начала пропускать воду, сначала совсем чуть-чуть, но вскоре вода забила фонтаном, и мне пришлось затыкать дыру другой рукой. Я попытался снова замазать её, но мокрая смола утратила вязкость и не прилипала. К тому же, надо было орудовать румпелем. В конце концов я убрал руку с пробоины. Черт с ней.
Медленно, но верно я продвигался вперед и, добравшись до песчаной косы в начале длинного прямого участка, улыбнулся, потому что увидел Второй остров. Он стал моим талисманом, указующим перстом, нацеленным в небо. По мере приближения остров делался все больше. Моя ладонь уже устала давать отпор озерной воде, затыкавшая другую дырку пятка - тоже. Я обходил остров, когда забил ещё один фонтан. Передвинувшись, чтобы заткнуть его другой ногой, я снял пятку с первой пробоины. И вода начала поступать в лодку оптом и в розницу. Я дал полный газ, и нос лодки задрался кверху. Пробоины в носовой части перестали пропускать воду, но пропускная способность дыр, расположенных рядом со мной, увеличилась вдвое.
Напротив усадьбы Вудворда мотор заглох. Оглянувшись, я понял, почему: его почти полностью покрыла вода. Я и впрямь тонул, преодолев три четверти пути до дома. Надо было держаться берега, я принял правильное решение. Но отказался от него, когда увидел остров, и теперь напоминал скаковую лошадь, которая почуяла свою конюшню. Борта почти скрылись под водой озера Биг-Краммок. Баки с воздухом в носу и корпусе лодки лишь придавали моему облику нелепости. О движении нечего было и думать, я мог только бултыхаться в воде и вспоминать слова нашего инструктора в лагере: "Один может потопить всех. Никто не имеет права покинуть тонущую лодку, даже крысы". Вот я и бултыхался.
Я не слышал, как завелся другой мотор. Я уловил звук, лишь когда он раздался совсем рядом, но был слишком погружен в размышления о своих бедах и в воду и даже не посмотрел, кто спешит мне на выручку. Мотор заурчал на низких оборотах, на борт моей лодки легла рука, и я, подняв глаза, увидел бородатое лицо своего спасителя Норберта Пэттена.
- Ну и ну! - в один голос воскликнули мы, и Пэттен добавил: - Спасен из пучины!
Я обрадовался встрече, даже несмотря на грязную повязку на его правой руке.
- У тебя есть буксирный трос? - спросил Пэттен, перекрикивая стрекот мотора на холостых оборотах. У него была точно такая же дюралевая лодка, но с более мощным мотором, способным одним могучим рывком выдернуть все мои затычки. Я бросил Пэттену моток мокрой веревки.
- Я поплыву с ветерком, так что, пожалуй, тебе лучше пересесть ко мне, Бенни, - сказал он, привязывая конец к скобе на носу.
- А кто заплатит за спасение? - жалобно спросил я. - Лодка-то не моя.
Похоже, он так и не понял, что я пытаюсь шутить, чтобы сохранить ясность мысли. Я пожал плечами и влез в его лодку. Пэттен подал мне руку, и я рухнул на сачки и банки с наживкой. Когда я поднялся, он уже включил передачу и направил лодку к знакомому причалу.
- Кто выпустил вас из больницы? - спросил я.
- Я пробыл там всего два часа. Ты сделал почти все, что надо, им почти не осталось работы. К счастью, та крышка не была отравлена, Бенни. Но я снова твой должник.
- Вы только что поквитались со мной. - Я начал испытывать странные ощущения, меня прошиб холодный пот. Не была отравлена? Черт возьми.
- Что с тобой стряслось? - спросил Пэттен, привязав к причалу обе лодки. - Эта посудина совсем утратила плавучесть.
Оказывается, моим спасителем был большой шутник, даже не подозревавший об этом. За шахматной доской он не блистал юмором.
Вдруг я почувствовал, что разваливаюсь на части. Началось с озноба, потом мой желудок захотел переварить миндалины. Увидев, что я промок до нитки, Пэттен бросил мне грубошерстную фуфайку и взмахом руки велел отправляться в дом. Я поднялся на парадное крыльцо, оставляя за собой лужи, и остановился, потому что не хотел портить Пэттену пол, но хозяин схватил меня под руку и затащил в свое жилище.
Спустя двадцать минут, облачившись в сухую одежду - наверное, хозяйскую, - я пытался остановить возвратно-поступательное движение своей челюсти, которая хлопала, как новая мухобойка. Если не считать Лорки, в доме, кроме Пэттена, никого больше не было. Лорка только что искупалась в озере и вошла в комнату в халате. Увидев жалкое существо, с которого текла вода, она принесла полотенце, ещё сладко пахнущее шампунем, и принялась стаскивать с меня мокрую одежду. Правда, это оказалось не так-то просто. Поскольку о жизни и смерти речь не шла, Лорка решила соблюсти приличия. Она попыталась растереть мои посиневшие стопы. Кожа у меня сделалась серой от грязи и холода. Пальцы рук и ног покрылись морщинками, по которым текла вода, плоть моя приобрела мертвенно-бледный оттенок. Я видел свое лицо в зеркале, но черты расплывались. Поскольку на голове у меня был сделанный из майки тюрбан, я изрядно смахивал на Гунгу Дина.
Лорка сварила кофе и укутала меня одеялом. Пэттен наблюдал за нами, будто режиссер.
- Разведи огонь, Лорка. Как самочувствие, приятель?
Я едва не выворотил себе зуб, попытавшись улыбнуться в знак того, что пошел на поправку. Лорка сложила березовые поленья, смяла позавчерашнюю газету и развела огонь напротив моей кушетки. Усевшись на другой её конец, Пэттен принялся разглядывать меня, будто горящий бикфордов шнур. Решив, что я уже успокоился и могу говорить, он засыпал меня вопросами.
- Что там стряслось?
Я покачал головой с таким видом, будто и сам ничего не знаю, и ответил, прихлебывая кофе и чувствуя головокружение:
- Лодка течет.
- Течет? Черт возьми, да она как решето. Что и кому ты хочешь доказать? - Он подался вперед, как спортивный судья, высматривающий нарушение правил. - Я должен знать, что творится на этом озере. В случай я не верю.
- Кто-то на северном берегу понаделал мне дырок в днище, - ответил я. - У меня несколько иные представления о честной игре. Я выправил корпус и залепил дыры сосновой смолой.
- Ага, вот почему от вас разит дезинфекцией, - вставила Лорка.
- Однажды я видел, как это делают в кино, - сказал я. Из-за дрожи моя речь сделалась похожей на лепет британского школьника. Лорка забрала у меня опустевшую кружку и удалилась на кухню.
- Недюжинная смекалка. Кого-нибудь подозреваешь?
- Нет, но, возможно, это имеет какое-то отношение к вам.
- Да, - процедил Пэттен. - Я и сам собирался заговорить об этом. Только в больнице до меня дошло, что ты с самого начала знал, кто я такой. В какую игру ты играешь, Бенни? Я знаю, что ты на моей стороне, но кто тебе платит? Тебя прислал Вэн? Пи-Джей? Какая у тебя легенда?
- Извините, мистер Пэттен, но это не моя тайна, - я неловко поежился в одеяле. Должно быть, это неплохо смотрелось со стороны: крыса утопленница. Нахлебавшийся воды Синдбад.
- Не твоя тайна? Это ещё что за речь? Не забывай, кто я, Бенни. Одно мое слово, и через минуту тебя тут не будет. Я не потерплю никаких тайн, уразумей это. От меня ничего не скроешь. - Пэттен раскраснелся, выпученные глаза без век сверкали в глубоких глазницах. Кабы в этот миг грянул гром, я бы вскочил и бросился наутек. Лицо Пэттена сделалось безумным, как во время телевизионного выступления. Он выглядел будто одержимый.
- Извините, мистер Пэттен, но я не могу раскрывать чужих тайн, повторил я в надежде, что со второго раза до него дойдет.
- Нам предстоит серьезный разговорчик, приятель, - произнес он, и каждое его слово буквально сочилось ядом.
- Хорошо, - ответил я. - Хорошо. Люблю поболтать.
- Они дважды на меня покушались, а теперь метят в тебя. Они знают, что ты здесь, в этом все дело.
- Не валите все в одну кучу. - Пэттен немного успокоился и принялся дергать правой рукой пальцы левой. - Мы знаем лишь, что произошло три события. И здесь есть трое парней, имеющих на вас зуб, я так думаю. Нельзя забывать и об Энее, индейском проводнике. Он тоже был замешан и умер не от старости. У меня нет ответов, я просто хочу правильно поставить вопросы.
- Знаешь, я бы хотел услышать немало ответов на вопросы, связанные с тобой. Мне лгали, меня водили за нос. Охрана ни к черту, конспирация козе под хвост.
- Там ей и место. Расслабьтесь, а то вы уже заразились моей дрожью.
- Куперман, я остаюсь во главе всего дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27