Я подошел к нему вплотную и приставил пистолет ему прямо под подбородок, задрав ему стволом голову. В его выпученных глазах визжал, кувыркался и корчился страх.
- Я не стану тебя убивать, - еле сдерживаясь, сказал я, и уточнил. Не радуйся, это только сегодня не стану. Я тебе кое-что расскажу, а убью я тебя после. Только так и знай, что убью я тебя обязательно. А пока слушай и запоминай.
Мне было что рассказать Корнею про майора. И я ему рассказал. Рассказал толково и кратко, прикрываясь им, как щитом, повернув его спиной к подошедшим браткам, которые так и не решились напасть на меня, пока я говорил с Корнеем.
Рассказал я ему все, что знал про майора, и все о чем догадывался. Я только не сказал Корнею, где деньги и наркотики. Деньги эти он не заслужил, за эти деньги кровью расплачивались, а наркотики они и есть наркотики. Нечего их отдавать обратно, ещё привезут.
Всё рассказав ему, я оставил его в живых, хотя больше всего на свете мне хотелось его убить. За Ирину.
Я не выдержал, и через плечо высокого Корнея взглянул на площадку, на которую уже сбегались люди. Я заметил, что Ирина, которую поддерживали под руку, встала с земли, и у меня с души камень упал. Если бы погибла ещё и Ирина, я вообще не знал бы как с этим мне жить дальше.
Корнею тоже очень хотелось убить меня. Не меньше, чем мне его. Я смотрел в пустые глаза Корнея. В глаза, налившиеся кровью, прищуренные, со зрачками, сузившимися до размера булавочной головки. Зрачками, в которых жила сконцентрированная ярость, бездонная, как глубина его темных зрачков.
Я заглянул в его глаза и теперь знал, какие глаза у меня. И я понял, что действительно убью майора.
Рассказывая Корнею про майора, я сам не знал, что этому авторитету и так почти все известно про Юлдашева. Он в тот момент знал даже больше, чем я. Но у Корнея хватило ума промолчать, не показать мне, что все, что я ему рассказал, он знает. Я же пересказал все это ему для того, чтобы боссы Юлдашева, наркобароны, приговорили его к смерти. Это было моей гарантией того, что если я не успею добраться до сумасшедшего майора, его все равно прикончат. Мафия в живых не оставляет. У неё для этого достаточно средств и людей.
Закончив свой краткий рассказ, я велел беспокойно оглядывавшемуся на быстро заполняемый народом двор Корнею приказать его бойцам отойти подальше от нас.
- Ты убьешь меня, - отрицательно помотал головой Корней.
От него пахло страхом. Страх прогнул его.
- Если бы я собирался убить тебя, я бы уже сделал это, - возразил я. Я убью тебя, не сомневайся. Только это будет потом. Приказывай своим отойти.
Корней подумал и согласился. Он приказал, и его парни отошли, а мы с ним вышли из подворотни. Я прикрывался им.
- Где машина? - спросил я.
Впрочем, мог бы и не спрашивать. Возле подворотни стояли три новенькие "девятки" одинакового, на этот раз небесно голубого цвета.
- Ключи давай, - приказал я ему, ткнув кулаком под ребра.
Корней покривился, но выдержал и молча протянул мне ключи. Я помотал головой.
- Открывай, - велел я ему, не опуская пистолет и держа его на прицеле.
Корней что-то неслышное прошелестел в ответ губами и открыл дверцу, я кивком одобрил его действия и выдал ему следующую инструкцию:
- Заводи, да поскорее.
Корней сел в машину, я сел с другой стороны, он стал заводить машину, а я так и держал его под прицелом, оглядываясь по сторонам.
Когда он завел машину, хотя и с третьей попытки, настолько сильно он нервничал, я кивком велел ему выходить. Я сам собрался пересесть за руль. Вот тут громыхнул выстрел, меня толкнуло в спину, а ещё одна пуля чиркнула по крыше машины. Я не стал оглядываться, а вытолкнул Корнея из машины, сам же, быстро пересев за руль, рванул с места.
Пропетляв по улицам, убедившись, что мне удалось оторваться от погони, я почувствовал жгучую боль в спине под правой лопаткой. Боль становилась невыносимой, она жгла изнутри. Надо было посмотреть, что за дырку во мне проделали. Ощупал себе грудь спереди, убедился, что пуля прошла не навылет, и несколько огорчился. Пулю нужно было извлекать, сам я это сделать не мог, а обращаться в больницу было равносильно тому, чтобы пойти, и кому-нибудь из преследователей сдаться. Повертел головой, нашел подходящий тихий дворик и встал там.
И как только выключил мотор, тут же почувствовал, как ко мне возвращается контузия, усиленная ранением в спину, волной накатывая на меня, затыкая мне уши, нахлобучивая мне на голову темный плотный мешок.
Я отчаянно сопротивлялся, но попытка вынырнуть мне не удалась, я успел только запереть изнутри дверцы машины и тут же отключился.
Глава тридцать первая
Люди Юлдашева без труда отыскали совершенно ничего не подозревавшего Леонтия Карловича. Отыскать его было просто. Во дворе каждый знал неунывающего старичка. Он был дворовой легендой. Как же! Один из лучших театральных гримеров России, гримировавший лучших и известнейших актеров, бывший на "ты" с кумирами театра и кино.
Его адрес назвал первый же встретившийся во дворе паренек. Сам же Леонтий Карлович
широко и радушно распахнул железные двери, поставленные ему заботливым сыном, даже не спросив, кто пришел.
Он не думал, что смерть войдет к нему в двери. Он думал, что умрет в постели, во сне. Так умерли почти все его сверстники.
Он не сразу понял, чего добиваются от него эти ворвавшиеся в дом головорезы. Сначала он принял их за грабителей и попытался убедить их в том, что брать у него совершенно нечего, что господ грабителей, вероятно, ввела в заблуждение железная дверь. Но у него абсолютно нечего взять. Просто абсолютно нечего.
И только тогда, когда бандиты перевернули вверх дном его маленькую квартирку, вспоров и разломав все, что только под руку подвернулось, и стали расспрашивать куда делся человек, которого он загримировал и помог уйти от милиции, Леонтий Карлович сообразил, что это явились по мою душу.
Он сразу и честно признался, что совершенно ничего не знает про людей, обратившихся к нему за помощью. Он видел их в первый и последний раз в жизни. Они ему ничего не оставляли. Он у них ничего не спрашивал. Они ему ничего не рассказывали. Так что он понятия не имеет, где их искать. А если бы и знал, все равно не сказал бы.
Вот это он сказал озверелым бандитам совершенно зря. Они принялись мучать его, а это они умели, прошедшие войну в Чечне и прогулявшиеся по другим горячим точкам. Прежде чем остановилось слабое сердце Леонтия Карловича, им все же удалось узнать от него, что он отдал мне документы своего внука, которые я обещал ему вернуть.
После этого Леонтий Карлович умер. Бойцы Юлдашева стали вызванивать своему шефу, чтобы сообщить о результатах. Но не могли пробиться. Волна была занята.
Юлдашев разговаривал. Когда он взял трубку, он услышал знакомый голос, от которого бывший майор даже вздрогнул, настолько он не ожидал услышать этого человека.
- Здравствуй, Каракурт, - проговорил вкрадчивый бесцветный голос. Это Султан с тобой говорит. Я пришел за тобой с того света. Я же говорил тебе, что меня нельзя убить, а ты не верил. Теперь ты мне веришь, майор?
- Что тебе нужно от меня? - грубо прервал его Юлдашев.
- Мне нужна твоя жизнь, - все так же размеренно произнес Султан. - Я же сказал тебе, что я пришел за тобой с того света.
- Значит, я не добил тебя, собака?! - ухмыльнулся Юлдашев. - А жаль! Тебя уже заждались в аду, пора, брат, пора, параноик. Ну ничего, это дело поправимое. Учти, в следующий раз ты живой не уйдешь. Это тебе я говорю, майор Юлдашев.
В трубке раздался сухой смех.
- Какой ты майор? Ты убийца. Ты белый волк.
- А ты кто в таком случае? - брови Юлдашева поползли вверх. - Ангел, что ли? Не тебя ли прозвали Султан-людоед?
- Мои убитые на моем сердце, - равнодушно отозвался Султан. - Я не боюсь смерти. Я давно уже умер. Я сам смерть. А ты бойся, я иду за тобой. Ты убил моего брата Рамиза и его племянника. Помни об этом...
Юлдашев не успел ничего ответить, не дожидаясь этого, Султан отключился. И тут же ворвался в эфир голос его помощника, отправленного им в дом, где жил гример Леонтий Карлович, который помог нам с Ириной уйти и поплатился за это жизнью.
Майор выслушал все, что ему рассказали, сцепив зубы, и приказал ждать его прибытия во дворе, не прекращая наблюдения. Он сказал:
- Этот ублюдок Костя Голубев обязательно вернется туда.
- Почему ты так решил, майор? - удивился его собеседник.
- Я чувствую. Я начал чувствовать его. Я знаю это потому, что он не такой, как другие. Он такой, как я, такой, как Султан. Султан назвал меня белым волком, а на самом деле он сам белый волк. И этот самый Костя тоже белый волк. Это волки, презирающие стаю, волки, живущие по собственным законам. Но это не звери, это воины. Он вернется.
- Но почему?
- Он обещал старику вернуть документы его внука, - твердо ответил Юлдашев.
Он отключился и скомандовал своему водителю:
- Не спи, замерзнешь. Поехали.
И назвал адрес.
Потом был короткий бой во дворе, когда этот самый Костя Голубев попал в мышеловку, майор сам подорвал его машину, только случай спас этого невероятного везунчика, по другому майор про него не думал. Он не мог даже представить себе, что какой-то плохо обученный солдат, случайный наемник, попадавший из одного плена в другой, может противостоять хорошо обученным профессионалам, отработавшим в диверсионных группах.
Как бы там ни было, но и на этот раз дура фортуна вывела своего любимчика из мышеловки уже через захлопнутую дверцу. Откуда-то появилась эта чертова баба в автомобиле, которая буквально из рук Юлдашева вырвала этого самого Костю.
Попробовав организовать погоню, майор едва не нарвался на милицейские патрули, спешившие к месту перестрелки, и ему самому пришлось уходить от ментовской погони, при этом
потеряв один экипаж, который все же загнали в тупик менты. Юлдашев даже не смог прийти им на помощь, потому что его самого гнали по Москве, и только выучка его личного водителя помогла его машине с большим трудом все же уйти.
Только через час ему удалось связаться со второй группой, которая так же успешно ушла, а вот третья группа была частично уничтожена, частично захвачена. Это был финиш. Именно в этой группе был один из наиболее осведомленных людей Юлдашева. Бывший майор не питал пустых иллюзий и сразу же предположил, что его сдадут. Так что детали захвата миллиона долларов и крупной партии наркотика станут достоянием органов. Дело было во времени. Но было это неизбежно.
Теперь, узнав про смертоносный порошок, который могут запустить по Москве вместо наркотика, знали, или в ближайшие часы узнают, органы. Для Юлдашева это означало только одно: сматываться из Москвы, и чем скорее, тем лучше. Еще немного, и начнется настоящая Большая Охота.
Возможно, Юлдашев так и поступил бы. Тем более, что он считал, что на этот раз потерял все концы к дальнейшим поискам. Его соглядатаи давно потеряли след, а возле дома, где произошла схватка людей Юлдашева и Кости, оборвалась последняя ниточка.
Бывший майор совсем уже собрался скомандовать отбой, распустить большинство людей, и с парой самых верных и опытных бойцов уходить в глухомань, залечь там на время, притаиться, чтобы после вынырнуть. Кое какие сбережения у Юлдашева были, на черный день лежали деньги на счетах в разных городах России, да и не только России.
Юлдашев уже окончательно решился, когда опять на связь вышел Султан.
- Слушай меня, Каракурт. Я дарю тебе подарок. Только что твой беглец вступил в бой с Корнеем. Он ушел, но его ранили. И я могу тебе сказать, где найти его.
- Почему я должен тебе верить?! - воскликнул Юлдашев.
- Можешь не верить, - равнодушно отозвался Султан. - Тогда уезжай за границу, как ты хотел.
Бывший майор даже плечом передернул после этих слов. Чертов Султан! Может быть, он действительно порождение ада? Не зря про него ходили такие слухи.
- Зачем тебе оказывать мне услуги? - ещё раз спросил Юлдашев.
- Я не тебе услугу оказываю, - возразил Султан. - Я себе услугу оказываю. Говорю тебе, где искать то, что тебе нужно, а сам буду знать где то, что мне нужно. Мне нужен ты, Каракурт...
- Да отцепись ты от меня с этой дурацкой кличкой! - разозлился бывший майор. - Терпеть её не могу!
- Почему? "Черный паук" тебе очень даже походит, - не согласился Султан. - Ты не о том думаешь, Каракурт, ты поезжай, скоро темно будет.
Глава тридцать вторая
Когда я с трудом пришел в себя, то сразу понял, что дела мои не блестящи. Во рту было сухо, губы казались потрескавшимися, язык распух. Все говорило о том, что рана вызвала воспалительный процесс. Поднимался жар, и в придачу сказывалась контузия, уши периодически закладывало, а голову стягивал жестокий обруч.
Расстегнул куртку и рубаху, осмотрел ещё раз грудь и не нашел выходного отверстия. Прощупал, острой боли нигде не было, значит, пуля сидит где-то не очень глубоко в спине, а не застряла, как я надеялся, под кожей на груди, или возле ребер. Это было совсем худо. Самостоятельно извлечь пулю из спины я не смог бы ни при каких условиях.
Превозмогая боль, я осмотрел в машине салон и нашел аптечку, которой не преминул воспользоваться. С помощью зеркальца заднего обзора, основательно повертевшись, принимая самые нелепые позы, мне удалось увидеть рану. Под правой лопаткой темнела небольшая дырочка, совсем маленькая, но края раны заметно воспалились и покраснели. Крови почти не было и это, пожалуй, самый неприятный момент, рана не сквозная, и значит кровотечение внутреннее. Нужно обратиться к врачу, но сделать этого я не мог, это было равносильно самоубийству.
Но чувствовал я себя настолько скверно, что вопреки собственным опасениям, решил поехать отлежаться. И когда ленивым, спящим мозгом я пытался сообразить, где бы мне это лучше всего сделать, я вспомнил про бомжатник в Старосадском переулке. Больше никаких адресов у меня не оставалось. Я решил последовать солдатской мудрости о том, что в одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает, хотя и знал, что правил без исключения не бывает. Но выбора не было, так что туда я и поехал.
Машину я бросил на Маросейке, в первой же подворотне, поставив её поперек, чтобы сразу же привлечь внимание ментов. Когда стал выходить, вспомнил Ирину и тщательно запер двери, предварительно оставив под щеточкой дворника нацарапанную наспех записку, в которой я сообщал все, что знал, про Юлдашева и прочих.
Заперев машину, я сам стал спускаться вниз, петляя по переулкам. Меня мотало по тротуару, и редкие прохожие удивленно оглядывались на меня, на всякий случай переходя на противоположную сторону улицы.
Было ещё не очень темно, а видок у меня для прогулок по Москве был тот еще: помятая
одежда, разорванные на коленях брюки, а за спиной новенький яркий капроновый рюкзак, в котором лежала спортивная многострадальная сумка со всем её содержимым, за которым гонялись по всей Москве уже, наверное, несколько сот человек в общей сложности. Этот рюкзак и его содержимое был мой крест. А вернее пресловутый чемодан с оторванной ручкой, который и нести невмоготу, и бросить жалко.
Шел я, шатаясь, по кривым переулкам, и чтобы удержать себя наяву и не потерять сознание, рассказывал сам себе дурашливые стихи, которые выплыли в моей памяти непонятно откуда, но словно про меня были написаны:
В переулке глуховатом
пляшет ветер на свече,
там гуляет Гном горбатый
с Гулливером на плече.
Толстой палкой суковатой
подпирает сам себя,
тяжело идти, ребята,
свою ношу не любя.
Гномы в нашем переулке
жизнь ведут в одном ключе:
все выходят на прогулки
с Гулливером на плече.
Чтец-декламатор из меня был никудышный, да и помогало это мало, при чтении вслух я поневоле переходил на размеренный чеканный ритм и под него начинал терять сознание и тонуть. Однажды мне даже пришлось сесть прямо на тротуар и сидеть несколько минут, виновато улыбаясь спешащим перейти на другую сторону гражданам.
После этого я плюнул на конспирацию и пошел дальше не петляя. Я понял, что если не доберусь до дома, то рухну прямо посреди мостовой. Я заспешил, насколько мог это сделать в моем состоянии, и вскоре оказался в нужном мне месте.
Не заходя в подворотню, я осторожно осмотрелся. Как я и предполагал, никакой охраны во дворе не было. Флигель я раздолбал как Бог черепаху, на его месте осталась одна закопченная стена, остальное лежало у моих ног грудой битого кирпича. Не глядя по сторонам, я подошел к дому, и проник через знакомое окно внутрь. Там я прошел в ту самую квартиру, откуда мы все ушли сегодня ночью.
Шел я уже буквально по стеночке. Перед глазами у меня плясали оранжевые огни, я кое-как, не смея наклониться, собрал на полу ногами в одну кучу матрасы и тряпье, хотел ещё что-то найти, но потерял сознание и рухнул вниз лицом прямо на эти раздрызганные отрепья.
Наверное, мой обморок перешел в сон, потому что проснулся я часа через два, посвежевшим и немного отдохнувшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Я не стану тебя убивать, - еле сдерживаясь, сказал я, и уточнил. Не радуйся, это только сегодня не стану. Я тебе кое-что расскажу, а убью я тебя после. Только так и знай, что убью я тебя обязательно. А пока слушай и запоминай.
Мне было что рассказать Корнею про майора. И я ему рассказал. Рассказал толково и кратко, прикрываясь им, как щитом, повернув его спиной к подошедшим браткам, которые так и не решились напасть на меня, пока я говорил с Корнеем.
Рассказал я ему все, что знал про майора, и все о чем догадывался. Я только не сказал Корнею, где деньги и наркотики. Деньги эти он не заслужил, за эти деньги кровью расплачивались, а наркотики они и есть наркотики. Нечего их отдавать обратно, ещё привезут.
Всё рассказав ему, я оставил его в живых, хотя больше всего на свете мне хотелось его убить. За Ирину.
Я не выдержал, и через плечо высокого Корнея взглянул на площадку, на которую уже сбегались люди. Я заметил, что Ирина, которую поддерживали под руку, встала с земли, и у меня с души камень упал. Если бы погибла ещё и Ирина, я вообще не знал бы как с этим мне жить дальше.
Корнею тоже очень хотелось убить меня. Не меньше, чем мне его. Я смотрел в пустые глаза Корнея. В глаза, налившиеся кровью, прищуренные, со зрачками, сузившимися до размера булавочной головки. Зрачками, в которых жила сконцентрированная ярость, бездонная, как глубина его темных зрачков.
Я заглянул в его глаза и теперь знал, какие глаза у меня. И я понял, что действительно убью майора.
Рассказывая Корнею про майора, я сам не знал, что этому авторитету и так почти все известно про Юлдашева. Он в тот момент знал даже больше, чем я. Но у Корнея хватило ума промолчать, не показать мне, что все, что я ему рассказал, он знает. Я же пересказал все это ему для того, чтобы боссы Юлдашева, наркобароны, приговорили его к смерти. Это было моей гарантией того, что если я не успею добраться до сумасшедшего майора, его все равно прикончат. Мафия в живых не оставляет. У неё для этого достаточно средств и людей.
Закончив свой краткий рассказ, я велел беспокойно оглядывавшемуся на быстро заполняемый народом двор Корнею приказать его бойцам отойти подальше от нас.
- Ты убьешь меня, - отрицательно помотал головой Корней.
От него пахло страхом. Страх прогнул его.
- Если бы я собирался убить тебя, я бы уже сделал это, - возразил я. Я убью тебя, не сомневайся. Только это будет потом. Приказывай своим отойти.
Корней подумал и согласился. Он приказал, и его парни отошли, а мы с ним вышли из подворотни. Я прикрывался им.
- Где машина? - спросил я.
Впрочем, мог бы и не спрашивать. Возле подворотни стояли три новенькие "девятки" одинакового, на этот раз небесно голубого цвета.
- Ключи давай, - приказал я ему, ткнув кулаком под ребра.
Корней покривился, но выдержал и молча протянул мне ключи. Я помотал головой.
- Открывай, - велел я ему, не опуская пистолет и держа его на прицеле.
Корней что-то неслышное прошелестел в ответ губами и открыл дверцу, я кивком одобрил его действия и выдал ему следующую инструкцию:
- Заводи, да поскорее.
Корней сел в машину, я сел с другой стороны, он стал заводить машину, а я так и держал его под прицелом, оглядываясь по сторонам.
Когда он завел машину, хотя и с третьей попытки, настолько сильно он нервничал, я кивком велел ему выходить. Я сам собрался пересесть за руль. Вот тут громыхнул выстрел, меня толкнуло в спину, а ещё одна пуля чиркнула по крыше машины. Я не стал оглядываться, а вытолкнул Корнея из машины, сам же, быстро пересев за руль, рванул с места.
Пропетляв по улицам, убедившись, что мне удалось оторваться от погони, я почувствовал жгучую боль в спине под правой лопаткой. Боль становилась невыносимой, она жгла изнутри. Надо было посмотреть, что за дырку во мне проделали. Ощупал себе грудь спереди, убедился, что пуля прошла не навылет, и несколько огорчился. Пулю нужно было извлекать, сам я это сделать не мог, а обращаться в больницу было равносильно тому, чтобы пойти, и кому-нибудь из преследователей сдаться. Повертел головой, нашел подходящий тихий дворик и встал там.
И как только выключил мотор, тут же почувствовал, как ко мне возвращается контузия, усиленная ранением в спину, волной накатывая на меня, затыкая мне уши, нахлобучивая мне на голову темный плотный мешок.
Я отчаянно сопротивлялся, но попытка вынырнуть мне не удалась, я успел только запереть изнутри дверцы машины и тут же отключился.
Глава тридцать первая
Люди Юлдашева без труда отыскали совершенно ничего не подозревавшего Леонтия Карловича. Отыскать его было просто. Во дворе каждый знал неунывающего старичка. Он был дворовой легендой. Как же! Один из лучших театральных гримеров России, гримировавший лучших и известнейших актеров, бывший на "ты" с кумирами театра и кино.
Его адрес назвал первый же встретившийся во дворе паренек. Сам же Леонтий Карлович
широко и радушно распахнул железные двери, поставленные ему заботливым сыном, даже не спросив, кто пришел.
Он не думал, что смерть войдет к нему в двери. Он думал, что умрет в постели, во сне. Так умерли почти все его сверстники.
Он не сразу понял, чего добиваются от него эти ворвавшиеся в дом головорезы. Сначала он принял их за грабителей и попытался убедить их в том, что брать у него совершенно нечего, что господ грабителей, вероятно, ввела в заблуждение железная дверь. Но у него абсолютно нечего взять. Просто абсолютно нечего.
И только тогда, когда бандиты перевернули вверх дном его маленькую квартирку, вспоров и разломав все, что только под руку подвернулось, и стали расспрашивать куда делся человек, которого он загримировал и помог уйти от милиции, Леонтий Карлович сообразил, что это явились по мою душу.
Он сразу и честно признался, что совершенно ничего не знает про людей, обратившихся к нему за помощью. Он видел их в первый и последний раз в жизни. Они ему ничего не оставляли. Он у них ничего не спрашивал. Они ему ничего не рассказывали. Так что он понятия не имеет, где их искать. А если бы и знал, все равно не сказал бы.
Вот это он сказал озверелым бандитам совершенно зря. Они принялись мучать его, а это они умели, прошедшие войну в Чечне и прогулявшиеся по другим горячим точкам. Прежде чем остановилось слабое сердце Леонтия Карловича, им все же удалось узнать от него, что он отдал мне документы своего внука, которые я обещал ему вернуть.
После этого Леонтий Карлович умер. Бойцы Юлдашева стали вызванивать своему шефу, чтобы сообщить о результатах. Но не могли пробиться. Волна была занята.
Юлдашев разговаривал. Когда он взял трубку, он услышал знакомый голос, от которого бывший майор даже вздрогнул, настолько он не ожидал услышать этого человека.
- Здравствуй, Каракурт, - проговорил вкрадчивый бесцветный голос. Это Султан с тобой говорит. Я пришел за тобой с того света. Я же говорил тебе, что меня нельзя убить, а ты не верил. Теперь ты мне веришь, майор?
- Что тебе нужно от меня? - грубо прервал его Юлдашев.
- Мне нужна твоя жизнь, - все так же размеренно произнес Султан. - Я же сказал тебе, что я пришел за тобой с того света.
- Значит, я не добил тебя, собака?! - ухмыльнулся Юлдашев. - А жаль! Тебя уже заждались в аду, пора, брат, пора, параноик. Ну ничего, это дело поправимое. Учти, в следующий раз ты живой не уйдешь. Это тебе я говорю, майор Юлдашев.
В трубке раздался сухой смех.
- Какой ты майор? Ты убийца. Ты белый волк.
- А ты кто в таком случае? - брови Юлдашева поползли вверх. - Ангел, что ли? Не тебя ли прозвали Султан-людоед?
- Мои убитые на моем сердце, - равнодушно отозвался Султан. - Я не боюсь смерти. Я давно уже умер. Я сам смерть. А ты бойся, я иду за тобой. Ты убил моего брата Рамиза и его племянника. Помни об этом...
Юлдашев не успел ничего ответить, не дожидаясь этого, Султан отключился. И тут же ворвался в эфир голос его помощника, отправленного им в дом, где жил гример Леонтий Карлович, который помог нам с Ириной уйти и поплатился за это жизнью.
Майор выслушал все, что ему рассказали, сцепив зубы, и приказал ждать его прибытия во дворе, не прекращая наблюдения. Он сказал:
- Этот ублюдок Костя Голубев обязательно вернется туда.
- Почему ты так решил, майор? - удивился его собеседник.
- Я чувствую. Я начал чувствовать его. Я знаю это потому, что он не такой, как другие. Он такой, как я, такой, как Султан. Султан назвал меня белым волком, а на самом деле он сам белый волк. И этот самый Костя тоже белый волк. Это волки, презирающие стаю, волки, живущие по собственным законам. Но это не звери, это воины. Он вернется.
- Но почему?
- Он обещал старику вернуть документы его внука, - твердо ответил Юлдашев.
Он отключился и скомандовал своему водителю:
- Не спи, замерзнешь. Поехали.
И назвал адрес.
Потом был короткий бой во дворе, когда этот самый Костя Голубев попал в мышеловку, майор сам подорвал его машину, только случай спас этого невероятного везунчика, по другому майор про него не думал. Он не мог даже представить себе, что какой-то плохо обученный солдат, случайный наемник, попадавший из одного плена в другой, может противостоять хорошо обученным профессионалам, отработавшим в диверсионных группах.
Как бы там ни было, но и на этот раз дура фортуна вывела своего любимчика из мышеловки уже через захлопнутую дверцу. Откуда-то появилась эта чертова баба в автомобиле, которая буквально из рук Юлдашева вырвала этого самого Костю.
Попробовав организовать погоню, майор едва не нарвался на милицейские патрули, спешившие к месту перестрелки, и ему самому пришлось уходить от ментовской погони, при этом
потеряв один экипаж, который все же загнали в тупик менты. Юлдашев даже не смог прийти им на помощь, потому что его самого гнали по Москве, и только выучка его личного водителя помогла его машине с большим трудом все же уйти.
Только через час ему удалось связаться со второй группой, которая так же успешно ушла, а вот третья группа была частично уничтожена, частично захвачена. Это был финиш. Именно в этой группе был один из наиболее осведомленных людей Юлдашева. Бывший майор не питал пустых иллюзий и сразу же предположил, что его сдадут. Так что детали захвата миллиона долларов и крупной партии наркотика станут достоянием органов. Дело было во времени. Но было это неизбежно.
Теперь, узнав про смертоносный порошок, который могут запустить по Москве вместо наркотика, знали, или в ближайшие часы узнают, органы. Для Юлдашева это означало только одно: сматываться из Москвы, и чем скорее, тем лучше. Еще немного, и начнется настоящая Большая Охота.
Возможно, Юлдашев так и поступил бы. Тем более, что он считал, что на этот раз потерял все концы к дальнейшим поискам. Его соглядатаи давно потеряли след, а возле дома, где произошла схватка людей Юлдашева и Кости, оборвалась последняя ниточка.
Бывший майор совсем уже собрался скомандовать отбой, распустить большинство людей, и с парой самых верных и опытных бойцов уходить в глухомань, залечь там на время, притаиться, чтобы после вынырнуть. Кое какие сбережения у Юлдашева были, на черный день лежали деньги на счетах в разных городах России, да и не только России.
Юлдашев уже окончательно решился, когда опять на связь вышел Султан.
- Слушай меня, Каракурт. Я дарю тебе подарок. Только что твой беглец вступил в бой с Корнеем. Он ушел, но его ранили. И я могу тебе сказать, где найти его.
- Почему я должен тебе верить?! - воскликнул Юлдашев.
- Можешь не верить, - равнодушно отозвался Султан. - Тогда уезжай за границу, как ты хотел.
Бывший майор даже плечом передернул после этих слов. Чертов Султан! Может быть, он действительно порождение ада? Не зря про него ходили такие слухи.
- Зачем тебе оказывать мне услуги? - ещё раз спросил Юлдашев.
- Я не тебе услугу оказываю, - возразил Султан. - Я себе услугу оказываю. Говорю тебе, где искать то, что тебе нужно, а сам буду знать где то, что мне нужно. Мне нужен ты, Каракурт...
- Да отцепись ты от меня с этой дурацкой кличкой! - разозлился бывший майор. - Терпеть её не могу!
- Почему? "Черный паук" тебе очень даже походит, - не согласился Султан. - Ты не о том думаешь, Каракурт, ты поезжай, скоро темно будет.
Глава тридцать вторая
Когда я с трудом пришел в себя, то сразу понял, что дела мои не блестящи. Во рту было сухо, губы казались потрескавшимися, язык распух. Все говорило о том, что рана вызвала воспалительный процесс. Поднимался жар, и в придачу сказывалась контузия, уши периодически закладывало, а голову стягивал жестокий обруч.
Расстегнул куртку и рубаху, осмотрел ещё раз грудь и не нашел выходного отверстия. Прощупал, острой боли нигде не было, значит, пуля сидит где-то не очень глубоко в спине, а не застряла, как я надеялся, под кожей на груди, или возле ребер. Это было совсем худо. Самостоятельно извлечь пулю из спины я не смог бы ни при каких условиях.
Превозмогая боль, я осмотрел в машине салон и нашел аптечку, которой не преминул воспользоваться. С помощью зеркальца заднего обзора, основательно повертевшись, принимая самые нелепые позы, мне удалось увидеть рану. Под правой лопаткой темнела небольшая дырочка, совсем маленькая, но края раны заметно воспалились и покраснели. Крови почти не было и это, пожалуй, самый неприятный момент, рана не сквозная, и значит кровотечение внутреннее. Нужно обратиться к врачу, но сделать этого я не мог, это было равносильно самоубийству.
Но чувствовал я себя настолько скверно, что вопреки собственным опасениям, решил поехать отлежаться. И когда ленивым, спящим мозгом я пытался сообразить, где бы мне это лучше всего сделать, я вспомнил про бомжатник в Старосадском переулке. Больше никаких адресов у меня не оставалось. Я решил последовать солдатской мудрости о том, что в одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает, хотя и знал, что правил без исключения не бывает. Но выбора не было, так что туда я и поехал.
Машину я бросил на Маросейке, в первой же подворотне, поставив её поперек, чтобы сразу же привлечь внимание ментов. Когда стал выходить, вспомнил Ирину и тщательно запер двери, предварительно оставив под щеточкой дворника нацарапанную наспех записку, в которой я сообщал все, что знал, про Юлдашева и прочих.
Заперев машину, я сам стал спускаться вниз, петляя по переулкам. Меня мотало по тротуару, и редкие прохожие удивленно оглядывались на меня, на всякий случай переходя на противоположную сторону улицы.
Было ещё не очень темно, а видок у меня для прогулок по Москве был тот еще: помятая
одежда, разорванные на коленях брюки, а за спиной новенький яркий капроновый рюкзак, в котором лежала спортивная многострадальная сумка со всем её содержимым, за которым гонялись по всей Москве уже, наверное, несколько сот человек в общей сложности. Этот рюкзак и его содержимое был мой крест. А вернее пресловутый чемодан с оторванной ручкой, который и нести невмоготу, и бросить жалко.
Шел я, шатаясь, по кривым переулкам, и чтобы удержать себя наяву и не потерять сознание, рассказывал сам себе дурашливые стихи, которые выплыли в моей памяти непонятно откуда, но словно про меня были написаны:
В переулке глуховатом
пляшет ветер на свече,
там гуляет Гном горбатый
с Гулливером на плече.
Толстой палкой суковатой
подпирает сам себя,
тяжело идти, ребята,
свою ношу не любя.
Гномы в нашем переулке
жизнь ведут в одном ключе:
все выходят на прогулки
с Гулливером на плече.
Чтец-декламатор из меня был никудышный, да и помогало это мало, при чтении вслух я поневоле переходил на размеренный чеканный ритм и под него начинал терять сознание и тонуть. Однажды мне даже пришлось сесть прямо на тротуар и сидеть несколько минут, виновато улыбаясь спешащим перейти на другую сторону гражданам.
После этого я плюнул на конспирацию и пошел дальше не петляя. Я понял, что если не доберусь до дома, то рухну прямо посреди мостовой. Я заспешил, насколько мог это сделать в моем состоянии, и вскоре оказался в нужном мне месте.
Не заходя в подворотню, я осторожно осмотрелся. Как я и предполагал, никакой охраны во дворе не было. Флигель я раздолбал как Бог черепаху, на его месте осталась одна закопченная стена, остальное лежало у моих ног грудой битого кирпича. Не глядя по сторонам, я подошел к дому, и проник через знакомое окно внутрь. Там я прошел в ту самую квартиру, откуда мы все ушли сегодня ночью.
Шел я уже буквально по стеночке. Перед глазами у меня плясали оранжевые огни, я кое-как, не смея наклониться, собрал на полу ногами в одну кучу матрасы и тряпье, хотел ещё что-то найти, но потерял сознание и рухнул вниз лицом прямо на эти раздрызганные отрепья.
Наверное, мой обморок перешел в сон, потому что проснулся я часа через два, посвежевшим и немного отдохнувшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45