Как это ни удивительно, но старинного молотка на двери не было. Зато был старомодный звонок, такая древняя штуковина, звук от которой прокатился по всем комнатам и был слышен снаружи. Кипя от злости, она с полминуты топталась на пороге, пока наконец ей не отворила пожилая женщина. Прислуга посмотрела на Кэтрин с любопытством и, похоже, собиралась было объяснить, что они ничего не покупают.
Но должно быть, что-то в лице Кэтрин подсказало ей, что эта тоненькая женщина в коричневом платье и сандалиях не собирается ничего продавать.
Не открывая дверь полностью, она произнесла с некоторым сомнением:
– Да?
– Мистер Дюваль. Он дома?
– Да.
– В таком случае могу ли я его увидеть?
– Можно узнать ваше имя? – подозрительно поинтересовалась женщина. Она говорила на ломаном английском, и Кэтрин решила, что экономка приехала со всей семьей из Франции. Наверное, знает Доминика много лет. Не отсюда ли подобная подозрительность? Видимо, у нее немалый опыт общения с незваными гостьями, которые объявлялись на пороге дома, требуя вызвать хозяина. От этой мысли злость закипела в ней еще сильнее.
– Мисс Льюис, – отчетливо произнесла Кэтрин. – Учительница Клэр.
– А! – Складка между бровями разгладилась, и она распахнула дверь, пропуская Кэтрин в дом. – Месье Дюваль, он в кабинете, работает. – Она покачала головой с таким видом, как будто на этот счет у нее имелось совершенно определенное суждение, только она не собиралась высказывать его незнакомке. – Клэр, она не здесь. Она ушла.
Прислуга провела Кэтрин через огромный вестибюль, где тяжелые, темного дерева перила обрамляли ведущую наверх лестницу, а бесчисленные двери в другие комнаты сейчас были наглухо закрыты.
Кэтрин крутила головой, чувствуя, как на нее давят высоченные потолки и невероятные размеры помещения. Дом был чуть поменьше, чем замок английского аристократа, но достаточно большой, чтобы в нем заблудиться.
Экономка, что-то невнятно приговаривая на французском, вела Кэтрин через просторную, солнечную комнату в желтых тонах, через нечто похожее на еще одну, маленькую, прихожую, явно ведущую в боковое крыло дома, а потом, спустившись на две ступеньки, они оказались в кухне, оснащенной всем известным человечеству оборудованием, в центре которой красовалась внушительных размеров газовая плита бутылочно-зеленого цвета.
Ах, какой домашний уют, язвительно подумала Кэтрин. Правда, лендлорд и домовладелец вряд ли способен сварганить что-нибудь посложнее вареного яйца.
К кухне примыкали еще две комнаты, отделанные темно-красным камнем со множеством посудных шкафов, двумя холодильниками, морозильником и кладовкой, куда запросто вместились бы все ее скромные пожитки. А потом женщина постучала в дверь, которая, похоже, могла вести только во внутренний дворик замка – просто потому, что вообразить себе продолжение этого дома было невозможно. Но за дверью оказался совсем не внутренний дворик.
Она вела, после одной ступеньки вниз, в самую шикарную комнату изо всех, какие доводилось видеть Кэтрин.
Обставлена она была действительно как кабинет, плюс самые дорогие удобства и принадлежности гостиной. На полу простирался белоснежный ковер, белыми были и стены, под потолком отделанные деревом и украшенные картинами. Сквозь двери в противоположной стене Кэтрин увидела лестницу. Да что он, бесконечный, что ли, этот дом, поразилась она про себя.
Она чуть не забыла, что ей следует злиться. Более того, величие всего окружающего настолько поразило ее, что она едва не забыла, зачем пришла сюда.
Но память быстро вернулась к ней, как только на пороге комнаты появился Доминик и остановился там, устремив на нее взгляд, – изысканно-небрежный в кремовой рубашке с короткими рукавами и брюках серо-зеленого оттенка.
– Ба, ба, ба, – протянул он. – Ну и сюрприз. – Он, однако, не выглядел ни удивленным, ни особенно довольным ее появлением, и она вызывающе вскинула подбородок, чувствуя себя скорее запуганным подростком, нежели взрослой женщиной.
– Мне необходимо сказать вам пару слов, Доминик Дюваль, – уперев руки в бедра, заявила она.
Он ответил ровным тоном, глядя ей за спину:
– Это все, спасибо, Лиза. – Дверь неслышно закрылась, и он спокойно произнес: – Терпеть не могу сцен в присутствии Лизы.
– Ах, как благородно, – парировала Кэтрин. – А что, такое часто случается? Когда женщины врываются сюда и устраивают тебе сцены?
– Итак, мы установили, что ты ворвалась в мой дом для того, чтобы устроить сцену. – Он круто развернулся и направился вверх по лестнице, и ей ничего не оставалось, как только последовать за ним.
Лестница, в отличие от парадной, в главной прихожей, оказалась узкой и короткой.
Эта часть дома была явно довикторианской. Комната наверху, оборудованная огромным письменным столом светлой сосны, компьютером, двумя телефонами и факсом, оказалась совсем маленькой.
Он пристроился на краю стола, скрестил на груди руки и взглянул на нее с легкой заинтересованностью.
– Я так понял, что дорогу к моему дому ты проложила не затем, чтобы рассказывать об успехах Клэр в школе?
– Правильно понял. – Она тоже скрестила руки и шагнула в его сторону. – Я пришла, чтобы сообщить вам, мистер Дюваль: если вы думаете, что вам необходимо силой удерживать меня подальше от вас, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы можете всю жизнь тешить себя мыслью о собственной неотразимости для представительниц противоположного пола, но лично для меня вы так же неотразимы, как тарелка прогорклой каши.
– С каких это пор? – Брови его изумленно приподнялись, он явно развлекался, и это показалось ей до такой степени оскорбительным, что рука зачесалась влепить ему пощечину.
– С нынешних пор, – отрезала она. – О прошлом давно пора забыть.
Наконец-то она выразилась достаточно определенно! Потому что еще больше, чем мысль о его желании отстранить ее от себя, Кэтрин бесила мысль о том, что он считает ее все еще неравнодушной к нему.
– А с какой стати, – спросил он, – ты так внезапно решила вскочить в машину, ворваться сюда и сообщить мне, что я тебя нисколько не интересую?
– У меня была гостья, – ответила она, – твоя сестра.
– А! – Лицо его чуть смягчилось, а губы изогнулись в усмешке.
– Ты мог бы сразу сказать мне, что это твоя сестра. Никакой необходимости не было притворяться, что она твоя подружка. Неужто ты решил, что я стану вешаться тебе на шею исключительно потому, что мне тридцать один и что я могу чувствовать себя древней старухой?
Она вовсе не собиралась произносить это и теперь сразу же поняла, что поставила себя в невыгодное положение.
– Ты действительно чувствуешь себя так? – мягко, лениво протянул он. – Почему бы мне, – добавил он, сменив тему и одновременно умудрившись создать впечатление, что он может к ней вернуться, когда ему заблагорассудится, – не попросить Лизу принести нам кофе? Или ты предпочитаешь чай?
– Это тебе не светский визит.
– Так что? Разве это причина отказываться от чашки кофе?
– Лучше чай, – слегка обескураженно ответила она, в душе виня его за сложившуюся ситуацию.
Она могла справляться с ним, если полностью владела собой, как на своем рабочем месте перед классом, или же в состоянии ярости, поскольку ярость не оставляла места для мыслей. Но куда сложнее было с ним справляться перед лицом его непробиваемого хладнокровия или под влиянием этой легкой усмешки, способной очаровать даже птиц в небе. Она начинала чувствовать себя обласканной, и это приводило ее в замешательство, поскольку обласканной она никогда не была.
И снова неожиданно, безо всякого предупреждения, ее охватило странное желание получить от жизни больше, чем она получила. Глубоко в душе что-то повернулось, слегка изменив фокус видения мира.
Он вышел из комнаты, оставив ее наедине с мыслями – совсем даже нежелательными собеседниками для нее сейчас, – и появился пятнадцать минут спустя с подносом в руках.
– Лиза терпеть не может эту лестницу, – сказал он и чуть сдвинул в сторонку стопку бумаг, освобождая место для подноса. – Утверждает, что она слишком крутая, но я, если честно, считаю, что Лиза просто стареет. – Он налил им обоим по чашке чая, снова пристроился у стола и указал ей на кресло. – Ну, так на чем мы остановились?
Кэтрин села.
– Ни на чем, – ответила она. – Я высказала все, что собиралась, и уже уходила, когда ты на стоял на чаепитии.
– Ты как раз начала мне рассказывать, чувствуешь ли ты себя древней старухой.
– И не думала даже.
– Тридцать один год, учительница, живешь в глуши. Тебе не кажется, что твоя жизнь покатилась под уклон?
– Все еще достаточно молода, занимаюсь любимым делом, живу в чудесном месте. С какой стати мне жаловаться на жизнь?
Он рассмеялся, сверкнув зелеными глазами.
– Я живу здесь совсем не против своей воли, – спокойно добавила Кэтрин. – И учительницей стала не по необходимости. Мне нравится эта работа.
– И тем не менее ты бегаешь за тем парнем, что увел мою сестру. Почему? Что тебя притягивает в подобной личности?
Она залилась краской.
– Дэвид очень хороший человек. – Кэтрин опустила на колени чашку с блюдцем, думая о том, что незачем сообщать ему о своем одиночестве в последние шесть лет. К чему доставлять ему такое удовольствие? – Он преданный, на него можно положиться.
– Не самые захватывающие из качеств.
– Я не жажду захватывающей жизни, – быстро проговорила она. – Когда-то мечтала, но…
– Имеешь в виду – в Лондоне? – Его голос прозвучал напряженно и требовательно, и она сразу вспомнила, насколько ей нужно быть осторожной в своих ответах ему.
– Да, – кивнула она. – А теперь мне пора идти. – И пошла к выходу. Двери там не было, просто арка.
– Но сейчас все в прошлом? – послышался его мягкий голос. – Поэтому ты и создала себе этот скучный имидж? – Она почувствовала его приближение, а в следующее мгновение он распустил ей косу, стянув резинку, и погрузил пальцы в ее волосы.
Ощущение его руки, запутавшейся в ее длинных волосах, как током высокого напряжения пронзало Кэтрин. Он теребил пряди до тех пор, пока волосы не рассыпались свободно по спине, а потом развернул ее к себе лицом. Она даже убежать никуда не могла, поскольку он крепко держал ее за волосы.
– Так-то лучше, – с удовлетворением в голосе произнес он и обвел ее долгим, скорее оценивающим, чем сексуальным, взглядом.
– Верни мне резинку, – прошептала она, пылая жарким румянцем.
– Ты именно таким тоном утихомириваешь расшалившихся девочек?
Это замечание она проигнорировала.
– Верни сейчас же.
– Кровь застывает у меня в жилах от страха, – протяжно ответил он, – но все равно я этого не сделаю. Ты намного красивее с распущенными волосами. Больше похожа на ту беспечную, неистовую нимфу, которую я знал когда-то.
– Я вовсе не беспечная и не неистовая, – услышала она собственный голос, зазвеневший близкими слезами, которые она тут же проглотила.
– Возможно, и Дэвиду больше понравится, если ты чуть-чуть распустишь поясок.
– Нечего давать мне советы по поводу моей личной жизни!
Копна темных волос, рассыпавшихся по плечам, приводила ее в замешательство. Какого черта она их не отрезала? Казалось, что то беспечное, легкомысленное создание, которое по уши влюбилось в Доминика Дюваля много лет назад, было крепко-накрепко заперто в комнате на ключ. От того создания остались лишь волосы, шелковым покрывалом спускавшиеся по спине. И отрезать полосы – все равно что выбросить ключ от той двери. Неужто она подсознательно уклонялась от такого поступка?
Этот вопрос вертелся у нее в голове, приводя ее в недоумение, пугая, потому что именно тогда, когда она решила было, что полностью контролирует свою жизнь, ее вдруг заставили в этом усомниться.
– Возможно, в этом случае он будет поменьше бегать за моей сестрой, – спокойно добавил Доминик.
– Ничего он не бегает. Он просто пошел с ней в бар. – Она говорила скороговоркой, непроизвольно выполняя просьбу Джек, поскольку не забыла слова девушки о Дэвиде и об излишней опеке брата.
Но, едва договорив, Кэтрин тут же спохватилась: зачем, собственно, она это делает? Ей вовсе не улыбалось ввязываться в дела этого семейства. Пусть сами решают свои проблемы. А ей лучше держаться от них подальше.
Доминик следил за ней прищуренными, задумчивыми глазами.
– Мне он не показался человеком, действовавшим под давлением.
– Он слишком вежлив, чтобы поднимать шум из-за подобных вещей, – буркнула она едва слышно.
– Это ты себя так успокаиваешь? А что ты скажешь в следующий раз, когда на его пути возникнет очередной соблазн? Что он просто слишком вежлив, чтобы отказаться?
Кэтрин резко отвернулась и пошла к выходу.
– Я еще не закончил, – произнес он из-за ее спины, и она притормозила – на какой-то миг дольше, чем следовало. Вместо того чтобы поскорее сбежать вниз по лестнице, она остановилась, спиной к нему. – Ты незваной явилась в этот дом, преследуя странную цель защитить себя, но в этом не было никакого смысла. Я тебя интересую не больше, чем ты меня, и я это прекрасно осознаю. Понятия не имею, что тебе наговорила моя сестра, но мне лично абсолютно ни к чему удерживать тебя на расстоянии. Зачем? Однажды я уже совершил с тобой ошибку, и я не из тех, кто повторяет свои ошибки.
– Отлично. – Она обернулась к нему. Закинув всю копну волос на одно плечо, она накручивала кончики прядей на пальцы.
– Но если тебя так беспокоит твоя драгоценная гордость, пересмотри свое поведение с этим парнем. Гоняться за ним четыре года – и ради чего? Ты заявляешь, что жизнь у тебя в полном порядке, но, глядя на всю эту историю, я прихожу к выводу, что только отчаяние могло заставить тебя сблизиться с подобным человеком, которому явно нужно не больше, чем дружеский ужин – изредка – да возможность излить душу.
Он сделал пару шагов по направлению к ней, и она со злостью уставилась на него, прислушиваясь, как глухо колотится в груди сердце.
– О, ты во всем разобрался за одну встречу, не так ли? Какая проницательность! Но ты-то сам, разве ты имеешь право читать лекции об отношениях между мужчиной и женщиной? Джек рассказала мне о…
Ее голос упал. Она увидела, как молния ярости исказила его черты.
– Рассказала… о чем?
– Ни о чем.
– Рассказала о моей жене, я правильно понял?
– Извини, – промямлила Кэтрин. – Я не имела права упоминать о твоей жене.
– Да, – ледяным тоном подтвердил он, – не имела. Но раз уж упомянула, так можешь все услышать от меня. Моя женитьба на Франсуазе была ошибкой. Единственное, что из этого брака вышло хорошего, – это Клэр. Франсуаза была наглой, алчной и самовлюбленной.
– Тогда почему ты вообще на ней женился?
– Потому, – мрачно отозвался он, – что она меня возбуждала. Опасность, захватывающая жизнь – это как наркотик, верно? Но, к сожалению, для брака этого недостаточно.
– Это так много для тебя значит? – едва слышно спросила она.
– А что можно предложить взамен? Скуку? Однообразие? Монотонность?
– Ну, разумеется, нет.
– «Ну, разумеется, нет»! – передразнил он. – А уж тебе-то это точно известно, не так ли? Ты сказала, что я не вправе читать лекции на тему отношений, но и ты, я так понимаю, не вправе читать лекции об азах супружества.
– Я вовсе не читала лекции, – пылко возразила Кэтрин. Руки ее упали по бокам, а пальцы сжались в кулаки.
– В твоей жизни было хоть что-то захватывающее с тех пор, как ты уехала из Лондона? – мягко поинтересовался он.
Сейчас он стоял так близко, что она буквально физически ощущала исходящие от него волны неуемной энергии. Тревожное чувство. Ей казалось, что она скалолаз, поднявшийся на вершину, где воздух разрежен и дышится с трудом.
– Захватывающие ощущения можно получить не только в ночных клубах, шикарных ресторанах и поездках за границу, – защищаясь, пробормотала она.
– Так расскажи мне, где их еще можно получить. Умираю от любопытства.
– Ничего подобного. – Она сделала глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты умираешь от желания сделать из меня и из моей теперешней работы посмешище. Я знаю, что не похожа на ту женщину, с которой ты познакомился в Лондоне шесть лет назад, Доминик Дюваль. Я знаю, что моя жизнь такому, как ты, кажется, наверное, серой и скучной, но хочешь верь, хочешь нет, а я люблю эту жизнь.
– Как получилось, что ты стала учительствовать? – с любопытством спросил он, не сводя с нее пронизывающего, испытующего взгляда. – Тебя Дэвид уговорил?
– Никто не может уговорить меня заниматься тем, чем я не хочу. Ты что, думаешь, у меня собственной головы на плечах нет?
– Влюбленные женщины зачастую бывают легковерными.
Она сама не понимала; каким образом разговор принял подобный оборот, но в душе у нее напряжение медленно, но верно сменялось тревогой. Все эти вопросы, тихие, но настойчивые, преследовали, подозревала она, единственную цель – выудить у нее, почему, ну почему она его бросила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18