Сеньор будет сожалеть о том дне, когда не повесил этого борова Верне, – она направила на Николетт свои маленькие карие глазки. – Где твой плащ, детка?
– Мне показалось, что во дворе не очень холодно, – солгала девушка. – Все прошло мирно?
– Да, – ответила Дора.
– Если не считать того, что слов было сказано немало, – уточнил повар, который среди женщин походил на жирного петуха среди кур.
– Все равно ничего хорошего не выйдет, – упорствовала Мюетта.
– Чушь – все к нашему благу, – пробасил повар и грубо рассмеялся. – Вот теперь-то я расплачусь с мельником. Великодушие так и распирает меня – могу заплатить ему половину.
Лэр и сопровождающие его люди вошли в замок, за ними ликующая толпа, слуги, приплелась даже Мюетта.
Ящик поставили на длинный стол. Улыбающийся Лэр де Фонтен открыл его и в присутствии собравшихся пересчитал деньги. Тут же раздали самые важные долги. Эймер, сидя рядом с сеньором, тщательно заносил все в расходную книгу.
Дождались своей очереди и лесники. После жаркого спора они согласились на три ливра – с учетом стоимости дров на следующую зиму.
На исходе дня ящик унесли на второй этаж в комнату сеньора. Вечером Николетт и Лэр поднялись наверх. Хотя Николетт и была дочерью герцога Бургундского и женой старшего сына короля Франции, она никогда не видела столько золотых монет сразу. Ее долги всегда оплачивались другими – сначала родителями, потом министрами короля. Она рассмеялась, когда Лэр взял горсть золота и бросил на кровать, где устроилась «его леди».
Итак, слуги смогут поменять одежду и не будут больше походить на нищих. Купят новую обивку, портьеры, кастрюли и многое-многое другое.
Позже, когда Лэр, лежа рядом, обнял Николетт, она неожиданно стала серьезной.
– Мы должны отремонтировать часовню. Де Фонтен расхохотался.
– Чтобы замолить наш грех, нам придется построить собор.
– Не шути такими вещами, – нахмурилась Николетт. – Нужно поблагодарить Бога, чтобы он послал нам удачу.
Де Фонтен ничего не ответил – еще будет время поговорить и об этом. Ремонт часовни занимал мысли Лэра намного меньше, чем сладость губ Николетт и прикосновения нежного тела, доверчиво прижавшегося к нему.
ГЛАВА 15
В течение нескольких дней купцы Андлу не раз наезжали в Гайяр, обсуждая поездку в Жизор.
В кухне постоянно говорили о предстоящей ярмарке. Дора и Жозина бывали в Жизоре еще до того, как лордом Гайяра стал Лашоме. Служанки сопровождали тогда старого де Гантри с женой и теперь рассказывали о ярмарке в самых ярких красках. Поэтому Николетт вбила себе в голову, что и в этот раз ее подруги обязательно должны поехать. Лэр, конечно, не мог отказать «своей леди» ни в чем. Но что касается самой Николетт… Ведь она должна носить еду «узнице Гайяра» каждый день, и это дело нельзя поручить никому из слуг. Жизор был не так уж далеко – всего двадцать лье, но телеги торговцев, нагруженные товаром, едут с черепашьей скоростью. Если даже отправиться до рассвета, то только во второй половине дня караван сможет достичь Жизора.
Так что Николетт, глубоко огорченная, отказалась от мысли о поездке. За день до ярмарки Лэр привел ее в кабинет Эймера, поскольку старый клирик куда-то вышел. Осыпав ее поцелуями, Лэр спросил:
– Ты действительно хочешь побывать на этой ярмарке?
– Нет, вовсе нет, – хотя ее голос и глаза говорили другое.
– Это правда, ma cherie? – Николетт опустила глаза, ничего не ответив. Лэр продолжал:
– Я думаю, носить еду пленнице вполне можно доверить Альберу.
Николетт обвила шею Лэра, поцеловала в губы и бросилась на кухню, чтобы рассказать Доре и Жозине, что она тоже едет в Жизор.
Холодное утро еще не успело опуститься на землю, когда купцы Андлу собрались на площади у часовни. Слышались крики, ржание лошадей. Тяжело груженые телеги неясно вырисовывались в предрассветных сумерках, словно холмы. Люди чертыхались, спотыкаясь в темноте, ослы своими резкими криками порой заглушали все остальное. Лошади нетерпеливо трясли головами.
По знаку Жюдо караван тронулся с места.
Мишельмерская ярмарка в Жизоре позволяла торговцам предложить товар много большему числу покупателей, а также закупить то, что потом можно продать в Андлу за лучшую цену.
Лэр и тяжело вооруженные всадники присоединились к каравану близ каменного моста. Деревянные колеса скрипели, копыта стучали по булыжнику, голоса, крики, ржание наполняли все вокруг.
Закутавшись в плащи с капюшонами, Николетт, Дора и Жозина вполголоса переговаривались, с трудом сдерживая лошадей, стремящихся присоединиться к каравану телег и фургонов.
Лунная ночь постепенно превратилась в ясный день. Последние листья, уцелевшие на деревьях, заиграли розовым и янтарным цветом в лучах новорожденного солнца. Луга, расписанные желтым и красным, походили на раскрытый церковный требник. Из хижин выходили крестьяне, махали руками, приветствуя проезжающих. Когда долина сменилась перелеском, всадникам несколько раз удавалось увидеть оленей. Грациозные создания, заслышав шум, тут же исчезали среди деревьев. Огромные дубы простирали ветви над дорогой, стволы, покрытые серо-зеленым мхом, высились, как сторожевые башни.
Только после полудня они впервые увидели шпиль Жизорского собора и остроконечные крыши городка, раскинувшегося на склоне холма. Под крепостными стенами Жизора уже раскинулись разноцветные шатры и палатки.
Флажки весело развевались на ветру, звуки флейты и барабана наполняли все вокруг.
Когда караван подъехал ближе, появились и менее приятные ощущения – запахло свиньями. Причем не какой-нибудь одной милой хрюшкой, а стадом свиней и других, весьма «ароматных» животных. В Нормандии не было более крупного рынка, чем Жизор. Овцы, свиньи, лошади, коровы продавались и покупались с удивительной быстротой.
– Запах золота, – пошутил один из торговцев, когда молодые женщины зажали носы. – Свиньи и яблоки – лучшие деньги Нормандии.
Возможно, он прав, решила Николетт, но раньше она и не подозревала, что только в одной провинции Франции так много свиней.
Также впервые она увидела телеги и огромные корзины, наполненные алыми и янтарными яблоками. Яблочный аромат, смешиваясь с запахом свиней, волнами доносился до ноздрей всадников.
Они достигли палаточного городка. Торговцы начали разгружать товар. Молодые солдаты-новобранцы тут же отправились осматривать окрестности.
– Засядут в тавернах, – сказал Жюдо, когда те растворились в толпе.
Николетт, Дора и Жозина тоже не теряли времени. Чего только не было на телегах, грубо сколоченных прилавках и просто так, на одеялах, расстеленных на земле. Рынок раскинулся на лугу, частично зацепив поселок. Оружие и пряности, разноцветная одежда всевозможных покроев, кожаные куртки, сапоги… Лекари кричали о своих снадобьях, уничтожающих любую хворь, старухи в цветных платках всего за один обол были готовы всем предсказать судьбу по линиям ладони, ювелиры расхваливали всевозможные украшения. Оловянная, фаянсовая посуда, кувшины с медом, бочки с сидром… Среди покупателей бродили музыканты, кувыркались акробаты, жонглеры подбрасывали в воздух кольца и ножи.
Голубой дымок тянулся от жаровен, где истекала жиром свинина на вертеле. В огромных котлах пузырилось масло, в котором жарились сладкие пончики с яблочной начинкой. Но, невзирая на приятные ароматы, все-таки господствовал запах свиней.
Вместе с Дорой и Жозиной Николетт бродила между торговых рядов. Девушки отведали сладких пирожков, а теперь подбирали материал на новую одежду. Даже все свиньи Нормандии не были способны лишить Николетт радостного настроения.
За городскими стенами по узким извилистым улочкам прохаживались крестьяне, послушники, мастеровые, а также местная знать, выделяющаяся парчовой одеждой, мехами и украшениями. И повсюду – свиньи, свиньи, свиньи. Крики уличных торговцев буквально зависали в воздухе, от холодного ветра почти у всех посетителей ярмарки разгорелись щеки. Некоторые уже начали чихать и кашлять.
Огромный замок вздымался в центре города, возвышаясь над невысокими домиками с остроконечными крышами. Остроугольная вершина замка по форме напоминала общий архитектурный стиль, и поэтому казалось: к огромной каменной матери приникли каменные дети.
Николетт прищурилась, глядя на красноватое солнце. Идя вдоль по улице, она то и дело задирала голову, восхищаясь остроконечными башенками, украшавшими некоторые дома.
Жозина первая заметила процессию, быстро схватила Николетт за рукав, а Дора выдохнула только один звук:
– О!
Прямо перед ними из переулка вышли несколько мужчин с гробом на плечах. Три женщины с тревогой посмотрели на длинный черный ящик.
– Это хуже, чем встретить черную кошку, – сказала Дора.
– Нельзя пересекать то место, где они прошли, – согласилась Николетт и быстро перекрестилась. – Если мы не пересечем их путь, никакого несчастья не будет.
Окольный путь неожиданно привел их к дому, в котором двери были распахнуты настежь и откуда доносились рыдания. Видимо, именно здесь и жил умерший.
Девушки выбрались на другую улицу. Здесь к ним привязался торговец, уверявший, что хозяйка замка покупает шерсть именно у него, а потом заказывает себе чудесные платья.
Николетт посчитала торговца обманщиком, ведь его цены были в два раза выше, чем у других. Но тот продолжал настойчиво уверять, что его шерсть намного лучше.
Николетт так не показалось. Дора и Жозина искренне согласились с ней, поскольку видели ткани лучших расцветок. Когда девушки собрались направиться к другому прилавку, торговец, поднаторевший в своем деле, стал еще настойчивее. Но все попытки были напрасны – девушки купили материю у его улыбающегося соседа.
Трио, нагруженное свертками с тканью, двинулось дальше. Безмятежно шли они вдоль лавок, заваленных самыми соблазнительными товарами. У прилавка с головными уборами Николетт залюбовалась чепцами, украшенными золотистым кружевом, ободками для волос из филигранно выделанного серебра и алыми лентами, которые так хочется вплести в длинные пышные пряди! Когда-то у нее была такая прическа… Николетт с детства гордилась своими волосами, блестящих черных локонов ни разу не коснулись ножницы. И эту гордость безжалостно отобрали, вместе с честью, вместе с юностью.
Николетт подняла глаза от ободка, украшенного крохотными коралловыми бусинками, повернулась, чтобы отойти от прилавка и замерла в ужасе… Через толпу снующих туда-сюда покупателей пробирался Рауль де Конше. Рядом с ним вышагивал Симон Карл. Мужчины о чем-то оживленно беседовали. Несколько вооруженных солдат шли следом.
Николетт побледнела от ужаса. Колени задрожали так, что девушка чуть не упала. Не сказав ни слова, она оставила Дору и Жозину восхищаться чепцами и шалями и бросилась в самую гущу покупателей у следующего прилавка, где на бархате лежали драгоценности, броши и полированные пряжки. Спрятавшись в тени навеса, она осторожно оглянулась: Рауль де Конше все еще увлечен беседой, его глаза смотрят вниз, зато Симон с любопытством озирается по сторонам. Карл бросил взгляд в ее сторону, что-то сказал своему спутнику, нагнувшись к иссиня-выбритой щеке де Конше. Какая она дура! Зачем оглядывалась? Николетт лихорадочно пыталась решить, может ли Симон Карл вспомнить ее. Она почти уверена, что он вряд ли видел ее в конюшне, вряд ли видел и на городской стене во время переговоров о выкупе шурина. Что же касается Рауля де Конше, вот он может узнать ее в одну секунду.
Николетт отвернулась, затаив дыхание, ее глаза незряче блуждали по сверкающим пряжкам, разложенным на зеленом бархате. Толстая матрона неожиданно толкнула ее под локоть, Николетт споткнулась и наступила на ногу благородной леди, одетой в широкое платье и шляпку из меха.
Николетт пробормотала извинения и, подняв глаза, замерла. Перед ней стояла Адель Кашо, пухлая, свежая, такая же, как и в тот раз, когда Николетт впервые увидела ее.
– Мадам, – обратилась к ней девушка. – Как я рада видеть вас вновь, – добавила она крайне вежливо, стараясь скрыть лицо от других прохожих под капюшоном.
Адель Кашо потеряла дар речи. Увидеть сосланную принцессу на ярмарке… Но, к счастью, она успела разглядеть встревоженное выражение лица Николетт.
Симон Карл и Рауль де Конше приближались к женщинам. Николетт улыбнулась Адель:
– Как ваши дети?
Та повернулась, чтобы взглянуть, куда направлен напряженный взгляд Николетт, и тут же узнала Рауля де Конше. Конечно, барон знает принцессу в лицо, так как большую часть времени проводит в Париже, хотя и является владельцем Клермона.
– Все в порядке, – ответила наконец Адель на вопрос Николетт. – Они чувствуют себя прекрасно.
– Рада от всего сердца, – отозвалась девушка, сердцем ощущая приближение мужчин. Адель сделала быстрое движение и загородила Николетт.
Де Конше, Карл и вооруженные солдаты прошли мимо. Николетт глубоко вздохнула. Адель взяла ее под руку и повела к следующему прилавку – с оловянной посудой. Николетт краем глаза заметила Дору и Жозину, все еще восторгающихся головными уборами.
Девушка прижала одной рукой купленную материю к груди, другой схватила Адель за руку:
– Я так рада вас видеть! В самом деле. Наконец-то я могу поблагодарить вас за доброту.
Адель ободряюще улыбнулась, кивнув сопровождающим ее служанкам, чтобы не мешали беседе.
– У вас такой испуганный вид. Не бойтесь. Я никому не скажу, что видела вас, даже мужу, – рассмеявшись, она добавила: – Как и все мужчины, он не умеет хранить тайны, – говоря это, она заговорщически понизила голос и повела Николетт вниз по улице. – Я часто молюсь за вас.
Тихим шепотом Николетт рассказала о своем коротком пребывании в темнице Гайяра, о событиях в Андлу, о том, что Лэр предложил ей играть роль служанки.
Николетт, внимательно наблюдавшая за прохожими, увидела Дору и Жозину:
– Я так рада была поговорить с вами, но, к сожалению, сейчас должна покинуть вас. Если нас увидят вместе, это опасно и для вас.
Адель кивнула.
– В Жизор понаехало немало дворцовой знати из Парижа. Будьте осторожны. Если я могу хоть чем-то помочь, не стесняйтесь обратиться.
– Спасибо, – Николетт проследила, как леди Кашо присоединилась к ожидавшим ее служанкам. Почти в ту же минуту Дора и Жозина подошли к девушке.
– Это леди из Парижа? – спросила Дора, глядя в сторону женщины в изящной меховой шапочке на голове.
– Да, – ответила Николетт. – Когда-то она была очень добра ко мне.
И тут звук рожков ворвался в холодный прозрачный воздух.
– Идем! – сказал один из прохожих другому. – Сейчас будут благословлять свиней.
– Да, – отозвался его спутник. – Приехал сам епископ!
– Давайте поторопимся! – крикнула Жозина. Но у них уже и не было выбора. Вся толпа устремилась к собору, на ступеньках которого стояли представители духовенства. Да, крестьянин был прав – на крыльце стоял сам епископ Рено д'Энбо. Николетт похолодела. Зачем он приехал в Жизор? Вряд ли ему важно благословение этих дурно пахнущих животных. Не собирается ли он в Гайяр? Может быть, король послал епископа, чтобы тот привез королевскую узницу в Париж?
В толпе Николетт показалось, что она не в такой уж большой опасности. Но стоило ей перевести взгляд с епископа на других людей, как увидела коротконогого человека в одежде из коричневого бархата, отороченного мехом. Человек с длинными цепкими руками и паучьими ножками. Под колоннами стоял королевский инквизитор, хранитель печати Гюлимай де Ногаре.
Николетт побледнела.
Свиньи, приведенные под епископское благословение, визжали, курился фимиам. Николетт дернула Дору за рукав.
– Я что-то неважно себя чувствую, – сказала она нервно. – Вернусь к нашим торговцам в палатку.
Жозина, поглощенная созерцанием церемонии, даже не повернулась.
– Подожди, мы тоже скоро пойдем, – ответила Дора.
– Нет. Не волнуйтесь, осмотрите все без меня. Я вполне дойду сама.
Николетт солгала. У нее подгибались ноги, пока она пробиралась прочь от собора.
* * *
Немногим раньше Лэр и Жюдо направились в сторону скотного рынка, раскинувшегося на огромном лугу за стенами Жизора. Лэр намеревался купить лошадей и коров, но в первый день решил только присмотреться. Если он купит животных сегодня, придется их кормить целую неделю до возвращения в Гайяр. Все можно приобрести и в последний день. Не исключено, что и цены немного понизятся.
На глаза Лэру попалась великолепная серая кобыла, но в этот момент раздался чей-то голос:
– Боже мой, да это де Фонтен!
Лэр обернулся и увидел Франсуа Кашо в сопровождении Гуэна. В сапогах на каблуках Кашо казался чуть выше, но все же ростом он не вышел. Крепкий, коротконогий, с толстой шеей и розовыми щеками, нормандец с головы до пят, Кашо радостно улыбался Лэру.
После приветствий и представлений четверо мужчин продолжили путь вместе, оживленно обсуждая всевозможные покупки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Мне показалось, что во дворе не очень холодно, – солгала девушка. – Все прошло мирно?
– Да, – ответила Дора.
– Если не считать того, что слов было сказано немало, – уточнил повар, который среди женщин походил на жирного петуха среди кур.
– Все равно ничего хорошего не выйдет, – упорствовала Мюетта.
– Чушь – все к нашему благу, – пробасил повар и грубо рассмеялся. – Вот теперь-то я расплачусь с мельником. Великодушие так и распирает меня – могу заплатить ему половину.
Лэр и сопровождающие его люди вошли в замок, за ними ликующая толпа, слуги, приплелась даже Мюетта.
Ящик поставили на длинный стол. Улыбающийся Лэр де Фонтен открыл его и в присутствии собравшихся пересчитал деньги. Тут же раздали самые важные долги. Эймер, сидя рядом с сеньором, тщательно заносил все в расходную книгу.
Дождались своей очереди и лесники. После жаркого спора они согласились на три ливра – с учетом стоимости дров на следующую зиму.
На исходе дня ящик унесли на второй этаж в комнату сеньора. Вечером Николетт и Лэр поднялись наверх. Хотя Николетт и была дочерью герцога Бургундского и женой старшего сына короля Франции, она никогда не видела столько золотых монет сразу. Ее долги всегда оплачивались другими – сначала родителями, потом министрами короля. Она рассмеялась, когда Лэр взял горсть золота и бросил на кровать, где устроилась «его леди».
Итак, слуги смогут поменять одежду и не будут больше походить на нищих. Купят новую обивку, портьеры, кастрюли и многое-многое другое.
Позже, когда Лэр, лежа рядом, обнял Николетт, она неожиданно стала серьезной.
– Мы должны отремонтировать часовню. Де Фонтен расхохотался.
– Чтобы замолить наш грех, нам придется построить собор.
– Не шути такими вещами, – нахмурилась Николетт. – Нужно поблагодарить Бога, чтобы он послал нам удачу.
Де Фонтен ничего не ответил – еще будет время поговорить и об этом. Ремонт часовни занимал мысли Лэра намного меньше, чем сладость губ Николетт и прикосновения нежного тела, доверчиво прижавшегося к нему.
ГЛАВА 15
В течение нескольких дней купцы Андлу не раз наезжали в Гайяр, обсуждая поездку в Жизор.
В кухне постоянно говорили о предстоящей ярмарке. Дора и Жозина бывали в Жизоре еще до того, как лордом Гайяра стал Лашоме. Служанки сопровождали тогда старого де Гантри с женой и теперь рассказывали о ярмарке в самых ярких красках. Поэтому Николетт вбила себе в голову, что и в этот раз ее подруги обязательно должны поехать. Лэр, конечно, не мог отказать «своей леди» ни в чем. Но что касается самой Николетт… Ведь она должна носить еду «узнице Гайяра» каждый день, и это дело нельзя поручить никому из слуг. Жизор был не так уж далеко – всего двадцать лье, но телеги торговцев, нагруженные товаром, едут с черепашьей скоростью. Если даже отправиться до рассвета, то только во второй половине дня караван сможет достичь Жизора.
Так что Николетт, глубоко огорченная, отказалась от мысли о поездке. За день до ярмарки Лэр привел ее в кабинет Эймера, поскольку старый клирик куда-то вышел. Осыпав ее поцелуями, Лэр спросил:
– Ты действительно хочешь побывать на этой ярмарке?
– Нет, вовсе нет, – хотя ее голос и глаза говорили другое.
– Это правда, ma cherie? – Николетт опустила глаза, ничего не ответив. Лэр продолжал:
– Я думаю, носить еду пленнице вполне можно доверить Альберу.
Николетт обвила шею Лэра, поцеловала в губы и бросилась на кухню, чтобы рассказать Доре и Жозине, что она тоже едет в Жизор.
Холодное утро еще не успело опуститься на землю, когда купцы Андлу собрались на площади у часовни. Слышались крики, ржание лошадей. Тяжело груженые телеги неясно вырисовывались в предрассветных сумерках, словно холмы. Люди чертыхались, спотыкаясь в темноте, ослы своими резкими криками порой заглушали все остальное. Лошади нетерпеливо трясли головами.
По знаку Жюдо караван тронулся с места.
Мишельмерская ярмарка в Жизоре позволяла торговцам предложить товар много большему числу покупателей, а также закупить то, что потом можно продать в Андлу за лучшую цену.
Лэр и тяжело вооруженные всадники присоединились к каравану близ каменного моста. Деревянные колеса скрипели, копыта стучали по булыжнику, голоса, крики, ржание наполняли все вокруг.
Закутавшись в плащи с капюшонами, Николетт, Дора и Жозина вполголоса переговаривались, с трудом сдерживая лошадей, стремящихся присоединиться к каравану телег и фургонов.
Лунная ночь постепенно превратилась в ясный день. Последние листья, уцелевшие на деревьях, заиграли розовым и янтарным цветом в лучах новорожденного солнца. Луга, расписанные желтым и красным, походили на раскрытый церковный требник. Из хижин выходили крестьяне, махали руками, приветствуя проезжающих. Когда долина сменилась перелеском, всадникам несколько раз удавалось увидеть оленей. Грациозные создания, заслышав шум, тут же исчезали среди деревьев. Огромные дубы простирали ветви над дорогой, стволы, покрытые серо-зеленым мхом, высились, как сторожевые башни.
Только после полудня они впервые увидели шпиль Жизорского собора и остроконечные крыши городка, раскинувшегося на склоне холма. Под крепостными стенами Жизора уже раскинулись разноцветные шатры и палатки.
Флажки весело развевались на ветру, звуки флейты и барабана наполняли все вокруг.
Когда караван подъехал ближе, появились и менее приятные ощущения – запахло свиньями. Причем не какой-нибудь одной милой хрюшкой, а стадом свиней и других, весьма «ароматных» животных. В Нормандии не было более крупного рынка, чем Жизор. Овцы, свиньи, лошади, коровы продавались и покупались с удивительной быстротой.
– Запах золота, – пошутил один из торговцев, когда молодые женщины зажали носы. – Свиньи и яблоки – лучшие деньги Нормандии.
Возможно, он прав, решила Николетт, но раньше она и не подозревала, что только в одной провинции Франции так много свиней.
Также впервые она увидела телеги и огромные корзины, наполненные алыми и янтарными яблоками. Яблочный аромат, смешиваясь с запахом свиней, волнами доносился до ноздрей всадников.
Они достигли палаточного городка. Торговцы начали разгружать товар. Молодые солдаты-новобранцы тут же отправились осматривать окрестности.
– Засядут в тавернах, – сказал Жюдо, когда те растворились в толпе.
Николетт, Дора и Жозина тоже не теряли времени. Чего только не было на телегах, грубо сколоченных прилавках и просто так, на одеялах, расстеленных на земле. Рынок раскинулся на лугу, частично зацепив поселок. Оружие и пряности, разноцветная одежда всевозможных покроев, кожаные куртки, сапоги… Лекари кричали о своих снадобьях, уничтожающих любую хворь, старухи в цветных платках всего за один обол были готовы всем предсказать судьбу по линиям ладони, ювелиры расхваливали всевозможные украшения. Оловянная, фаянсовая посуда, кувшины с медом, бочки с сидром… Среди покупателей бродили музыканты, кувыркались акробаты, жонглеры подбрасывали в воздух кольца и ножи.
Голубой дымок тянулся от жаровен, где истекала жиром свинина на вертеле. В огромных котлах пузырилось масло, в котором жарились сладкие пончики с яблочной начинкой. Но, невзирая на приятные ароматы, все-таки господствовал запах свиней.
Вместе с Дорой и Жозиной Николетт бродила между торговых рядов. Девушки отведали сладких пирожков, а теперь подбирали материал на новую одежду. Даже все свиньи Нормандии не были способны лишить Николетт радостного настроения.
За городскими стенами по узким извилистым улочкам прохаживались крестьяне, послушники, мастеровые, а также местная знать, выделяющаяся парчовой одеждой, мехами и украшениями. И повсюду – свиньи, свиньи, свиньи. Крики уличных торговцев буквально зависали в воздухе, от холодного ветра почти у всех посетителей ярмарки разгорелись щеки. Некоторые уже начали чихать и кашлять.
Огромный замок вздымался в центре города, возвышаясь над невысокими домиками с остроконечными крышами. Остроугольная вершина замка по форме напоминала общий архитектурный стиль, и поэтому казалось: к огромной каменной матери приникли каменные дети.
Николетт прищурилась, глядя на красноватое солнце. Идя вдоль по улице, она то и дело задирала голову, восхищаясь остроконечными башенками, украшавшими некоторые дома.
Жозина первая заметила процессию, быстро схватила Николетт за рукав, а Дора выдохнула только один звук:
– О!
Прямо перед ними из переулка вышли несколько мужчин с гробом на плечах. Три женщины с тревогой посмотрели на длинный черный ящик.
– Это хуже, чем встретить черную кошку, – сказала Дора.
– Нельзя пересекать то место, где они прошли, – согласилась Николетт и быстро перекрестилась. – Если мы не пересечем их путь, никакого несчастья не будет.
Окольный путь неожиданно привел их к дому, в котором двери были распахнуты настежь и откуда доносились рыдания. Видимо, именно здесь и жил умерший.
Девушки выбрались на другую улицу. Здесь к ним привязался торговец, уверявший, что хозяйка замка покупает шерсть именно у него, а потом заказывает себе чудесные платья.
Николетт посчитала торговца обманщиком, ведь его цены были в два раза выше, чем у других. Но тот продолжал настойчиво уверять, что его шерсть намного лучше.
Николетт так не показалось. Дора и Жозина искренне согласились с ней, поскольку видели ткани лучших расцветок. Когда девушки собрались направиться к другому прилавку, торговец, поднаторевший в своем деле, стал еще настойчивее. Но все попытки были напрасны – девушки купили материю у его улыбающегося соседа.
Трио, нагруженное свертками с тканью, двинулось дальше. Безмятежно шли они вдоль лавок, заваленных самыми соблазнительными товарами. У прилавка с головными уборами Николетт залюбовалась чепцами, украшенными золотистым кружевом, ободками для волос из филигранно выделанного серебра и алыми лентами, которые так хочется вплести в длинные пышные пряди! Когда-то у нее была такая прическа… Николетт с детства гордилась своими волосами, блестящих черных локонов ни разу не коснулись ножницы. И эту гордость безжалостно отобрали, вместе с честью, вместе с юностью.
Николетт подняла глаза от ободка, украшенного крохотными коралловыми бусинками, повернулась, чтобы отойти от прилавка и замерла в ужасе… Через толпу снующих туда-сюда покупателей пробирался Рауль де Конше. Рядом с ним вышагивал Симон Карл. Мужчины о чем-то оживленно беседовали. Несколько вооруженных солдат шли следом.
Николетт побледнела от ужаса. Колени задрожали так, что девушка чуть не упала. Не сказав ни слова, она оставила Дору и Жозину восхищаться чепцами и шалями и бросилась в самую гущу покупателей у следующего прилавка, где на бархате лежали драгоценности, броши и полированные пряжки. Спрятавшись в тени навеса, она осторожно оглянулась: Рауль де Конше все еще увлечен беседой, его глаза смотрят вниз, зато Симон с любопытством озирается по сторонам. Карл бросил взгляд в ее сторону, что-то сказал своему спутнику, нагнувшись к иссиня-выбритой щеке де Конше. Какая она дура! Зачем оглядывалась? Николетт лихорадочно пыталась решить, может ли Симон Карл вспомнить ее. Она почти уверена, что он вряд ли видел ее в конюшне, вряд ли видел и на городской стене во время переговоров о выкупе шурина. Что же касается Рауля де Конше, вот он может узнать ее в одну секунду.
Николетт отвернулась, затаив дыхание, ее глаза незряче блуждали по сверкающим пряжкам, разложенным на зеленом бархате. Толстая матрона неожиданно толкнула ее под локоть, Николетт споткнулась и наступила на ногу благородной леди, одетой в широкое платье и шляпку из меха.
Николетт пробормотала извинения и, подняв глаза, замерла. Перед ней стояла Адель Кашо, пухлая, свежая, такая же, как и в тот раз, когда Николетт впервые увидела ее.
– Мадам, – обратилась к ней девушка. – Как я рада видеть вас вновь, – добавила она крайне вежливо, стараясь скрыть лицо от других прохожих под капюшоном.
Адель Кашо потеряла дар речи. Увидеть сосланную принцессу на ярмарке… Но, к счастью, она успела разглядеть встревоженное выражение лица Николетт.
Симон Карл и Рауль де Конше приближались к женщинам. Николетт улыбнулась Адель:
– Как ваши дети?
Та повернулась, чтобы взглянуть, куда направлен напряженный взгляд Николетт, и тут же узнала Рауля де Конше. Конечно, барон знает принцессу в лицо, так как большую часть времени проводит в Париже, хотя и является владельцем Клермона.
– Все в порядке, – ответила наконец Адель на вопрос Николетт. – Они чувствуют себя прекрасно.
– Рада от всего сердца, – отозвалась девушка, сердцем ощущая приближение мужчин. Адель сделала быстрое движение и загородила Николетт.
Де Конше, Карл и вооруженные солдаты прошли мимо. Николетт глубоко вздохнула. Адель взяла ее под руку и повела к следующему прилавку – с оловянной посудой. Николетт краем глаза заметила Дору и Жозину, все еще восторгающихся головными уборами.
Девушка прижала одной рукой купленную материю к груди, другой схватила Адель за руку:
– Я так рада вас видеть! В самом деле. Наконец-то я могу поблагодарить вас за доброту.
Адель ободряюще улыбнулась, кивнув сопровождающим ее служанкам, чтобы не мешали беседе.
– У вас такой испуганный вид. Не бойтесь. Я никому не скажу, что видела вас, даже мужу, – рассмеявшись, она добавила: – Как и все мужчины, он не умеет хранить тайны, – говоря это, она заговорщически понизила голос и повела Николетт вниз по улице. – Я часто молюсь за вас.
Тихим шепотом Николетт рассказала о своем коротком пребывании в темнице Гайяра, о событиях в Андлу, о том, что Лэр предложил ей играть роль служанки.
Николетт, внимательно наблюдавшая за прохожими, увидела Дору и Жозину:
– Я так рада была поговорить с вами, но, к сожалению, сейчас должна покинуть вас. Если нас увидят вместе, это опасно и для вас.
Адель кивнула.
– В Жизор понаехало немало дворцовой знати из Парижа. Будьте осторожны. Если я могу хоть чем-то помочь, не стесняйтесь обратиться.
– Спасибо, – Николетт проследила, как леди Кашо присоединилась к ожидавшим ее служанкам. Почти в ту же минуту Дора и Жозина подошли к девушке.
– Это леди из Парижа? – спросила Дора, глядя в сторону женщины в изящной меховой шапочке на голове.
– Да, – ответила Николетт. – Когда-то она была очень добра ко мне.
И тут звук рожков ворвался в холодный прозрачный воздух.
– Идем! – сказал один из прохожих другому. – Сейчас будут благословлять свиней.
– Да, – отозвался его спутник. – Приехал сам епископ!
– Давайте поторопимся! – крикнула Жозина. Но у них уже и не было выбора. Вся толпа устремилась к собору, на ступеньках которого стояли представители духовенства. Да, крестьянин был прав – на крыльце стоял сам епископ Рено д'Энбо. Николетт похолодела. Зачем он приехал в Жизор? Вряд ли ему важно благословение этих дурно пахнущих животных. Не собирается ли он в Гайяр? Может быть, король послал епископа, чтобы тот привез королевскую узницу в Париж?
В толпе Николетт показалось, что она не в такой уж большой опасности. Но стоило ей перевести взгляд с епископа на других людей, как увидела коротконогого человека в одежде из коричневого бархата, отороченного мехом. Человек с длинными цепкими руками и паучьими ножками. Под колоннами стоял королевский инквизитор, хранитель печати Гюлимай де Ногаре.
Николетт побледнела.
Свиньи, приведенные под епископское благословение, визжали, курился фимиам. Николетт дернула Дору за рукав.
– Я что-то неважно себя чувствую, – сказала она нервно. – Вернусь к нашим торговцам в палатку.
Жозина, поглощенная созерцанием церемонии, даже не повернулась.
– Подожди, мы тоже скоро пойдем, – ответила Дора.
– Нет. Не волнуйтесь, осмотрите все без меня. Я вполне дойду сама.
Николетт солгала. У нее подгибались ноги, пока она пробиралась прочь от собора.
* * *
Немногим раньше Лэр и Жюдо направились в сторону скотного рынка, раскинувшегося на огромном лугу за стенами Жизора. Лэр намеревался купить лошадей и коров, но в первый день решил только присмотреться. Если он купит животных сегодня, придется их кормить целую неделю до возвращения в Гайяр. Все можно приобрести и в последний день. Не исключено, что и цены немного понизятся.
На глаза Лэру попалась великолепная серая кобыла, но в этот момент раздался чей-то голос:
– Боже мой, да это де Фонтен!
Лэр обернулся и увидел Франсуа Кашо в сопровождении Гуэна. В сапогах на каблуках Кашо казался чуть выше, но все же ростом он не вышел. Крепкий, коротконогий, с толстой шеей и розовыми щеками, нормандец с головы до пят, Кашо радостно улыбался Лэру.
После приветствий и представлений четверо мужчин продолжили путь вместе, оживленно обсуждая всевозможные покупки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29