не заключать сепаратных таможенных союзов и предоставлять права наиболее благоприятствуемой нации всем государствам без различия.
Гарантии мира
Мир заключается на мирном конгрессе через уполномоченных, выбранных органами народного представительства. Условия мира утверждаются парламентами.
Отменяется тайная дипломатия: все обязуются не заключать тайных договоров. Такие договоры объявляются противоречащими международному праву и недействительными. Недействительными остаются и все договоры до утверждения их парламентами.
Постепенное разоружение на суше и на море и переход к системе милиции.
Предложенная Вильсоном “лига мира” может быть ценным завоеванием международного права только при условии 1) обязательного участия в ней всех государств с равными правами; 2) при демократизации внешней политики, как указано выше.
Пути к миру
Как бы конкретно ни были формулированы цели войны, в договоре должно быть указано и опубликовано, что союзники готовы начать мирные переговоры, как только противная сторона заявит своё согласие на мирные переговоры при условии отказа всех сторон от всяких насильственных захватов.
Союзники обязываются не начинать тайных переговоров о мире и не заключать мира иначе, как на конгрессе с участием всех нейтральных стран.
Кроме того, делегату даются следующие указания:
Должны быть устранены все препятствия к созыву Стокгольмской социалистической конференции, и, в частности, должны быть немедленно выданы паспорта делегатам всех партий и фракций, согласившихся принять в ней участие».
(Исполнительный комитет крестьянских Советов тоже составил свой наказ, отличающийся от вышеприведённого лишь в мелочах.)
[2.6]
МИР ЗА СЧЁТ РОССИИ
Разоблачения Рибо относительно мирных предложений, сделанных Франции Австрией; так называемая «Мирная конференция» в Берне, Швейцария, летом 1917 г. при участии делегатов от всех воюющих стран, представлявших все крупные финансовые интересы этих стран; и попытки одного английского агента войти в сношения с иерархами болгарской церкви — всё это указывало на тот факт, что в обеих воюющих коалициях имелось сильное течение, стремившееся к заключению мира за счёт России. В следующей моей книге — «От Корнилова до Бреста» — я надеюсь изложить этот вопрос довольно подробно и опубликовать несколько относящихся сюда секретных документов, найденных в министерстве иностранных дел в Петрограде.
[2.7]
РУССКИЕ СОЛДАТЫ ВО ФРАНЦИИ.
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ [*7]
С получением известия о происшедшей революции в Париже возник ряд русских газет самого крайнего направления. Газеты эти, а также отдельные лица, получив свободу проникать в солдатскую массу, начали в ней большевистскую пропаганду, давая зачастую неверные информации, почерпнутые из отрывочных телеграмм французских газет. При отсутствии официальных известий и указаний всё это вызвало брожение среди солдат. Последнее выразилось в желании немедленного отправления в Россию и огульной враждебности к офицерам. По поручению военного министра Керенского эмигрант Рапп 18 мая выехал к войскам, где обошёл отдельные части, вводя в них новые организации в согласии с приказом № 213. Однако брожение не прекращалось. Им руководил 1-й полковой исполнительный комитет, который начал выпускать бюллетени ленинского направления. 18 июня по желанию солдат войска были собраны из разных деревень в лагерь Лакуртин. Здесь начались митинги, на которых 1-й полк и его вожаки стремились захватить главную роль. Только что созданный отрядный комитет, составленный из наиболее развитых и сознательных солдат, парировал, насколько мог, разрушительную работу 1-го полка, успокаивая брожение и призывая солдат к нормальной жизни на основе ныне введённых в армии демократических начал. Опасаясь возрастающего влияния отрядного комитета, руководители 1-го полка в ночь с 23 на 24 собрали митинг, на коем, кроме 1-го полка, присутствовали почти весь 2-й и небольшие части 5-го и 6-го полков. На этом митинге отрядный комитет был объявлен низложенным, хотя он был избран всего две недели назад. Одновременно с этим приказания начальника дивизии о выходе не были исполнены солдатами 1-й бригады. Воззвание, выпущенное ими, выяснило, что заниматься не имеет смысла, так как решено более не воевать. Тем временем враждебные отношения между 1-й и 2-й бригадами начали угрожать острым конфликтом. Сами солдаты 2-й бригады настоятельно просили отделить их от мятежной 1-й, грозя в противном случае самовольно покинуть лагерь.
Поэтому ген. Занкевичем, прибывшим в лагерь вместе с уполномоченным военного министра Раппом, по соглашению с последним отдано приказание, чтобы солдаты, безусловно подчиняющиеся Временному правительству, покинули лагерь Лакуртин, захватив с собой всё снаряжение. 25 июня приказание это было исполнено, и в лагере остались солдаты, подчинившиеся Временному правительству “лишь условно”. Крайне враждебное отношение солдат к офицерам, дошедшее до насилия над ними, принудило ген. Занкевича удалить офицеров из Лакуртина, оставив лишь несколько человек для обеспечения хозяйственной части. По инициативе уполномоченного военного министра гражданина Раппа к солдатам лагеря Лакуртин неоднократно выезжали с ним вместе политические эмигранты, чтобы повлиять на солдат, однако все эти попытки оказались безуспешными. Назначенный комиссаром гражданин Рапп издал приказ, в котором настаивал на немедленном безусловном подчинении Временному правительству. 22 июля комиссар Рапп выехал в Лакуртин в сопровождении проезжавших через Париж делегатов Исполнительного комитета Совета Р. и С. Д. Русанова, Гольденберга, Эрлиха и Смирнова с целью сделать новую попытку повлиять на мятежников. Однако эта попытка не привела ни к каким результатам, а делегаты Совета Р. и С. Д. были встречены явно враждебно. Столь же безрезультатна была поездка в Лакуртин временно находящегося во Франции комиссара Временного правительства Сватикова. Получив от Временного правительства разъяснение, что русских войск во Франции не предполагается возвращать в Россию, а также категорическое требование привести к повиновению мятежных солдат, не останавливаясь перед применением вооружённой силы, после неоднократных и бесплодных попыток комиссара и наших политических эмигрантов убедить мятежников подчиниться, ген. Занкевич потребовал от мятежников-солдат положить оружие и в знак повиновения выйти в походном порядке в местечко Клораво. Однако требование это не было выполнено во всей полноте: вначале вышло около 500 человек, среди которых было арестовано 22 солдата, затем через 24 часа — ещё около 6.000 человек, остальные — около 2.000 — были преднамеренно оставлены для охранения оружия, которое они сдать не пожелали.
На отданное тогда же генералом приказание — сдать оружие по возвращении в лагерь — мятежники ответили согласием. Однако это приказание исполнено ими не было. Оставление оружия в руках дезорганизованной толпы, среди которой скрывались, несомненно, провокационные элементы, представлялось явно опасным. Сложение оружия являлось основным условием для приведения этой толпы в порядок. При этих обстоятельствах и имея в виду некоторую неустойчивость состояния духа части войск, оставшейся верной Временному правительству, вследствие чего явилось сомнение в возможности применения их в качестве вооружённой силы для приведения к порядку мятежников, решено было прибегнуть к давлению длительного характера: мятежники были переведены на уменьшенное довольствие, денежное довольствие было прекращено, выход из лагеря в соседний город Оккуртин был заграждён французскими постами. Меры эти вызвали подавленность духа мятежников в массе, но в то же время усилилось на неё влияние вожаков, стремившихся спрятаться за массу и растворить в ней свою ответственность. В то же время мятежные солдаты стали позволять себе насилия над чинами французских войск. Так, ими был арестован и продержан 6 часов французский офицер с двумя французскими унтер-офицерами, которые по приказанию французского коменданта расклеивали в лагере телеграмму главнокомандующего. 9 августа ген. Занкевич ездил в лагерь Лакуртин, чтобы в последний раз попытаться убедить мятежников-солдат сложить оружие. Однако на его приказ вызвать представителей от рот комитет от лагеря ответил отказом исполнить это требование. Получив сведение о проезде через Францию артиллерийской бригады, находившейся в отличном порядке, ген. Занкевич по соглашению с комиссаром Раппом решил воспользоваться этой частью для приведения силой оружия мятежных солдат в покорность; командиру было поручено сформирование и командование сводным отрядом, составленным из частей вышеупомянутой артиллерийской бригады и пехотной дивизии.
27 августа солдатам лагеря Лакуртин было объявлено распоряжение Временного правительства об отозвании наших войск из Франции, однако и после этого мятежники упорно отказывались сдать оружие. По просьбе артиллеристов из их состава была послана к мятежным солдатам выборная депутация, которая вернулась через несколько дней, придя к убеждению в бесполезности переговоров. Такие же отрицательные результаты дали уговоры мятежников выборными от пехотной дивизии. К вечеру 1 сентября была прекращена доставка пищевых продуктов в бунтующий лагерь, однако эта мера могла иметь только моральный характер, так как в распоряжении бунтовщиков имелись значительные запасы продовольствия; войска заняли назначенные позиции. В тот же день был передан членам комитета лагеря Лакуртин и в толпу мятежников-солдат ультимативный приказ ген. Занкевича о сложении оружия бунтовщиками с угрозою открыть артиллерийский огонь в случае неисполнения этого приказания к 10 часам утра 1 сентября. После неоднократных предупреждений в 10 часов утра 3 сентября был открыт по лагерю редкий артиллерийский огонь, всего 18 снарядов, и мятежники были оповещены, что огонь станет интенсивным. Ввиду того, что в ночь с 3-го на 4-е сдалось около 160 человек, 4 сентября вновь начался обстрел лагеря, и в 11 часов утра после выпуска 30 снарядов мятежники выкинули два белых флага и начали выходить без оружия из лагеря. К вечеру вышедших оказалось около 8.300 человек. Они были приняты французскими войсками. В этот день артиллерийская стрельба более не производилась. Оставшиеся в лагере — 150 — с вечера открыли сильный пулемётный огонь.
Вечером был отправлен в лагерь врач с 4 фельдшерами для оказания медицинской помощи раненым. 5 сентября с целью ликвидирования дела был открыт интенсивный огонь по лагерю, и наши части постепенно занимали лагерь. Мятежники упорно отвечали стрельбой из пулемёта. К 9 часам 6-го лагерь был занят целиком. Всего зарегистрировано вышедших из лагеря 8.515 солдат. Потери наших частей: 1 убитый, 5 раненых. Мятежников — 8 убитых, 44 раненых. Среди французов были лишь две случайные жертвы: один убитый и один раненый; оба — почтальоны, сбившиеся с дороги и попавшие в полосу попадания пуль мятежников. Таким образом, куртинский мятеж был ликвидирован нашими войсками без какого-либо активного участия французских войск. По обезоружении среди мятежников был произведён 81 арест. По выделении арестованных из остальной массы мятежников были сформированы особые безоружные маршевые роты, из коих две, составленные из особенно беспокойных элементов, выделены и отправлены в Бурд-Лаотие, другая — на Ильд-Экс, остальные оставлены в лагере Лакуртин для выяснения виновных и степени их ответственности. Распоряжением представителя Временного правительства военным комиссаром образована особая следственная комиссия».
После этого победители хладнокровно расстреляли свыше 200 восставших.
[2.8]
РЕЧЬ ТЕРЕЩЕНКО(Выдержки )
«…Вопросы обороны и внешней политики тесно связаны между собой… Таким образом, если вопросы национальной обороны вы считаете необходимым обсуждать при закрытых дверях, то иногда нам приходится соблюдать такую же тайну и в вопросах внешней политики…
Работа германской дипломатии определённо идёт в направлении воздействия на общественное мнение… Поэтому заявления руководителей крупных демократических организаций, которые говорят о возможности или близости революционного конвента и о невозможности зимней кампании, представляют собою величайшую опасность… Всякие такие заявления оплачиваются человеческими жизнями.
Я хочу говорить исключительно с точки зрения государственной целесообразности, т.е. совершенно оставляя в стороне вопросы о чести и достоинстве нашего государства. С точки зрения целесообразности международная политика России должна руководиться правильно понятыми государственными интересами России… Эти интересы говорят, что нельзя нашей родине оставаться одинокой и что та группировка сил, которая в настоящее время создалась, для нас целесообразна… Всё человечество жаждет мира, но в Россия никто не допустит такого мира, который был бы унизителен для неё и нарушил бы государственные интересы нашей родины…».
Оратор указывает, что подобный мир на долгие годы, если не на столетия, задержал бы торжество демократических принципов во всём мире и неизбежно вызвал бы новые войны.
«Все помнят апрельские и майские дни, когда братание на нашем фронте грозило прервать войну путём простого прекращения боевых действий и довести страну до позорного сепаратного мира… Какие усилия потребовались тогда для того, чтобы заставить фронтовые солдатские массы понять, что не этим путём должно Российское государство закончить войну и обеспечить свои интересы…»
Далее Терещенко говорит об изумительном действии июньского наступления, о том, какой вес оно придало за границей всякому слову русских послов, о том, какое отчаяние распространили в Германии русские победы. Затем он рассказывает о разочаровании, каким сопровождалось в союзных странах поражение русской армии.
«Что до российского правительства, то оно твёрдо держится апрельской формулы: “Мир без аннексий и контрибуций”. Мы считаем необходимым не только провозгласить принцип самоопределения народов, но и отказаться от империалистических целей…»
Германия беспрерывно делает попытки заключить мир. В Германии говорят только о мире. Немцы знают, что добиться победы они не могут.
«Я отвергаю все упреки, делаемые правительству в том, что российская внешняя политика недостаточно ясно говорит о целях войны…
Если возникает вопрос о том, какие цели преследуют союзники, то прежде необходимо спросить, на каких целях сошлись центральные державы…
Часто приходится слышать требования, чтобы мы опубликовали все подробности договоров между союзниками; но все забывают, что мы до сих пор не знаем тех договоров, которыми связаны центральные державы…»
Терещенко утверждает, что Германия явно стремится отделить Россию от Запада рядом мелких буферных государств.
«Мы должны обратить самое напряжённое внимание на эту тенденцию, пытающуюся нанести удар самым жизненным интересам России…
И неужели российская демократия, начертавшая на своём знамени право народов на распоряжение своей судьбой, — неужели она и впредь допустит угнетение самых культурных народов, совершаемое Австро-Венгрией?!
Тот, кто боится, что союзники попытаются воспользоваться нашим затруднительным положением, чтобы заставить нас взять на себя слишком большую часть военных тягот и чтобы разрешить вопросы мира за наш счёт, находится в глубочайшем заблуждении… Наш враг смотрит на Россию, как на рынок для сбыта своих продуктов. С прекращением войны мы оказались бы в очень слабом положении; границы наши оказались бы открытыми для потока германских товаров, которые на долгие годы задержали бы развитие нашей промышленности. Против такого положения дел необходимо принять решительные меры…
Я заявляю прямо и открыто: соотношение сил, связывающее нас с союзниками, благоприятно для интересов России . Поэтому очень важно, чтобы наши взгляды по вопросам войны и мира находились в возможно точном и ясном соответствии с точкой зрения союзников по тем же вопросам… Во избежание всяких недоразумений я должен прямо заявить, что на Парижской конференции Россия должна выражать единую точку зрения …»
Оратор не стал комментировать скобелевского наказа, но зато он сослался на только что опубликованный в Стокгольме манифест германо-скандинавского комитета. Этот манифест требовал автономии для Литвы и Латвии; «Но, — заявил Терещенко, — это явно невозможно, ибо Россия не может обойтись без незамерзающих портов на Балтийском море…
В этом пункте вопросы внешней политики тесно связываются с вопросами политики внутренней, ибо если бы у нас существовало сильное чувство единства всей великой России, то мы не были бы свидетелями повсеместных и повторяющихся манифестаций, говорящих о желании различных народов отложиться от центрального правительства… Подобный сепаратизм противоречит интересам России, и русские делегаты не могут поддерживать его…»
[2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Гарантии мира
Мир заключается на мирном конгрессе через уполномоченных, выбранных органами народного представительства. Условия мира утверждаются парламентами.
Отменяется тайная дипломатия: все обязуются не заключать тайных договоров. Такие договоры объявляются противоречащими международному праву и недействительными. Недействительными остаются и все договоры до утверждения их парламентами.
Постепенное разоружение на суше и на море и переход к системе милиции.
Предложенная Вильсоном “лига мира” может быть ценным завоеванием международного права только при условии 1) обязательного участия в ней всех государств с равными правами; 2) при демократизации внешней политики, как указано выше.
Пути к миру
Как бы конкретно ни были формулированы цели войны, в договоре должно быть указано и опубликовано, что союзники готовы начать мирные переговоры, как только противная сторона заявит своё согласие на мирные переговоры при условии отказа всех сторон от всяких насильственных захватов.
Союзники обязываются не начинать тайных переговоров о мире и не заключать мира иначе, как на конгрессе с участием всех нейтральных стран.
Кроме того, делегату даются следующие указания:
Должны быть устранены все препятствия к созыву Стокгольмской социалистической конференции, и, в частности, должны быть немедленно выданы паспорта делегатам всех партий и фракций, согласившихся принять в ней участие».
(Исполнительный комитет крестьянских Советов тоже составил свой наказ, отличающийся от вышеприведённого лишь в мелочах.)
[2.6]
МИР ЗА СЧЁТ РОССИИ
Разоблачения Рибо относительно мирных предложений, сделанных Франции Австрией; так называемая «Мирная конференция» в Берне, Швейцария, летом 1917 г. при участии делегатов от всех воюющих стран, представлявших все крупные финансовые интересы этих стран; и попытки одного английского агента войти в сношения с иерархами болгарской церкви — всё это указывало на тот факт, что в обеих воюющих коалициях имелось сильное течение, стремившееся к заключению мира за счёт России. В следующей моей книге — «От Корнилова до Бреста» — я надеюсь изложить этот вопрос довольно подробно и опубликовать несколько относящихся сюда секретных документов, найденных в министерстве иностранных дел в Петрограде.
[2.7]
РУССКИЕ СОЛДАТЫ ВО ФРАНЦИИ.
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ [*7]
С получением известия о происшедшей революции в Париже возник ряд русских газет самого крайнего направления. Газеты эти, а также отдельные лица, получив свободу проникать в солдатскую массу, начали в ней большевистскую пропаганду, давая зачастую неверные информации, почерпнутые из отрывочных телеграмм французских газет. При отсутствии официальных известий и указаний всё это вызвало брожение среди солдат. Последнее выразилось в желании немедленного отправления в Россию и огульной враждебности к офицерам. По поручению военного министра Керенского эмигрант Рапп 18 мая выехал к войскам, где обошёл отдельные части, вводя в них новые организации в согласии с приказом № 213. Однако брожение не прекращалось. Им руководил 1-й полковой исполнительный комитет, который начал выпускать бюллетени ленинского направления. 18 июня по желанию солдат войска были собраны из разных деревень в лагерь Лакуртин. Здесь начались митинги, на которых 1-й полк и его вожаки стремились захватить главную роль. Только что созданный отрядный комитет, составленный из наиболее развитых и сознательных солдат, парировал, насколько мог, разрушительную работу 1-го полка, успокаивая брожение и призывая солдат к нормальной жизни на основе ныне введённых в армии демократических начал. Опасаясь возрастающего влияния отрядного комитета, руководители 1-го полка в ночь с 23 на 24 собрали митинг, на коем, кроме 1-го полка, присутствовали почти весь 2-й и небольшие части 5-го и 6-го полков. На этом митинге отрядный комитет был объявлен низложенным, хотя он был избран всего две недели назад. Одновременно с этим приказания начальника дивизии о выходе не были исполнены солдатами 1-й бригады. Воззвание, выпущенное ими, выяснило, что заниматься не имеет смысла, так как решено более не воевать. Тем временем враждебные отношения между 1-й и 2-й бригадами начали угрожать острым конфликтом. Сами солдаты 2-й бригады настоятельно просили отделить их от мятежной 1-й, грозя в противном случае самовольно покинуть лагерь.
Поэтому ген. Занкевичем, прибывшим в лагерь вместе с уполномоченным военного министра Раппом, по соглашению с последним отдано приказание, чтобы солдаты, безусловно подчиняющиеся Временному правительству, покинули лагерь Лакуртин, захватив с собой всё снаряжение. 25 июня приказание это было исполнено, и в лагере остались солдаты, подчинившиеся Временному правительству “лишь условно”. Крайне враждебное отношение солдат к офицерам, дошедшее до насилия над ними, принудило ген. Занкевича удалить офицеров из Лакуртина, оставив лишь несколько человек для обеспечения хозяйственной части. По инициативе уполномоченного военного министра гражданина Раппа к солдатам лагеря Лакуртин неоднократно выезжали с ним вместе политические эмигранты, чтобы повлиять на солдат, однако все эти попытки оказались безуспешными. Назначенный комиссаром гражданин Рапп издал приказ, в котором настаивал на немедленном безусловном подчинении Временному правительству. 22 июля комиссар Рапп выехал в Лакуртин в сопровождении проезжавших через Париж делегатов Исполнительного комитета Совета Р. и С. Д. Русанова, Гольденберга, Эрлиха и Смирнова с целью сделать новую попытку повлиять на мятежников. Однако эта попытка не привела ни к каким результатам, а делегаты Совета Р. и С. Д. были встречены явно враждебно. Столь же безрезультатна была поездка в Лакуртин временно находящегося во Франции комиссара Временного правительства Сватикова. Получив от Временного правительства разъяснение, что русских войск во Франции не предполагается возвращать в Россию, а также категорическое требование привести к повиновению мятежных солдат, не останавливаясь перед применением вооружённой силы, после неоднократных и бесплодных попыток комиссара и наших политических эмигрантов убедить мятежников подчиниться, ген. Занкевич потребовал от мятежников-солдат положить оружие и в знак повиновения выйти в походном порядке в местечко Клораво. Однако требование это не было выполнено во всей полноте: вначале вышло около 500 человек, среди которых было арестовано 22 солдата, затем через 24 часа — ещё около 6.000 человек, остальные — около 2.000 — были преднамеренно оставлены для охранения оружия, которое они сдать не пожелали.
На отданное тогда же генералом приказание — сдать оружие по возвращении в лагерь — мятежники ответили согласием. Однако это приказание исполнено ими не было. Оставление оружия в руках дезорганизованной толпы, среди которой скрывались, несомненно, провокационные элементы, представлялось явно опасным. Сложение оружия являлось основным условием для приведения этой толпы в порядок. При этих обстоятельствах и имея в виду некоторую неустойчивость состояния духа части войск, оставшейся верной Временному правительству, вследствие чего явилось сомнение в возможности применения их в качестве вооружённой силы для приведения к порядку мятежников, решено было прибегнуть к давлению длительного характера: мятежники были переведены на уменьшенное довольствие, денежное довольствие было прекращено, выход из лагеря в соседний город Оккуртин был заграждён французскими постами. Меры эти вызвали подавленность духа мятежников в массе, но в то же время усилилось на неё влияние вожаков, стремившихся спрятаться за массу и растворить в ней свою ответственность. В то же время мятежные солдаты стали позволять себе насилия над чинами французских войск. Так, ими был арестован и продержан 6 часов французский офицер с двумя французскими унтер-офицерами, которые по приказанию французского коменданта расклеивали в лагере телеграмму главнокомандующего. 9 августа ген. Занкевич ездил в лагерь Лакуртин, чтобы в последний раз попытаться убедить мятежников-солдат сложить оружие. Однако на его приказ вызвать представителей от рот комитет от лагеря ответил отказом исполнить это требование. Получив сведение о проезде через Францию артиллерийской бригады, находившейся в отличном порядке, ген. Занкевич по соглашению с комиссаром Раппом решил воспользоваться этой частью для приведения силой оружия мятежных солдат в покорность; командиру было поручено сформирование и командование сводным отрядом, составленным из частей вышеупомянутой артиллерийской бригады и пехотной дивизии.
27 августа солдатам лагеря Лакуртин было объявлено распоряжение Временного правительства об отозвании наших войск из Франции, однако и после этого мятежники упорно отказывались сдать оружие. По просьбе артиллеристов из их состава была послана к мятежным солдатам выборная депутация, которая вернулась через несколько дней, придя к убеждению в бесполезности переговоров. Такие же отрицательные результаты дали уговоры мятежников выборными от пехотной дивизии. К вечеру 1 сентября была прекращена доставка пищевых продуктов в бунтующий лагерь, однако эта мера могла иметь только моральный характер, так как в распоряжении бунтовщиков имелись значительные запасы продовольствия; войска заняли назначенные позиции. В тот же день был передан членам комитета лагеря Лакуртин и в толпу мятежников-солдат ультимативный приказ ген. Занкевича о сложении оружия бунтовщиками с угрозою открыть артиллерийский огонь в случае неисполнения этого приказания к 10 часам утра 1 сентября. После неоднократных предупреждений в 10 часов утра 3 сентября был открыт по лагерю редкий артиллерийский огонь, всего 18 снарядов, и мятежники были оповещены, что огонь станет интенсивным. Ввиду того, что в ночь с 3-го на 4-е сдалось около 160 человек, 4 сентября вновь начался обстрел лагеря, и в 11 часов утра после выпуска 30 снарядов мятежники выкинули два белых флага и начали выходить без оружия из лагеря. К вечеру вышедших оказалось около 8.300 человек. Они были приняты французскими войсками. В этот день артиллерийская стрельба более не производилась. Оставшиеся в лагере — 150 — с вечера открыли сильный пулемётный огонь.
Вечером был отправлен в лагерь врач с 4 фельдшерами для оказания медицинской помощи раненым. 5 сентября с целью ликвидирования дела был открыт интенсивный огонь по лагерю, и наши части постепенно занимали лагерь. Мятежники упорно отвечали стрельбой из пулемёта. К 9 часам 6-го лагерь был занят целиком. Всего зарегистрировано вышедших из лагеря 8.515 солдат. Потери наших частей: 1 убитый, 5 раненых. Мятежников — 8 убитых, 44 раненых. Среди французов были лишь две случайные жертвы: один убитый и один раненый; оба — почтальоны, сбившиеся с дороги и попавшие в полосу попадания пуль мятежников. Таким образом, куртинский мятеж был ликвидирован нашими войсками без какого-либо активного участия французских войск. По обезоружении среди мятежников был произведён 81 арест. По выделении арестованных из остальной массы мятежников были сформированы особые безоружные маршевые роты, из коих две, составленные из особенно беспокойных элементов, выделены и отправлены в Бурд-Лаотие, другая — на Ильд-Экс, остальные оставлены в лагере Лакуртин для выяснения виновных и степени их ответственности. Распоряжением представителя Временного правительства военным комиссаром образована особая следственная комиссия».
После этого победители хладнокровно расстреляли свыше 200 восставших.
[2.8]
РЕЧЬ ТЕРЕЩЕНКО(Выдержки )
«…Вопросы обороны и внешней политики тесно связаны между собой… Таким образом, если вопросы национальной обороны вы считаете необходимым обсуждать при закрытых дверях, то иногда нам приходится соблюдать такую же тайну и в вопросах внешней политики…
Работа германской дипломатии определённо идёт в направлении воздействия на общественное мнение… Поэтому заявления руководителей крупных демократических организаций, которые говорят о возможности или близости революционного конвента и о невозможности зимней кампании, представляют собою величайшую опасность… Всякие такие заявления оплачиваются человеческими жизнями.
Я хочу говорить исключительно с точки зрения государственной целесообразности, т.е. совершенно оставляя в стороне вопросы о чести и достоинстве нашего государства. С точки зрения целесообразности международная политика России должна руководиться правильно понятыми государственными интересами России… Эти интересы говорят, что нельзя нашей родине оставаться одинокой и что та группировка сил, которая в настоящее время создалась, для нас целесообразна… Всё человечество жаждет мира, но в Россия никто не допустит такого мира, который был бы унизителен для неё и нарушил бы государственные интересы нашей родины…».
Оратор указывает, что подобный мир на долгие годы, если не на столетия, задержал бы торжество демократических принципов во всём мире и неизбежно вызвал бы новые войны.
«Все помнят апрельские и майские дни, когда братание на нашем фронте грозило прервать войну путём простого прекращения боевых действий и довести страну до позорного сепаратного мира… Какие усилия потребовались тогда для того, чтобы заставить фронтовые солдатские массы понять, что не этим путём должно Российское государство закончить войну и обеспечить свои интересы…»
Далее Терещенко говорит об изумительном действии июньского наступления, о том, какой вес оно придало за границей всякому слову русских послов, о том, какое отчаяние распространили в Германии русские победы. Затем он рассказывает о разочаровании, каким сопровождалось в союзных странах поражение русской армии.
«Что до российского правительства, то оно твёрдо держится апрельской формулы: “Мир без аннексий и контрибуций”. Мы считаем необходимым не только провозгласить принцип самоопределения народов, но и отказаться от империалистических целей…»
Германия беспрерывно делает попытки заключить мир. В Германии говорят только о мире. Немцы знают, что добиться победы они не могут.
«Я отвергаю все упреки, делаемые правительству в том, что российская внешняя политика недостаточно ясно говорит о целях войны…
Если возникает вопрос о том, какие цели преследуют союзники, то прежде необходимо спросить, на каких целях сошлись центральные державы…
Часто приходится слышать требования, чтобы мы опубликовали все подробности договоров между союзниками; но все забывают, что мы до сих пор не знаем тех договоров, которыми связаны центральные державы…»
Терещенко утверждает, что Германия явно стремится отделить Россию от Запада рядом мелких буферных государств.
«Мы должны обратить самое напряжённое внимание на эту тенденцию, пытающуюся нанести удар самым жизненным интересам России…
И неужели российская демократия, начертавшая на своём знамени право народов на распоряжение своей судьбой, — неужели она и впредь допустит угнетение самых культурных народов, совершаемое Австро-Венгрией?!
Тот, кто боится, что союзники попытаются воспользоваться нашим затруднительным положением, чтобы заставить нас взять на себя слишком большую часть военных тягот и чтобы разрешить вопросы мира за наш счёт, находится в глубочайшем заблуждении… Наш враг смотрит на Россию, как на рынок для сбыта своих продуктов. С прекращением войны мы оказались бы в очень слабом положении; границы наши оказались бы открытыми для потока германских товаров, которые на долгие годы задержали бы развитие нашей промышленности. Против такого положения дел необходимо принять решительные меры…
Я заявляю прямо и открыто: соотношение сил, связывающее нас с союзниками, благоприятно для интересов России . Поэтому очень важно, чтобы наши взгляды по вопросам войны и мира находились в возможно точном и ясном соответствии с точкой зрения союзников по тем же вопросам… Во избежание всяких недоразумений я должен прямо заявить, что на Парижской конференции Россия должна выражать единую точку зрения …»
Оратор не стал комментировать скобелевского наказа, но зато он сослался на только что опубликованный в Стокгольме манифест германо-скандинавского комитета. Этот манифест требовал автономии для Литвы и Латвии; «Но, — заявил Терещенко, — это явно невозможно, ибо Россия не может обойтись без незамерзающих портов на Балтийском море…
В этом пункте вопросы внешней политики тесно связываются с вопросами политики внутренней, ибо если бы у нас существовало сильное чувство единства всей великой России, то мы не были бы свидетелями повсеместных и повторяющихся манифестаций, говорящих о желании различных народов отложиться от центрального правительства… Подобный сепаратизм противоречит интересам России, и русские делегаты не могут поддерживать его…»
[2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47