Скажу просто, впопыхах забыл включить запись.
- Там есть красная кнопка, - сказал я. - Нажмешь - на стирание. А рычажок перемотка.
- Зачем ты мне все это рассказываешь? - он пожал плечами. - Я принесу, сам и разбирайся.
Он ушел, а я все никак не мог найти себе места. Ко всему, от резких движений начинала кружиться голова, и рот словно набит наждачной бумагой. Ломило суставы.
Поминутно смотрел на часы и проклинал все на свете, оттого что время тянулось так медленно.
Потом смутные образы закопошились в углах комнаты, мохнатые и красноглазые, они мельтешили под ногами, по спине взбирались на плечи, чтобы впиться остренькими зубами в мозг.
Образы были многоликие, они шептали разные скабрезности, и от них некуда было деться. Я спал и во сне чувствовал, как зарождается рассвет.
Я услышал шаги Эдгара, еще когда он шел по коридору. Он ступал жестко, словно впечатывал каблуки в линолеум. Я открыл глаза и, не мигая, смотрел на дверь.
Он вошел, пахнущий дождем и улицей. Подмигнул, достал из кармана диктофон.
- Весь плащ извозил, насилу нашел. Там, возле фургончика, несколько разбитых "Запорожцев". Включил запись:
"Этот, как его, Барин? - мой голос. - Или парнишка его?
"И про это пронюхал? Не длинный ли у тебя нос..." - отвечают...
Эдгар кладет диктофон на стол.
- Все в порядке?
Я кивнул.
- Кстати, за мной следили, - он ухмыльнулся. - Хотя, может, показалось. Серые "Жигули".
- Нет, не показалось. Это Сухоручко.
- Зачем? - спросил Эд.
- Видишь ли, по его версии - ты единственный в этом городе, кто с самого начала знал о каждом моем шаге. И потому мог меня использовать в этой истории. Плащ Бессонова должны были подбросить при свидетеле - ради одной жены не стоило устраивать спектакль. Только ты знал, что я буду там всю ночь... А я был зритель беспристрастный, свидетель идеальный, если бы вместо бессоновского не взяли мой плащ. В общем, тебя решили проверить на диктофоне. Если бы был замешан, то постарался не
"найти" его, верно?
- Не очень же ты высокого мнения обо мне! - сказал
Эдгар изумленно.
- Понимаешь, старик, в этой истории слишком часто всплывает неизвестный, который очень много обо мне знает. Первая ночь - ладно. За домом могли следить и знать, что появится свидетель. Но дальше... Он мне пытался помешать - я видел его со спины - познакомиться в кафе с Громовой. Кто кроме тебя знал, что я туда пойду? Из номера в гостинице выкрали ампулы - кто знал, в каком я номере остановился? Ты же меня туда устраивал. Есть еще масса других фактов, подтверждающих общую идею - меня пасли в этом городе с самого начала, прекрасно знали, кто я, откуда и зачем приехал, и заранее подготовили роль, которую я с некоторыми отступлениями от текста и играю.
- И ты подумал на меня? - глаза Эдгара потемнели. - Ну и дрянь же ты.
- Полегче, - говорю, - я таких эпитетов никому не спускаю.
- Ничего, стерпишь, - говорит он. - У меня тоже свои обиды...
Я встаю и направляюсь к двери.
- Эй, ты куда? - окликает он. - Докладываться следователю?
Я берусь за ручку двери, он догоняет и хватает за плечо.
- Ладно, - говорит он, - погорячились...
- Пусти.
Он не отпускает, и тогда я оборачиваюсь и всаживаю кулак ему в грудь. От неожиданности он отступает на шаг, в глазах его загораются нехорошие огоньки. Мы стоим неподвижно, и в комнате кажется совсем темно. Эд немного ниже меня, но более
тренирован. Если бы раньше мне кто сказал, что мы будем вот так
стоять, я бы перестал с этим человеком здороваться.
Минута тянется очень медленно. Постепенно глаза Эдгара светлеют, и он вдруг ухмыляется:
- Вот была бы удача для следователя. Представляешь?
Преступник обнаруживает себя и кидается с кулаками на главного свидетеля. Трагическая развязка запутанного дела... Только поверь, я тут ни при чем.
- Я верю. С самого начала Верил. Потому и пошел на все это.
- Ну и хитрый же ты парень.
- Завари-ка лучше кофе...
Пока Эдгар возился с кофеваркой, я сидел на краешке кровати и старался держаться молодцом. Но мир потерял стабильность. Мои глаза стали словно отдельно от меня. Они плавали в бредовой мути, где-то по другую сторону реальности. Там было все ровное-ровное, вроде как тундра. И ржавый мох, покуда хватит глаз. Десять солнц на закате. А воздух синий, густой и терпкий. Черные бочаги среди мхов, словно небо в облаках, и из них торчит покосившаяся карусель. Она крутится и скрипит, крутится и скрипит, скрипит, скрипит...
- Ты скверно выглядишь, - Эдгар протянул мне чашку, но я знаком попросил поставить ее на стол.
Не мог положиться на свои руки, а нам не хватало только битой посуды. Он настороженно смотрит на меня, я говорю:
- Все в порядке, старик. Просто ночь была бурная.
- Это точно. Ну, давай разберемся с твоим неизвестным. Я киваю.
- Первое столкновение, - Эдгар морщит лоб, - в кафе. Он тебя видел и узнал, ты его - нет.
- Там было много народу.
- Но он же тебя заметил?
Я кивнул.
- Значит, следили.
- Наверняка.
- Бессонов - Громова - ты. Одна цепочка. Только ты сам виноват - по доброй воле в это дело впутался. А они? Чем они мешали этому, как его, Барину?
- Наркотики. Бессонов, как мне удалось выяснить, установил, что в его отделении похищаются наркотики, которые потом продаются местным наркоманам, в том числе и Громовой. Может, даже знал, кто именно ворует.
- Тогда с ним все ясно. А вот чем провинилась Громова? Почему после ухода Барина или его посланца...
- Скорее, посланца.
- Почему после этого она кончает с собой? Тут должны быть серьезные причины. Ну а если ей помогли, - Эдгар пожал плечами, - то та упаковка морфина, которая побывала в твоих руках, значит для Барина очень много. Два человека держали коробку с ампулами в руках - Бессонов, Громова. И оба... Нет, не два, три. Я про тебя забыл, - сказал Эдгар. - Почему все-таки она погибла?
- Очень просто - знала Барина. И могла его выдать. Кто еще мог его знать? Только Бессонов?
- Вовик-вышибала не знал, - возразил я. - Мелкая сошка.
Гвоздь, видимо, тоже. Может, лысоголовый? Вообще-то Барин
общался со своими людьми через посредников - ребят
семнадцати-восемнадцати лет.
- А может, - одного посредника? Ты же не сравнивал описания.
- Одного? Вряд ли. Тогда бы этот один знал столько же, сколько сам Барин. А это опасно. Вот когда много мелких поручений, а все нити у одного...
- Много исполнителей - тоже риск. Думаю, тут Барин
что-то этакое придумал... Если бы за ним не тянулись трупы, я бы
его уважать стал... Слушай... Только держись за кровать, чтобы не
упасть. Ты ведь тоже знаешь Барина!
- Откуда? Кто он? - я нахмурился.
- Не пойму пока. Но он уверен, что ты его вычислил.
Видимо, он чересчур хорошего мнения о твоих умственных способностях, Эдгар улыбнулся. - Ну-ка, припомни. Случайную встречу, может... Слушай, тот парень, что вышел от Громовой за несколько минут до ее гибели, сел в твою машину? Кто это сказал?
- Видел приятель соседки. Лопаткин его фамилия. Но там, в машине, должна была быть еще и женщина.
- Откуда ты взял?
- Сама соседка слышала женские шаги на лестнице.
Женщина вышла из квартиры Громовой. Ее приятель видел, правда, только парня.
- Приятель стоял близко от машины?
- Судя по рассказу, да.
- Удивительно, верно? В "жигуленке" довольно трудно спрятаться.
- Но ведь еще пудреница. Понимаешь, она, я в этом уверен, именно она, забыла пудреницу в моей машине. На полочке, знаешь, под "бардачком".
- Эта полочка - гиблое место... Меня знакомые иногда на работу подвозят, так я на этой полочке постоянно сигареты забываю. И не я один. Тут у всех есть опыт... Только... - Эдгар присвистнул. - Только чтобы забыть пудреницу на этой полочке, она должна была сидеть на месте водителя...
- За руль сел парень.
- Или рядом с водителем. Но тогда приятель соседки ее наверняка бы заметил. Уж там-то точно спрятаться негде. И вообще, женщины обычно прячут косметику в сумочку, как только ею попользуются. Но тогда почему пудреница оказалась на полочке в машине?
- Значит, женщина была без сумочки. А если вы встретите женщину без сумочки, можете быть уверены, что это переодетый мужчина, - я рассмеялся. Только во всей истории, кроме Веры Громовой, нет ни одной особы женского пола. В кого же тогда переодеваться владельцу пудреницы?
- Этак мы в такие дебри залезем... Надо искать паренька. Чувствую, с паренька все начинается, им и окончится, - говорит Эдгар как бы про себя.
Я скинулся назад, пока не уткнулся затылком в стену. Глаза слипались, и мне стоило больших усилий держать их открытыми. Ломило суставы, бухало сердце, а голова была дурнее некуда.
- Все-таки ты скверно выглядишь, - снова сказал Эдгар, - надо показаться врачу, специалисту.
- Эти типы мне что-то кололи, чтобы я маленько взбодрился.
- Тем более.
- Больница отпадает. Наркологический диспансер - тоже. Слушай, а ведь Бессонова - нарколог. Если мне кололи наркотики, она должна в этом понимать...
- Поедем к ней?
- Ага...
Не знаю, что тут сыграло роль. Скорее, мне просто захотелось снова увидеть эту женщину. Не скажу отчего, но я испытывал перед ней некое чувство вины. Нет, не вины. Наверное, так ощущает себя спаниель, вернувшийся к охотнику без утки в зубах. Хотя, в общем, утка в меню не предусматривалась с самого начала...
* * *
- Только машину поведу я, - сказал Эдгар.
Небеса разверзлись. Дождь лил как из ведра. Дворники только размазывали водяную муть по стеклу. Эд припарковался за золотистой иномаркой, и мы вышли. Дорожка от калитки до крыльца напоминала душ Шарко, потому что струи ливня, вопреки закону земного тяготения, хлестали не только сверху, но и с боков, и даже, кажется, снизу. Непередаваемое ощущение.
Дверь открыла Нина. Она ласково кивнула Эдгару, потом посмотрела на меня, и брови у нее поползли вверх.
- Кто это вас отделал? - спросила она.
Скрипнули половицы, и в коридор из гостиной вышла
Марина. Я вспомнил, она часто бывает в этом доме. Значит, нам вновь суждено встретиться.
- Привет, - сказал ей Эдгар. - По-моему, вам пора бы уже быть в лаборатории, а? Рабочий день начался.
- Не стройте из себя деспота, Эдгар, - Нина улыбнулась. - Это я попросила Марину переночевать здесь. Последнее время боюсь оставаться в этом доме одна. Мы просто заболтались за завтраком... Но все же, - она обернулась ко мне, - что с вашим лицом?
- Я ухожу, - Марина взяла со столика под вешалкой сумочку, - не волнуйтесь.
- На улице ливень, - сказал я, - подождите немного, подбросим вас на машине.
- У меня есть зонтик, - она уже открыла дверь. - Зонтик защищает от разных напастей. Даже от ретивого начальника. Повернулась и вышла, затворив дверь.
- Не очень получилось, - качаю головой. - В том смысле, что не очень здорово получилось.
- Так и будем стоять в коридоре? - раздраженно спросила Нина.
* * *
- Значит, вы не знаете, что вам кололи? - сказала Бессонова, когда я кончил рассказывать. - Без необходимых анализов я не могу вам помочь...
Голос у нее становится официальным, она входит в привычную профессиональную струю.
- Наверняка наркотики, - говорит Эдгар. Чем вы там лечите, когда травятся наркотиками?
- Помогает налорфин, - говорит она задумчиво, - когда морфийное отравление. Тут антидот - это налорфин, но если что-то другое...
- Значит, вы морфинистов налорфином лечите? - спросил я.
- Ни в коем случае.
- Почему?
- Потому что налорфин - конкурентный антагонист морфина, - она взглянула на меня и улыбнулась, - ну, чтобы вы поняли: налорфин как бы замещает наркотик в организме. Когда у морфиниста снижается содержание морфина...
- А, абстиненция, похмельный синдром, это я слышал от Эда.
- Так вот, синдром абстиненции, или ломка, как говорят в той среде, страшная штука. В этом состоянии наркоман способен на что угодно...
- Может даже пойти на самоубийство?
- И это тоже. Лишая, в лечебных целях, наркомана привычной дозы, мы вызываем абстиненцию. Она нарастает постепенно и достигает максимума, как правило, на пятый день. При этом мы помогаем организму привыкнуть к отсутствию наркотика другими препаратами. Если же ввести налорфин - абстиненция достигнет максимума в считанные минуты. С этим ни организм, ни психика не справятся.
- Теперь ты понял, Эд? - спросил я, - ты понял, почему твоя крыса подыхала не по правилам? Громовой перед смертью ввели налорфин. Это было убийство.
- Не думаю. Помнишь, соседка говорила тебе, что "скорая" подъехала к дому раньше, чем они ее вызвали. Знаешь почему? Ее вызвал тот, кто делал Громовой. укол. Искусственно вызвав состояние абстиненции, ее хотели спровадить в лечебницу. Подальше от тебя.
- Нет, старик. Это было убийство. Громова смертельно боялась лечебницы. Панически. И они это знали.
- Вы говорите о той женщине... - Нина покачала головой, - с которой мой муж... Что ж, теоретически... А практически - ампулы очень отличаются. Морфин в прозрачных, длинненьких, а налорфин в оранжевых и пузатых. Нет, опытный наркоман не ошибется.
- Скорее всего она не видела, чем наполняют шприц.
- Но и достать налорфин крайне сложно. Правда, у каждого уважающего себя анестезиолога найдется пара ампул...
- И у вас есть? - спросил я.
- По правде говоря, есть, - она улыбнулась. - Дома в аптечке.
- Вы не могли бы мне их показать?
- Пожалуйста. Только не выдавайте меня, нельзя так хранить эти препараты.
Бессонова вышла, а Эдгар подмигнул:
- А ты быстро соображаешь...
Я подошел к журнальному столику возле кресел, взял с него потрепанную книжку в сером переплете. Оказалось, комедии Шекспира. Никогда бы не подумал, что в этом доме, набитом одной специальной литературой, читают произведения "нежного лебедя Звона". Хотя, наверное, я необъективен. Погода влияет.
- Где-то я уже видел эту книжку... - Эд заглянул через плечо.
Вернулась Нина. Вид у нее растерянный.
- Что случилось? - спросил Эдгар.
Я-то уже догадывался.
- Дело в том... - она замялась. - Налорфин пропал. И еще несколько ампул. Вполне возможно, того самого препарата, который вам вводили... Это кошмар... Но кто-?.. Зачем?.. Нет, не может быть...
- А я вспомнил, чья это книга, - неожиданно сказал Эдгар. - Что? А... - я посмотрел на томик Шекспира, который вертел в руках.
И тут вдруг все стало на свои места.
- Стоп, старик, - говорю. - Я все понял. Надо читать классиков. "Двенадцатая ночь". Брат и сестра, которых все путают. Обе роли играет, как правило, одна актриса. Как мне все это раньше в голову не пришло!
Нина опустилась в кресло и сжала виски.
- Ты знаешь адрес? - спросил я.
Эдгар кивнул. Потом сказал:
- Надо позвонить в милицию. Пусть перекроют выезд из города.
- Успеем еще.
- Ладно. Едем, - бросает Эдгар, и мы снова под дождем бежим к машине. Мостовая блестела, словно ее натерли воском. За руль сажусь я.
Люблю ездить в дождь. Не знаю почему, но мне доставляет удовольствие вести машину в ненастье. Даже скользкий асфальт не может испортить общего впечатления.
- Притормози, - говорит Эдгар, - вот этот дом.
Я вышел, прошел под деревьями и остановился в, нерешительности. У подъезда был припаркован золотистый "мерседес"...
Дело в том, что я вспомнил - мы уже сталкивались с ним. В прямом смысле слова. В самом начале этой истории, на шоссе. Вмятины на нем были выправлены, но еще не закрашены, только загрунтованы...
Сломанная ветка липы скрывала меня, и я стоял, никем не видимый. Вот хлопнула дверь подъезда... Она!
- Марина... - тихо говорю я.
Она, конечно, не слышит. Открывает багажник, ставит туда сумку. Потом дверцу, садится за руль. Спутника пока не ожидается, это ясно. Остается мне самому предложить свои услуги.
- Марина! - говорю я достаточно громко.
Она на мгновение замирает, потом медленно поворачивает голову. Сначала я вижу ее глаза, карие, с пушистыми ресницами. Но вот дрогнули уголки глаз, что-то неуловимо изменилось. Словно исчезли белки, и уже не глаза, а глазницы, пылающие ненавистью.
У меня язык прилип к гортани.
Иномарка рвет с места, обдав грязью из-под колес. Бегом возвращаюсь к своей машине.
- Скорее, заводи же! - Эдгар бьет себя кулаком по колену. - Она догадалась, мы ее загнали в угол. Если уйдет, если спрячется в городе, я ни на твою, ни на свою жизнь не поставлю ни гроша. У нее найдется друзей и покровителей...
Наконец, последний узкий проулок, и расстояние стало
сокращаться. Начался спуск к реке, и я понял, что после моста, на
прямой, я уже не смогу "усидеть на хвосте" у "мерса", пусть и
потрепанного возрастом и километражем...
Но тут-то это и случилось.
"Мерседес" неожиданно вильнул вправо, раздался хлопок, и
он, продолжая двигаться, навалился боком на ограждение моста,
на мгновение замер, словно повиснув в воздухе, и исчез...
- Держись!
Я выжал тормоз и нас, развернув, отбросило на встречную полосу. Выскочил и побежал к зияющему провалу в ограждении.
Внизу была пустота. И ничего. Только черные волны бились о сваи и закручивались в водоворот. Я шагнул вниз. Не успев набрать в легкие воздух, ушел под воду.
Вынырнул, почувствовал, что свело обе ноги, и я ничего уже не смогу сделать, никому не смогу помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14