От боли он забился в конвульсиях и захрипел; кровавые пузыри лопались на губах, точно жвачечно-резиновые шарики на устах ребенка.
Что-то во всей этой странной и подозрительной истории не сходилось. Можно было поверить в существование некоего секретного спецподразделения, занимающегося проблемами нашей доморощенной наркомафии, однако смущала некая театрализованность и аномальность в поведении краснострелочников.
На мой взгляд, муж Алисы не мог с таким садистским удовольствием издеваться над беззащитной жертвой. Следовательно, человек, называющий себя Арсением, есть самозванец и лгун, или я тогда совсем ничего не понимаю в женщинах.
— К сожалению, мои дураки перестарались, — проговорил Арсений, отбрасывая арбалет. — Разве так убивают? — Кивнул на лужу крови. — Чик, и все. Нехорошо, никакого удовольствия. Ни тебя, ни врагу. — Мы направились на выход. — Нужно, чтобы в твоем лице видели избавителя от мук. Благодетеля… — Сокрушался. — Нет у нас культуры жертвоприношения, как у племен в устье Амазонии… Я этот вопрос изучал, друг мой… Цивилизация губит все… Что такое, например, электрический стул? Пародия. Все равно, что сесть на утюг… Ближе к природе надо, к ней-к ней…
Я слушал разглагольствование своего спутника и убеждался, имею дело с параноидальным бредом. Получать удовольствия от убийства себе подобных? Мир жесток и немилосерден, однако не до такой же степени.
По возвращению в «шкатулку» мы снова обсудили проблему поиска компакта-диска. Я выразил сомнения, что её можно обнаружить. Мне улыбнулись: отчима я знал лучше многих, нужно просчитать варианты, куда он мог спрятать вещицу. Время ещё есть, но нужно торопиться — увы, мертвые уходят, оставляя нам одни проблемы.
И последнее: все мои шаги будут контролироваться. Если возникнет желания удрать на Багамские, блядь, острова под пальмы, то лучше сказать сразу: отправим экспрессом «Красная стрела», посмеялись мои новые приятели, любящие хорошую шутку, как кровавый бифштекс.
На этом и расстались; мысль о том, что я не смогу выполнить приказ родины, вообще не рассматривался.
Странные и самоуверенные люди, решившие, что Чеченца можно напугать оригинальными приемами умерщвления.
Меня проводили до буржуазного «бьюика» и я, плюхнувшись в него, покатил в гордом одиночестве на родную сторонку.
Безжизненный, как зомби, водитель крутил колесо руля из бивня индийского слона, а я, глядя на заснеженно-темный мелькающий мир, думал обо всем и ни о чем.
Что наша жизнь? Пауза между вечностями. И надо заполнить эту непродолжительную паузу страстью, любовью, мастерством, деревьями, победами, оптимизмом, разговорами с детьми, бессонными ночами, болью сердца, солнечными лучами, тихим одиночеством, приступами бешенства, совокуплениями, риском, скандалами, стойкостью, праздниками, снами, слезами, полнолунием, купанием в кадушке, верой в бессмертие…
А чем все население занимается в этом интервале? Верно — иллюзиями. Что завтра, будет лучше, чем вчера. Увы, легковерный народец не понял, что наступила новая эпоха — эпоха экономического террора. Какие репрессии? Зачем кого-то, куда-то сажать? Посадил — обязан кормить. Проще объявить цену человеческой жизни. Цена — один рубль. А все остальное в свободно конвертируемой валюте.
Выкупайте свои жизни господа! Ах, не желаете? Ах, нечем? Тогда самостоятельно подыхайте, пионеры (бывшие) и пенсионеры, и все остальные граждане свободной от всего республики. Хотели свободы — получайте её в полном, концептуальном объеме.
Голодный раб полюбит любую власть, нищий раб будет рыскать в поисках пищевых отбросов и не позволит себе лишних антиправительственных волнений, особенно, если подбрасывать ему куски с барско-кремлевского стола.
У нынешнего раба отсутствует душа, как знак духовности. Она ему не нужна, душа. Какие могут быть духовные поползновения, когда хочется жрать, жрать и жрать.
Можно поздравить ново-старую власть, она сумела сделать то, что не смогли предыдущие банды властолюбцев. Они вытащили души у людей, превратив всех в жадное, безмозглое и покорное стадо.
Подчиниться общим законам? И жить как все? Нет уж, лучше быть подвешенным на дыбе.
Правда, это зрелище весьма неприятное. И главное — зачем такие изуверства, чай, не петровская варварская Рассея пролетает за окном модного и современного авто. Хотя при определенной впечатлительности можно решить именно так. Бескрайние, неутолимые человеческим трудом просторы с обмершими от мороза селениями. Может быть, лет триста назад катил на дровнях пес собачий Алексашка сын Ивана и тоже размышлял под скрип снега о смысле бытия.
Великая наша нация, словно проклятая, вынуждена блуждать во мраке окольцованных страхом, бессмыслицей, безнадежьем адовых кругов истории. И кажется — нет выхода. Или все-таки он есть, этот выход. Какой? Всегда быть самим собой?
Я так устал, что был способен рассуждать лишь на глобальные темы. Возможно, утром сумею проанализировать ситуацию и понять принципы действия гильотины «Красная стрела». И свою роль на конкретном историческом срезе.
На память водитель-зомби не жаловался и точно препроводил меня к месту постоянного проживания.
Когда остался один у подъезда, вздернул голову и увидел луну — она была крупная и насыщенная лимонным светом; в оспинках кратеров и холодных пыльных морей. А на кромках выщербленных берегов я увидел мертвые полуразрушенные вечные города. И понял, что наша планета тоже обречена на гибель. Все имеет свое начало и свое завершение. Утешало лишь то, что подобная неприятность с нами произойдет лет миллионов так через пятьсот. Думаю, не всякий наш современник доживет до эпохального конца света. Может, кому-нибудь и повезет?
… Я шаркал по ступенькам лестницы — лифт не работал по причине глубокой ночи. Думал о чем-то своем, пока не наступил на человечка, уютно примостившегося на ящике у моей бронированной двери, так легко вскрываемой.
Испугаться не успел — бомжик, ойкнув, оказался прекрасной незнакомкой. Я крякнул — этого ещё не хватало для полного счастья.
— Здрастье, — проговорила девушка. — Я — Виолетта, меня мама ваша прислала.
— О, Господи, — открывал дверь. — Что случилось?
— Она лекарства передала, — отвечала девушка. — И просила вас позвонить. Завтра похороны вашего папы…
— Он не мой папа, — заскрежетал челюстью. — Извини…
— Ой, я не знала…
— Ты где живешь?
— В слободке.
— Тогда приглашаю в гости, час ночи и мороз.
— Да?
— Я кусаюсь, когда меня обижают, а так, как собака, сплю на кухне.
Мы неловко потоптались в прихожей, стаскивая верхнюю одежду, потом прошли на кухню. Я цапнул телефон и сказал неожиданной гости, чтобы чувствовала себя как дома.
Девушка тотчас же принялась привычно хозяйничать — установила чайник на плиту, помыла чашки и блюдца, в розеточки для варенья наложила именно варенье, а не горчицу… Она, девушка, разумеется, была рыжеволоса, лицо в конопушках; глаза — цвета лета.
— Мама, — сказал, услышав утомленный родной голос. — Это я.
— Алексей, надеюсь, у тебя все в порядке? Я так устала, точно на войне… — И без перехода. — Почему ты был в тюрьме?
— Ошибка, мама. Дорогу перешел в неположенном месте.
— А Виолетта приходила?
— Она у меня в гостях.
— Обрати на неё внимание — она опрятная, аккуратная, душевная…
— Мама!..
— Да-а-а, что я тебе ещё хотела сказать, — вспоминала. — Завтра похороны. И думаю, лучше будет, если ты не будешь. Сам понимаешь, вы были не слишком… любезны… Хотя Павел Олегович был готов для тебя… все…
— Ладно, мама, — прервал её.
— И не обижай Виолетту, она опрятная, аккуратная, душевная…
— Мама!..
Чайник на пламени зашумел, как летний дождь за окном. Я вздохнул дожить бы до прогретых солнышком деньков. Моя гостья неверно истолковала мое состояние:
— У вас прекрасная мама… Она добрая…
— … и душевная, — засмеялся я. — Прости, а можно я тебя буду называть Леттой?
— Леттой?
— Ты похожа на лето.
— Спасибо, — засмущалась. — Давайте пить чай, Алеша.
— А меня можно называть Алоизом.
— Как? — тоже засмеялась.
— Ну тогда Аскольдом…
Что может быть прекраснее ночного душистого чаепития с летней, смеющейся конопушечкой, когда за окном стынь и жестокая поземка?
И казалось, то, что происходило ещё несколько часов назад, сгинет безвозвратно в космическом мраке вечности, и назавтра наступит новый день, где не будет страха, лжи, крови и ненависти.
Я проснулся с ощущением, что меня на ночь затолкали в кухонный шкаф и забыли вытащить. Что было недалеко от истины. Я крючился на двух стульях, которые разошлись, и я, как йог, завис между небом и землей. За окном нагуливал румянец солнечный денек. Комната была пуста — на диване стопочка белья и одеяло, опрятно свернутое. А была ли она, девочка из лета?
Не знаю-не знаю, люди появляются в моей жизни и тут же исчезают, будто пешеходы, перебегающие дорогу в неположенном месте. Некоторым, правда, не удается, выпрыгнуть из-под колес транспортных средств и тогда возникают проблемы для того, кто зазевался и не вывернул вовремя руль. В какой же роли выступаю я? Водителя или пешехода?
Последняя жертва интенсивного движения на дорогах жизни: Алиса. Она погибла так внезапно и нелепо, что я до сих пор не могу осознать этот факт. Неужели так легко уйти из жизни, как из комнаты?
Алиса-Алиса… Что знаю о ней? Ровным счетом ничего. Страстная, великолепная, любвеобильная женщина, возникшая из ниоткуда. Нет-нет, материализовалась она в вагоне скорого поезда Москва-Стрелково. Случайная встреча? Теперь уж и не знаю, что думать. Неужто существовала какая-то замысловатая интрига по отношению ко мне?
Предположим, общество спасения отчизны «Красная стрела» разрабатывала моего отчима и решила приблизиться к нему с помощью меня? Но более далеких людей, как я и Лаптев, было трудно сыскать. И потом: супруга Алисы я представлял совсем иным — затюканным импотентом на дипломатическом поприще. Иначе как объяснить африканскую страсть женщины? Можно раздвинуть ноги и сделать вид, что получаешь глубокое удовлетворение, но сыграть душевные порывы невозможно. Так что образ Арсения в роли великодушного супруга не вызывает доверия. Тогда кто он?
И ещё — Иван Стрелков. Он хотел приехать поговорить. О чем? По телефону он заметно что-то не договаривал и этот вопрос: не обижает ли меня кто?.. И почему он ещё не приехал?
Вопросы-вопросы, и нет ответа на них. Во всей этой истории, конечно, самая большая загадка для меня — Лаптев.
Как я, живущий практически бок о бок с ним, не видел разительных перемен: авто, охрана, евроремонт дачи, флигелек, банька с бассейном. Наивно думал: ворует в своем железнодорожно-торговом кусте, что не возбраняется, ан нет — делишки, куда резче.
Пока я, как последний дурак, метался в поисках мифического Юзика на Киевском вокзале, уверенный, что вот-вот наступлю на хвост наркомафии, перед самым моим носом…
А все почему? Причина проста — слишком был занят собой и своими кишечно-желудочными проблемами. И вот результат: имею то, что имею — за спиной всевидящее око «Красной стрелы», впереди — поиски неизвестно что, неизвестно где. Бздынь, одним словом.
Да, нечего делать — будем играть по чужим правилам, а там посмотрим, куда нелегкая вывезет.
Найдя по телефону господина Соловьева, попросил выдать мне в личное пользование машину, можно подержанную, скромно заметил я.
— Это ж какая будет по счету? — завредничал директор ТОО «Лакомка».
На это я пошутил: взорву к такой-то матери весь автопарк нашего предприятия по производству картона и бумаги.
Угроза подействовала, и через час я уже катил на «Гранд Чероки» по трассе. Машина была практически новая и, боюсь, слямзенная на одной из столичных улиц в четыре часа утра. Правда, признаюсь, это обстоятельство меня ничуть не трогало: кто-то теряет — кто-то находит. И все ошибки в этой жизни можно исправить, кроме одной — смерти.
Моему отчиму не повезло, так сложились обстоятельства, что я его возненавидел — сначала за уход Ю, у которой оказалась попорченная, его кровь, а затем за то, что он меня купил, как безделушку. И теперь он лежит набальзамированной, торжественной куклой в гробу из дорогого дерева под фальшивый плач оркестра и не испытывает никаких чувств, кроме одного скуки.
Живые так страшатся смерти, что готовы устраивать распомаженно-азиатские шоу для окоченевшего безразличного трупа, чтобы только их хоронили тоже с почестями, сопливым плачем, прочувствованными речами и лязгом оркестровых тарелок.
Нет уж, лучше разорвать, повторюсь, себя в кровавые ошметки, чем принимать участие в таких общенародных представлениях.
Кстати, мне, живому, надо было бы поприсутствовать на этом печальном мероприятии, чтобы увидеть друзей покойного — соратников по общему делу, да думаю, мы ещё успеем познакомиться поближе. В более приятных условиях.
Пока же попытаюсь действовать наобум. Если поиски ведутся на даче, на то имеется свой резон. Почему бы и мне не сделать ставки? Ставки сделаны, господа. Ставки больше не принимаются.
Не случилось бы как в том анекдоте: двое вываливаются из казино. Один в трусах, второй — совершенно голый, и он завидует своему приятелю в трусах: Вот за что уважаю, умеешь, в натуре, вовремя остановиться.
Однако предполагаю, что в казино имени «Жизнь» и ставки круче, и при случаи могут вынести вперед ногами.
… Дачные ворота были широко распахнуты — неужели мародеры, испугался я. Ошибся — работала бригада плотников и стекольщиков. Руководил ими знакомый мне ртутный человечек.
— Похвальное рвение, — заметил я. — А почему здесь, не там?
— Где?
— На кладбище?
— Жизнь продолжается, хозяин, — ответили мне. — Служить надо живому, и я обратил внимание на собеседника.
Он был худощав и гибок, с остренькими, как у крыса, чертами лица. Взгляд был боек и замысловат, себе на уме, как говорят в таких случаях.
— И как вас называют?
— Гуськов.
— А имя?
— Имя? — лакей неожиданно застеснялся. — Алоиз.
— Как? — едва не упал в сугроб. И расхохотался. — Алоиз? А лучше Аскольд?.. Извините, я не над вами, а вообще… — повинился, вспомнив ночь и беззаботное тары-бары с солнечной девочкой на теплой, как поляна, кухне.
Моя истерика была воспринята с привычным терпеливым пониманием; и мы пошли в дом. Стучали топоры и скрипело стекло под алмазными резцами. Было холодно и неуютно.
Трудно поверить, что совсем недавно мы с Алисой здесь были живые; ничего не осталось от нас… даже теней…
Остановившись у сейфа, обнаружил, что он пуст, как карман гостя столицы после посещения Кремля. Немо взглянул на Алоиза Гуськова — тот умел читать мысли на расстоянии:
— Все оприходовано, хозяин: девяносто девять миллионов четыреста пятьдесят тысяч…
— И пять, — пошутил я.
— Да? Не может быть? — занервничал. — Как же так… Мы считали…
Кажется, судьба соизволила меня впервые столкнуть с кристально чистым человеком. Такие если грабят, то эшелонами, танкерами, самолетами, газопроводами и проч.
Я отмахнулся — проще надо быть, Алоиз, ближе к народу и он снимет с тебя последние портки. Халдей Гуськов с готовностью захихикал.
Надеюсь, это будет наша с ним первая и последняя доверительная встреча, надо ею воспользоваться для заполнения информационного вакуума. Я задал несколько вопросов, касающихся соратников господина Лаптева. Кто есть продолжатель его бессмертного дела? И получил следующий обстоятельный ответ: их двое — некто Грымзов и Литвяк; они частенько захаживали на дачку; первый был большой любитель баньки, а вторая — заглотить коньячка Napoleon у камина.
— Литвяк — баба? — удивился.
— Женщина-с, поправили меня.
— И Лаптев им доверял?
— Это неведомо, хозяин.
— А какое у него любимое местечко было?
— Как-с?
— Где проводил время?
— В кабинете, на втором этаже. Оттуда прекрасный вид на ландшафт.
— На что?
— На ландшафт-с.
… Вид из окон кабинета и вправду открывался великолепный; раньше здесь была пыльная и замусоренная мансарда, где я любил проводить деньки, отлынивая от школы: лежал на продавленной кровати и читал книжки, они были старые, с пожелтевшими страницами, хранившими осенний прелый запах прошлого революционного времени. На некоторых книгах расплывалось овальное тавро: «Библиотека Реввоенкома». Наверно, мой дед по случаю взял эти книжки, да из-за смертельной рубки с ползучей контрой позабыл их сдать. Когда уставал читать про войну и шпионов, глазел через прорехи в синь неба; и казалось, смотрю в глаза небосвода. Помню, это прекрасное ощущение безмерности природы и своей значимости в ней.
Думал, что так будет всегда, нет — кровать и книги выбросили на свалку, крышу залатали, мансарду замастерили дорогим красным деревом, остался лишь ландшафт-с: близкие сосны, дальний темный лес, и поле, оборачивающиеся у горизонта в опухшее от холодных облаков небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51