Болотная жижа встретила нисходящие с неба наши молодые и тренированные тела так яростно, что пришлось проявлять настойчивость, чтобы не остаться в капкане грязелечебной вечности.
Выдравшись на земную твердь, обнаружил на руках раздавленную морошку. Она была холодная, кисловатая и хорошо утоляла жажду.
Совершив десятикилометровый марш-бросок по заболоченной местности, наша группа оказалась в Квадрате 11-0699. Смертники двигались к финской границе, теша себя надеждой неприметно проникнуть в сказочную страну Суоми.
Сейчас я думаю, что побег двадцати четырех зеков был инспирирован. Прав я или нет, не знаю. Возможно, лагерная "говядина" была кинута на ножи десантников лишь для того, чтобы бойцы спецподразделения приобрели навыки ближнего боя? Нас было шесть, мы взяли зеков в невидимое кольцо и начали вырезать их, как волки стадо баранов.
Никаких проблем не возникало; диверсионные ножи "Бобр-1" - лучшее холодное оружие. Оно смертельно жалило пугливые, смердящие и плохо понимающие организмы, затем, проворачиваясь, раздирало насечками либо их сонные артерии, либо сердечные мышцы, либо рубиновые кишки - как кому везло.
За сутки мы выполнили поставленную задачу: один час - один труп. Да, это было убийство, но убийство тех, кто сам убивал. У нас нынче ведь самые человеколюбивые законы: "мясникам" дарят жизнь, чтобы они после выходили на волю и заново занимались любимым промыслом. И кто-то, наверное, правильно решил: вырезать уродов на корню. И мы занялись этой необходимой и полезной для общества работой.
Затем выйдя в обусловленную точку, разбили бивуак на берегу карельского озера, где и очистили, плещась в прозрачной воде, как дети, свои тела и души - очистили от кровавой морошки.
И тогда или, быть может, позже я понял: наша жизнь не стоит ни гроша. Но уходить в вечный Банк душ без обстоятельной бузы, право, не хочется... И на этой оптимистической мысли выворачиваю рулевое колесо: впереди петляет проселочная дорога, ведущая к нашим плодородным шести соткам. Мягкие запахи поля плещутся в лицо, перебивая запахи города, железа, бензина...
Не успели въехать во двор и выгрузить хозяйственную мелочь и Ван Ваныча, как явился дед Матвей со скрипучей тележкой, где замечался ящик с плещущейся одинцовской водочкой "Т-34". Отчим тотчас же разлепил глаза и принялся брататься с дедком-танкистом. За два года Матвеич не изменился был вертким, болтливым, жизнелюбивым. Меня узнал и хотел наговорить всяческих любезностей, будто мы участвовали в театрализованном народном лубке:
- Ой, еси, добрый молодец!.. - и мыслил продолжить в том же духе.
- А чего это водочка без дела кислится, - первым не выдержал Ван Ваныч.
- Так это... на поминки, - вспомнил дедок, - Матрены-соседки. Упарилась в баньке, как есть упарилась до общей до неживности.
- Надо б помянуть, - высказал трезвую мысль отчим, выуживая из гнезда ящика бутылку с разлапистой алой звездой на кислотной этикетке. - "Т-34", и-и-интересно! Машинным маслом не тянет?
- Не, - ответствовал дедок. - Добрая водка, как та танка.
Надо ли говорить, что затеялся скорый праздник: поначалу за упокой души рабы Божьей, а затем за здоровье оставшихся грешить. Чтобы не упиваться до состояния космической невесомости, я отправился в баньку.
С легким паром, с молодым жаром! Что может быть целебнее для тела и духа? А после сидеть на свежих чурбачках в сиреневой мгле вечера и дуть квасок с хренком из студеного погребка.
Меж тем праздник на веранде продолжался - подтянулись дополнительные силы луговчан, видимо, когда-то сражающихся на легендарных Т-34: пить и слушать Матвеича, выступающего в полном объеме своего самородного таланта:
- Тута на днях дунуло начальство у коровник. А коровник у нас знамо какой: с ямой куда усе говно бежить. А запашок хочь плачь, ядреный запашок. Начальство со сообщеньицем: ждем туристов из Германии. Обмен опытом, что ли?.. Ну, начальство: давай, Матвеич, вывози говно куда хошь. На то три дня. Что делать? А тама такая яма - без дна. И придумал я плану. Замастить ямку вроде как полом. И веточками облож`ить - для красы и указанию маршруту. За три денечка сляпал мосточек, хотя запах тама, говорю, святых выноси, - щелкнул по щетинистому кадыку, - да завсегда защита добра водится. Ну вот - приезжають гости дорогие, одеты как те птицы-какаду, мелють не по-нашему, коровенок щуп-щупають, да блыкають: фотки, значит, делають. И один уж верткой сказался. И туды и сюды: блыц-блыц. И отбрыкнулся немчура с маршруту. За веточки переступил - и плюмц! в ямку. Головой! Ну, думаю, Матвеич, выпил ты усе на воле, пора и у неволю. Не-е-е, глядь, выныриваеть ганс, ручками хлюпаеть, живой, разве, что не ореть от духа-то забористого. Что делать? Я багорчиком германца и подловил. И хорошо подловил, надежа. Опосля обмыл водичкой через шлангу, что ту корову. И ватничек от усей души. Очень гансец рад был: не забуду, говорит, такого теплого, как говно, приему...
Посмеиваясь, я отправился спать на сеновал. За темными лесами, реками, горами, долами крался новый воскресный день, как печенег к славянским поселениям, и мне хотелось встретить этот день в полном здравии и в хорошем настроении.
Никаких предчувствий не было, вот в чем дело.
Никаких предчувствий беды. Я уснул сладким сном, будто зашел в теплую, как молоко, Луговину. И пробуждение было преждевременным и скверным от тревожного шума мотора и лая собак... А над прорехой сарая висела сырая луна, брюхатая полуночным полнолунием.
- Дима, - голос показался мне знакомым.
Я подумал, что это голос Мамина, потом понял: ошибся. Это был голос его младшего брата Саньки, и этот голос мне не понравился - это был неживой голос.
И, спускаясь по трухлявой лестнице, я почувствовал знакомый привкус сна. И увидел сверху молоденькое лицо, выбеленное лунным светом.
- В чем дело, Санек?
И не получил ответа. Младший брат моего друга заныл в голос. Я нашел на веранде ополовиненную бутылку водки с кислотной этикеткой, где разлапилась черная звезда.
- Пей, - сказал я. - Что с Венькой? - догадался. - Что?
- Его н-н-нет, - клацал зубами о стакан.
- Где нет?
- Н-н-нет, - пил водку как воду.
- Где нет? - не хотел верить.
- У-у-убили, - услышал наконец ответ. - У-у-убили Веньку.
Я рассмеялся в голос - такая вот неожиданная реакция. Не рыдать же белугой? И потом: не поверил. Хотя уже знал, что это есть правда, и все равно не поверил. Мне показалось: сон. Нет, это был не сон. Луна была слишком настоящей, она источала сладкую горечь полыни и смерти.
Потом тоже выпил водки - и пил как воду. Она была пресна и напоминала вкусом желток луны, разбавленный в спиртовой эссенции.
После этого пришло понимание, что праздник Возвращения для меня закончился, он закончился в этот мертвый час полнолуния. Для меня начался отсчет нового времени - новой для меня войны.
Я хотел вернуться в Мiръ и питал на этот счет надежду, что в нем не погибают те, кого любишь и с кем можно часами говорить по душам. Мой друг погиб, его убили темные люди, как сказал, плача, младший его брат.
Мы мчались в машине, рассекая холодный лунный воздух, и я задавал вопросы и получал ответы. И чувствовал вину за гибель товарища. И понимал, что уже ничего нельзя сделать. Нельзя вернуть того, кто погиб. Остается только жить и мстить. Мстить и никогда не умирать.
Я научен танцевать быстрый танец jig, а тот, кто умеет приглашать на этот танец девушку по имени Смерть и танцует с ней, обречен на бессмертие.
Моему лучшему другу перерезали горло - перерезали небрежно, то ли по-любительски, то ли от чрезмерного профессионального изуверства. Он лежал в луже крови, её было много. Она отливалась дешевым темным вишневым вином, над ней висела ночная мошкара, она серебрилась. Было слишком много крови, вот в чем дело, и эта кровь питала весь окрестный гнус. Когда так много крови, это говорит о том, что убийцы делали свою работу спустя рукава. Или были слишком уверены в себе. А кто нынче на наших просторах чувствует себя вольготно?
- Они кричали не по-нашему, - вспомнил Санька. - Они клекотали, как птицы.
- А, - сказал я, - должно быть, горячие дети юга.
- Что? - не поняли меня.
Я присел у трупа, стараясь не пачкать армейские ботинки спецназа люблю чистую обувь. Мошкара пугливо вспухла, а комариный гнус, отслоившись от питательного гемоглобинового изобилия, наполнил ночь злым зудом. Лунные дольки отпечатывались в мертвых зрачках моего друга. На лице, искаженном предсмертным оскалом, сохранилось детское выражение обиды. Обидно: жизнь отобрали как игрушку? Кто это сделал? И почему? Не я ли должен был оказаться на его месте? Или это случайный скок - кража со взломом?
- Найди простынь, - сказал я Саньке. - И прикрой.
- Я боюсь, - проныл
- А ты не бойся, - усмехнулся. - Раньше нужно было бояться.
Когда мы ехали на дачу госпожи Пехиловой, выяснилось, что братья решили провести вместе веселый праздничный вечерок. Веничке было скучно тащиться на край земли и он ничего лучшего не придумал, как взять младшенького. С одним условием: не мешать ему хотя бы первый час.
- То есть? - не понял я.
- Ну он сначала идет на дачу, - объяснился Санька, - а потом я. Вроде как случайно проходил мимо.
- Рояль в кустах, - понял я. - И где ты прятался?
На дереве, получил исчерпывающий ответ. И это обстоятельство, как выяснилось скоро, спасло ему жизнь.
Прибыли братья в дачную элитную местность на такси - старший решил пустить пыль в глаза младшему. У магазинчика спросили улицу III-го Интернационала. Им посоветовали идти напрямки - через мосток, так удобнее и быстрее. Пошли - сумерки выплывали из ближайшего перелесочка, как тени дирижаблей. Выйдя на нужную улицу, старший договорился с младшим о плане дальнейших действий.
- Не будем пугать дамочку, - изрек он, - а то ещё подумает не то, - и предложил Саньке вскарабкаться на удобную трехсотлетнюю ель у дачного забора.
Тот без особых проблем влез на дерево и оттуда принялся осматривать тихие смиренные окрестности. Между тем старший, тиснувшись в калитку, шел по гаревой дорожке, петляющей меж взрыхленных клумб. На веранде восковел уютный свет лампы. Потом в её открытых окнах мелькнула женская тень. О чем говорили два любящих сердца неизвестно, но факт остается фактом: Веньку не погнали поганой метлой. А, видимо, после исполнения известной песенки посадили есть праздничный бисквитный торт. Минут через пятнадцать младший приустал сидеть на еловых сучках и решил напомнить о себе художественным свистом. Фью-фью - залился фальшивым подмосковным соловушкой. Да пел недолго: дачную тишину нарушил мощный танковый звук. Он приближался и был неприятен. По проселочной дороге пробивались два боевых джипа с тонированными стеклами. Дальнейшие события напоминали кошмарное сновидение: из авто, притормозивших близ дачных ворот, выпала группа людей. Она была темна и агрессивна. Уничтожая тепличную красоту клумб, боевики ворвались на веранду. Услышав оттуда гортанные крики и хлюпающие звуки кровавой резни, Санька в ужасе сполз по стволу и притих у корневища. После того, как танковый гул пропал, он заставил себя подняться на ноги. И уже понимал, что случилось самое страшное. На веранде по-прежнему восковела лампа. Лежа у стола, Венька как будто хлебал из лужицы, поблескивающей антрацитовыми искрами. Растерявшийся младшенький даже позвал его по имени.
- А потом я поскользнулся, - признался Санька. - И упал в такое липкое и теплое... кровь, да?
- Да, крови много, - согласился я и увидел кровоточащий хвост смерти, исчезающий за дверью гостиной. - Ты лучше туда не ходи, - посоветовал.
И поступил правильно: на резном диванчике находилось обнаженное женское тело, исполосованное тесаками. Жирноватое тело журналистки было весьма удобным для художественной резки. Видимо, те, кто выполнял производственный заказ, были уверены в своей безнаказанности. Более того, отморозки вспороли живот и, вырвав оттуда кишечную требуху, тиснули в прореху мертвого котенка. Зачем? Трудно сказать. То ли игра больного воображения, то ли попытка убедить мир в немыслимом изуверстве, то ли для мелкой душевной потехи.
Глаза несчастной были выколоты - кровь запеклась в глазницах, напоминающие оттого сургучные печати. Создавалось впечатление, что Марина Стешко слишком много знала и видела. И за это расплатилась. А вот за что ликвидировали моего товарища? Уверен, случайно. Что не меняет сути дела: он лежит с перерезанным горлом, а я, наполненный энергоемким гемоглобином, продолжаю жить. Жаль, что так случилось. Думаю, я бы сумел увернуться от клинков "мясников". Впрочем, трудно угадать прошлое и свои действия в нем. Будем жить настоящим и радикально действовать в будущем.
- Уходим, - говорю я младшему и накрываю старшего скатертью из гостиной.
- А как же он?.. - не понимают меня.
- А ему уже все равно. Мы позвоним в милицию, но после...
- Когда после, - всхлипывает, - надо сейчас.
Я сдерживаюсь и снисхожу до объяснений о том, что лучше будет для нас не рисковать в игры с карательной системой МВД. Она настолько громоздка и непредсказуема, что ожидать от неё можно всякое разное. Вплоть до 102 статьи - предумышленное убийство.
- Как это? - снова не понимают.
- Санек, тебя убедят, что это ты грохнул брата, - говорю я.
- Не-е...
- Да, родной, да. Не знаешь наших внутренних органов? Умеют они обрабатывать человека. - И напоминаю. - Тем более всюду твои следы.
- Я же поскользнулся.
- Смотри под ноги, - предупреждаю, - и не упадешь. - И советую замыть кровь на джинсах и ботинках.
Потом мы выходим в теплую ночь. У горизонта угадывается новый день. Что он несет? Ничего, кроме новых проблем. Впрочем, проблема одна: разгадать кровавый ребус. Вот только с чего начинать? Разумеется, с госпожи Пехиловой. Хотя имеются большие сомнения, что кошатница замешена в этой истории. Мы садимся в мой ралли-автомобильчик и я интересуюсь, не заметил ли Санька, когда сползал по ели, номера джипов? Спросил так, на всякий случай, понимая, что в подобных страшненьких историях не может быть столь простых решений. И какое же было мое удивление, когда услышал заикающий голосок:
- З-з-заметил, кажется.
- Кажется или точно?
- Там легкий номер был, - вспоминает младшенький Мамин, - у первой машины. Ноль, три пятерки и ещё два нуля.
- Блатные номера, - понимаю я. - Три буквы "о" и три "5".
- И что? - клацает зубами мой спутник.
- Ничего, - передергиваю рычаг скорости, как затвор стрелкового оружия. - Если повезет, будем танцевать.
- Танцевать?
Меня не понимают, что не имеет значения. Как накропал поэт:"Изображают смерть старухой, А как бодра её походка! Какая в девке сила духа И пахнет водкой. Рисуй её веселой, рыжей, И пусть коса блестит от рос! Лишь смехом я её унижу, А горем ты её вознес." *
* Стихотворение Александра Трофимова.
Прекрасная костлявая девушка приглашает на белый танец и я не могу её огорчить отказом. Какие бы не измышляла вычуры прелестница с остроганной косой в руках, ты обязан уворачиваться от её орудия, совершая непринужденные и веселые "па".
... На сонной заправочной станции заполняю бензином бак авто и звоню по 02. Телефонная полусфера напоминает купол церкви. Такое впечатление, что грешник, используя современные средства связи, пытается получить индульгенцию от невидимого Вседержителя. Утомленный голос дежурного принимает анонимное сообщение о двух трупах в дачной местности. Это пока все, что я могу сделать для своего павшего друга. По возвращению в машину даю наставления: Санька ничего не знает, ничего не слышал и всю ночь отплясывал на дискотеке в ДК "Серп и Молот".
- А почему там? - удивляется. - Там только эти... голубые... в своем клубе "Шанс".
- Вот именно: у тебя хороший шанс не мазаться в этой истории, как в крови, - предупреждаю.
- А Катя?
- А что тебе моя сестра?
- Я ей все сказал, когда искал тебя.
- Надеюсь, больше никому?
- Не.
Я чертыхаюсь: мы сами часто усложняем ситуацию. Сами мараем чистую страницу жизни, чтобы потом, желая исправить ошибки, протираем дыры, окаймленные кровавыми разводами неудач.
Меж тем наш автомобильчик приближался к МКАД, над которым заканчивалась сумрачная зона ночи. Огромные многоэтажные новостройки плыли в тумане. Подобная природная субстанция удобна при выполнении деликатного задания, связанного с ликвидацией живой силы противника, выражусь столь изящным канцелярским оборотом. Меня научили растворяться во мгле до беглой тени, умеющей наносить смертельный удар по вибрирующей от страха плоти. Человек сам по себе слаб и уязвим. Он не может терпеть боли и неопределенности. Ожидание смерти выматывает куда больше, чем сама смерть.
А убивать себе подобных - наука занятная. Веками человечество обучалось умерщвлять себя и в этом деликатном вопросе достигло определенных, скажем так, успехов. Они общеизвестны, эти научные изыски, начиная с примитивных костедробилок древнего Рима и заканчивая просветительским электрическим стулом звездно-полосатых США.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39