Честно говоря, я вовсе не спешила замуж. Сначала.
Что возвращает мысли к летнему домику… Я предпочла нанять таковой в Оук-Блаффс, потому что не могла себе позволить дом в Нантакете или одном из супердорогих районов Вайнярда вроде Эдгартауна.
Конечно, всегда можно попросить денег у родителей. И они дали бы, но сначала попытались бы уговорить отказаться от мысли о домике и приехать на лето к ним.
А мне этого не хотелось. Их любовь была чем-то вроде удавки, я постоянно опасалась задохнуться в горячих объятиях.
Меня же интересовали совсем другие объятия.
Главное, я решила снять домик потому, что настала пора найти мужа.
Мужа, достойного Даниэллы Сары Лирз.
Кем была Даниэлла Сара Лирз в это судьбоносное лето? Позвольте мне немного рассказать о ней.
Рост: пять футов четыре дюйма. В самый раз.
Внешность: не слишком смуглая кожа, карие глаза, идеально изогнутые брови, шедевр салона «Студия».
Волосы: густые, темно-каштановые. Длина – до плеч, и всегда прекрасно уложены.
Фигура: кое-кто называет ее роскошной. Другие утверждают, что я похожа на молодую Софи Лорен.
Или Кэтрин Зета-Джонс.
Или, в один из моих лучших дней, Дженнифер Лопес.
Нет, правда. Люди часто говорят нечто подобное, спросите у моей матери.
Когда-то, очень давно, один тип набрался наглости заявить, что я немного толстовата. Я велела ему катиться к чертям. Мое, и только мое дело, как я выгляжу. Он попытался дать задний ход и клялся, что употребил слово «толстая» в качестве комплимента, но было слишком поздно. В моей книге жизни он давно стал древней историей.
Видите ли, я всегда считала, что способность к самооценке – хорошее качество в любом человеке. Своей я обязана родителям. Мне с детства твердили, что я красива, умна и вполне заслуживаю счастья, любви и успеха в обществе.
Они наставляли, я слушала. Возможно, в школе я слушала не слишком внимательно, особенно на уроках географии и социологии, хотя настроение никогда не портилось от неспособности найти на карте… ну, не знаю, скажем, Уругвай! Зато дома я прислушивалась ко всему очень внимательно.
Не то что я была так уж занята собой. Я знала девушек, настолько поглощенных собой, что общаться с ними было просто невыносимо. Но себя нужно ценить. Сознавать, что ты достойна всего хорошего.
Почему бы нет?
Как любила говаривать моя бабушка: «Живи, пока живешь. Умрешь – так навсегда».
Подумайте об этом.
Во всяком случае, я не привыкла особенно тревожиться по поводу лишней пары фунтов. Потому что знаю: с ними или без них, я все равно прекрасна.
И не потерплю от мужчин иного поведения, кроме джентльменского.
Я регулярно хожу к массажистке и косметологу и раз в две недели делаю маникюр и педикюр. Как-то в офисе меня спросили, почему мне не лень красить ногти на ногах зимой.
– Никто же не носит босоножки, – заявила эта девица. – И никто не видит твои пальцы.
– Поправка, – парировала я. – Я вижу. А это для меня самое главное.
С самой средней школы я ношу только желтое золото. И никогда – серебро. Не то чтобы я ненавидела серебро, просто решила иметь собственный отличительный знак, так сказать, фирменную марку. И я давно усвоила, что каждая женщина должна иметь личного ювелира, такого, которому доверяет.
И каждая женщина должна иметь множество всяких мелочей и удобств, собственных. Личных. Своих.
Это возвращает нас к самооценке.
К самоуважению.
Мне вопить хочется при виде женщин, позволяющих топтать себя мужчинам, которые предоставляют им платить за себя в ресторане, не звонят, когда их просят, и носят спортивные штаны на людях.
Я часто думала: «Куда катится этот мир, если в обществе допустимо такое гнусное поведение?»
И вот вам истина: дай мужчинам палец, они оттяпают руку. С самого начала следует установить границы. Заставить их играть по вашим правилам. А если они не желают, значит, вылетают из игры. Точка.
Я считаю себя приличным человеком.
Я пожертвовала прошлогоднюю одежду бездомным. Ну знаете, ошибки – вещи, которые просто не следовало покупать.
Не то чтобы я часто делала ошибки.
В конце каждого года я выписываю чек столовой, где готовят бесплатные обеды неимущим женщинам.
– Когда у тебя столько всего, сколько у нас, – часто повторяет отец, – не грех и поделиться.
Думаю, когда у меня будут дети, я обязательно научу их всему, чему учили мои родители. Буду делать все, чтобы они выросли гордыми, сильными и великодушными. И тогда успех и счастье неминуемы.
По крайней мере мне так твердили. Иногда я сильно сомневаюсь насчет счастья. Не то чтобы я делилась с кем-то своими сомнениями.
Наряду с сомнениями у меня есть вера. Своего рода. Мои родные не едят кошерных продуктов, не ходят в синагогу, но в большие религиозные праздники собираются на обед. Женщины готовят, мужчины поют и читают молитвы. Большинство из них я не понимаю, потому что в школе не проходила еврейский.
Я вас умоляю. У меня и без этого полно дел, особенно с работой и общественной жизнью.
Все же я всегда чувствовала, насколько важна традиция, и поклялась, что, когда выйду замуж, мы вместе объясним важность и значение традиции нашим детям.
Это возвращает нас к теме мужа.
Давным-давно я планировала встретить подходящего человека, годам этак к двадцати пяти.
Может, это был не столько план, сколько неосознанная уверенность. Я и представить не могла, что к этому возрасту так и не встречу подходящего человека.
Но случилось так, что в двадцать девять я все еще оставалась одинокой. Этим летом, десятого августа, мне исполняется тридцать.
Тридцать.
Поверить невозможно.
И вдруг я остро осознала, что многие, многие девушки на улицах Бостона моложе меня. Я пристально изучала их: чистоту кожи, густоту волос, белизну зубов, упругость тел.
Соперницы. Опасные соперницы.
Не то чтобы я потеряла уверенность в себе, но…
Признай это. Тридцать – старость для женщины.
«Даниэлла, – сказала я себе, – давно пора заняться делом. Давно пора связать себя узами брака».
Замужество – знак зрелости. Верно? Все равно что заявить миру: «Я взрослая. Вполне могу рассуждать о закладах, канавах, снегоочистителях, налогах на собственность, свекре и свекрови, системе школьного образования и страхования жизни. Общаться на равных с лучшими из людей. Моими родителями».
Замужество знаменует конец детства, или затянувшейся юности, или чего-то в этом роде.
Вообще конец чего-то.
Что же, я готова положить конец этому чему-то.
Готова стать взрослой.
В самом деле готова вступить в содружество замужних женщин.
И все, что для этого нужно, – найти подходящего человека.
«Подумаешь, великое дело», – сказала я себе. Он где-то поблизости.
И обязательно полюбит меня в новых туфельках.
КЛЕР
НИЧТО ЕЕ НЕ ОСТАНОВИТ
Уину не понравилась идея с летним домиком.
Собственно говоря, ничего другого я не ожидала. И все же его неодобрение немного меня испугало.
Уин никогда не поднял бы на меня руку. Вопрос не в этом. В выражении глаз. В стальном взгляде. Взгляд словно отсекал меня от него.
Мы находились в обставленной по последнему слову техники кухне, которую Уин выбрал для нашего дорогого, обставленного по последнему слову моды дома.
– Если тебя волнуют деньги, – оправдывалась я, – можно заплатить из тех, что дают мне родители.
Взгляд стал совсем мрачным.
– Никогда не сомневайся в моей возможности содержать нас обоих, – холодно бросил он, почему-то понизив голос. – В наших отношениях мужчина – я. Никогда этого не забывай.
Что я могла сказать?
Просто отвернулась, взяла кухонное полотенце и принялась вытирать столовые приборы.
– Клер, почему ты так упорно моешь посуду вручную? – раздраженно осведомился он. – По-моему, для этого есть «Бош».
Я круто развернулась.
– Ты все равно слишком занят, чтобы проводить время со мной. Так какое имеет значение, если я ненадолго уеду?
Или если мне нравится самой мыть посуду?
– Имеет. Потому что…
Уин осекся. Сменил тактику.
Теперь его тон станет умоляющим. Расчетливо успокаивающим.
Он подошел ближе, положил руку мне на плечо.
– Милая, почему бы тебе не поехать домой? Не провести лето с матерью?
Зачем? Чтобы она присматривала за мной?
– Я нанимаю дом, – упорствовала я, отодвигаясь. – И тебе меня не остановить.
Прежде чем изречь ответ, Уин глубоко вздохнул.
– Попомни мои слова. Клер, ты об этом пожалеешь. Но знаешь что? Если не желаешь слушать моих советов, прекрасно. Я всего лишь пытался предостеречь тебя, оградить от огромной ошибки.
«Ты просто пытаешься оградить меня от нормальной жизни».
Уин вернулся к своему ноутбуку и принялся изучать какой-то необходимый для работы документ. Я отправилась в спальню и села на край кровати.
И снова осознала, до чего одинока. И приятельниц у меня ни одной, кроме жен кое-кого из коллег Уина. Разве это приятельницы? Вовсе не похожи на тех, кого я помню по средней школе: близкие подружки, с которыми можно хихикать над девчоночьими секретами, которые знают твою семью почти так же хорошо, как ты сама, и помнят, как ты любишь есть мороженое прямо из контейнера.
Через час Уин улегся в постель. Я, по-прежнему одетая, уже лежала под одеялом. Мы не разговаривали.
Никогда не ложитесь спать в гневе. Одна из любимых заповедей матушки по части семейной жизни. Она клялась, что ни разу не засыпала, не помирившись предварительно с папочкой.
Мне казалось, что это вранье.
ДЖИНСИ
ТЕБЕ НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ
Не знаю, с чего вдруг мне вздумалось позвонить домой.
Не то чтобы у родителей была привычка звонить мне.
Они и не звонили. Почти никогда.
Не то что нам не о чем было разговаривать.
В тонкости моей работы они не вникали. В подробности моей личной жизни я не собиралась их посвящать. Впрочем, ничего экстраординарного в моей личной жизни и не происходило.
И все же.
Я позвонила на следующий день из офиса, запасшись предварительно карточкой, поскольку, в отличие от кое-кого, не имела привычки пользоваться на халяву офисными телефонами, электронной почтой и даже копировальной техникой.
Взять хотя бы мою приятельницу и коллегу Салли. Мы вроде как встречались и после работы, хотя не так уж и часто. Всего три раза. Инициатором совместных выпивок была она.
Неплохая девчонка, несмотря на тщательно отработанный имидж крутой особы.
– Ма? Это Джинси. Звоню из Бостона.
Опять ты за свое? Непременно нужно ткнуть ее носом?
Моя лучшая половина пристыженно покачала головой.
– Здравствуй, Вирджиния, – мрачно отозвалась мать. – Что-то случилось? Надеюсь, тебе не нужны деньги, потому что у нас их просто нет, тем более…
Я выразительно закатила глаза, хотя в комнате никого не было.
– Мама! Не нужны мне деньги! Господи, неужели нельзя поговорить по-человечески? Иисусе!
– А вот мне не хотелось бы слышать подобные выражения от своей дочери! Ты же знаешь, как мне это неприятно!
Еще бы! Именно поэтому ненавистные словечки и слетают с языка при каждом нашем разговоре. Ничего не могу с собой поделать, мамочка! Извини, так уж ты на меня действуешь!
– Как ты, ма? – спросила я, старательно подавив невесть откуда взявшуюся потребность пришпилить степлером руку к столу. Это наверняка отвлекло бы меня от боли, причиняемой нашей беседой. – Как па?
– Да все в порядке. Что с нами может случиться. Вот только деньги…
– А Томми?
Мой брат, в свои двадцать пять, успел бросить колледж ради волнительной карьеры кассира в местном «Гарриманс», гигантском гипермаркете. Мы не ладили с самого детства. Есть в Томми что-то подленькое, и хуже того, хотя он разыгрывал из себя дурачка, мне всегда казалось, что на самом деле ума ему не занимать. Просто лени – хоть отбавляй. А я ненавидела лентяев.
– Встречается с какой-то швалью, которую подобрал в «Три-Стамп». Не пойму, откуда в этом городе столько всякой дряни…
Ну разумеется, Томми никогда и ни в чем не виноват! Его шлюховатая девица, лучший друг и по совместительству злой гений… Копы, которым нечего делать, кроме как то и дело сажать в кутузку молодого парня, у которого просто еще не было времени перебеситься… Это из-за них у Томми никак не сложится жизнь!
– Кстати, – оживилась мать, – у нас новости!
«Подвал снова затопило, – подумала я, – потому что вы снова пожалели денег на приличную канализацию и дренажные трубы, или как там это называется, чтобы подвал больше не затапливало».
– Помнишь свою кузину Джоди?
Еще бы! Как же не помнить! Ужас, летящий на крыльях ночи!
– Э… конечно, ма. Я часто сидела с ней по вечерам.
– Ах да! Ну так вот, она бросает школу, потому что ждет ребенка!
Интересный выбор карьеры, отметила я про себя.
– Кто отец? – спросила я вслух, словно это маленькое дерьмо хоть чем-то меня заинтересовало. – Она выходит замуж?
– Ну разумеется, Вирджиния! Разве дядюшка Майк способен допустить, чтобы его дочь жила в грехе, а внук считался незаконным?! О чем ты только думаешь! Фрог-Пиддл – город маленький, как тебе известно!
Ответить на это мне было абсолютно нечего, поэтому я решительно сменила тему:
– Представляешь, ма, я собираюсь на лето снять домик на Мартас-Вайнярд. Вместе с еще двумя женщинами. Прямо на берегу. Домик!
Последовало недолгое молчание. Подчеркиваю, недолгое.
– То есть ты не приедешь домой на свадьбу Джоди? – возмутилась ма.
Вот оно.
А чего я ожидала? Что матушка порадуется за меня?
– Позови па, пожалуйста.
Разговор с отцом был еще короче. Я рассказала ему о своих планах.
– Похоже, этим летом мы тебя не увидим, – подытожил он. – Поосторожнее там, раз уж собираешься жить одна на каком-то острове.
Конечно, па, постараюсь поберечься от морских чудовищ. Недаром слышала, что в полнолуние они поднимаются из глубин…
– Все будет хорошо, па.
Как всегда.
Я повесила трубку и потерла глаза. Проклятые лампы дневного света! И посреди деловито жужжавшего офиса, звонивших телефонов, щелкавших клавиатур и перекликавшихся голосов я вдруг почувствовала себя очень, очень одинокой.
Но тут передо мной возникла Салли. Во всем своем великолепии – с очень короткой стрижкой пурпурного цвета.
– Эй, – начала она, уставившись на доску объявлений над моей головой. – Хочешь по пиву после работы?
Я отметила новый пирсинг в ноздре.
– Еще бы! – кивнула я. – Спасибо.
ДАНИЭЛЛА
ЕДИНСТВЕННАЯ ДОЧЬ
Разговор обернулся не так уж плохо, как я ожидала.
Мать начала было жаловаться и ныть в трубку, но стоило мне заверить, что Мартас-Вайнярд буквально кишит подходящими холостяками, а не только одними геями, как со вздохом согласилась с моими планами на лето.
– По крайней мере не будешь зря тратить время, развлекаясь без всякой цели, – заметила она. – Даниэлла, я так рада, что ты решила остепениться и выйти замуж!
– Ну, – возразила я, скрипнув зубами, – сначала нужно найти подходящего человека, ма.
– Пф-ф! – фыркнула мать. Я живо представила небрежный взмах пухлой ручки, отметавшей дурацкое незначительное препятствие. – Можно подумать, велика проблема! Взгляни на себя! Ты просто шикарная. Да любой мужчина в здравом уме умрет, чтобы добиться тебя.
В здравом уме.
На это следует обратить внимание. Опасайся психов.
– Спасибо, ма. А па дома?
– Знаешь, мать хотела бы, чтобы ты приехала домой на пару недель, – первым делом произнес он. – Не сумеешь?
Вот оно.
Угрызения совести.
– Я уже подписала договор об аренде, – соврала я.
– А ведь Дэвид тебя ждет. Он и эта его невеста, как там ее…
– Роберта.
В толк не возьму, почему отец всегда притворяется, что забыл имя очередной приятельницы Дэвида.
– Может, ему стоит приехать ко мне на Вайнярд? – предложила я, зная, что папочка припрятал в рукаве не менее одной козырной карты, с помощью которой надеется воздействовать на мою совесть.
– А как насчет твоего бедного старенького папочки? Неужели совсем о нем не думаешь? – спросил отец полушутливо. – Или ты больше меня не любишь? Нашла кого-то еще и забыла своего папу?
Вот это смертельный удар. Я всегда была папиной дочкой, но, в отличие от многих женщин, честно пыталась не пользоваться этим.
– О, па, конечно, нет! Ты сам знаешь, что навсегда останешься самым главным в моей жизни. Просто…
– Даниэлла, поезжай и отдохни хорошенько. Я так, дурачусь. Ты молодая девушка, красавица, и кому и развлечься, как не тебе?
– Приеду на свой день рождения, – пообещала я, смаргивая слезы. – В августе. На уик-энд.
– Моя тридцатилетняя малышка, – вздохнул па. – Ты делаешь меня стариком.
– Ты вовсе не старый, па, – заверила я, думая: «Мой па совсем не старый, верно? Всего шестьдесят пять. По современным стандартам, это далеко не старость!»
– Нет, что ни говори, я старею, и слава Богу. Знаешь почему?
Комфорт и утешение давным-давно известного. А заодно и тоска.
– Потому что, если не стареешь, значит, уже мертв, – продекламировала я.
– Точно! – хмыкнул па. – В общем, поезжай и хорошенько повеселись на пляже.
Я обещала постараться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35