А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поэтому она изобретала для себя какие-то туманные недуги, которые врачи со сказочными гонорарами называли «криптогенетическими», то есть загадочными по своей природе, необъяснимыми. Она надевала воздушные, почти эфемерные ночные сорочки, выдававшие бессознательную склонность к эксгибиционизму и делавшие ее неотразимо соблазнительной, а потом, щедро надушившись «Шанелью», ложилась в постель. Терпеливая и высокооплачиваемая горничная приносила ей бутылку «Фьюджи», и Люсилла, изображая даму XVIII века, принимала подруг в алькове. Посетительницам, допущенным в спальню, подавали чай, сама же хозяйка томно потягивала «Фьюджи», приговаривая: «Сегодня мне нехорошо» – и указывая на чудодейственную минеральную воду.Было два часа дня, Маттео поехал с отцом навестить важного клиента и должен был вернуться только к вечеру. Бруно был впущен в благоухающую спальню страдалицы Люсиллы, жертвы криптогенетического заболевания.Комплименты прекрасной синьоры вогнали его в краску, он опустил глаза и принялся усердно изучать носки собственных башмаков.– В наше время застенчивость в таком взрослом молодом человеке, как ты, – качество редкое и драгоценное. – Люсилла льстила импульсивно, по вдохновению, безо всякой задней мысли. – Сколько тебе лет? – спросила она, приоткрывая губы в обольстительной улыбке.– Шестнадцать, как Маттео. Мы же одноклассники, разве вы не помните? – Он лепетал общеизвестные вещи, взволнованный близостью, будившей в нем тайные желания.– Вот видишь, ты меня совсем запутал! – Она мерила его жадным взглядом золотистых глаз, словно видела впервые, словно впервые была захвачена любовной лихорадкой, ломающей условности и моральные запреты. Первобытный запах желания, исходивший от юноши с серыми глазами, будоражил ее чувства и обжигал кожу. Ей стало не по себе.– Не хочу беспокоить вас, синьора, – пробормотал Бруно, не трогаясь, однако, с места и вдыхая аромат женщины, неистово и сладко круживший ему голову.Начав в шутку, Люсилла вызвала цепную реакцию неконтролируемых взрывов.– Может быть, – прошептала она охрипшим голосом, – тебе лучше подождать Маттео там.Она торопливо натянула на себя простыню голубого шелка, но достигла лишь того, что бретелька ночной сорочки сползла с плеча, на мгновение обнажив округлую крепкую грудь, загорелую до самого соска.– Наверное, так будет лучше. – Но вопреки своим собственным словам Бруно опустился рядом с синьорой на пуф, затянутый белым атласом.– Маттео вернется очень поздно, – краска бросилась ей в лицо, глаза засветились тусклым светом, как старое золото. Страсть, о которой пишут в романах, бушевала у нее в крови.Бруно несколько минут оставался неподвижен, не сводя глаз с видения, заставлявшего его дрожать с головы до ног.– Не прогоняйте меня, синьора, – прошептал он с мольбой.– Я тебя вовсе не гоню, дорогой. – Ее глаза увлажнились, она не смогла сдержать рыдания. Обольстительная тридцатишестилетняя женщина исчезла, превратившись в цветущую юную девочку, влюбленную и сгорающую от неодолимой и бурной страсти.Бруно наклонился к ней и с ребяческой робостью погладил прекрасную грудь. В горле у него пересохло, глаза горели, в паху стало тепло и тесно.– Что я должен делать, синьора? – наивно спросил он, боясь все испортить. Возбуждение и непонятная упругость между ног сковывали его движения, он задыхался и утопал в море мучительного наслаждения. Голова шла кругом, он видел Люсиллу как сквозь дымку.– А что ты делаешь со своей девушкой? – Люсилла гладила его лицо, шею, уши.– У меня никогда не было девушки, – признался он.– Никогда? – Легкие пальцы погладили его лоб и растрепали волосы.– Никогда, синьора. – В низу живота сделалось совсем жарко, а брюки вдруг стали тесны в паху.– Тогда ничего не делай.Она поднялась, сбросив к ногам шелковую ночную сорочку и демонстрируя ослепительную наготу. Длинные стройные ноги, плоский живот, тонкая талия, тугие, гладкие бедра, великолепная грудь – все ее цветущее тело вопреки годам говорило о юности.Бруно закрыл глаза. Ловкие и проворные пальцы, порхающие, словно крылья бабочки, расстегнули одну за другой пуговицы на его брюках. Нежный поцелуй вобрал в себя его напрягшийся пенис, попавший из тесного плена в сладостное и освобождающее рабство. Ни единой капли из горячей струи его семени не упало на землю. Затем губы женщины страстно приникли к его губам, и он ощутил на них вкус своего первого настоящего оргазма.– Иди сюда, дорогой, – хрипло прошептала она.Перейдя за несколько секунд к новому возбуждению, Бруно почувствовал, как ее рука ведет его, и погрузился в горячую влажность ее лона. Его захлестнуло волной неистового восторга, он ощутил неудержимое нарастание блаженства где-то глубоко внутри и познал слияние двух содроганий, экстаз двух распаленных тел, стремящихся друг к другу, глубинный смысл сексуального наслаждения, когда пик желания достигается одновременно.Их тела отделились друг от друга. Мальчик и женщина чувствовали себя опустошенными и оглушенными.– Я люблю тебя, – прошептал Бруно, впервые назвав ее на «ты».– Нет, мальчик, – Люсилла сурово вернула его к действительности. Вскочив с постели и накинув халат, она швырнула ему его одежду. – Ну-ка одевайся, быстро!– Но я правда люблю тебя! – решительно повторил он, неуклюже натягивая брюки.– В один прекрасный день ты узнаешь, что такое любовь, – сказала она, проводя руками по пылающим щекам, – и поймешь, что это нечто совсем другое.– Но я… – от волнения он начал заикаться.– Возвращайся завтра, если хочешь повидаться с Маттео. – Ее лицо стало строгим и неприступным.– А как же мы? – спросил Бруно, готовый вот-вот расплакаться.– Между нами ничего не произошло, – сухо ответила она. – Женщина помогла тебе стать мужчиной. Но стать настоящим мужчиной ты сможешь только сам. Между нами, – повторила она властно, – ничего не произошло.– Да, синьора, – покорно кивнул Бруно и почтительно поцеловал ей руку на прощание.Оставшись одна, Люсилла бросилась на молельную скамеечку, впиваясь взглядом в скорбную фигуру Христа, обхватила лицо ладонями и принялась отмаливать свои грехи.С этого дня женщины, знакомые с Бруно Брайаном, заметили в нем перемену. Многие стали тайно мечтать о близости с ним. ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА По дороге домой Бруно стал подумывать о самоубийстве. Женщина, вознесшая его на небеса, единственная женщина в мире, с которой он познал блаженство, прогнала его прочь. Он вспомнил о юном Вертере Герой повести Гёте «Страдания юного Вертера», покончивший с собой из-за несчастной любви.

и увидел себя лежащим во фраке на постели, испускающим последний вздох.Одержимый романтическими страстями, раздираемый мучительным чувством вины (как-никак он ведь предал лучшего друга!), Бруно переступил порог особняка на улице Манзони. Было три с половиной часа пополудни, и дом казался вымершим. Несомненно, принцесса Изгро отправилась за покупками, а слуги отдыхали.Он прошел по комнатам, с горьким сожалением заглянул во все знакомые и дорогие ему уголки, словно видел их в последний раз. На кухне он столкнулся с Кало, который священнодействовал над старой, обшарпанной неаполитанской кофеваркой, повидавшей на своем веку многое, начиная с бурбонского владычества. Кало всегда варил кофе только в этой старой «неаполитанке» по ему одному известному рецепту.– Эти северяне вообще не имеют понятия о том, как готовить настоящий кофе. – Это была его любимая присказка. – Лишь бы был черным, а все остальное не важно. Конечно, миланская вода не из лучших, и это портит вкус. Но есть кой-какие маленькие хитрости, которых эти торопыги не знают и никогда не узнают.Бруно застал его в тот момент, когда он с аптекарской точностью отмерял поджаренный до нужной степени и мелко смолотый кофе.Кало удивился, увидев его раньше обычного.– Что происходит? – спросил он, внимательно оглядывая мальчика, но не слишком тревожась из-за его подавленного вида.– Ничего не происходит, – ответил Бруно, стремясь ничем не обнаружить своих сердечных мук.– Почему ты не в гостях у друга? – он говорил нейтральным тоном, не желая сюсюкать.– Его не было дома, – ответил Бруно, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Кухня была такой чистой, светлой, просторной, гостеприимной. Его взгляд остановился на монументальном белом холодильнике.Томление сердца и душевные страдания постепенно смещались в область желудка: он почувствовал приступ волчьего голода. Романтическая мысль о самоубийстве отступила перед менее трагическим, но совершенно безотлагательным желанием поплотнее перекусить.– Вы разве не договорились о встрече? – Кало зажег газ и поставил «неаполитанку» на огонь.– Он куда-то уехал со своим отцом. – Бруно не сводил жадного взгляда с холодильника, воображая себе все вкусности, таящиеся в его обширных недрах. Ему было совестно за столь прозаические мысли, но даже стыд не мог заглушить неодолимого желания проверить, насколько содержимое холодильника соответствует его желаниям.Кало присел к столу, дожидаясь, пока закипит вода, и делая вид, что читает газету, а на деле искоса следя за крестником. Сегодня Бруно вел себя как-то странно. На его лице сменялись противоречивые чувства. Кало хорошо знал его и угадывал его настроения. Лучше всего было набраться терпения и ждать: рано или поздно он узнает, что творится с мальчиком.Бруно разрезал по длине французский батон и с педантичной аккуратностью уложил на нижнюю часть несколько тонких ломтиков нежирной сырокопченой ветчины. Поверх слоя ветчины он красиво разложил маринованные белые грибы, артишоки и дольки сладкого красного перца, а верхнюю часть батона намазал маслом, призадумался на минутку и решил, что немного горчицы тоже не помешает. Тщательно соединив половинки бутерброда и следя за тем, чтобы ничто не выскользнуло наружу, он смерил удовлетворенным взглядом свое монументальное творение и принялся планомерно уничтожать его.«Что бы его ни беспокоило, – подумал Кало, – это не конец света». Он молчал, краем уха прислушиваясь, не закипает ли вода в «неаполитанке», и исподтишка наблюдая за мальчиком, который ел с небывалым аппетитом.Бруно подошел к окну и рассеянно посмотрел на улицу.– Хочешь пойти погулять? – спросил Кало.– Еще не знаю, – ответил Бруно с набитым ртом.Вода в кофеварке начала закипать. Кало выключил газ, снял «неаполитанку» с огня, перевернул ее, поставил на стол и услышал, как вода потихоньку просачивается сверху вниз, вытягивая из кофейной гущи всю ее крепость и образуя божественный настой.Расправившись с бутербродом, Бруно вновь открыл холодильник и застыл в созерцании едва початой головки сыра, исходящей нежными слезами. Он отрезал кусок сыра и взял еще хлеба, чтобы окончательно утолить голод. Жуя уже с меньшей жадностью, но столь же энергично, он принялся размышлять о том, что крайности сходятся: любовное томление и экстаз не исключают радостей чревоугодия, наоборот, обе страсти как бы дополняют друг друга. Наевшись, он вновь почувствовал себя веселым, беззаботным и счастливым.Кало терпеливо ждал, пока мальчик решится доверить ему свой секрет, однако упорное молчание Бруно наконец вынудило его к активным действиям.Он со священным трепетом поднес чашку к губам и принялся смаковать обжигающе-горячий напиток. Кофе был божественным.– У нас на Сицилии есть одна старинная поговорка, – небрежно начал он, немедленно пробудив любопытство Бруно. Хорошо зная своего друга, мальчик почувствовал, что столь многообещающее начало может привести к неожиданному концу.– У нас на Сицилии много старинных поговорок. – Ему хотелось казаться человеком бывалым и невозмутимым, но любопытство пересилило.– Я имею в виду поговорку совершенно особого рода, – продолжал Кало, потягивая несравненный нектар.– Похоже, ты так жаждешь рассказать, что мне придется выслушать, – неожиданно для него заметил Бруно.Кало опустил глаза в чашку, раздумывая, как ему поступить: расставить ли мальчику ловушку, которая могла и не сработать, если его догадка окажется неверной, или просто махнуть на все рукой. Однако он был слишком уверен в собственной правоте и решил рискнуть.– Так о какой поговорке речь? – не выдержав, спросил Бруно.– У нас говорят: лазать по болотам – что за охота! Вот когда ему охота и ей охота – вот это охота! – грубо бухнул Кало.От деланного самообладания Бруно не осталось и следа, красивое юное лицо вспыхнуло до корней волос.Кало вновь поднял чашку, чтобы допить остатки кофе.– Именно так, – сказал он.Лучше всего было бы просто оставить его слова без внимания, но у Бруно еще не было той закалки, которой обладал Кало.– Чего тебе от меня надо? – вспылил мальчик. – Пей себе на здоровье свой кофе и оставь меня в покое!Глаза его подозрительно блестели, волнение выдавало его с головой.– Я же вижу, тебя просто распирает. Хочешь сказать, да не знаешь, с чего начать, – наугад предположил Кало.– Вот и попал пальцем в небо, – сердито буркнул Бруно. – Меня этим не проймешь.Туман рассеялся, ясно обозначилась цель.– Ладно, я тебе сам скажу, – спокойно продолжал Кало. – И не будем вдаваться в детали, нам с тобой это ни к чему.– Псих ненормальный! – закричал Бруно. – Смирительная рубашка по тебе плачет!– Это ведь должно было случиться рано или поздно. – Не сводя с него глаз, Кало по-прежнему говорил очень спокойно: – Первый раз очень важен. А тебе, я вижу, повезло, ты правильно выбрал женщину.– Я не могу без нее жить. – Громадные серые глаза наполнились безутешной печалью. На сытый желудок его вновь потянуло в омут страсти.Кало понимал, что слова бессильны и что опыт передать невозможно. Для Бруно «она» была не первой, а единственной женщиной в мире.– Ты мне доверяешь? – спросил он с улыбкой.– Доверяю, – ответил Бруно, – но это ничего не меняет.– В один прекрасный день ты встретишь свою женщину, – уверенно заговорил Кало. Его мужественное и гордое лицо просияло. – И ты поймешь, что это она, потому что весь мир наполнится светом, а на небе вспыхнут новые звезды.– Мне сегодня уже говорили об этом, хотя и другими словами. – Бруно вспомнил упругое тело Люсиллы, ее вздохи, нежные ласки и то суровое пророчество, которым она его наградила после приобщения к взрослой жизни.– Еще раз говорю, ты правильно выбрал женщину для первого опыта, – повторил великан. – Но помни, для тебя жизнь только начинается. – Он вспомнил свою единственную ночь с Аннализой в сторожке за эвкалиптовым лесом во время грозы. Эта ночь стала для него единственным воспоминанием, мукой и отрадой его жизни.– Кало, а почему ты до сих пор не женился? – в упор спросил Бруно. – Судя по твоим словам, ты уже видел, как вспыхивают на небе звезды.– Мне всего тридцать семь, – Кало попытался обратить все в шутку. – Есть еще время подобрать себе жену.– Но это будет уже не та, что весь мир наполнила светом, как ты говорил.Слова как бы сами собой сорвались у него с губ.Кало нахмурил брови, его глаза стали мечтательными и грустными.– Нет, это будет уже не она, – тихо признался он.– Она что, оставила тебя? – Бруно впервые ощутил мужскую солидарность и понимание.– Это старая история, мальчик мой, – ответил Кало с тяжелым вздохом. – Она была единственная, второй такой нет. Да, это правда, – с грустью добавил он, – она оставила меня.Бруно понял, что коснулся больного места. В смятенном взгляде Кало было столько невыразимой печали, что он решил не настаивать на продолжении разговора. ТРУДНЫЙ ВЫБОР В 1966 году Бруно Брайан закончил с отличием экономический факультет университета Беркли, и в тот же год произошло событие, круто изменившее всю его жизнь.– Я горжусь тобой, сынок, – поздравил его Филип, крепко пожав ему руку и энергично хлопнув по плечу. Он заметно постарел и сдал, глубокие морщины избороздили его лицо, отмечая работу времени.– Ну, теперь проси чего захочешь, – сказала Мэри-Джейн. Она смотрела на поразительно красивого юношу как на сына, о котором всегда мечтала, но которого так и не смогла родить.– Отпразднуем в китайском ресторане? – предложил отец, гордившийся успехами сына как своими собственными.Бруно предпочел бы гораздо более скромный вариант: бутерброд с кружкой пива в университетском кафе самообслуживания и прогулку на живописном трамвайчике от Маркет-стрит до Рыбачьей гавани.– Ладно, папа. – Он далеко не всегда разделял желания и решения отца, но предпочел не спорить, чтобы не вызвать перепалки, и сделал вид, что в восторге от предложения Филипа.Дон Тейлор, шофер Брайанов, заметно потяжелевший с годами благодаря вкусной стряпне Хуаниты, терпеливо ждал у машины, готовый распахнуть дверцы.– Я был уверен, что сумею тебе угодить, – подмигнул Филип.Они миновали итальянский квартал, проехали в ворота под пагодой и оказались в Чайна-тауне.– А почему твой арабский друг не поехал с нами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52