Девушка нашла им место в последнем ряду.
– Вы едва успели, – с улыбкой прошептала она, – спектакль начинается.
Труба закончила мелодию длинной томной нотой, замолкли фортепьянные аккорды, и голос певца словно угас. Зрители негромко захлопали. Потом дуэт исчез с крутящегося помоста, занавес раскрылся, и на сцене появилась круглая кровать, закрытая пурпурной тканью, на которую было наброшено белое атласное блестящее покрывало. На кровати лежала женщина в золотой тунике, в гладком парике золотого же цвета. Труба хрипло выводила страстный блюз, ей медленно вторили ударные.
Раздвинулась боковая штора, и на сцену вышла собака – великолепный кобель борзой, снежно-белый, изящного сложения, с длинными тонкими лапами, элегантным торсом, аристократически вытянутой мордой. Женщина похлопала ладонью по покрывалу, и собака приникла к полу, навострив уши и застыв в недвижном ожидании.
– Царь, – прошептала женщина исполненным ласки голосом, – любовь моя.
Пес подошел поближе, запрыгнул на постель и вытянулся рядом с женщиной, а она лениво приподнялась, демонстрируя себя публике. Движения ее были полны страстной чувственности.
– Сисси, – пролепетал Ла Манна, узнав женщину. – Сисси, – повторил он, собираясь встать.
– Подожди, – остановил его голос за спиной. – Самое интересное впереди.
Тяжелая рука пригвоздила Джо к стулу. Он обернулся и узнал Хосе Висенте Доминичи.
– Полюбуйся на спектакль, мерзавец, – произнес Хосе Висенте.
Тем временем собака встала и приблизила к женщине морду. Та улыбнулась, поцеловала животное и простонала:
– Царь, красавец мой, сними с меня одежды. – Пес осторожно зажал зубами край туники и стянул ее с женщины. Тело ее засияло ослепительной, великолепной наготой. Борзая отволокла тунику на белый бархатный пуфик и снова подошла к постели, внимательно глядя на женщину.
– Иди ко мне, Царь, – страстно произнесла Сисси, коснувшись рукой своего бедра.
Пес легко запрыгнул на постель и, вытянув морду, приблизил ее к животу женщины, слабо повизгивая.
Сердце Джо то учащенно билось, то словно замирало. Холодный пот градом катился со лба.
Женщина протянула руку и ласкала шею собаки, играя с тонким ошейником, отделанным бриллиантами и сверкавшим нереальным блеском в свете прожекторов. Но противоестественное совокупление было реальным, настоящим; реальными были и страстные вопли женщины, и задыхающееся повизгивание пса, и похоть, охватившая часть публики. Но у многих жуткий спектакль вызвал приступ отвращения.
Хосе и Шон едва успели выволочь из зала Джо Ла Манну. В коридоре его вырвало. То, что ему показали, было вызывающим и оскорбительным для любого, кто это видел, но вдвойне отталкивающим и оскорбительным оказалось это зрелище для Джо. Ведь он любил эту женщину. Сисси скатилась в самую бездну разврата и позора.
Хосе помог Джо сесть в свой голубой «Паккард». Шон уехал на «Феррари». Никто не тронул его машину.
– Я тебя провожу домой, – сказал Хосе.
– Чего вы хотите? – чуть слышно произнес Джо, вытирая холодный пот со лба.
Доминичи протянул ему пакет.
– Фото твоей супруги; негативы, конечно, остаются у нас, – добавил Хосе.
– Мне не нужны фотографии. Чего вы хотите? – Он был готов на любой компромисс, на любую уступку.
– Фрэнк хочет компенсацию за ущерб, причиненный вами в ресторанах и в магазинах. Он хочет, чтобы ты прекратил торговать наркотиками на его территории. Хочет, чтобы ты соблюдал договор. Если хоть один торговец наркотиками будет пойман с твоим товаром в заведениях Фрэнка, эти фото появятся во всех газетах в Штатах, и даже в Кастелламаре-дель-Гольфо. А теперь решай ты…
Через два дня Сисси Ла Манна погибла в автокатастрофе недалеко от Хай-Пойнта. Видимо, в машине ей стало плохо или заснула случайно…
На территории Лателлы больше не появлялись торговцы с товаром Ла Манны. Все неприятности кончились, и восстановился мир.
Глава 11
На Нэнси был элегантный твидовый костюм, в котором она выглядела старше своих восемнадцати лет, голубой свитерок из ангорской шерсти и изящные туфельки на низком каблуке из змеиной кожи. Волосы собраны на затылке в хвост, завязанный узкой белой лентой. На шее – бусы из розоватых жемчужин, подарок ко дню рождения от Хосе Висенте. В руках она держала сумочку и пару книг.
Год назад Нэнси поступила в Йельский университет, но тогда она еще не выбрала, чем будет заниматься. Теперь, прослушав несколько вводных курсов, девушка остановила свой выбор на юриспруденции. Нэнси бросила взгляд на покрытые плющом старинные стены самого престижного американского университета, и на ее губах появилась мечтательная улыбка. Наверное, в этот ветреный майский день она чувствовала себя счастливой, кровь кипела радостным возбуждением, поднимавшимся, словно пузырьки шампанского, и заставлявшим Нэнси вот так, беспричинно улыбаться. Она понимала, что сделала важный для будущего выбор, и была уверена, что правильно выбрала будущую профессию. Эта уверенность и придавала ей силы.
Юноша, смотревший на девушку с нескрываемым восхищением, с улыбкой поздоровался с ней:
– Привет, Нэнси!
– Привет, Тейлор! Как дела?
– Да ты просто сияешь! – заметил он.
– Знаю, – спокойно ответила Нэнси.
Не отрывая от девушки восхищенного взгляда, Тейлор предложил:
– Может, пойдем прогуляемся?
– Это приказ или предложение? – пошутила Нэнси.
– А ты как думаешь? – многозначительно спросил он.
– Я думаю, первокурсница должна выполнять распоряжения магистра. К тому же послушание – одна из основных добродетелей.
– А ты очень добродетельна…
– Не настолько, насколько хотелось бы. – Нэнси с дружеской симпатией взглянула на своего собеседника. Типичный американский мальчик, вырос на витаминах, занимался спортом, уважает правила. Тейлор был весьма привлекателен внешне: высокий, крепкий, голубоглазый, с широкой, открытой улыбкой; одет в серые фланелевые брюки, кожаную куртку и в кашемировый свитер; на ногах – английские туфли. Такая элегантность стоила дорого, но в глаза не бросалась и смотрелась очень сдержанно. Тейлор Карр принадлежал к одному из лучших семейств Бостона. Был он человеком уравновешенным, строившим свою жизнь на спокойной внутренней уверенности.
– Изящество и таинственность – вот твое оружие. Я и не подозревал, что ты еще и добродетельна.
– А я думала, ты не устоял перед моей красотой, – не без кокетства пошутила Нэнси.
Тейлор процитировал слова Эмерсона:
– «Не красота внушает самую глубокую страсть. Красота без изящества – как крючок без наживки. Красота без выразительности утомляет».
– Стало быть, у меня много достоинств, но я безнадежно уродлива? – усмехнулась Нэнси.
– Уродлива и таинственна. Однако я готов скомпрометировать себя, отправившись сегодня вечером с тобой куда-нибудь.
– Я в отчаянии!
– Почему? Тебя приводит в отчаяние мысль о прогулке со мной?
– Нет, я в отчаянии потому, что вынуждена отказать тебе.
– Это называется «получил по заслугам»! – вздохнул Тейлор. – Я не в твоем вкусе?
Они побрели по аллее на краю университетского кампуса.
– Ты тут ни при чем, – ответила Нэнси, – просто на уик-энд я уезжаю в Нью-Джерси.
– Все ясно. Тактический прием номер один: чтобы обострить интерес мужчины к себе, никогда не принимай первое его приглашение; найди предлог для отказа.
– Первое приглашение? Я могу надеяться и на второе?
– Тебе действительно надо уезжать? – неожиданно серьезно спросил он, рассчитывая на невозможное.
– За мной уже приехали. – Нэнси помахала кому-то рукой. Тейлор увидел в конце аллеи голубой «Паккард»; за рулем был Хосе Доминичи.
– Это твой отец? – поинтересовался юноша.
– Нет, но он заменил мне отца, который умер много лет назад.
– Извини, – с искренним сожалением произнес Тейлор.
– Это было так давно, таким же ветреным майским днем. – Она и сама не поняла, почему сочла нужным сказать это юноше. Нэнси пригладила растрепанные ветром волосы и собралась уже садиться в машину, но Тейлор остановил ее:
– Давай встретимся в университетском кафе в понедельник вечером?
– Тактический прием номер два, – рассмеялась Нэнси, – чтобы интерес мужчины к тебе не угас, после второго приглашения выдвини альтернативное предложение. В понедельник вечером не получится. Я на всю неделю уезжаю в Гринвич. Хочешь, позвони мне, в библиотеке записан телефон.
И Нэнси бросилась навстречу Хосе Висенте, вышедшему из машины.
Тейлор проводил взглядом ее изящную фигурку, увидел, как она расцеловалась с высоченным мужчиной, и вдруг сердце его сжалось от ревности. Он постарался прогнать это опасное чувство. Надо будет разузнать побольше о Нэнси Пертиначе.
«Потому что когда-нибудь я женюсь на ней», – пообещал сам себе Тейлор, глядя на отъезжающий голубой «Паккард».
А он был не из тех, кто дает пустые обещания…
– Привет, красавица! Ты выглядишь прекрасно! – сделал Нэнси комплимент Хосе Висенте.
– Ты тоже великолепен, – отозвалась девушка, с нежностью глядя на своего спутника.
– Вот и врешь! – усмехнулся Хосе.
– Клянусь страшной клятвой! – произнесла Нэнси, скрестив указательные пальцы и поцеловав их.
Так они с братом клялись, когда были детьми.
– А это кто? – спросил Доминичи, показывая на уходившего по аллее Тейлора Карра.
– Выпускник университета, у него диплом магистра по международной экономике, – нарочито равнодушно ответила Нэнси, садясь за руль.
– Видно, очень умный малый!
– В известном смысле…
– И собой хорош!
– В Йеле его акции котируются очень высоко. – В машине к запаху кожи от сидений и полированного дерева от отделки примешивался такой знакомый Нэнси запах Хосе Висенте, всегда наполнявший ее душу уверенностью и спокойствием.
– Едем к «Бэзилу»? – спросила Нэнси, разворачивая машину на шоссе в Нью-Джерси. Она прекрасно водила автомобиль: умело и осторожно. У девушки был хороший учитель – Хосе Висенте.
– Едем к «Бэзилу»! – весело согласился он. Так назывался греческий ресторан, знаменитый перцами, фаршированными рисом. Хосе Висенте и Нэнси обязательно заезжали туда на обратном пути.
– А как его зовут? – вдруг спросил Доминичи.
– Кого? – спросила Нэнси, хотя прекрасно поняла, кого имел в виду Хосе.
– Того умника, – уточнил он.
– Тейлор Карр, – сообщила Нэнси. Ей казалась забавной отеческая озабоченность Хосе. Слишком лаконичные ответы девушки насторожили Доминичи.
– Похоже, он от тебя без ума. Нэнси притворно возмутилась:
– Мы с тобой месяц не виделись, а ты не нашел ничего лучшего, как устроить мне допрос с пристрастием. Расспрашиваешь о совершенно незнакомом человеке, который к тому же меня не интересует.
– Согласен. Суд присяжных принимает возражения, – пошутил Хосе Висенте.
Но в душе он чувствовал одновременно и гордость и ревность, словно отец, обнаруживший, что у дочки завелся поклонник.
– Давай сменим тему, – предложил он. – Поговорим о твоем брате!
– А что натворил Сэл?
– Выиграл теннисный турнир!
– Замечательно! Теперь будет ходить гордый, как петух, – улыбнулась Нэнси, не отрывая взгляда от дороги.
– По крайней мере два университета на Юго-Западе примут его с распростертыми объятиями после хай-скул.
– Сэл поступит в Йель, как и я, – сказала Нэнси.
– А ты уверена, что он согласится? – Впрочем, Хосе Висенте задал чисто риторический вопрос. За Сэла все решала Нэнси. Она не ответила, а только утвердительно кивнула головой. Хосе припомнил, как впервые увидел ее, еще девочкой, в доме Пертиначе в Бруклине. Они сразу понравились друг другу. А когда Нэнси просто и естественно отказалась от денег Лателлы, Хосе Висенте почувствовал к ней уважение и восхищение. И он, так же как и Сэл, так же как и все, кто имел дело с Нэнси, постепенно привык с удовольствием поступать так, как того хотелось ей.
Девушка включила правый поворот и медленно въехала на автостоянку у ресторана.
Они расположились за столиком у окна. Настольная лампа струила розоватый свет на снежно-белую скатерть. В зале стоял приглушенный шум, типичный для дорогих ресторанов: почтительные голоса официантов сливались с позвяки-ванием посуды. Хосе и Нэнси чувствовали себя счастливыми.
– Я хочу стать адвокатом, Хосе, – призналась она. Ее серые глаза блеснули уверенно и радостно. Хосе Висенте никогда не сомневался в ее способностях. Конечно, Нэнси уготовано большое будущее.
– Замечательная новость, – улыбнулся он. – И Фрэнк обрадуется, когда узнает.
Хосе Висенте вспомнил о Неарко, который после второго курса бросил университет, глубоко огорчив отца.
Нэнси, похоже, прочитала его мысли и спросила:
– Как дела дома?
– Все в порядке.
– Все? – переспросила Нэнси серьезным тоном.
Хосе Висенте понял, о ком она хотела узнать, и добавил:
– Все! И Шон в порядке. Я его вчера видел, он спрашивал про тебя, передавал привет. – Нэнси покраснела, а Хосе, чтобы не стеснять ее, принялся пристально изучать меню. В сущности, оно его не интересовало, ибо они всегда заказывали перцы с рисом и медовый торт.
С деланным безразличием Нэнси поинтересовалась:
– А вокруг него все крутятся женщины? Когда Пертиначе вернулись из Сицилии, Нэнси рассказала Хосе Висенте почти все про себя и про Шона. Он тогда твердо сказал ей:
– Забудь о Шоне. Ты заслуживаешь большего… и лучшего.
А теперь Доминичи разочарованно произнес:
– Опять? Я думал, с ним покончено!
– Никогда! – твердо ответила девушка, взглянув ему в глаза.
– Ну что же, – вздохнул Хосе Висенте. Он не стал спорить. В жизни Нэнси и так было много проблем; Шон – не последняя и не самая простая. Если бы Доминичи решился все рассказать девушке, от ее увлечения ирландцем не осталось бы и следа. Но, как часто бывает, лечение причинило бы больше вреда, чем болезнь. Никто не мог предвидеть, как отреагирует на разоблачение Нэнси.
Глава 12
Нэнси и Сэл обнялись и расцеловались. Они так обрадовались, снова оказавшись вместе. Сэл стал почти взрослым: атлетическая фигура, решительное выражение лица и спокойный взгляд.
– Сто лет тебя не видел! – воскликнул он.
– Только месяц! – уточнила Нэнси.
– Ну это еще как посмотреть! – Они снова расцеловались и сели на диван. – Кого ты уже видела?
– Маму Сандру, – ответила Нэнси.
Жена Фрэнка встретила девушку, как всегда, заботливо и сердечно.
– А Неарко с Дорис?
– Их не видела. Запрятались куда-то.
– Фрэнк уехал в Атлантик-Сити.
– Да, мне Хосе сказал.
– Кстати, а куда девался Хосе? – удивился Сэл. – Даже не поздоровался со мной.
– Он и в дом не заходил. У него какие-то дела на Манхэттене. Расскажи лучше о себе, спортсмен. Ты, говорят, прославился?
– Мне просто повезло.
– Ты у нас просто молодец, и я горжусь тобой. Нэнси и Сэлу очень нравилось их новое жилье.
В мансарде гринвичской виллы сделали что-то вроде квартиры: две спальни, каждая с собственной ванной и гардеробной, и гостиная, где стояли два письменных стола в стиле Людовика XIV, ореховый книжный шкаф, широкий новый диван и два глубоких кресла. Фрэнк был доволен, устроив на вилле брата и сестру. Сандра, конечно, не возражала. Что решил Фрэнк, с тем она и соглашалась. Она не знала, почему муж так заботился о двух юных итальянцах, но, несомненно, у него были на то причины. Однако Неарко и его жена Дорис так и не приняли чужих.
– С какой стати они будут жить в нашем доме? – возмутился Неарко.
– Мы им обязаны. И тебе это прекрасно известно, – сурово произнес Фрэнк.
– Согласен, давай им поможем. Но зачем селить их в доме? Могут жить и в колледже…
– Потому что я так решил! По-моему, других оснований не требуется, – отец угрожающе взглянул на сына.
Неарко покраснел, словно ему залепили пощечину.
– Пусть эти «макаронники» и не подходят к моему сыну! – заявила, разозлившись, Дорис.
Но Фрэнк и ее поставил на место:
– Джуниор – мой внук. Он будет видеться с Нэнси и Сэлом когда захочет. Четырнадцатилетний мальчик имеет право сам выбирать себе друзей, тем более они не просто гости, а члены семьи. Нравится вам это или нет. И хватит разговоров! – заключил Фрэнк.
Лателла-старший вернулся из Атлантик-Сити раньше, чем собирался. Фрэнк-младший кинулся ему навстречу и буквально повис на шее у деда. Он очень любил своего могущественного дедушку и осознавал, что очень дорог Фрэнку-старшему.
– А ты быстро вернулся, – улыбнулся мальчик.
– Хотел вас всех увидеть, – ответил Лателла, взглянув на Нэнси и Сэла.
Брат с сестрой встали при появлении главы семьи.
– Здравствуйте, сэр, – почтительно поздоровались они, пожав руку Фрэнку-старшему.
Старику хотелось, чтобы и Нэнси с Сэлом бросились ему навстречу, обняли и расцеловали. Ему не нравилось, что почтительная вежливость мешает им встретить его по-семейному, как родного. Но он понимал, что внушает брату с сестрой уважение, которое и порождает почтительную сдержанность. К тому же место отца при Нэнси и Сэле было уже занято Хосе Висенте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33