А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Особенно се потрясла одна фраза: «Пристрастившиеся к героину люди стараются как можно меньше задумываться о собственной жизни».
Истинность этой фразы ошеломила Иден. Она всегда старалась как бы уйти от себя. Она не желала быть самой собой. С тех пор как она начала принимать наркотики, ей хотелось спрятаться в каком-то иллюзорном мире. Но почему? Неужели ее существование было настолько ужасным, что от него надо было бежать? В чем причина?
Даже сейчас ее мозг непроизвольно отказывался от какого бы то ни было самоанализа. Иден была как ребенок, стоящий на краю черной бездны, боящийся заглянуть в пугающие своей неизвестностью глубины.
Поэтому она с фатальной неизбежностью тянулась к героину. Ее влекла к себе Лета. Река забвения. Она хотела забыться, и только героин мог помочь ей в этом. Он окутывал ее, словно лепестки лотоса, заключая в свои объятия и унося в волшебную страну грез.
Именно в невозможности забыться был весь ужас пребывания в крохотной каморке. Больше всего она страдала от того, что вынуждена постоянно быть рядом с самой собой, рядом с Иден. Днем и ночью слышать ее рыдания, чувствовать запах ее немытой плоти, видеть ее самоуничижение.
И именно поэтому она постоянно мечтала о дозе. Только доза могла помочь ей избавиться от Иден.
Она являлась узницей даже не маленькой каменной клетушки, а собственного черепа. И бледные, цвета слоновой кости виски, были ее стенами.
Но куда она уносилась, когда парила на крыльях героинового кайфа? Прежде этот вопрос никогда не приходил ей в голову. Наверное, невозможно описать тот мир, в котором она оказалась. Этот мир был где-то далеко-далеко… и давным-давно…
Мир, в котором не было места ни мирской суете, ни боли, ни страданиям.
Иден отложила книгу и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы пришел Джоул и обнял ее. Она мысленно представила себе его лицо. Интересно, чем он занимался, когда уходил от нее? У него были сильные, загрубевшие руки. Может, он работал в каменоломне или где-нибудь на стройке?
Она часто задумывалась о его жизни. Какой он там, среди людей? Что делает? Сидит в одиночку в какой-нибудь забегаловке и пьет пиво? Или просто ждет свои десять миллионов долларов?
Можно сказать, Джоул стал своеобразным центром ее жизни. Едва ли этому стоило удивляться.
Иден даже начала скучать без него.
Интересно, а он без нее скучает?
Когда Джоул пришел снова, он принес с собой маленькую вазочку с яркими алыми цветами. Иден была в восторге.
– Маки!
– Маки, которые растут в пустыне. Они долго не простоят.
– Изумительные! – Она прикоснулась к цветам губами. – Такие бархатистые. Такие красные.
– Я подумал, они могли бы несколько скрасить обстановку этого помещения.
– Куда же мне их поставить? – Иден накрыла горшок крышкой и сверху поставила на нее вазу. – Вот.
Они улыбнулись друг другу. Джоул взял в руки книгу.
– Ну как, прочитала?
– Да, почти.
– И?
Она пожала плечами. Ей не хотелось признаваться, что книга буквально потрясла ее.
– Написана весьма правдиво. Но моя жизнь была несколько иной. Здесь рассказывается о деградации, безысходности, отчаянии… у меня же всегда были деньги, чтобы избежать этого.
– А как насчет твоего приятеля, торговца наркотиками?
– Расти? – Она улыбнулась. – Расти ограждал меня от контактов с другими наркоманами. Он как бы стоял между мной и внешним миром.
– Потому что не желал, чтобы ты увидела, какой тебя ожидает конец.
Она обвела взглядом его высокую широкоплечую фигуру.
– Расти просто старался защитить меня. Он заботился обо мне.
– Как фермер, откармливающий свинью, перед тем как ее зарезать.
Ее улыбка погасла.
– Ты говоришь, как моя мать. Расти не позволял мне опускаться. Я никогда не была похожа на всех этих несчастных наркоманов, бесцельно слоняющихся в парках, не зная, куда податься и чем заняться. Он оберегал меня.
– И что ты сделала, когда его не стало?
– Ну… я подалась к Гнилому. Он был моим знакомым. Приторговывал наркотой. Мы с ним на пару ширялись.
– Тоже наркоман?
Она медленно кивнула.
– Ага. Там все наркоманы. У Гнилого я насмотрелась мерзостей. Помню, однажды он неудачно укололся – вены-то у него черт знает на что похожи… Так вот, он ширнулся, а когда вынул иглу, из вены стала сочиться кровь, и у него под кожей образовался целый пузырь. Тогда Гнилой проткнул его иглой, отсосал кровь в шприц и выдавил ее в столовую ложку. Затем стал вылавливать из этого месива комки свернувшейся крови, собираясь остальное снова впрыснуть в вену. Меня чуть не стошнило. Я даже отвернулась. – Иден села обратно на кровать. – А в другой раз, помню, мы с ним отвозили в больницу одну наркоманку. У нее была передозировка. Начались глюки. Уже в больнице она впала в кому. Никогда не забуду лиц врачей. То, как они смотрели на нас. Как на говно собачье. А на следующее утро она умерла, и мы просто свалили оттуда… Оставили ее тело, а сами свалили.
На лице Джоула появилась гримаса отвращения.
– И даже тогда ты все еще не понимала, куда катишься?
Иден на минуту задумалась.
– Как-то раз, – медленно заговорила она, – я искала иглу среди кучи всякого барахла… Наконец нашла, вставила в шприц… И вдруг испугалась. Но не того, что игла могла быть грязной. Я испугалась, что она засорилась. Я сидела в нерешительности, а в голову лезли разные мысли. Я спрашивала себя…
– О чем?
– Я спрашивала себя, во что же я превращаюсь.
– И?
– Да поздно уже было. Я уже окончательно втянулась.
Джоул сел рядом с Иден и пристально посмотрел ей в глаза.
– Нет, Иден, не поздно. Ты уже больше не наркоманка.
– Я всегда буду наркоманкой.
– Нет. Тебе удалось избавиться от героина. Разве ты не прочитала книгу? Все уже кончилось.
– Это никогда не кончится.
– Не для того ты родилась, чтобы загубить свою жизнь героином, – резко сказал он. – Я много повидал наркоманов, Иден. Во Вьетнаме… да и в других местах. Но все они, прежде чем начать колоться, стали калеками. И не будь наркотиков, они начали бы пить. Ты ведь не такая.
– Откуда тебе известно, какая я? – устало проговорила она. – У меня это врожденное. Наследственное. Ты же знаешь, мой отец тоже употребляет наркотики.
– Да это оттого, что он торгует кокаином, – раздраженно сказал Джоул. – При чем здесь наследственность?
Он не торгует кокаином. Он просто нюхает его. Иден увидела, как удивленно уставились на нее черные глаза.
– Твой отец один из самых крупных наркодельцов Лос-Анджелеса.
– Чушь все это!
– Он в течение пятнадцати лет возил кокаин из Колумбии, Иден. Ты что, думаешь, твой папаша стал миллионером, торгуя бананами и папайей?
Она почувствовала, как у нее начинает холодеть сердце.
– Господи…
– Неужели ты не знала?! – недоверчиво воскликнул Джоул. – Неужели ты ни о чем даже не догадывалась?
– Нет! Ты сам-то откуда узнал?
– Это было не трудно. Твой отец поставлял лучший кокаин в городе. Он этим прославился.
– Господи, – снова прошептала Иден, чувствуя подступающую к горлу тошноту. У нее внутри что-то сжалось. – Но моя мать к этому не имела никакого отношения. Я уверена, она ничего не знала.
– Да ну? – с иронией в голосе произнес он.
– Да! – Иден как-то вся поникла, ее лицо сделалось серым.
– Может быть, это и так, – хрипло сказал Джоул. – Я думал, тебе все известно… Мне не следовало заводить этот разговор.
Иден с минуту молчала.
– Я никогда не хотела взглянуть правде в глаза, – пробормотала она. – Но где-то в глубине души я, конечно, знала… Всегда знала.
– Ты ни в чем не виновата. И к наркотикам ты пристрастилась не из-за какой-то там дурной наследственности. – Джоул посмотрел ей в лицо. Она явно не слушала его. Он поднялся. – За подносом я заскочу попозже.
Дверь за ним закрылась.
Иден осталась неподвижно сидеть, уставившись невидящим взглядом в стену, подавленная и опустошенная.
Ей снова снилось, что она закована в цепи, тяжелые, холодные, не позволяющие пошевелить ни рукой, ни ногой.
Мама и папа находятся рядом. Но они не видят ее. И не слышат, что она зовет их.
Они ссорятся. Лицо мамы бледное и напряженное, и Иден знает, что между родителями происходит один из самых ужасных скандалов. Папа выкрикивает страшные, отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.
Иден хочет заткнуть уши, но цепи крепко держат ее руки.
Наконец папа замечает ее. Он похож на пьяного. Он начинает кричать на дочь. А между ног у него угрожающе торчит его вставший член.
Но не это заставляет ее завизжать. А то, что он говорит. Его губы шевелятся, и с них слетают омерзительные слова. Бессмысленные, бредовые, злые. От них начинают рушиться стены и потолок. И ей некуда спрятаться. И дом разваливается.
Иден визжит все громче и громче, стараясь заглушить слова отца, чтобы остановить разрушение дома и не дать его обломкам раздавить их всех. Она точно знает, что, если сможет перекричать папу, они спасутся, и кричит изо всех сил – так, что в груди становится нестерпимо больно и уши глохнут от этого крика…
Иден проснулась вся в холодном поту, с удивлением обнаружив, что находится в объятиях Джоула. Она чувствовала, как напряжены его сильные руки.
– Я что, кричала? – задыхаясь, пробормотала девушка.
– Нет. Просто ты металась.
– Мне приснился кошмар. Про отца. – Она уткнулась лицом в его грудь. Ее била безудержная дрожь. – О Господи. Я почему-то никак не могу по-настоящему закричать, когда мне снится этот сон. Если бы мне удалось это сделать, кошмар бы кончился…
– Успокойся. Это ведь только сон.
– Но он постоянно преследует меня. Всю жизнь. Это невыносимо.
Она отстранилась от Джоула. В груди гулко стучало сердце. Он обеспокоенно посмотрел ей в глаза.
– Ты слишком напугана. Тебя всю трясет. Пожалуйста, успокойся.
Иден сделала глубокий вдох.
– Все. Мне уже лучше. Я рада, что ты сейчас здесь. – Она стянула с себя мокрую от пота футболку, швырнула ее в угол и легла на спину, подложив под голову руки. – В чем дело? – спросила Иден, заметив, как изменилось его лицо.
– Надень чистую рубашку.
– Хорошо, только немного просохну. Я что, смущаю тебя? – Она взглянула на свои маленькие груди с заострившимися сосками. – Ты же уже видел меня голой.
– Ты слишком… – раздраженно начал Джоул.
– Слишком что?
Слишком… незащищенная. Неужели тебе никогда не говорили, что надо быть более осторожной, более осмотрительной?
– Что-то не припомню такого.
– Ты идешь по жизни, как несмышленый ребенок, который не знает, что пчела может ужалить, а горящая спичка обжечь палец… Тебе кажется, что твоей безопасности ничто не угрожает, что все вокруг открыто тебе навстречу.
– И все это ты говоришь только потому, что я сняла футболку?
– Да не только! Ты постоянно напрашиваешься на неприятности!
– Вот уж не думала, что вид моих голых сисек может разжечь в тебе желание изнасиловать меня, – криво усмехнулась Иден. – Не больно-то они соблазнительные.
– Хоть ты и… – Джоул прикусил язык. Их глаза встретились.
– Если бы ты хотел меня изнасиловать, ты бы давно уже мог сделать это. Да я сама тебе себя предлагала… – Тем не менее она все же прикрыла груди руками. – Извини.
– Тебе нужен человек, который бы оберегал тебя от невзгод, охранял…
Иден улыбнулась.
– Вот ты меня и охраняешь. – Она протянула руку, взяла чистую футболку и через голову надела ее. – Ну, так лучше?
Он кивнул. И только сейчас Иден заметила у него в руке повязку для глаз.
– А это зачем?
Она увидела, как чуть приподнялся и опустился его кадык, когда он в нерешительности проглотил слюну.
– Как ты посмотришь на то, чтобы немного размяться?
Иден вытаращила глаза.
– Что значит «размяться»?
– Ну, прогуляться.
Она не поверила собственным ушам.
– Ты хочешь сказать – выйти? Выйти из дома?
Джоул снова кивнул.
– Только я должен быть уверен, что могу доверять тебе.
– Конечно можешь! – не колеблясь, воскликнула Иден. – Я сделаю все, что ты мне прикажешь, Джоул. Все, что угодно.
– Я должен буду надеть на тебя наручники и эту повязку. И ты не будешь пытаться сорвать ее до тех пор, пока я не разрешу тебе сделать это.
– Обещаю!
– Я положу тебя в багажное отделение пикапа и отвезу в то место, где ты сможешь спокойно погулять. Поняла?
Не в силах произнести от волнения ни слова, Иден энергично закивала.
Джоул протянул ей повязку.
– Что ж, тогда пошли.
Ехать было неудобно и даже мучительно больно. Оказавшись в пикапе, Иден снова вспомнила о том вечере, когда он похитил се, когда она в последний раз видела мир. Стояла ужасная жара, пыль мешала дышать.
Но все это не имело значения. От мысли о скорой прогулке на открытом воздухе, под благословенными лучами солнца у нее начинала кружиться голова.
Наконец тряска прекратилась, мотор заглох.
Джоул раскрыл заднюю дверь пикапа и помог ей выбраться наружу. Она почувствовала, как в лицо ударил горячий ветер, словно дыхание огромного костра.
Он снял с нее наручники и предупредил:
– Повязку пока не трогай. Нам надо еще немного пройти.
Он взял ее за руку. Иден изо всех сил вцепилась в него.
– Джоул, мне страшно…
– Не надо бояться. Просто иди рядом со мной. Повиснув на его руке, она нетвердой походкой пошла вперед. Под ногами была неровная почва, тело окутывал раскаленный воздух пустыни Порывистый ветер трепал волосы, завывая в ветвях изнывающей от жары растительности. Бившая в лицо пыль вызывала кашель. Один раз Иден обо что-то споткнулась и стала падать, но Джоул подхватил ее и поставил на ноги. И вот они остановились.
– Пришли, – сказал он, отпуская ее руку. Она почувствовала, как его пальцы развязывают повязку, и закрыла глаза, но от ударившего в опущенные веки солнца все вокруг сделалось ярко-алым. Иден прикрыла глаза ладонью и испуганно вскрикнула.
– Тебе потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к свету, – совсем рядом раздался его голос.
Она медленно опустила руку. И открыла глаза.

Глава тринадцатая
ШОН
Май, 1938
Барселона
Она почувствовала, что он гладит ее волосы. Наверное, это ей снится. Затем она услышала его голос.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Ее сердце невыносимо заныло, словно что-то сдавило его.
– Шон!
Шон стоял возле кровати на коленях, как будто приготовился к молитве. Он обнял се и крепко прижал к себе. Давясь слезами, Мерседес припала к нему.
– О, Шон. Слава Богу, ты вернулся.
Он стал целовать ее – в губы, в глаза, во вздрагивающую от рыданий шею. Его щеки покрывала колючая щетина, и от него исходил едкий запах пота.
– Иди же ко мне, – сдавленным от волнения голосом проговорила Мерседес.
Он разделся и лег в постель. Она жадно впилась в губы Шона, изо всех сил пытаясь затащить его на себя. Потом, в другой раз, они будут заниматься любовью не спеша, с чувством, с эротизмом. Сейчас же они просто отчаянно нуждались в самом обыкновенном сексе, лишенном каких бы то ни было изысков и фантазий.
Шон грубо навалился на нее сверху. Раздвинув ноги, Мерседес обхватила его ими, затем просунула вниз руку и помогла ему ввести ставший от неутоленной страсти твердым, как камень, член. Шон застонал. И, пока он входил в нее, она пожирала глазами его мужественное лицо с затуманившимся взором.
– О Господи, – прошептал он, и Мерседес почувствовала, как заполняет ее его плоть.
Движения Шона становились все более резкими, неистовыми, исступленными; он вбивался в нее с какой-то безумной ожесточенностью. Пожалуй, в таком сексе было больше боли, чем наслаждения. Но никто из них наслаждения и не искал. Их стройные тела жаждали совсем другого – они стремились убежать от одиночества, от смерти.
Они кончили одновременно, сотрясаясь в безудержных конвульсиях оргазма, стискивая друг друга в жарких объятиях, повторяя, словно в бреду, слова любви.
А потом она заплакала, и Шон ласково успокаивал ее, пока не сказалась наконец страшная усталость последних дней и, тяжело рухнув рядом с Мерседес, он заснул мертвым сном.
Она взяла в больнице выходной, и по настоянию Шона они отправились в Сан-Люк навестить ее родителей.
Была середина мая. Все вокруг утопало в зелени. Истосковавшийся по природе взгляд Мерседес любовался серебристым блеском листвы оливковых деревьев, пушистыми кронами сосен, золотистой рябью пшеничных полей.
В деревню они приехали около полудня Шон остановил громыхающий мотоцикл на центральной площади, чтобы получше рассмотреть украшенное трепещущими на ветру флагами здание местной администрации, напротив которого стояла небольшая церквушка с выбитыми окнами и настежь распахнутой дверью, с немым укором взиравшая на происходящее. Службы не проводились в ней с лета 1936 года, а ее помещение использовалось как склад инвентаря сельскохозяйственного кооператива.
Высоко на холме виднелся силуэт разрушенного женского монастыря.
Мерседес указала Шону дорогу к кузнице, и они покатили вниз по узенькой пыльной улице, утонув в отражающемся от каменных стен грохоте мотоцикла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41