Полуприкрыв глаза, он следил за выражением ее страсти, за ее сосредоточенностью на любовной игре. Это была та же сосредоточенность, с которой она играла свои роли. Когда она работала на сцене, это превращалось в ад. В любовных утехах она уводила их обоих на небеса.
Вдруг Миранда подняла голову.
– Да, – прошептала она, – да...
Наконец он тоже начал двигаться, подаваясь бедрами то вниз, то вверх, устремляясь в глубь нее.
Закрыв глаза, она затаила дыхание. Ее пальцы вцепились в простыню. Мгновение абсолютной неподвижности – потом всплеск, и все ее тело содрогнулось.
Его плоть ответила ей. Резкий толчок его бедер вверх вырвал крик из ее сжатых губ, и она, обессиленная, упала ему на грудь.
Миранда очнулась, когда ее тело уже соскользнуло с него на простыню. Шрив подвинулся, чтобы дать ей место, и она устроилась рядом с ним. Глубокий удовлетворенный вздох вырвался у нее из груди.
Они долго неподвижно лежали, касаясь друг друга только кончиками пальцев. Постепенно их пульс пришел в норму.
Шрив отодвинулся, и Миранда услышала плеск воды, когда он опустил компресс в тазик с водой и отжал его. Она закрыла глаза от удовольствия, когда он протер влажной тканью ее лицо и шею.
Вслед за этим его губы коснулись ее щеки.
– Я получил разрешение на брак. Она открыла глаза.
– Когда?
Шрив не смотрел на нее. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на ткани, которую опять обмакнул в воду.
– В тот день, когда ты убежала в Вайоминг. Она в недоумении вгляделась ему в лицо.
– После стольких Лет.
– Я понял все слишком поздно. – Он приложил компресс к ее груди.
Она закрыла глаза от неожиданного прикосновения холодного компресса к своей разгоряченной коже – шок был велик, но к нему примешивалось что-то другое – боль, от которой она едва не задохнулась.
– Я... я не знаю, что сказать.
Он несколько смущенно улыбнулся.
– «Не так, как в старых фарсах, мы кончаем: в них Дженни получает Джек».
Она попыталась улыбнуться ему в ответ.
– «Бесплодные усилия любви». Но ты ни словом не обмолвился о...
Он кивнул и провел влажной тканью по ее животу.
– Многие годы у меня не было и мысли жениться на тебе. Вначале ты была просто невоспитанным ребенком...
Она усмехнулась.
Шрив убрал компресс и поцеловал ее в грудь.
– Признаю, очень привлекательным ребенком, но всего лишь школьницей, ученицей.
– Ты считал меня такой? Шрив смущенно опустил голову.
– Сначала. – Он погладил ее по ноге. – Но не всегда, нет, – сказал он уже серьезно, его черные глаза пристально посмотрели на нее. – Потом я уже не думал о тебе как о школьнице...
– Ты вообще обо мне не думал, – с легкой обидой в голосе прервала она его. – Ты даже не видел меня. Я была для тебя всего лишь женским телом в темноте.
Он сжал кулак так, что вода брызнула ей на ногу и потекла на простыню.
– Нет, не так. Я никогда так не считал. Она взглянула в его окаменевшее лицо.
– Ты знаешь, что это было не так. Просто я никогда не задумывался о будущем. Мне казалось, что мы всегда будем вместе. Я не предполагал, что ты можешь покинуть меня. Когда я понял, что не имею на тебя никаких прав, оказалось, что я слишком долго тянул. Ты ушла. Это был настоящий шок, могу тебе доложить.
Она отвела глаза, сказав:
– Брак не должен быть тюрьмой.
Она ждала, что он возразит, но он только коротко кивнул. Густые ресницы скрыли выражение его глаз. Он провел мокрой тканью вниз по ее телу и оставил свою руку между ее ног. Его голос стал низким и настойчивым.
– Я слишком долго ждал.
Она выгнула спину и подалась навстречу ему. Другой рукой он сжал ее грудь. Она закусила губу, потому что он застал ее врасплох. Холодной водой и ласками он снова разбудил ее чувственность – ему всегда это удавалось. Боже, с какой легкостью он соблазнил ее много лет назад. Но тогда он не знал, что ей было всего шестнадцать лет.
С той ночи она стала его творением. Она говорила, двигалась, играла так, как он научил ее, любила его как божество, приходя в восторг от одного его прикосновения.
Только ради мести она нашла в себе силы покинуть его.
Она всхлипнула в экстазе, когда его ласки не прекратились, усиливая ее оргазм. Трепет тела продолжался до тех пор, пока она не замерла в изнеможении.
Шрив почувствовал, как головная боль возвращается к нему с новой силой. Он осторожно уложил Миранду на кровать и лег рядом. От боли он даже закрыл глаза. Внезапно он понял, что плачет.
Он любил Миранду, но не решался попросить ее выйти за него замуж. Он заморгал глазами, потом пристально посмотрел на укрывавшую их от москитов сетку. Даже сейчас черные пятна перед глазами мешали ему четко видеть предметы.
Он не мог просить ее стать женой слепого. Он знал Миранду лучше, чем она сама. Преданная ему до конца, она останется с ним, забыв о себе. Если она узнает...
Он закрыл глаза рукой. Он подождет. Может быть, врач окажется прав. Возможно, головные боли постепенно пройдут, и он сможет видеть как раньше. Возможно, вчера вечером было просто неблагоприятное стечение обстоятельств. Но до тех пор, пока он не будет уверен в своем выздоровлении, он не заговорит с ней о браке.
А если станет хуже? – мелькнула у него мысль. – Что если...
Если ему станет хуже, он найдет способ, как заставить ее уйти. Миранда сможет найти кого-нибудь получше, чем ослепший, никому не нужный актер.
Миранда смотрела в потолок, удивляясь, что слезы не текут у нее по щекам прямо на подушку. Она была в отчаянии как никогда прежде. Она упустила момент, когда могла бы стать миссис Шрив Катервуд. Почти полжизни она мечтала стать его женой. Сейчас у нее разболелось сердце. По своей глупости она упустила возможность занять независимое и стабильное положение рядом с человеком, которого она любила.
Будто подталкиваемая духом отца на месть, она села на поезд в тот момент, когда Шрив пошел получать разрешение на брак.
Но ее главной трагедией была бездетность. Без брака нет детей. Только месть и смерть, а теперь... Миранда осторожно повернулась лицом к Шриву. Он так красив. И все же у него на висках уже появилась седина, а линию бровей нарушили шрамы от побоев, которые останутся уже навсегда. Даже во сне его лицо выглядело утомленным. Глубокие морщины стали видны в уголках его рта и на лбу и не разглаживались, когда он спал. Они отражали его боль. Даже во сне он страдал. Она начала тихо плакать.
И в этом была виновата она. А теперь она скрывалась от правосудия и не имела морального права выйти за него замуж. Более того, она не должна была допустить, чтобы он сделал ей предложение. Федеральные власти издали приказ об ее аресте. Где-то были люди, которые искали ее и пытались установить ее личность.
Над ней висела угроза ареста. Какой-нибудь умный сыщик мог сложить два и два. Или кто-то мог ему подсказать. И тогда ей придется бежать, иначе она будет схвачена, подвергнута допросу, приговорена к смерти и повешена.
Ее воображение рисовало ей страшную картину, как в каком-нибудь эпилоге трагедии, от чего у нее все сжималось внутри и холодело сердце.
Ей следует немедленно уехать, убежать и спрятаться так, чтобы никто не мог ее найти, оставить Шрива и театр, Аду и Джорджа, свою мать, которую она только что обрела вновь, и сестру, которая с ней так и не примирилась.
Она застонала. Ей придется жить одним днем, не думая о будущем. Но при таком образе жизни не будет места для брака и семьи.
Поежившись, она встала с постели и подошла к окну. День подходил к концу. Солнце уже скрылось. Значит, время будить Шрива и отправляться в театр.
Миранда повернулась и посмотрела на него – свою единственную любовь. Какая ирония судьбы. В тот момент, когда он хотел жениться на ней, боги сыграли с ней злую шутку. Теперь она, вероятно, больше никогда не сможет выйти замуж.
Жить одним днем. На большее у нее не хватит мужества.
Рут Уэстфолл стояла на станционной платформе; резкий ветер Вайоминга развевал ее черную вуаль. Она грустно улыбнулась Голубому Солнцу на Снегу и Адольфу Линдхауэру.
– Боюсь, что мы расстаемся надолго.
– А может быть, нет, – сказал коммерсант, сощурив глаза от паровозного дыма. – Ты не думала, что когда-нибудь приедешь сюда, но все-таки приехала. Может быть, в следующий раз ты приедешь, потому что захочешь нас увидеть.
Голубое Солнце на Снегу закивала головой. Ее мудрый взгляд остановился на стройной фигуре сына, стоявшего рядом с Рейчел в стороне у багажного пакгауза.
– В третий раз ты приедешь, потому что сама захочешь этого. У тебя здесь есть друзья. – Она улыбнулась. – Может быть, даже больше, чем просто друзья. Рядом с тем местом, где ты была счастлива, может начаться новая жизнь.
– Возможно. – Рут посмотрела вдаль на пыльную улицу. Здесь все было иначе, чем в Чикаго. – Я бы не стала возвращаться домой, если бы не была уверена, что мне необходимо повидать сенатора Батлера. Он должен узнать, что планировал Бенджамин, и понять, что это дело надо похоронить.
– Чем меньше об этом будет говорится, тем скорее все забудется, – заметил Адольф.
– Он нанял частного сыщика. Этого человека необходимо отозвать, – настойчиво произнесла Рут. – Я не могу допустить, чтобы он преследовал Миранду. Бенджамин Уэстфолл омрачил ее юность. Я никому не позволю испортить ей оставшуюся жизнь.
Гудок паровоза заставил их всех вздрогнуть, хотя они и ждали его.
Взглянув на приближающийся поезд, Рейчел схватила за руку Виктора.
– Пожалуйста, не забывай меня, – попросила она. – Я закончу школу всего через несколько месяцев. Тогда...
– Не надо. – Он осторожно высвободился. – Мы уже все обсудили. Мы не можем пожениться. Я вообще никогда не женюсь.
Рейчел схватила его за плечи.
– Не относись ко мне с ненавистью. И думай обо мне хоть иногда. Думай о том, какой я стану в следующем году. – Она вздохнула. – Я ведь сестра Мирри, твоей подруги детства. Подумай о том, как сильно ты ее любишь.
– Рейчел, прошу тебя. Это ни к чему не приведет.
– Ну, она не может быть твоей, – с вызовом продолжала она. – Но я твоей быть могу.
– Рейчел...
– Ты пока еще не знаешь, но я именно та, кто тебе нужен. Та, которую ты любишь. – Ее глаза горели огнем, губы дрожали. Грохоча колесами, подошел поезд.
– Черт. – Рейчел уезжает, и он никогда больше не увидит ее. Он взял ее за руку и привлек к себе. Он позволил себе один быстрый поцелуй, одно мимолетное ощущение блаженства. Потом оттолкнул ее от себя, поспешно спрыгнул с платформы и зашагал прочь.
– Рейчел?
– Иду, мама. – С улыбкой на губах Рейчел позволила кондуктору помочь ей подняться по ступенькам в вагон. Последний прощальный взгляд, но Виктор уже исчез. Не перестав улыбаться, она прошла вслед за матерью в свое купе.
Сцена четвертая
В крови заходит солнце.
Проклиная все на свете, де ла Барка устроился у стены серого здания как раз напротив служебного входа в театр «Ройал Орлеанс». Его внешний вид претерпел значительные изменения, так что теперь он не выглядел как северянин, страдающий от южной жары.
Вместо черного котелка он надел соломенную шляпу, которая своими широкими полями закрывала его лицо от солнца, а вместо наглухо застегнутого шерстяного сюртука на нем была рубашка с мягким воротничком, свободный пиджак и брюки – все из светлой легкой ткани.
Хотя его пиджак был застегнут на все пуговицы, а ворот рубашки стянут галстуком – что придавало ему весьма строгий вид, – он тем не менее выглядел примерно так же, как и прохожие на улицах, что позволяло ему бродить по улицам, не привлекая к себе излишнего внимания. Разумеется, карманы его костюма скрывали в себе целый арсенал.
Но несмотря на смену одежды пот все равно безудержно струился у него по лицу, а вездесущие москиты не давали покоя. Рубашка на спине и под мышками тоже стала влажной от пота.
Как люди могут вообще жить в Новом Орлеане? Особенно в августовскую жару, когда они вынуждены ходить по улицам, где между камнями мостовой растет мох, и дышать влажным воздухом.
Де ла Барка с непередаваемым удивлением смотрел на домохозяек и их слуг, спешащих за покупками, на торговцев с тележками, на бизнесменов и плантаторов, разъезжавших в своих экипажах и повозках. Они, казалось, совсем не замечали жары, которая готова была поглотить его.
Наконец в конце аллеи остановился экипаж. Де ла Барка достал из кармана газету и пробежался по ней глазами, а потом прошел на несколько шагов вперед, делая вид, что его интересуют номера домов. С этого места он увидел, как из экипажа вышел мужчина.
Сыщик смахнул со лба пот. Мужчина был высоким, смуглым и поразительно красивым. Наверняка актер, презрительно подумал де ла Барка. Он вполне подходил под описание, данное Армистедом, да, но такому описанию соответствовало три четверти актеров, выступавших в городах вдоль всей Миссисипи.
Мужчина повернулся, чтобы подать руку женщине. Золотистые волосы сверкнули в лучах заходящего солнца. Сыщик сразу же вспомнил двух женщин, с которыми разговаривал в Вайоминге. У Рейчел Уэстфолл были точно такие же волосы. И волосы Рут Уэстфолл тоже, вероятно, были этого же оттенка до того, как они начали седеть.
«Моя сестра», сказала тогда младшая из женщин. Он уехал, решив, что она ненормальная. Возможно, это действительно так. Словам женщин нельзя доверять. Из ревности или злорадства они часто лгут, обвиняя других.
Он оказался в Новом Орлеане не случайно. Сначала он вернулся в Чикаго, где находился дом Бенджамина Уэстфолла. Там он узнал, что тринадцать лет назад Уэстфолл нанимал частного детектива Паркера Бледсоу из агентства Пинкертона.
Бледсоу должен был найти старшую сестру Рейчел Уэстфолл, Миранду Драммонд. Согласно отчету, она в шестнадцать лет убежала из дома. Детектив нашел ее в некой театральной труппе. Ее отчим, Бенджамин Уэстфолл, забрал ее оттуда.
По слухам она умерла в исправительном доме. Очевидно, это не было правдой. Рейчел Уэстфолл совершенно определенно произнесла «моя сестра».
Он о многом хотел бы расспросить Бледсоу, но этот человек был найден мертвым вскоре после представления отчета Уэстфоллу. Его убийцу так и не нашли. Не могла ли Миранда Драммонд каким-то образом быть виновной в смерти Бледсоу? А в дальнейшем и Уэстфолла?
В момент гибели Бледсоу ей было всего семнадцать лет, но возраст, как давно понял де ла Барка, не был помехой для убийства. Шестилетний ребенок вполне мог нажать на курок пистолета, а десятилетний ударить человека ножом.
Появление белокурой женщины и высокого темноволосого мужчины в труппе актеров вроде бы и не имело прямой связи с ужасными событиями в форте Галлатин. Имя Миранда, хоть и достаточно редкое, вполне могло тем не менее принадлежать большому числу женщин по всей стране. Имя Шрив Катервуд совершенно не походило на имя Марк Филлипс. Однако при виде этих двоих охотничий инстинкт де ла Барки проснулся. Он заставил себя спокойно все проанализировать.
Женщина, возможно, и не была дочерью Рут Уэстфолл и Френсиса Драммонда. Она была просто светловолосой актрисой, отдаленно напоминающей Рейчел Уэстфолл. Более того, даже если это действительно была Миранда Драммонд, она могла и не иметь никакого отношения к событиям в форте Галлатин.
С другой стороны, и мужчина вполне мог быть тем самым пленником, приказ об освобождении которого привез в старой сумке усатый лейтенант. Во время побега охранников связали, а сержант был убит. Армистед не получил никакой информации от своего пленника – ситуация необычная, потому что, как правило, преступники начинали признаваться во всех своих грехах, едва за ними закрывалась дверь тюрьмы.
Человек, который выдержал, мягко говоря, весьма неприятную тактику допроса военного следователя, был явно личностью неординарной. Такой вполне мог прятаться «на виду у всех». Не имея точных доказательств, де ла Барка мог лишь строить догадки.
Он должен поближе подобраться к этим двоим, проверить факты, навести справки.
К женщине, решил он, подобраться будет проще, и именно она станет первой мишенью. Женщин, как известно, проще запутать и запугать. Сначала они лгут и притворяются глупыми. Потом пытаются использовать свои чары. Наконец начинают плакать и признаются. Иногда, прежде чем признаться, они бьются в истерике. Он провел языком по нижней губе. Но они всегда рассказывают ему то, что он хочет знать. И кое-что из этого даже оказывается правдой.
Из-за кулис де ла Барка следил за ее игрой. Он надеялся увидеть доказательства того, что, возможно, это она переодевалась в форму армейского офицера, но первое впечатление заставило его отказаться от этой мысли.
Хотя он не следил за сюжетом пьесы, даже не вникал в ее содержание, он тем не менее внимательно наблюдал за белокурой актрисой. Она была одета в мужской костюм, но только слепой мог бы принять ее за юношу. У нее были длинные, красивые ноги, тонкая талия. А мелодичный голос невозможно было принять за ломающийся юношеский тенор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37