– Но это же маразм! – крикнул Тенгиз и вскочил со стула. – Здесь совершено преступление, мы ведем следствие и, вдобавок ко всему, вынуждены доказывать, что не верблюды!
Вдруг Бэл с грохотом отодвинул стул, поднялся и несильно ударил своим тяжелым кулаком по столу.
– Я хочу рассказать всем присутствующим о том преступлении, которое здесь было совершено, хотя это и не входило в наши планы, – начал он, стараясь не смотреть на возмущенного Эда. – Но заранее предупреждаю всех: узнав все тонкости этого дела, вы будете вынуждены остаться здесь до тех пор, пока не будут пойманы главные действующие лица преступления.
– Мы не возражаем! – отозвался из темноты самарянин.
– В любом случае я должен сначала позвонить в Москву, – сказал Эд, скрестив на груди руки. – И вообще, не нравится мне это все.
– Что ж, мы вас слушаем!
– Год назад органам контрразведки России стало известно, – сказал Бэл, – что из Западной Европы чеченским боевикам поставляется малоизвестное и очень дорогое психотропное средство альфа-сульфамистезал, которое было разработано в Германии в конце Второй мировой войны. Позже стало известно, что порошок из Германии на Северный Кавказ перевозит группа немцев, входящих в состав участников так называемой «Миссии примирения». Объединяясь с альпинистами различных регионов России в единую команду, контрабандисты без проблем и свидетелей передают психотропный стимулятор связным чеченских боевиков. Те, в свою очередь, доставляют его на секретную базу, находящуюся в труднодоступном районе Большого Кавказского хребта.
Именно эта секретная база, – продолжал Бэл, – заинтересовала наши спецслужбы в большей степени, чем контрабанда порошка. Выяснить местонахождение базы, этого крупного центра подготовки и реабилитации террористов, перевалочной базы наркоделов и торговцев оружия, стало главной задачей.
Пятого марта здесь, на Приюте, профессиональная альпинистка Илона Гартен и ветеран дивизии «Эдельвейс» Гельмут Хагемайстер должны были передать контейнеры со стимулятором Шаттуеву и его напарнику Немовле. Незадолго до этого Шаттуев был убит Немовлей по корыстным мотивам в районе горы Большой Когутай. Если бы мы допустили передачу порошка, то довольствовались бы только тем, что задержали и обыскали бы всех обитателей Приюта. Порошок, безусловно, мы бы нашли, но доказать причастность Немовли, Илоны и Гельмута к контрабанде было бы весьма затруднительно, кроме того, мы бы теряли все шансы найти базу. Вот потому и было принято решение воспрепятствовать контакту немцев с Немовлей инсценировкой. Так появились два террориста, которые захватили немцев в заложники и потащили в горы, к перевалу Местиа, недалеко от которого, по нашим сведениям, и находится база. Единственный человек, который был посвящен в тайны операции и который помогал нам, – это Стас Ворохтин.
– Это все очень хорошо! – прервал Эд. – Это просто замечательно! Я готов аплодировать нашим доблестным контрразведчикам и слагать для них оды. Но объясните, а при чем здесь мы? При чем здесь совершенно хрупкая и беззащитная Маша Мелешкина, чью жизнь и здоровье вы подвергали серьезной опасности?
– Никакой опасности, Эдуард Апполинарьевич, ни вас, ни вашу Машу мы не подвергали, – тотчас ответил Бэл и продолжил: – По сценарию мы с Тенгизом должны были сымитировать свою гибель в тот момент, когда доведем немцев до перевала Местиа. С этого перевала, безусловно, значительно ближе до базы террористов, чем до Приюта, и мы полагали, что немцы предложат Стасу Ворохтину проводить их до базы, что, в общем-то, и случилось. К несчастью, кроме немцев и Ворохтина, с нами был человек, называющий себя Глушковым. Своим поведением он не вызывал у нас никаких опасений, однако мы недооценили его коварства. Этот человек, завладев оружием, снова взял в заложники обоих немцев и Стаса, на этот раз по-настоящему, и погнал их на Приют.
– А мотивы? Мотивы? – вставил вопрос Эд.
– Он хотел получить за них выкуп, – после секундного колебания, ответил Бэл.
– Где же этот ваш Глушков?
– Вот с этого и начинается ряд сложных вопросов, на которые мы хотели бы с вашей помощью получить ответ. Глушков, дойдя до Приюта, умер от отека легких. Его труп видели Князев и Ворохтин. Но сегодня утром тело исчезло.
– Вы перешли на другую тему, – напомнил Злой Священник. – Куда девался порошок?
– Так случилось, что Илона все же сумела встретиться с Немовлей и передала ему контейнеры с альфа-сульфамистезалом. Мы полагаем, что Немовля, находясь в состоянии алкогольного опьянения, решил испытать действие стимулятора на себе. Каковы результаты этого эксперимента – вам известно.
– Но почему вы отпустили немцев? – снова спросил Злой Священник.
– Формально у нас не было основания задерживать их. Но они не уйдут от наказания, можете в этом не сомневаться.
– Интересно бы узнать, – пережевывая дурную улыбку, промурлыкал Эд, – а куда вы дели денежки, которые вам передали, как террористам?
– Никаких денежек не было. Нам передали специально изготовленные фальшивые купюры.
– Что вы говорите! – неестественно рассмеялся Эд. – А майор Гаджиметов сказал мне, что этот миллион долларов выделил совет директоров четырех крупнейших банков. Вы сказали, что он не был посвящен в тайны вашей операции, следовательно, он говорил правду.
– Да, такова была легенда, – не моргнув глазом, ответил Бэл. – Наш оперативный центр передал эту дезу в отделения милиции, задействованные в операции.
– А чем вы докажете существование альфа-сульфамистезала?
– Я могу показать вам этот порошок. Если вы хоть немного разбираетесь в наркотиках…
– Я по профессии химик, – быстро ответил Злой Священник, – и химикат сульфатной группы смогу определить без труда.
– В таком случае, – несколько оживился Бэл, – Ворохтин сейчас принесет его из тридцать первого номера.
Я уже в готовности встал, как Эд поднял руку вверх, знаком останавливая меня.
– Господа! – сказал он, слегка повернув голову назад. – А не лучше ли сходить за порошком представителю, так сказать, нашей, незаинтересованной стороны?
Я пожал плечами и сел.
– Правильно! – поддержал Эда самарянин.
– Рудольф, голубчик, – обратился к самому инициативному представителю незаинтересованной стороны Эд. – Будьте добры подняться наверх, в тридцать первую комнату, взять со стола и принести нам то, что вы приняли за наркотик. Только обязательно возьмите с собой свечу.
– Сейчас сделаю! – обрадовался Князев, отлепил со стола свечу и, прикрывая пламя рукой, вышел из столовой.
Некоторое время мы сидели молча. Эд опустил руку под кресло, извлек из сумки ополовиненную бутылку коньяка, налил рюмку до краев, старательно завинтил бутылку пробкой, снова спрятал ее в сумку, после чего осторожно поинтересовался:
– Может, кто-нибудь хочет выпить?
Желающих выпить не нашлось, Эд облегченно вздохнул и, запрокинув голову назад, залпом выпил.
Тенгиз принялся ходить от стойки бара до подиума и обратно. Это стало раздражать Эда.
– Послушайте, уважаемый, – обратился он к Тенгизу. – У меня складывается впечатление, что вы очень волнуетесь.
– Вам показалось, – ответил Тенгиз и, чтобы в свою очередь поддеть, остановился рядом с Эдом и спросил: – Коньячок пьете? Может, угостите?
– Нет, не угощу, – ничуть не комплексуя, ответил Эд.
– Но почему?
– А потому, что не хочу.
– Но вы же сами предлагали!
– А вот когда предлагал, тогда и надо было соглашаться… Бог с вами, ходите туда-сюда, я потерплю. Отлично вас понимаю! Когда нервы на пределе, то на месте трудно усидеть. Не думали, что среди нас окажется химик-профессионал, да? Ничтожный процент вероятности, и на тебе! Выпадает именно этот мельчайший шанс… Что-то Рудик задерживается.
В самом деле, прошло уже не меньше десяти минут, как он вышел из столовой.
– Дверь в тридцать первую закрыта на замок? – спросил Злой Священник.
– Нет, она заколочена гвоздями, – ответил я. – Князев ее и заколачивал.
– Неужели теперь так трудно взломать дверь? – удивился Эд. – Надо было дать ему топор.
Прошло еще десять минут. У нас заканчивалось терпение. Эд налил себе в третий раз. Тенгиз ушел в темную часть столовой и оттуда не вернулся. Я видел смутные контуры его головы и плеч – он спал, полулежа на столе.
– Ну вот что! – вдруг резко сказал Бэл. – Мы можем ждать этого недотепу до скончания века. Стас! Сгоняй наверх, может, он там уснул.
На этот раз никто возражать не стал, и я, поймав брошенный мне Тенгизом фонарик, выскочил на лестницу, легко взбежал на третий этаж и свернул в коридор.
– Эй, Князев! – крикнул я. – Где ты там?
В коридоре стояла мертвая тишина, и на меня вдруг нахлынуло леденящее чувство ужаса. Желтый кружок света дрожал на полу, но чем дальше я его закидывал в черную утробу коридора, тем дряхлее становился он, бесследно растворяясь в его самом конце.
Да что со мной, черт возьми! – подумал я, злясь на себя за трусость, и решительно пошел вперед, посвечивая на дверные номера. Перед тридцать первым я остановился как вкопанный. Дверь была выбита и открыта настежь. Гвозди-«сотки», которыми ее заколотил самарянин, торчали, как зубы акулы. Я, не решаясь войти сразу, посветил внутрь. Кровать с раскиданными по ней вещами Немовли, опрокинутый стул, пустой стол. Совершенно пустой стол – ни контейнера, ни блюдца, ни шприца!
Я посмотрел по сторонам широко раскрытыми от страха глазами, надеясь увидеть самарянина, но коридор в обе стороны тонул в темноте, как тоннель метро, и, пересилив себя, вошел в комнату. Стараясь не создавать лишнего шума и не наступать на валяющиеся на полу предметы, я подошел к столу и только сейчас заметил свечу, лежащую на краю. Вокруг черного фитиля застывала лужица парафина. Свеча погасла недавно, можно сказать, только что. Я коснулся пальцем теряющей прозрачность лужицы. Она была еще теплая. Если самарянин уже был здесь и каким-то образом незаметно проскочил мимо меня, то для чего ему понадобилось убирать со стола блюдце и шприц? И как он мог спуститься по лестнице в полной темноте?
Я снова вышел в коридор, с трудом поборол в себе желание тотчас кинуться вниз, в столовую, где, потрескивая, горят свечи, где лакает коньяк Эд, где опирается тяжелыми локтями о стол бородатый, крепкий, внушающий спокойствие совсем не злой Злой Священник и где занимаются ерундой мои коллеги. Затаив дыхание, медленно пошел вперед, к тридцать восьмой. Двери комнат надвигались на меня белыми прямоугольниками. Я почти касался плечом левой стены. Тридцать четвертая, тридцать шестая, тридцать…
Луч не отразился о следующую дверь и не высветил белый прямоугольник, растворившись в черноте. Дверь тридцать восьмого номера был открыта.
Ну его к черту, подумал я, замерев в нескольких шагах от черного проема, имея в виду то ли самарянина, то ли страшного обитателя номера, и все же, следуя непонятно какому долгу, переступил порог, направил луч в безмолвный мрак и чуть не вскрикнул.
Кровать, на которой еще полчаса назад лежал связанный Немовля, была пуста.
Я напрягся в ожидании чего-то ужасного, но прошло мгновение, за ним еще одно, и на меня не обрушился чудовищный удар, в спину не вонзился нож и не вцепился зубами в горло омерзительный монстр. По-прежнему стояла гробовая тишина, лишь частые удары моего сердца, казалось, сотрясают пол и стены.
Скрипнула под моей ногой половая доска. Я шагнул к опустевшей кровати и склонился над смятым одеялом. Обрывки репшнура, которым был связан Немовля, переплелись, как змеи. Я взял один из них и поднес к лицу. Нет, не обрывки, а обрезки. Даже зубами так ровно и чисто не перегрызешь, пусть они хоть титановые. Здесь сработали ножом, причем разрезали не только узел, а все петли вдоль тела… Да, прав был Эдуард Апполинарьевич – совершенно идиотские правила игры!
Выпрямившись, я хотел было повернуться к дверному проему, но луч света вырвал из темноты руку человека, лежащего навзничь у платяного шкафа. Мое сердце захлебнулось кровью, и перед глазами поплыли круги. Силой воли удерживаясь на ногах, я повел фонариком и с ужасом увидел рыжую бороду, мокнущую в черной луже, и покрытый бурыми пятнами некогда белый свитер самарянина.
На этом запасы моего мужества иссякли, и я с диким воплем выскочил из комнаты и со скоростью ночного экспресса помчался по коридору к лестнице.
– Там!.. – задыхаясь, произнес я, показывая рукой на потолок. – Там нет никакого порошка… И Немовли нет. А Князев убит…

Глава 44

Минуту никто не мог вымолвить ни слова. Тенгиз вскочил со своего места с такой прытью, словно внутри его распрямилась сжатая пружина. Бэл не шелохнулся, лишь еще ниже пригнул голову к столу, будто ему на шею давило тяжелое бремя проблем. Эд не донес до рта рюмку и застыл, как восковая фигура с поднятой рукой. Злой Священник настороженно обвел взглядом столовую и медленно опустил обе руки под стол, будто там у него был спрятан пулемет Калашникова.
– Подробнее! – крикнул мне Бэл, не поднимая головы. – Где? Что видел? Не молчи!
Я заплетающимся языком рассказал о том, что видел в двух комнатах. Неожиданно раздался негромкий смешок. Я даже вздрогнул – настолько противоестественно он звучал в нервозной обстановке. Эд, откинувшись на спинку кресла и подняв лицо кверху, старательно смеялся. Мы все посмотрели на него, как на полоумного.
– Ну конечно, конечно! – говорил Эд. – А вы думали, что будет иначе? Что Стас приведет Князева и принесет порошок? Я знал, что так произойдет, но где-то в глубине души еще тлела надежда: а вдруг я ошибаюсь? Но, увы, господа! Чудес не бывает.
– Тссс! – вдруг громко зашептал Тенгиз, и все как по команде остановились, замерли, прислушиваясь к странным звукам, доносившимся откуда-то из глубины Приюта. По коридорам и лестнице струился протяжный вой, словно там бродил раненый зверь, затем пушечным выстрелом прогремел удар по двери. Хрустнуло дерево. На мгновение все стихло, а затем – страшная ругань:
– Я вас з-пид снега достану!! Где вы все сховались, москали поганые! З’илы наше сало, выпили нашу горилку, разграбили нэньку! Дайте ж мне видризать ваши уши и поганые носы! Где же вы, слизняки сушеные?!
Я почувствовал, как спина покрылась липким потом. Это был голос Немовли. Безумец вышел на охоту, он искал нас.
Вмиг забыв про то, что мы были врагами, все кинулись к двери. Тенгиз вместе с Эдом крепко закрыли ее, а Злой Священник схватил стул и продел его ножку через петлю ручки. Только после того, как дверь была надежно заперта, мы с облегчением вздохнули.
– Ну как? – все еще тяжело дыша, спросил Тенгиз, обращаясь к Эду и Злому Священнику. – Убедились? Поверили теперь?
– Да-а, – протянул Злой Священник, проверяя, надежно ли закрыта дверь. – Выпустили-таки бешеного волка из клетки. Никогда не забуду, как он вломился к нам в номер с ножом в руке… Послушайте, а как же он с простреленной ногой ходит?
– Вы полагаете, что Князева убил Немовля? – спросил меня Эд, пряча за спиной бутылку.
– Я в этом не сомневаюсь. Очень характерная рана: у Князева было перерезано горло.
– Какой ужас! – уже вполне искренне произнес Эд.
– Коль в ваших мозгах стало светлеть, – с трудом сдерживая злость, сказал Бэл, – я хотел бы выяснить некоторые детали…
Он замолчал, так как в это время сверху снова раздался страшный, нечеловеческий вой, а затем с треском вылетела очередная дверь.
– Загадили, падлы, ридну Приэльбрусчину! Гэть отсюдова!! – орал Немовля. – Я вам кишки выпущу!! Я раком поставлю Приют, порубаю вас на куски и галушки з вас налеплю!! У, москалюги-комуняки поганые!
– Отойдите от двери! – сказал Бэл. – Если он будет сюда ломиться, намного безопаснее находиться в противоположном конце зала.
Все послушно отошли от двери и сели, но на этот раз за один стол.
– Очень интересная ситуация, – сказал Бэл, опираясь руками о стол и по очереди заглядывая каждому в глаза. – Нас здесь пятеро, не считая убитого Князева. Больше на Приюте, кроме сумасшедшего Немовли, никого нет. Посторонний человек проникнуть сюда не мог, так как все входы и выходы завалены снегом. Значит, веревку, которой был связан Немовля, перерезал кто-то из нас!
Я еще несколько минут назад пришел к этому ужасному выводу, но когда он прозвучал из уст Бэла, то мурашки побежали между лопаток, и я заерзал на стуле.
– Кто-то из нас? – криво улыбнулся Эд и оглядел нас всех. – Но это же… Это же бред! Зачем кому-то из нас понадобилось разрезать веревки психически ненормального человека? У меня просто в голове это не укладывается!..
– Кстати, – вполголоса произнес Бэл, – что-то давно его не слышно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29