Во-первых, наглядным примером для нее стала жизнь ее семьи: матери, отца и брата; а во-вторых, Анна-Софи прилежно впитывала философию, нашедшую отражение в романах матери, – утонченную, циничную и точную. К примеру, графиня Рибемон в книге «Наперекор стихиям» уверяла: «Недопустимо пробуждать в мужчине чувство вины», – в то время как в семейной жизни мать Анны-Софи, Эстелла, зачастую не придерживалась жизненных принципов своей героини, упрекая отца Анны-Софи: «Ты мог бы позвонить, я перенервничала», – или: «Где тебя носило?»Анна-Софи пришла к выводу, что из них двоих права, по всей вероятности, графиня. Впрочем, в отношениях между родителями разочарование у Анны-Софи вызывала лишь их заметная отчужденность. А ведь существует и красота, и страсть; поэтому Анна-Софи в поступках и взглядах руководствовалась принципами, почерпнутыми из творений матери. «Уделяй внимание всем мелочам ухода за собой», – наставляла свою внучку-невесту мудрая бабушка, мадам Годшо из романа Эстеллы д’Аржель «Несколько раз». Мелочи ухоженности. Это означало тщательную депиляцию и покупку изящного нижнего белья. Анна-Софи была склонна проявлять внимание к этому и в силу своего характера, и в результате чтения романов матери, хотя сама Эстелла не учила ее ничему подобному, разве что советовала почаще менять белье.Строго следуя наставлениям из книг, немудрено докатиться до чрезмерной прозы и лишиться воображения, поэтому кое-кто считал, что Анна-Софи чересчур педантична. Но всякий человек в здравом уме, увлекающийся лошадьми, не может не быть простым и приземленным – любовь к лошадям и легкомыслие несовместимы. И Анну-Софи ошибочно принимали за разумную, самостоятельную девушку, хотя на самом деле ее тянуло к роскоши и фривольности.Зажав зеркальце между согнутых коленей, она принялась подправлять брови. Ей вспоминалась страшная сцена, свидетельницей которой она стала сегодня на Блошином рынке.
Пожилая американка, княгиня Дороти Майнор-Штернгольц, супруга Блеза, принимала гостей в своих величественных апартаментах. Разумеется, Штернгольц был не французским, а восточным князем, скорее всего литовским или чешским, почти не претендующим на возложенный на него неопределенный титул. (Несмотря на все революции, французы питают почтение к титулам. Американцы следуют их примеру.) Князь Блез Штернгольц, издатель спортивной газеты и член Международного олимпийского комитета, вырос в шестнадцатом округе Парижа и никогда не бывал в Литве. Дороти занимала прочное положение в кругу американцев, живущих в «Городе света», и владела внушительной коллекцией картин, приобретенных еще до брака и свидетельствующих о ее знакомстве с некоторыми французскими художниками.Американское сообщество Парижа чем-то напоминало «мирок в себе». Здесь американцы создавали благотворительные комитеты, тщетно пытаясь оказывать влияние на американскую политику, периодически предпринимая попытки распространения во Франции американской мудрости, мысли и литературы, как во времена Томаса Пейна, организовывали англоязычные курсы кулинарии, слушали свою музыку, бывали в американской церкви, общались с избранными французскими друзьями, шумно приветствовали слегка вышедших из моды американских знаменитостей, приезжающих во Францию (порой посольство возглавляли забавные люди, причем новых послов встречали настороженно, жизнерадостно проводив в отставку предыдущих), в специальном магазине покупали арахисовое масло и поп-корн. Возможно, между французским ландшафтом и американцами, опасливо заселяющими его, не существовало коренных противоречий, но часто казалось, что американцы поступили бы разумно, если бы не вмешивались в то, что недоступно их пониманию. А может, им было бы лучше жить на родине?
Прибыв к Дороти раньше Тима, Анна-Софи очутилась в кругу американцев – ровесников ее родителей. Здороваясь, присутствующие целовались с ней на французский манер. Особенно пылкими поцелуями и рукопожатиями Анну-Софи одарил престарелый муж Оливии Пейс, богач Роберт Пейс; он был тем, кого французы называют vieux beau. Красивый старик (фр.).
Как обычно, Дороти дважды поцеловала гостью. Привязанность княгини к Анне-Софи была отчасти порождена взаимопониманием. В отличие от родной матери Анны-Софи, ничем не похожей на дочь и потому не понимающей ее, у Дороти и Анны-Софи было немало общего. Увлечение Анны-Софи лошадьми Дороти понимала, так как сама занималась когда-то совершенно неженственным видом спорта; впрочем, Анна-Софи выглядела воплощением французской женственности. Дороти гордилась своими познаниями в области французского менталитета и культуры, которые она получила от мужа – с ним она познакомилась сорок лет назад, войдя в олимпийскую сборную США по спортивной стрельбе.Приподняв прелестный, с ямочкой, как у ребенка, подбородок, Анна-Софи обвела взглядом комнату, разыскивая гостей, с которыми было бы приятно поболтать. Она была разочарована: ни одного француза, только нудная мадам Уоллингфорт. В отчаянии она прошлась по уютным комнатам, отделанным в темно-розовых тонах, с зелеными шторами, французскими позолоченными канделябрами, американскими картинами маслом, изображающими амбары и petit bateaux, Суденышки (фр.).
с широкими тускло-зелеными диванами, кивнула красноглазому долговязому антропологу и миловидной секретарше или кто она там, о которой всегда ходило много слухов, неряшливому профессору в галстуке-бабочке и его пухленькой женушке – неужели в приглашении было указано, что надлежит явиться в галстуке-бабочке? – знаменитому экономисту или историку и еще кому-то, кто написал книгу – еще одну книгу о Франции? Zut, Здесь: черт! (фр.)
эти англофоны бесконечно пишут книги! Даже Тим грозится написать еще одну.– Твой несносный Тим звонил и предупредил, что задержится, – сообщила ей Дороти. – Он застрял в пробке по пути из аэропорта.– Tant mieux, Тем лучше (фр.).
значит, до его приезда я еще успею отыграться. – Рассмеявшись, Анна-Софи направилась прямиком к чернокожему актеру, красавцу Сэму Стрейту. Глава 4ЧТО ВИДЕЛА АННА-СОФИ Когда Тим наконец очутился в тех же просторных розовых комнатах с высокими окнами, обрамленными шторами из зеленого дамаска, с плотными рамами, не пропускающими шум с улицы дю Бак, он совсем сник, предчувствуя отчаянную скуку. Он предпочитал бывать в более шумных и пестрых компаниях людей самых разных профессий, от журналистов до тренеров, в компаниях, не обязательно состоящих из американцев и вряд ли понравившихся бы Анне-Софи. В отличие от него она вращалась в кругу bon-chic-bon-genre Здесь: элегантных и учтивых (фр.).
людей, с которыми училась, благовоспитанных парижан, чьи пути разошлись, да еще встречалась со случайными знакомыми, так же любящими лошадей, – старыми, невыносимо скучными учителями верховой езды и конюхами.Жидконогие стулья были расставлены на французский манер – вдоль стен комнаты, как в танцклассе. На одном из них Тим сразу увидел Анну-Софи, которая предпочла бы танцевать, а не сидеть. Но танцев не предполагалось, только благотворительный коктейль в пользу Американской библиотеки – кажется, так. Или вечер любителей чтения. Тим не помнил, что именно. В своих габардиновых и шерстяных пиджаках большинство гостей-американцев казались в этом салоне XVIII века одинокими путешественниками во времени.В этом сезоне американцы были непопулярны, точнее – менее популярны, чем обычно. США предприняли спасательную миссию на Балканах, которую французы рассматривали как слегка завуалированное стремление к мировому господству. Одна из гостей-француженок, мадам Уоллингфорт, не преминула сообщить об этом Тиму, как только он появился.Хотя Тим редко бывал в Штатах, он объяснил мадам Уоллингфорт: интуиция подсказывает ему, что поступок его соотечественников продиктован отнюдь не жаждой завоеваний.– Американцы хотят, чтобы все в мире было в полном порядке, а их самих оставили в покое. Чем-то они похожи на человека, который не берется за газету, предварительно не побрившись.Мадам Уоллингфорт фыркнула.– Американцы всегда вынашивали и до сих пор вынашивают планы колонизации.Если бы не обещание встретиться здесь с Анной-Софи, Тим сразу ушел бы. Его нисколько не интересовал профессор Хофф, или Фрофф, или как там его, который с недавних пор ужинал у пожилой и общительной княгини. Тим предпочел бы сесть за компьютер и расследовать некоторые обстоятельства похищения рукописи из Библиотеки Моргана.Но вскоре он осознал, что к княгине его привела прозорливость. Среди гостей появилась подруга Сержа Крея (жена или любовница?) – то самое лицо, благодаря которому Тим мог познакомиться с режиссером. Клару Холли без труда узнал бы всякий, кто лет двенадцать назад видел ее в фильме с тем памятным танцем. Войдя в комнату, Клара Холли нерешительно застыла в дверях, наверняка думая о том, что явилась сюда напрасно, а потом направилась к одному из позолоченных стульев. Присев, она украдкой поправила ремешок туфли.Клара выглядела старше утонченной девушки из «Кафе “Лебедь”», но все-таки почти не изменилась – если не считать обычных изменений киноактеров в реальности, где они кажутся ниже ростом, взрослее, где видны изъяны кожи или одежды, свойственные всем людям. Тим подошел, чтобы познакомиться – или представиться, как выражаются американцы, хотя буквальный перевод этого слова на французский прозвучал бы рискованно.– Bonjour, Клара, – приветствовала гостью Дороти. – А я думала, ты уже не придешь.– Я не собиралась, но поскольку я все равно приехала в город…– Останешься на ужин?Дамы обменялись поцелуями в щеку.– Конечно, почему бы и нет? Твои ужины бесподобны, – отметила Клара. – Не понимаю только, зачем ты утруждаешь себя составлением меню, если у тебя в основном собираются любители выпить.– Я – Тим Нолинджер, – вмешался Тим. – Мисс Холли, вы не уделите мне пару минут?Сочетая в тоне подобострастие с настырностью, он совершил ошибку: Клара заподозрила в нем журналиста или поклонника и сверкнула профессиональной улыбкой.– Ну разумеется, – отозвалась она и протянула руку.Тим признался, что он журналист, и перечислил свои звания в надежде, что хоть что-нибудь из их ассортимента впечатлит собеседницу. Европейский корреспондент американской консервативной газеты «Доверие». Умолчав про то, что он еще кинокритик и ресторанный критик, Тим перешел прямо к делу – к коллекции мужа Клары и бумагам из полиции Амстердама.Убедившись, что Тим не собирается расспрашивать ее о ней и Серже, Клара немного расслабилась. Тим решил, что она очень красива, несмотря на то что ей уже за тридцать, а на лбу видны крохотные оспинки. Ранее он предполагал, что она либо надменна, либо развязна, как все актрисы, но сейчас не заметил в ее поведении ни малейших признаков надменности, если не считать проявлений ума и язвительности. Чутье журналиста на этот раз подвело его.– Можете навестить нас и побеседовать с Сержем, – предложила она. – Он любит демонстрировать свою коллекцию.В последнем Тим засомневался: Серж Крей не пользовался репутацией словоохотливого коллекционера. Однако он ухватился за предложение Клары, радуясь успеху своего маневра. Но Клара тут же развеяла всю интимность момента и предложила Тиму, который уже думал, что удостоился особой чести, позвонить в офис Крея.– Встречами Сержа ведает его секретарь, он сообщит вам, если Серж согласится принять вас. – Она улыбнулась и отошла.В этот момент Тим заметил, что Анна-Софи, которая, как и следовало ожидать, нашла среди гостей трех французов, стоит с ними в углу, оживленно беседуя и совсем забыв о своем обещании говорить только по-английски, чтобы совершенствоваться в этом языке, на котором она, впрочем, изъяснялась довольно бегло.На вечеринках, устраиваемых американцами, обычно появлялись французы, имеющие для этого те или иные основания: они работали в американских компаниях, или же в детстве провели год в англоязычной стране, или были протестантами, что всегда придавало им оттенок отверженности. Тим не стал подходить к ним, но поймал взгляд Анны-Софи и она послала ему воздушный поцелуй. Как всегда, Тим подумал о том, как она миловидна (подобно ему, Анна-Софи была блондинкой) – свежая кожа, блестящие глаза чуть навыкате, как на картинах Фрагонара и Ватто, – но сегодня она была чем-то взволнована и даже ошеломлена, отчего ее и без того большие глаза были широко раскрыты.К половине девятого любители выпить разошлись, а приглашенные на ужин спустились вниз, где для двух десятков избранных гостей уже накрыли длинный стол. Мадам княгиня отличалась почти навязчивым американским гостеприимством. Тим полагал, что его сюда приглашают из-за Анны-Софи, которая пользовалась успехом в кругу богатых американцев благодаря умению разбираться в гравюрах со сценами охоты и предметах искусства, связанных с лошадьми, и тому, что ее школьная подруга работала в одном из «домов высокой моды». Но в сущности, жизнерадостный, обходительный и миловидный Тим сам по себе был желанным гостем, хотя до помолвки с Анной-Софи в такие дома его почти не приглашали. Княгиня налила ему скотча с жестом, предполагающим, что Тим выпьет его за столом, как принято у американцев. У Эстеллы д’Аржель порой мелькала мысль, что Тим слишком много пьет, но Анна-Софи считала такое пристрастие к спиртному типичным для англосакса.Согласно этикету, супругов не усаживали за столом врозь в течение полугода после свадьбы, и, так как Тим и Анна-Софи были помолвлены, их посадили вместе. За ужином Анна-Софи досаждала Тиму многозначительными взглядами и толкала его в бок под прикрытием невысокого, преждевременно воздвигнутого – еще не закончился октябрь – рождественского украшения, словно какие-то новости не давали ей покоя. Кроме них, в числе приглашенных оказалась Клара Холли. Она сидела на той же стороне стола, что и они, и это не давало Тиму возможности хотя бы украдкой поглядывать на нее. Остальные старательно избегали смотреть на Клару. Должно быть, ей живется одиноко, подумал Тим. Среди избранных гостей было несколько человек, способных делать щедрые пожертвования, журналисты из «Геральд трибюн» и английский скульптор, с которым Тим иногда играл в теннис.После супа из омаров, когда заговорили о том, как прошел день, Анна-Софи д’Аржель почувствовала, что наступил ее час, и на чей-то вопрос ответила:– Moi? Pas grand-chose. Что нового у меня? Почти ничего (фр.).
Одного человека убили чуть ли не у меня на глазах, вот и все. Ему перерезали горло, и мне пришлось перешагивать через лужу крови.Эти слова не остались незамеченными. Все тут же замолчали, с нетерпением ожидая продолжения. Анна-Софи заметила улыбку Тима, который явно одобрял то, что она предусмотрительно приберегла такую ошеломляющую новость напоследок, а не выложила раньше.– Да, – продолжала она. – Я была у себя в магазине…– Ей принадлежит антикварная лавка на Блошином рынке, – пояснил кто-то.– Вот именно, там собрано все, что связано с cheval, Лошадь (фр.).
– подтвердила Анна-Софи. – Гравюры со сценами охоты, старые седла, подсвечники из конских подков, принадлежности для верховой езды – порой довольно забавные. А тот человек, месье Будерб, торговал в соседнем allйe. Здесь: ряд (фр.).
Сначала я услышала резкий лязг металлической шторы, словно он поднимал ее и вдруг уронил и она обрушилась, как нож гильотины. А потом раздались крики. Zut, какие это были вопли!..Анна-Софи не стала вызывать полицию, она бросилась к своему соседу, торговцу мебелью времен Директории, Раулю Пекюше. Он взглянул на Будерба и поспешил к телефону, а потом они вдвоем провели полицейских к трупу.– У него было перерезано горло. Два американца стояли над ним с белыми, как лимузины, лицами.Анна-Софи постаралась ответить на все вопросы собравшихся. Неужели преступление совершили американцы? Значит, их арестовали? Анна-Софи покачала головой – имен американцев она так и не узнала. Но каковы могли быть мотивы убийства? Значит, Блошиный рынок – очень опасное место?Разговор помог ей прогнать мрачное видение густеющей крови. Но тут, к неудовольствию Анны-Софи, вмешалась Клара Холли:– Какое совпадение! Похоже, мне кое-что известно об этом случае. – Все внимание гостей тут же обратилось на нее. – И вправду, любопытное совпадение, – продолжала она. – Сегодня утром мне позвонила женщина из моего родного города и попросила о помощи. И можете себе представить, ею оказалась американка, которую вы видели на рынке! Она была на месте преступления.И Клара рассказала все, что ей было известно.Выражение лица Тима осталось непроницаемым, но Анна-Софи заметила, с каким восхищением смотрят на Клару другие мужчины. Похоже, до них не доходило, что она чересчур напориста и неженственна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Пожилая американка, княгиня Дороти Майнор-Штернгольц, супруга Блеза, принимала гостей в своих величественных апартаментах. Разумеется, Штернгольц был не французским, а восточным князем, скорее всего литовским или чешским, почти не претендующим на возложенный на него неопределенный титул. (Несмотря на все революции, французы питают почтение к титулам. Американцы следуют их примеру.) Князь Блез Штернгольц, издатель спортивной газеты и член Международного олимпийского комитета, вырос в шестнадцатом округе Парижа и никогда не бывал в Литве. Дороти занимала прочное положение в кругу американцев, живущих в «Городе света», и владела внушительной коллекцией картин, приобретенных еще до брака и свидетельствующих о ее знакомстве с некоторыми французскими художниками.Американское сообщество Парижа чем-то напоминало «мирок в себе». Здесь американцы создавали благотворительные комитеты, тщетно пытаясь оказывать влияние на американскую политику, периодически предпринимая попытки распространения во Франции американской мудрости, мысли и литературы, как во времена Томаса Пейна, организовывали англоязычные курсы кулинарии, слушали свою музыку, бывали в американской церкви, общались с избранными французскими друзьями, шумно приветствовали слегка вышедших из моды американских знаменитостей, приезжающих во Францию (порой посольство возглавляли забавные люди, причем новых послов встречали настороженно, жизнерадостно проводив в отставку предыдущих), в специальном магазине покупали арахисовое масло и поп-корн. Возможно, между французским ландшафтом и американцами, опасливо заселяющими его, не существовало коренных противоречий, но часто казалось, что американцы поступили бы разумно, если бы не вмешивались в то, что недоступно их пониманию. А может, им было бы лучше жить на родине?
Прибыв к Дороти раньше Тима, Анна-Софи очутилась в кругу американцев – ровесников ее родителей. Здороваясь, присутствующие целовались с ней на французский манер. Особенно пылкими поцелуями и рукопожатиями Анну-Софи одарил престарелый муж Оливии Пейс, богач Роберт Пейс; он был тем, кого французы называют vieux beau. Красивый старик (фр.).
Как обычно, Дороти дважды поцеловала гостью. Привязанность княгини к Анне-Софи была отчасти порождена взаимопониманием. В отличие от родной матери Анны-Софи, ничем не похожей на дочь и потому не понимающей ее, у Дороти и Анны-Софи было немало общего. Увлечение Анны-Софи лошадьми Дороти понимала, так как сама занималась когда-то совершенно неженственным видом спорта; впрочем, Анна-Софи выглядела воплощением французской женственности. Дороти гордилась своими познаниями в области французского менталитета и культуры, которые она получила от мужа – с ним она познакомилась сорок лет назад, войдя в олимпийскую сборную США по спортивной стрельбе.Приподняв прелестный, с ямочкой, как у ребенка, подбородок, Анна-Софи обвела взглядом комнату, разыскивая гостей, с которыми было бы приятно поболтать. Она была разочарована: ни одного француза, только нудная мадам Уоллингфорт. В отчаянии она прошлась по уютным комнатам, отделанным в темно-розовых тонах, с зелеными шторами, французскими позолоченными канделябрами, американскими картинами маслом, изображающими амбары и petit bateaux, Суденышки (фр.).
с широкими тускло-зелеными диванами, кивнула красноглазому долговязому антропологу и миловидной секретарше или кто она там, о которой всегда ходило много слухов, неряшливому профессору в галстуке-бабочке и его пухленькой женушке – неужели в приглашении было указано, что надлежит явиться в галстуке-бабочке? – знаменитому экономисту или историку и еще кому-то, кто написал книгу – еще одну книгу о Франции? Zut, Здесь: черт! (фр.)
эти англофоны бесконечно пишут книги! Даже Тим грозится написать еще одну.– Твой несносный Тим звонил и предупредил, что задержится, – сообщила ей Дороти. – Он застрял в пробке по пути из аэропорта.– Tant mieux, Тем лучше (фр.).
значит, до его приезда я еще успею отыграться. – Рассмеявшись, Анна-Софи направилась прямиком к чернокожему актеру, красавцу Сэму Стрейту. Глава 4ЧТО ВИДЕЛА АННА-СОФИ Когда Тим наконец очутился в тех же просторных розовых комнатах с высокими окнами, обрамленными шторами из зеленого дамаска, с плотными рамами, не пропускающими шум с улицы дю Бак, он совсем сник, предчувствуя отчаянную скуку. Он предпочитал бывать в более шумных и пестрых компаниях людей самых разных профессий, от журналистов до тренеров, в компаниях, не обязательно состоящих из американцев и вряд ли понравившихся бы Анне-Софи. В отличие от него она вращалась в кругу bon-chic-bon-genre Здесь: элегантных и учтивых (фр.).
людей, с которыми училась, благовоспитанных парижан, чьи пути разошлись, да еще встречалась со случайными знакомыми, так же любящими лошадей, – старыми, невыносимо скучными учителями верховой езды и конюхами.Жидконогие стулья были расставлены на французский манер – вдоль стен комнаты, как в танцклассе. На одном из них Тим сразу увидел Анну-Софи, которая предпочла бы танцевать, а не сидеть. Но танцев не предполагалось, только благотворительный коктейль в пользу Американской библиотеки – кажется, так. Или вечер любителей чтения. Тим не помнил, что именно. В своих габардиновых и шерстяных пиджаках большинство гостей-американцев казались в этом салоне XVIII века одинокими путешественниками во времени.В этом сезоне американцы были непопулярны, точнее – менее популярны, чем обычно. США предприняли спасательную миссию на Балканах, которую французы рассматривали как слегка завуалированное стремление к мировому господству. Одна из гостей-француженок, мадам Уоллингфорт, не преминула сообщить об этом Тиму, как только он появился.Хотя Тим редко бывал в Штатах, он объяснил мадам Уоллингфорт: интуиция подсказывает ему, что поступок его соотечественников продиктован отнюдь не жаждой завоеваний.– Американцы хотят, чтобы все в мире было в полном порядке, а их самих оставили в покое. Чем-то они похожи на человека, который не берется за газету, предварительно не побрившись.Мадам Уоллингфорт фыркнула.– Американцы всегда вынашивали и до сих пор вынашивают планы колонизации.Если бы не обещание встретиться здесь с Анной-Софи, Тим сразу ушел бы. Его нисколько не интересовал профессор Хофф, или Фрофф, или как там его, который с недавних пор ужинал у пожилой и общительной княгини. Тим предпочел бы сесть за компьютер и расследовать некоторые обстоятельства похищения рукописи из Библиотеки Моргана.Но вскоре он осознал, что к княгине его привела прозорливость. Среди гостей появилась подруга Сержа Крея (жена или любовница?) – то самое лицо, благодаря которому Тим мог познакомиться с режиссером. Клару Холли без труда узнал бы всякий, кто лет двенадцать назад видел ее в фильме с тем памятным танцем. Войдя в комнату, Клара Холли нерешительно застыла в дверях, наверняка думая о том, что явилась сюда напрасно, а потом направилась к одному из позолоченных стульев. Присев, она украдкой поправила ремешок туфли.Клара выглядела старше утонченной девушки из «Кафе “Лебедь”», но все-таки почти не изменилась – если не считать обычных изменений киноактеров в реальности, где они кажутся ниже ростом, взрослее, где видны изъяны кожи или одежды, свойственные всем людям. Тим подошел, чтобы познакомиться – или представиться, как выражаются американцы, хотя буквальный перевод этого слова на французский прозвучал бы рискованно.– Bonjour, Клара, – приветствовала гостью Дороти. – А я думала, ты уже не придешь.– Я не собиралась, но поскольку я все равно приехала в город…– Останешься на ужин?Дамы обменялись поцелуями в щеку.– Конечно, почему бы и нет? Твои ужины бесподобны, – отметила Клара. – Не понимаю только, зачем ты утруждаешь себя составлением меню, если у тебя в основном собираются любители выпить.– Я – Тим Нолинджер, – вмешался Тим. – Мисс Холли, вы не уделите мне пару минут?Сочетая в тоне подобострастие с настырностью, он совершил ошибку: Клара заподозрила в нем журналиста или поклонника и сверкнула профессиональной улыбкой.– Ну разумеется, – отозвалась она и протянула руку.Тим признался, что он журналист, и перечислил свои звания в надежде, что хоть что-нибудь из их ассортимента впечатлит собеседницу. Европейский корреспондент американской консервативной газеты «Доверие». Умолчав про то, что он еще кинокритик и ресторанный критик, Тим перешел прямо к делу – к коллекции мужа Клары и бумагам из полиции Амстердама.Убедившись, что Тим не собирается расспрашивать ее о ней и Серже, Клара немного расслабилась. Тим решил, что она очень красива, несмотря на то что ей уже за тридцать, а на лбу видны крохотные оспинки. Ранее он предполагал, что она либо надменна, либо развязна, как все актрисы, но сейчас не заметил в ее поведении ни малейших признаков надменности, если не считать проявлений ума и язвительности. Чутье журналиста на этот раз подвело его.– Можете навестить нас и побеседовать с Сержем, – предложила она. – Он любит демонстрировать свою коллекцию.В последнем Тим засомневался: Серж Крей не пользовался репутацией словоохотливого коллекционера. Однако он ухватился за предложение Клары, радуясь успеху своего маневра. Но Клара тут же развеяла всю интимность момента и предложила Тиму, который уже думал, что удостоился особой чести, позвонить в офис Крея.– Встречами Сержа ведает его секретарь, он сообщит вам, если Серж согласится принять вас. – Она улыбнулась и отошла.В этот момент Тим заметил, что Анна-Софи, которая, как и следовало ожидать, нашла среди гостей трех французов, стоит с ними в углу, оживленно беседуя и совсем забыв о своем обещании говорить только по-английски, чтобы совершенствоваться в этом языке, на котором она, впрочем, изъяснялась довольно бегло.На вечеринках, устраиваемых американцами, обычно появлялись французы, имеющие для этого те или иные основания: они работали в американских компаниях, или же в детстве провели год в англоязычной стране, или были протестантами, что всегда придавало им оттенок отверженности. Тим не стал подходить к ним, но поймал взгляд Анны-Софи и она послала ему воздушный поцелуй. Как всегда, Тим подумал о том, как она миловидна (подобно ему, Анна-Софи была блондинкой) – свежая кожа, блестящие глаза чуть навыкате, как на картинах Фрагонара и Ватто, – но сегодня она была чем-то взволнована и даже ошеломлена, отчего ее и без того большие глаза были широко раскрыты.К половине девятого любители выпить разошлись, а приглашенные на ужин спустились вниз, где для двух десятков избранных гостей уже накрыли длинный стол. Мадам княгиня отличалась почти навязчивым американским гостеприимством. Тим полагал, что его сюда приглашают из-за Анны-Софи, которая пользовалась успехом в кругу богатых американцев благодаря умению разбираться в гравюрах со сценами охоты и предметах искусства, связанных с лошадьми, и тому, что ее школьная подруга работала в одном из «домов высокой моды». Но в сущности, жизнерадостный, обходительный и миловидный Тим сам по себе был желанным гостем, хотя до помолвки с Анной-Софи в такие дома его почти не приглашали. Княгиня налила ему скотча с жестом, предполагающим, что Тим выпьет его за столом, как принято у американцев. У Эстеллы д’Аржель порой мелькала мысль, что Тим слишком много пьет, но Анна-Софи считала такое пристрастие к спиртному типичным для англосакса.Согласно этикету, супругов не усаживали за столом врозь в течение полугода после свадьбы, и, так как Тим и Анна-Софи были помолвлены, их посадили вместе. За ужином Анна-Софи досаждала Тиму многозначительными взглядами и толкала его в бок под прикрытием невысокого, преждевременно воздвигнутого – еще не закончился октябрь – рождественского украшения, словно какие-то новости не давали ей покоя. Кроме них, в числе приглашенных оказалась Клара Холли. Она сидела на той же стороне стола, что и они, и это не давало Тиму возможности хотя бы украдкой поглядывать на нее. Остальные старательно избегали смотреть на Клару. Должно быть, ей живется одиноко, подумал Тим. Среди избранных гостей было несколько человек, способных делать щедрые пожертвования, журналисты из «Геральд трибюн» и английский скульптор, с которым Тим иногда играл в теннис.После супа из омаров, когда заговорили о том, как прошел день, Анна-Софи д’Аржель почувствовала, что наступил ее час, и на чей-то вопрос ответила:– Moi? Pas grand-chose. Что нового у меня? Почти ничего (фр.).
Одного человека убили чуть ли не у меня на глазах, вот и все. Ему перерезали горло, и мне пришлось перешагивать через лужу крови.Эти слова не остались незамеченными. Все тут же замолчали, с нетерпением ожидая продолжения. Анна-Софи заметила улыбку Тима, который явно одобрял то, что она предусмотрительно приберегла такую ошеломляющую новость напоследок, а не выложила раньше.– Да, – продолжала она. – Я была у себя в магазине…– Ей принадлежит антикварная лавка на Блошином рынке, – пояснил кто-то.– Вот именно, там собрано все, что связано с cheval, Лошадь (фр.).
– подтвердила Анна-Софи. – Гравюры со сценами охоты, старые седла, подсвечники из конских подков, принадлежности для верховой езды – порой довольно забавные. А тот человек, месье Будерб, торговал в соседнем allйe. Здесь: ряд (фр.).
Сначала я услышала резкий лязг металлической шторы, словно он поднимал ее и вдруг уронил и она обрушилась, как нож гильотины. А потом раздались крики. Zut, какие это были вопли!..Анна-Софи не стала вызывать полицию, она бросилась к своему соседу, торговцу мебелью времен Директории, Раулю Пекюше. Он взглянул на Будерба и поспешил к телефону, а потом они вдвоем провели полицейских к трупу.– У него было перерезано горло. Два американца стояли над ним с белыми, как лимузины, лицами.Анна-Софи постаралась ответить на все вопросы собравшихся. Неужели преступление совершили американцы? Значит, их арестовали? Анна-Софи покачала головой – имен американцев она так и не узнала. Но каковы могли быть мотивы убийства? Значит, Блошиный рынок – очень опасное место?Разговор помог ей прогнать мрачное видение густеющей крови. Но тут, к неудовольствию Анны-Софи, вмешалась Клара Холли:– Какое совпадение! Похоже, мне кое-что известно об этом случае. – Все внимание гостей тут же обратилось на нее. – И вправду, любопытное совпадение, – продолжала она. – Сегодня утром мне позвонила женщина из моего родного города и попросила о помощи. И можете себе представить, ею оказалась американка, которую вы видели на рынке! Она была на месте преступления.И Клара рассказала все, что ей было известно.Выражение лица Тима осталось непроницаемым, но Анна-Софи заметила, с каким восхищением смотрят на Клару другие мужчины. Похоже, до них не доходило, что она чересчур напориста и неженственна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37