Тевтонский орден пробыл в Мергентейме до 1809 года, после чего перенес свою резиденцию в Вену. Как и орден святого Стефана и испанские ордена, он был инкорпорирован в светскую армию, однако владения ордена, сохранившиеся за пределами Австрии, обеспечивали ему некоторую независимость.
Испанские ордена тоже стали редко участвовать в военных действиях. В 1625 году три испанских ордена насчитывали 1452 брата, и из них 949 – почти две трети – состояли в ордене Сантьяго. В 1637 и в 1645 годах король Испании и Португалии Филипп IV, готовясь к войне с Францией, неоднократно требовал от братьев выполнить их военные обязанности перед короной, но орденское дворянство совсем не стремилось участвовать в сражениях и всячески пыталось избегать этого с помощью протестов и уловок. В 1640 году для формирования батальона было собрано 1543 рыцаря из военно-монашеских орденов, включая орден Монтесы, но только 169 (11 процентов) из них оказались пригодными для защиты родной земли – остальные братья были либо слишком молоды, либо слишком стары, либо слишком больны, либо просто не хотели принимать участие в военных действиях. Последние посылали за свой счет замену, платили штрафы или укрывались от призыва. И в конце концов этот батальон был послан на усмирение взбунтовавшихся каталонцев. После этого инцидента рыцари стали откупаться от обязанности нести военную службу. Как и в случае Тевтонского ордена, члены которого воевали за интересы австрийского престола, батальон испанских орденов не представлял собой группу рыцарей-монахов, защищавших христианское дело, набранные туда люди просто были обязаны защищать территории своего светского государя. В 1775 году три полка, содержавшихся Алькантарой, Сантьяго и Монтесой, послали на осаду Алжира всего 468 человек. Испанские ордена превратились в анахронизм. Что же касается португальских орденов, то они перестали существовать в 1820–1834 годах, а владения всех трех кастильских орденов были конфискованы в 1835 году.
Вклад военно-монашеских орденов в священную войну в 1312–1798 годах был, несмотря на все, довольно существенным. Участие орденов в отдельных крестовых экспедициях и в испанской Реконкисте было ограничено временем и местом, успехи Тевтонского ордена, какими бы значительными они ни были, по колонизации и обращению в христианство прибалтийских племен в конце концов забылись, но защита Родоса и Мальты и их сопротивление туркам навсегда вошли в историю. Национальные интересы всегда превалировали над идеалами крестоносного движения, и в обновляющемся мире военно-монашеские ордена могли сохраниться только там, где им удавалось удержать собственную территориальную базу, создать полусветскую теократию и поддерживать хотя бы видимость ведения ими священной войны и ее необходимости христианскому миру, что позволяло им владеть землями в других странах и получать оттуда доходы. К концу истории военно-монашеских орденов в такой ситуации находились только госпитальеры и, в гораздо меньшей степени, тевтонские рыцари.
После XVI века лишь Мальтийский орден имел позитивную военную стратегию, определяемую его командирами. (Правда, орден святого Стефана продемонстрировал, что региональная организация под разумным и твердым руководством может успешно продолжать крестоносные традиции и использовать старинные рыцарские ценности в современных военных и военно-морских целях.) Из всех военно-монашеских орденов только орден госпитальеров не претерпел существенных изменений с 1312 по 1798 год. Госпитальеры имели свое собственное островное государство, что и обеспечило им столь долгое и стабильное существование. Правда, жизнь госпитальеров находилась в прямой зависимости от доходов европейских отделений ордена. В 1413 году братья даже пригрозили покинуть Родос, если они не получат финансовую поддержку из Европы, и согласились остаться только после прибытия денег из Англии. В 1792 году их финансовая база была подорвана конфискациями владений ордена, и вскоре после этого Мальту захватил Наполеон. Остальные же ордена были озабочены главным образом вопросами собственного выживания в качестве закрытых аристократических корпораций. А чисто национальные ордена и некоторые национальные приорства или отделения интернациональных орденов были подавлены и инкорпорированы светской властью.
Военно-монашеские ордена были частью ancient r?gime (старого режима), обреченного на отмирание. Конфискации и другие репрессивные меры, проводившиеся против военных орденов Наполеоном и победителями Великой французской революции, поставили точку в военной деятельности этих организаций. Однако в течение еще некоторого времени продолжали существовать орденские женские монастыри и священники и даже вынашивались планы возрождения и восстановления орденов – иногда в виде аристократических братств или масонских и эзотерических групп. Хотя и после 1798 года некоторые, ордена, превратившись в невоенные благотворительные пли эзотерические организации, еще продолжали существовать, время их ушло безвозвратно. В историю же они навсегда вошли как явление, оказавшее огромное влияние на политические и культурные процессы, происходившие в средневековой Европе.
Глава 14
Крестовые походы как источник тем и образов в искусстве и общественно-политической жизни XIX и XX веков
ЭЛИЗАБЕТ СИБЕРРИ
После Карловпцкого мира с турками 1699 года Центральной Европе больше не грозило скорое турецкое нашествие. И в спокойной обстановке стало возможно взглянуть на мусульманский Восток с беспристрастным интересом. В 1763 голу были опубликованы письма жены британского посланника при Османском дворе в Константинополе леди Мэри Уортли Монтагю (1689–1762), подробно описывавшие жизнь турок. Эти письма сейчас же привлекли к себе внимание и стали пользоваться большой популярностью. Был даже создан клуб «Диван», в котором собирались те, кто бывал в Османской империи. Наступила мода на все восточное. Примером этого могут служить появление оперы Моцарта «Похищение из сераля» (1782) и успех у читателей переводов сказок из «Тысячи и одной ночи». Эта мода проявилась даже в архитектуре садов. Так, в садах XVIII века в Пэйнсхилле в Сюррее был сооружен турецкий шатер.
Египетская кампания Наполеона 17.58 года еще больше подогрела любопытство к Востоку. С армией Бонапарта в Египет попали писатели и художники, инженеры и ученые – астрономы и геометры, химики и минералоги, топографы и ориенталисты. Ученые публиковали свои исследования, они стремились поближе разглядеть знаменитые места, упоминаемые в Библии, делали зарисовки, описи, проводили научные эксперименты, писали статьи. Писатели, поэты и художники вдохновлялись новооткрытой древней страной и Востоком вообще. Примеров тому множество, назовем только французских поэтов Альфонса Ламартина и Жерара де Нерваля, английского романиста Энтони Трол-лопа, художников Давида Робертса, Эдуарда Лира и Жана-Леона Жерома. Интерес к мусульманской культуре, истории и религии привел также и к тому, что начиная с 1820-х годов появился ряд научных орпенталпстских обществ. С годами путешествовать становилось все легче и безопаснее, и количество посетителей Востока, вооруженных путеводителями, увеличивалось на глазах.
Этот бурный интерес к Ближнему и Среднему Востоку уже был неоднократно исследован п описан. Однако один его аспект избежал внимания, а именно – отношение к крестоносному движению как к историческому явлению и источнику образов и тем в культуре. Историки XVIII века относились к крестовым походам скептически, как п ко всему Средневековью вообще и к рыцарству п концепции куртуазпп в частности. Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи» писал, что крестовые походы скорее задерживали «взросление» Европы, а не способствовали ему, отвлекая в чужие страны силы, необходимые дома. Вольтер также отзывался о них неодобрительно, а шотландский историк Уильям Робертсон называл крестоносное движение «памятником человеческой глупости», хотя и признавал некоторые положительные его стороны, такие как содействие развитию торговли п итальянских городов.
Ученые XIX века тоже зачастую относились к крестоносному движению критически, но все же они рассматривали его в более положительном свете. Многие из них видели в крестовых походах проявление христианской доблести в борьбе с экзотическими мусульманскими противниками. Нам представляется чрезвычайно интересным рассмотреть представления люден XIX – начала XX веков о крестоносном движении, ведь они во многом также характеризуют и современные взгляды на Ближний Восток и на Средневековье.
Начнем с тех, кто сам побывал в Святой Земле. Хотя интерес путешественников в первую очередь привлекали места, связанные с библейскими событиями, наследие крестоносцев тоже не было обойдено вниманием туристов. Не все относились к крестоносному движению сочувственно; так, Эдуард Дэниел Кларк в опубликованной в 1812 году книге «Путешествия по различным странам Европы, Азии п Африки» («Тгаvel in Various Countries of Europe, Asia and Africa») писал; «Распространенная ошибка – считать все магометанское варварским, а христиан того периода – более культурными, чем они были на самом деле. Подлинное внимание к истории может показать, что сарацины, как их называли, на самом деле были просвещеннее захватчиков, и нет никаких доказательств того, что они получали удовольствие от разрушений… Коварство и постыдное поведение христиан во время войн в Святой Земле трудно превзойти».
Однако большинство из тех, кто побывал на Востоке п писал о нем, не столь отрицательно относились к крестоносному движению. Французский писатель п историк Шатобриан в июле 1806 года выехал пз Парижа, в сентябре прибыл в Константинополь, а 7 октября – в Иерусалим. По возвращении во Францию он описал свое путешествие в книге «Путевые заметки. От Парижа до Иерусалима» («Itin?raire de Paris ? Jerusalem»), которая была опубликована в 1811 году н стала в начале века самой популярной книгой о Палестине. В течение трех лет она переиздавалась двенадцать раз. Когда Шатобриан был маленьким, его мать читала ему рассказы о рыцарях и рассказывала о его предке Жоффруа IV де Шатобриане, участвовавшем в крестовом походе Людовика IX. И в заметках Шатобриана то и дело встречаются упоминания о крестоносцах: «Мы ехали к Иерусалиму под знаменем креста. Я, может быть, буду последним французом, отправляющимся в Святую Землю с идеями, чувствами и целями пилигрима». Шатобрпан неодобрительно отзывался о тех, кто сомневался в нравственной оправданности пли справедливости крестовых походов, и, кажется, не очень симпатизировал мусульманам, да и не понимал их. В Иерусалиме он прочитал «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо. Эта поэма была невероятно популярна, выдержала множество переизданий и была переведена на многие языки; к ней относились почти как к первоисточнику. Вершиной же паломничества для Шатобриана стало посвящение его в рыцари Гроба Господня на гробнице Христа ударом меча (плашмя) Готфрида Бульонского. При посвящении он, в полном вооружении, поклялся присоединиться к другим рыцарям, воюющим за возвращение христианам Гроба Господня. Судя по рассказам других путешественников того времени, эта церемония стала почти стандартной для приезжавших в Иерусалим знатных европейцев, и главными предметами при ее совершении были шпора, цепь и меч Готфрида Бульонского; после совершения ритуала новый рыцарь устраивал праздничный пир за свой счет. Все это происходило в мусульманском городе и было не лишено иронии. Один очевидец писал, что такие трогательные обряды совершались «прямо под носом мусульманских эфенди [господ], сидящих на ступенях, спокойно покуривающих чубуки или пьющих шербет, в полном неведении о смысле произносимых клятв и обещаний».
Немалое внимание уделил крестовым походам п будущий премьер-министр Англии Бенджамин Дизраэли. В 1831 году в возрасте 27 лет, за шесть лет до его избрания в палату общин, он совершил большое путешествие, посетив Константинополь, Каир и Иерусалим. В последнем, кроме обычных достопримечательностей, Дизраэли осмотрел и гробницы франкских королей. После возвращения в Англию он сохранил интерес к Востоку, и последний стал местом действия нескольких его книг, в том числе «Танкреда» (1847), последнего тома трилогии о «молодой Англии», имевшего подзаголовок «Юный крестоносец». Герой этой книги – молодой дворянин, пользующийся всеми благами богатства и власти. В какой-то момент, однако, он решает отказаться от соблазнов богатства и власти и отправиться в паломничество в Святую Землю по примеру одного из своих предков, участвовавшего в крестовом походе и, по семейной легенде, спасшего жизнь Ричарда Львиное Сердце. В романе описываются висящие в доме Танкреда в специальной комнате, называемой «крестоносной галереей», гобелены, на которых запечатлены подвиги этого крестоносца. Дизраэли жалуется: «Больше шестисот лет назад она [Англия] послала своего короля и цвет своего народа на спасение Иерусалима от тех, кого считали неверными, а теперь, вместо организации третьего крестового похода, они тратят свою бьющую через край энергию на сооружение железных дорог». Упоминания о крестовых походах встречаются и в других романах Дизраэли. Например, в «Конингсби» на костюмированной церемонии в Итонском колледже появляются «герои Гроба Господня», и маркиз замечает: «Не разум вызвал сарацин из пустыни на завоевание мира – разум вдохновлял крестовые походы… Человек только тогда велик, когда он действует по зову страстен, которые можно обуздать только воображением».
Американский писатель Марк Твен во время своей поездки по Святой Земле посетил место сражения при Гаттине («Простаки за границей», 1869). Он довольно сдержанно отнесся к чудесам искусства итальянского Возрождения, но меч Готфрида Бульонского произвел на него сильное впечатление: «Ни один клинок христианского мира не обладает такой притягательной силой, как этот, – ни один клинок из всей этой ржавчины в наследственных залах Европы не может вызвать такие романтические видения у тех, кто смотрит на него… Он пробуждает в человеке память о священных войнах, спавшую в нем годами, и наполняет его мысли одетыми в броню образами… Он говорит с ним о Балдуине н Танкреде, и благородном Саладине, и великом Ричарде Львиное Сердце».
Германский император Вильгельм тоже посетил Святую Землю, Египет и Сирию. Это путешествие организовал для него в 1898 году Томас Кук. Целью поездки было присутствие на освящении церкви Спаса в Иерусалиме, построенной немецкими протестантами. В Иерусалиме император нанес визит и только что организованной общине немецких тамплиеров. Представляя себя крестоносцем или, по крайней мере, наследником крестоносцев, он пожелал въехать в старый город верхом на коне. По традиции, так могли въезжать только победители, захватившие город, и, для того чтобы император мог осуществить свое желание, городская стена около Яффских ворот была разрушена, а крепостной ров засыпан. И, таким образом, Вильгельм въехал в город верхом, но не через ворота. Для большего эффекта император был одет в парадную фельдмаршальскую белую форму. В Дамаске он возложил на гробницу Саладпна атласное знамя и бронзовый лавровый венок с надписью «От одного великого императора – другому». Этот венок был привезен в Англию Т. Э. Лоуренсом в качестве трофея после первой мировой войны п теперь выставлен в военном музее г, Лондоне.
Лоуренс и сам, конечно, интересовался крестоносным движением, Темой его курсовой работы в колледже были замки крестоносцев и один из его предков – сэр Роберт Лоуренс, который был рядом с Ричардом I во время осады Акры. В «Семи столпах мудрости» Лоуренс писал: «Я чувствовал, что еще один взгляд на Сирию поможет мне понять стратегические идеи, переданные мне крестоносцами и первым арабским завоеванием, и приспособить их к двум новым факторам – железным дорогам и Мюррею на Синае». Когда он умер, И.М. Форстер в некрологе вспоминал, что в Аравии и потом во время службы в авиации Лоуренс был буквально одержим идеей крестового похода, участники которого покидали одну страну для совершения подвигов в другой.
В 1830–1850-х годах в Святой Земле появились консулаты европейских государств – Великобритании (1838), Франции, Сардинии и Пруссии (1843), Австрии (1849) и Испании (1854). Британский консул Джеймс Финн, живший в Палестине с 1845 по 1863 год, в своих мемуарах красочно описал соперничество между представителями разных стран, во многом ведущее свое происхождение еще от соперничества крестоносцев разных национальностей. Для утверждения своих позиций консулы даже обращались к крестоносному прошлому своих стран. Французский консул настаивал на своем первенстве на том основании, что французский король являлся «защитником христиан на Востоке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Испанские ордена тоже стали редко участвовать в военных действиях. В 1625 году три испанских ордена насчитывали 1452 брата, и из них 949 – почти две трети – состояли в ордене Сантьяго. В 1637 и в 1645 годах король Испании и Португалии Филипп IV, готовясь к войне с Францией, неоднократно требовал от братьев выполнить их военные обязанности перед короной, но орденское дворянство совсем не стремилось участвовать в сражениях и всячески пыталось избегать этого с помощью протестов и уловок. В 1640 году для формирования батальона было собрано 1543 рыцаря из военно-монашеских орденов, включая орден Монтесы, но только 169 (11 процентов) из них оказались пригодными для защиты родной земли – остальные братья были либо слишком молоды, либо слишком стары, либо слишком больны, либо просто не хотели принимать участие в военных действиях. Последние посылали за свой счет замену, платили штрафы или укрывались от призыва. И в конце концов этот батальон был послан на усмирение взбунтовавшихся каталонцев. После этого инцидента рыцари стали откупаться от обязанности нести военную службу. Как и в случае Тевтонского ордена, члены которого воевали за интересы австрийского престола, батальон испанских орденов не представлял собой группу рыцарей-монахов, защищавших христианское дело, набранные туда люди просто были обязаны защищать территории своего светского государя. В 1775 году три полка, содержавшихся Алькантарой, Сантьяго и Монтесой, послали на осаду Алжира всего 468 человек. Испанские ордена превратились в анахронизм. Что же касается португальских орденов, то они перестали существовать в 1820–1834 годах, а владения всех трех кастильских орденов были конфискованы в 1835 году.
Вклад военно-монашеских орденов в священную войну в 1312–1798 годах был, несмотря на все, довольно существенным. Участие орденов в отдельных крестовых экспедициях и в испанской Реконкисте было ограничено временем и местом, успехи Тевтонского ордена, какими бы значительными они ни были, по колонизации и обращению в христианство прибалтийских племен в конце концов забылись, но защита Родоса и Мальты и их сопротивление туркам навсегда вошли в историю. Национальные интересы всегда превалировали над идеалами крестоносного движения, и в обновляющемся мире военно-монашеские ордена могли сохраниться только там, где им удавалось удержать собственную территориальную базу, создать полусветскую теократию и поддерживать хотя бы видимость ведения ими священной войны и ее необходимости христианскому миру, что позволяло им владеть землями в других странах и получать оттуда доходы. К концу истории военно-монашеских орденов в такой ситуации находились только госпитальеры и, в гораздо меньшей степени, тевтонские рыцари.
После XVI века лишь Мальтийский орден имел позитивную военную стратегию, определяемую его командирами. (Правда, орден святого Стефана продемонстрировал, что региональная организация под разумным и твердым руководством может успешно продолжать крестоносные традиции и использовать старинные рыцарские ценности в современных военных и военно-морских целях.) Из всех военно-монашеских орденов только орден госпитальеров не претерпел существенных изменений с 1312 по 1798 год. Госпитальеры имели свое собственное островное государство, что и обеспечило им столь долгое и стабильное существование. Правда, жизнь госпитальеров находилась в прямой зависимости от доходов европейских отделений ордена. В 1413 году братья даже пригрозили покинуть Родос, если они не получат финансовую поддержку из Европы, и согласились остаться только после прибытия денег из Англии. В 1792 году их финансовая база была подорвана конфискациями владений ордена, и вскоре после этого Мальту захватил Наполеон. Остальные же ордена были озабочены главным образом вопросами собственного выживания в качестве закрытых аристократических корпораций. А чисто национальные ордена и некоторые национальные приорства или отделения интернациональных орденов были подавлены и инкорпорированы светской властью.
Военно-монашеские ордена были частью ancient r?gime (старого режима), обреченного на отмирание. Конфискации и другие репрессивные меры, проводившиеся против военных орденов Наполеоном и победителями Великой французской революции, поставили точку в военной деятельности этих организаций. Однако в течение еще некоторого времени продолжали существовать орденские женские монастыри и священники и даже вынашивались планы возрождения и восстановления орденов – иногда в виде аристократических братств или масонских и эзотерических групп. Хотя и после 1798 года некоторые, ордена, превратившись в невоенные благотворительные пли эзотерические организации, еще продолжали существовать, время их ушло безвозвратно. В историю же они навсегда вошли как явление, оказавшее огромное влияние на политические и культурные процессы, происходившие в средневековой Европе.
Глава 14
Крестовые походы как источник тем и образов в искусстве и общественно-политической жизни XIX и XX веков
ЭЛИЗАБЕТ СИБЕРРИ
После Карловпцкого мира с турками 1699 года Центральной Европе больше не грозило скорое турецкое нашествие. И в спокойной обстановке стало возможно взглянуть на мусульманский Восток с беспристрастным интересом. В 1763 голу были опубликованы письма жены британского посланника при Османском дворе в Константинополе леди Мэри Уортли Монтагю (1689–1762), подробно описывавшие жизнь турок. Эти письма сейчас же привлекли к себе внимание и стали пользоваться большой популярностью. Был даже создан клуб «Диван», в котором собирались те, кто бывал в Османской империи. Наступила мода на все восточное. Примером этого могут служить появление оперы Моцарта «Похищение из сераля» (1782) и успех у читателей переводов сказок из «Тысячи и одной ночи». Эта мода проявилась даже в архитектуре садов. Так, в садах XVIII века в Пэйнсхилле в Сюррее был сооружен турецкий шатер.
Египетская кампания Наполеона 17.58 года еще больше подогрела любопытство к Востоку. С армией Бонапарта в Египет попали писатели и художники, инженеры и ученые – астрономы и геометры, химики и минералоги, топографы и ориенталисты. Ученые публиковали свои исследования, они стремились поближе разглядеть знаменитые места, упоминаемые в Библии, делали зарисовки, описи, проводили научные эксперименты, писали статьи. Писатели, поэты и художники вдохновлялись новооткрытой древней страной и Востоком вообще. Примеров тому множество, назовем только французских поэтов Альфонса Ламартина и Жерара де Нерваля, английского романиста Энтони Трол-лопа, художников Давида Робертса, Эдуарда Лира и Жана-Леона Жерома. Интерес к мусульманской культуре, истории и религии привел также и к тому, что начиная с 1820-х годов появился ряд научных орпенталпстских обществ. С годами путешествовать становилось все легче и безопаснее, и количество посетителей Востока, вооруженных путеводителями, увеличивалось на глазах.
Этот бурный интерес к Ближнему и Среднему Востоку уже был неоднократно исследован п описан. Однако один его аспект избежал внимания, а именно – отношение к крестоносному движению как к историческому явлению и источнику образов и тем в культуре. Историки XVIII века относились к крестовым походам скептически, как п ко всему Средневековью вообще и к рыцарству п концепции куртуазпп в частности. Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи» писал, что крестовые походы скорее задерживали «взросление» Европы, а не способствовали ему, отвлекая в чужие страны силы, необходимые дома. Вольтер также отзывался о них неодобрительно, а шотландский историк Уильям Робертсон называл крестоносное движение «памятником человеческой глупости», хотя и признавал некоторые положительные его стороны, такие как содействие развитию торговли п итальянских городов.
Ученые XIX века тоже зачастую относились к крестоносному движению критически, но все же они рассматривали его в более положительном свете. Многие из них видели в крестовых походах проявление христианской доблести в борьбе с экзотическими мусульманскими противниками. Нам представляется чрезвычайно интересным рассмотреть представления люден XIX – начала XX веков о крестоносном движении, ведь они во многом также характеризуют и современные взгляды на Ближний Восток и на Средневековье.
Начнем с тех, кто сам побывал в Святой Земле. Хотя интерес путешественников в первую очередь привлекали места, связанные с библейскими событиями, наследие крестоносцев тоже не было обойдено вниманием туристов. Не все относились к крестоносному движению сочувственно; так, Эдуард Дэниел Кларк в опубликованной в 1812 году книге «Путешествия по различным странам Европы, Азии п Африки» («Тгаvel in Various Countries of Europe, Asia and Africa») писал; «Распространенная ошибка – считать все магометанское варварским, а христиан того периода – более культурными, чем они были на самом деле. Подлинное внимание к истории может показать, что сарацины, как их называли, на самом деле были просвещеннее захватчиков, и нет никаких доказательств того, что они получали удовольствие от разрушений… Коварство и постыдное поведение христиан во время войн в Святой Земле трудно превзойти».
Однако большинство из тех, кто побывал на Востоке п писал о нем, не столь отрицательно относились к крестоносному движению. Французский писатель п историк Шатобриан в июле 1806 года выехал пз Парижа, в сентябре прибыл в Константинополь, а 7 октября – в Иерусалим. По возвращении во Францию он описал свое путешествие в книге «Путевые заметки. От Парижа до Иерусалима» («Itin?raire de Paris ? Jerusalem»), которая была опубликована в 1811 году н стала в начале века самой популярной книгой о Палестине. В течение трех лет она переиздавалась двенадцать раз. Когда Шатобриан был маленьким, его мать читала ему рассказы о рыцарях и рассказывала о его предке Жоффруа IV де Шатобриане, участвовавшем в крестовом походе Людовика IX. И в заметках Шатобриана то и дело встречаются упоминания о крестоносцах: «Мы ехали к Иерусалиму под знаменем креста. Я, может быть, буду последним французом, отправляющимся в Святую Землю с идеями, чувствами и целями пилигрима». Шатобрпан неодобрительно отзывался о тех, кто сомневался в нравственной оправданности пли справедливости крестовых походов, и, кажется, не очень симпатизировал мусульманам, да и не понимал их. В Иерусалиме он прочитал «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо. Эта поэма была невероятно популярна, выдержала множество переизданий и была переведена на многие языки; к ней относились почти как к первоисточнику. Вершиной же паломничества для Шатобриана стало посвящение его в рыцари Гроба Господня на гробнице Христа ударом меча (плашмя) Готфрида Бульонского. При посвящении он, в полном вооружении, поклялся присоединиться к другим рыцарям, воюющим за возвращение христианам Гроба Господня. Судя по рассказам других путешественников того времени, эта церемония стала почти стандартной для приезжавших в Иерусалим знатных европейцев, и главными предметами при ее совершении были шпора, цепь и меч Готфрида Бульонского; после совершения ритуала новый рыцарь устраивал праздничный пир за свой счет. Все это происходило в мусульманском городе и было не лишено иронии. Один очевидец писал, что такие трогательные обряды совершались «прямо под носом мусульманских эфенди [господ], сидящих на ступенях, спокойно покуривающих чубуки или пьющих шербет, в полном неведении о смысле произносимых клятв и обещаний».
Немалое внимание уделил крестовым походам п будущий премьер-министр Англии Бенджамин Дизраэли. В 1831 году в возрасте 27 лет, за шесть лет до его избрания в палату общин, он совершил большое путешествие, посетив Константинополь, Каир и Иерусалим. В последнем, кроме обычных достопримечательностей, Дизраэли осмотрел и гробницы франкских королей. После возвращения в Англию он сохранил интерес к Востоку, и последний стал местом действия нескольких его книг, в том числе «Танкреда» (1847), последнего тома трилогии о «молодой Англии», имевшего подзаголовок «Юный крестоносец». Герой этой книги – молодой дворянин, пользующийся всеми благами богатства и власти. В какой-то момент, однако, он решает отказаться от соблазнов богатства и власти и отправиться в паломничество в Святую Землю по примеру одного из своих предков, участвовавшего в крестовом походе и, по семейной легенде, спасшего жизнь Ричарда Львиное Сердце. В романе описываются висящие в доме Танкреда в специальной комнате, называемой «крестоносной галереей», гобелены, на которых запечатлены подвиги этого крестоносца. Дизраэли жалуется: «Больше шестисот лет назад она [Англия] послала своего короля и цвет своего народа на спасение Иерусалима от тех, кого считали неверными, а теперь, вместо организации третьего крестового похода, они тратят свою бьющую через край энергию на сооружение железных дорог». Упоминания о крестовых походах встречаются и в других романах Дизраэли. Например, в «Конингсби» на костюмированной церемонии в Итонском колледже появляются «герои Гроба Господня», и маркиз замечает: «Не разум вызвал сарацин из пустыни на завоевание мира – разум вдохновлял крестовые походы… Человек только тогда велик, когда он действует по зову страстен, которые можно обуздать только воображением».
Американский писатель Марк Твен во время своей поездки по Святой Земле посетил место сражения при Гаттине («Простаки за границей», 1869). Он довольно сдержанно отнесся к чудесам искусства итальянского Возрождения, но меч Готфрида Бульонского произвел на него сильное впечатление: «Ни один клинок христианского мира не обладает такой притягательной силой, как этот, – ни один клинок из всей этой ржавчины в наследственных залах Европы не может вызвать такие романтические видения у тех, кто смотрит на него… Он пробуждает в человеке память о священных войнах, спавшую в нем годами, и наполняет его мысли одетыми в броню образами… Он говорит с ним о Балдуине н Танкреде, и благородном Саладине, и великом Ричарде Львиное Сердце».
Германский император Вильгельм тоже посетил Святую Землю, Египет и Сирию. Это путешествие организовал для него в 1898 году Томас Кук. Целью поездки было присутствие на освящении церкви Спаса в Иерусалиме, построенной немецкими протестантами. В Иерусалиме император нанес визит и только что организованной общине немецких тамплиеров. Представляя себя крестоносцем или, по крайней мере, наследником крестоносцев, он пожелал въехать в старый город верхом на коне. По традиции, так могли въезжать только победители, захватившие город, и, для того чтобы император мог осуществить свое желание, городская стена около Яффских ворот была разрушена, а крепостной ров засыпан. И, таким образом, Вильгельм въехал в город верхом, но не через ворота. Для большего эффекта император был одет в парадную фельдмаршальскую белую форму. В Дамаске он возложил на гробницу Саладпна атласное знамя и бронзовый лавровый венок с надписью «От одного великого императора – другому». Этот венок был привезен в Англию Т. Э. Лоуренсом в качестве трофея после первой мировой войны п теперь выставлен в военном музее г, Лондоне.
Лоуренс и сам, конечно, интересовался крестоносным движением, Темой его курсовой работы в колледже были замки крестоносцев и один из его предков – сэр Роберт Лоуренс, который был рядом с Ричардом I во время осады Акры. В «Семи столпах мудрости» Лоуренс писал: «Я чувствовал, что еще один взгляд на Сирию поможет мне понять стратегические идеи, переданные мне крестоносцами и первым арабским завоеванием, и приспособить их к двум новым факторам – железным дорогам и Мюррею на Синае». Когда он умер, И.М. Форстер в некрологе вспоминал, что в Аравии и потом во время службы в авиации Лоуренс был буквально одержим идеей крестового похода, участники которого покидали одну страну для совершения подвигов в другой.
В 1830–1850-х годах в Святой Земле появились консулаты европейских государств – Великобритании (1838), Франции, Сардинии и Пруссии (1843), Австрии (1849) и Испании (1854). Британский консул Джеймс Финн, живший в Палестине с 1845 по 1863 год, в своих мемуарах красочно описал соперничество между представителями разных стран, во многом ведущее свое происхождение еще от соперничества крестоносцев разных национальностей. Для утверждения своих позиций консулы даже обращались к крестоносному прошлому своих стран. Французский консул настаивал на своем первенстве на том основании, что французский король являлся «защитником христиан на Востоке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49