А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она посчитала, что, вероятно, видела его где-то и ей показалось, что он был похож на того мужчину, с которым она едва не столкнулась сегодня у витрины магазина. Да, это определенно был он. Чепуха. В таком состоянии она могла вообразить все, что угодно. Но, может, это был он. Пленка, неожиданно подумала она. О, конечно, нет.
Поднявшись по лестнице, она обнаружила, что оставила дверь незапертой.
– Нервы, – произнесла она громко и уверенно. – Ты никогда не делала этого раньше. Ты просто ни о чем не думаешь. – Она снова начала дрожать. Температура, должно быть, упала очень низко. Нет, не может быть. Это снова нервы. Она уговаривала себя: – Выпей немного горячего чая и поешь. У тебя во рту не было ни крошки после завтрака.
Грея руки о чашку, она сидела, глядя в холодное небо.
Тонкие облака проплывали над бледным, заходящим солнцем. В окружающей ее тишине и пустоте раздавалось громкое тиканье кухонных часов. Выпив чаю, она встала и начала ходить взад и вперед по гостиной. В памяти проносились события сегодняшнего дня. Было еще что-то, но что? – о чем она собиралась подумать.
Да. Она собиралась подумать о Джилл. «Она так молода, – сказал Питер. – Ее детство кончилось только вчера».
Это правда. «И сейчас она страдает из-за меня. Почему она, такая молодая, должна страдать? Для этого будет время и позже, когда она станет старше. Достаточно времени… Больше нет той причины, по которой она не могла приходить сюда. Никакой причины совсем».
Дженни едва уловимо начала ощущать, какая произошла перемена: любовник, муж потеряны, а дочь найдена. Планы смешались и были изменены, словно по указанию кого-то свыше, будто бы свободной воли и вовсе не было. «Не так ли, Дженни? Все надежды утрачены, ушли в песок! Каждый создает себе образ другого человека, как я – образ Джея, но насколько он соответствует истине? Да и в самом деле, может ли даже образ самого себя быть правдивым?»
Через некоторое время решение было принято само собой. Она подошла к телефону и позвонила Питеру в отель.
– Я подумала о том, о чем ты просил меня, – сказала она ему. – Передай Джилл, чтобы она не переживала и приходила на ужин – ты называешь это обед – завтра.
– О! – воскликнул Питер. – Не к тебе?
– Нет, сюда, ко мне, не в ресторан. Мы все втроем, в шесть.
– Дженни, с ним все кончено? Она ответила твердо и спокойно:
– Да, и я не хочу говорить об этом.
– Сочувствую тебе, Дженни. Я искренне сочувствую тебе, поверь. Но я не могу не чувствовать и небольшую радость тоже. За Джилл. И она будет так счастлива, когда я скажу ей. – Он был тронут почти до слез. Дженни представила улыбку, собравшую морщинки возле его глаз. – Господь благословит тебя, Дженни. У меня было предчувствие, что мы сможем убедить тебя в конце концов.
Она положила трубку на стол рядом с телефоном, где лежала стопка деловых бумаг, принесенных из офиса.
Тебе бы следовало просмотреть их, сказала она себе. Приступай к работе. Возвращайся к привычным вещам. У тебя нет другого выбора.
Но боль лежала на сердце камнем.
ГЛАВА 12
Благодаря усилиям Питера маленький ужин, который начался так напряженно, стал в конце концов оживленным. Он добавил бутылочку вина к несложному меню Дженни, состоявшему из салатов, цыпленка и фруктов. Он принес небольшой букет цветов в прозрачной обертке. Широкий жест, так характерный для него, заставил ее почувствовать легкое раздражение; он поступал так же, как и раньше, как помнила она, словно цветы действовали, как лекарство, как своего рода бальзам. Однако они очень украсили простой стол.
Джилл принесла одно из тех дорогих пирожных, сделанных из орехов и шоколада, которые продают в европейских кондитерских в восточном районе города. В противоположность Питеру, она казалась скованной, у нее был беспокойный взгляд человека, приносящего подарок в дом, погруженный в траур, предлагая его полуизвиняющимся бормотанием.
Питер, должно быть, нарисовал себе мрачную картину: Дженни, совершенно павшая духом.
Именно он начал вести разговор, старательно избегая личных тем. Он, очевидно, решил, что еда будет спасительной темой, и начал развлекать их анекдотами о печеных моллюсках в Мэне, змеином мясе в Гонконге, о венском торте «Сашер», который, сказал он, ему совсем не понравился.
– Пересушен, как мне показалось.
Джилл говорила совсем мало, так мало, что Дженни начала думать, что, несмотря на то, что говорил Питер, ее все еще переполняло возмущение. Или, возможно, только боязнь сказать лишнее? Сейчас вдруг она заговорила:
– У меня получается совсем не сухой. У меня есть превосходный рецепт этого торта. Да я в любом случае вытаскиваю пирожное из духовки на пять или шесть минут раньше, чем указано в рецепте.
Как-то эта молодая модная девушка в коротенькой черной юбке, высоких черных сапожках с длинными красными накрашенными ногтями не походила на того человека, который всегда достает пирожные из духовки.
– Так ты умеешь готовить? – с любопытством поинтересовалась Дженни.
В этот раз Джилл посмотрела прямо на нее.
– Я неплохо готовлю. Мы с мамой закончили курсы.
– Мне кажется, это так чудесно. У меня ничего не получается. Я не очень-то хорошо готовлю, – сказала Дженни, радуясь, что Джилл начинает понемногу раскрываться. У Дженни возникло чувство, будто она взяла новую книгу с книжной полки и начала ее читать.
– Но ведь ты же не можешь находиться в одно и то же время на кухне и в суде.
И Дженни, понимая, что этот комплимент был шагом к примирению, улыбнулась.
– У меня нет никаких извинений. Я могла бы найти время, если бы постаралась.
Питер, увидев, что разговор начал потихоньку теплеть, явно желал поддерживать его и добавил бодро:
– Я вижу, сколько папок с делами там на столе. Ты ничего не говорила мне о том, чем конкретно занимаешься?
– Дженни является защитницей женщин, разве ты не знал? Бедных женщин, работающих женщин, униженных женщин, – быстро ответила Джилл.
Дженни показалось, что в голосе Джилл прозвучало восхищение; это взволновало ее, и, припомнив вдруг замечания Джилл во время их неудачного обеда о защите окружающей среды в Нью-Йорке, она ответила так же быстро.
– Это действительно самое главное из того, чем я занимаюсь, но я также выполняю кое-какую работу по охране окружающей среды. Именно сейчас я, можно сказать, в самом центре борьбы.
Внезапно появились страх и тревога: если она была в центре борьбы, она должна заниматься этим делом. Четыре дня прошло после смерти Джорджа. Наверняка пленка с записью уже у Мартина, и, может быть, у него появились какие-то версии по поводу смерти Джорджа. Почему она не получала от него никаких известий? Она со страхом подумала, что ей следовало бы поговорить с Артуром Вулфом или с тем, кто занял место Джорджа, а что еще она могла сделать в сложившихся обстоятельствах?
И она сказала глухим голосом, слова вырвались совершенно непроизвольно:
– Вчера был похоронен Джордж.
Изумленный Питер поинтересовался, кто был Джордж.
– Не бойтесь, я не потеряла рассудок, – сказала она. – Я просто подумала вслух.
Теперь вполне естественно для нее было объяснить все про Джорджа. Вот так, не называя имен других людей и места действия, Джейни начала рассказывать историю Грин-Марч.
Эти двое слушали завороженно. И самой Дженни казалось, что она рассказывала с такой страстью, словно это был случай из жизни ребенка или женщины, с кем обошлись несправедливо. Джилл и Питер, не произнеся ни слова, закончили еду, помогли убрать с маленького стола и взяли кофе с собой в гостиную, а Дженни продолжала говорить все это время.
– Я очень волнуюсь. Я считаю эту работу по сохранению природы очень важной, такой же важной, как моя работа по защите прав женщин. Если мы не остановим процесс уничтожения наших озер и гор ради выгоды, то женщин или для мужчин тоже не останется никаких прав, ведь так? Ох, если бы я была богатой, я бы покупала и покупала землю и отдавала ее под охрану государства! То место такое красивое, просто сердце начинает болеть при мысли о том, что они хотят с ним сделать.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – с возмущением подхватила Джилл. – Все газеты у нас дома постоянно сообщают о подобных делах, описывая множество судебных тяжб о сохранении земли и воды. Представляете, они вырубают кедры в Калифорнии? Деревья, которые росли тысячелетия? У меня кровь кипит от возмущения.
Питер всплеснул руками, словно ему пришла в голову новая идея.
– Я сижу здесь и вот о чем думаю: здорово было бы, если бы мы вместе могли провести лето где-нибудь на Западе, в Калифорнии, стране красных кедров, или даже в Санта-Фе, можно было бы нанять джип и попутешествовать. – Он взглянул на них обеих. – Может быть, это невозможно… Я не знаю. Я только подумал… – закончил он как-то тоскливо.
И Дженни подумала: «Ты слишком спешишь». Это так типично для Питера, но его побуждение было достойно похвалы, и было замечательно, что они действительно могли разговаривать все вместе сейчас, а не один на один друг с другом.
Это была не просто болтовня, а разговор по существу; и Дженни начала ощущать, как ее мускулы стали терять напряжение. Ее плечи расслабились, и она откинулась на спинку софы. Рука Джилл лежала рядом с ее рукой; было какое-то трогательное несоответствие между узкими, красивыми пальцами и яркими ногтями девочки и ее разумными речами.
– Разве можно поверить, что кто-то хочет построить торговый комплекс на полях сражений Гражданской войны? Ведь разрушают Аризонскую пустыню, там скоро ничего не останется… Послушай, Дженни, тебе нужно продолжать эту борьбу. Ты просто обязана. – Глаза Джилл возбужденно блестели.
Что-то шевельнулось внутри у Дженни, растущая гордость и самоуважение. События последних нескольких дней, ее поведение, ее провал – все это как-то унижало ее; так болезненно было чувствовать себя ничтожной, отвергнутой, какой-то маленькой в сравнении с этими двумя людьми. Сейчас она разговаривала с ними уверенно, и они слушали.
– Я буду продолжать вести эту борьбу, – повторила она, а потом пришлось добавить: – Хотя, может, именно эту я-то и должна буду оставить, но будут и другие битвы.
– А почему не эта? – спросил Питер.
– Есть целый ряд причин, долго объяснять.
– Ответь только на один вопрос: есть ли какая-нибудь опасность для тебя, если ты продолжишь эту борьбу?
– Нет, я так не считаю.
– Как ужасно все, что случилось с этим человеком в автомобиле. Тебе нужно быть осторожной, – предупредительно сказала Джилл.
«Девочка действительно тепло относится ко мне, – подумала Дженни, – это заметно по ее голосу, он звучит не фальшиво. Она просто так и думает».
– Я буду осторожной. – Она улыбнулась Джилл, думая, что всего несколько дней назад ей хотелось умереть. «Сейчас я не хочу. Мама потеряла всех во время гитлеровской оккупации и все же выжила, несмотря ни на что».
Джилл улыбнулась в ответ. У Питера было мирное, умиротворенное выражение на лице. В какое-то мгновение Дженни показалось, что они все трое как одна семья, отдыхающая спокойно вечером дома после хорошего обеда.
Такие странные повороты судьбы! Совсем недавно ее переполняло чувство праведного гнева, а сейчас она думала, как добр был Питер, как мила Джилл.
Джилл взглянула на свои часики.
– У меня завтра зачет по истории, и мне еще много нужно сделать сегодня вечером.
Дженни сразу встала.
– Конечно, Питер, ты не закажешь такси для нее?
– Я лучше провожу ее до общежития. – Он положил руки на плечи Дженни, повернув ее к себе. – Я хочу, чтобы ты знала: сегодня был чудесный вечер. Чудесный. – Его переполняли чувства. – Мы никогда не забудем его, никто из нас.
– Нет, – подхватила Джилл. Она колебалась некоторое время, прежде чем спокойно сказать: – Я очень сожалею, что причинила тебе столько беспокойства, Дженни. И я знаю, это все из-за меня.
Это была трогательная мольба о прощении. Гордое молодое лицо казалось таким, каким оно, должно быть, было в детстве, – печальным и угрюмым, с темными кругами под глазами и подвижными губами, то искривленными от гнева, то расплывающимися в улыбке. Кто из ее предков обладал такой изменчивой натурой?
– Ох, – отозвалась Дженни, намеренно неопределенно, – одной какой-то причины не бывает. Все уходит в прошлое.
– Но я все разрушила. Я знаю это. Я уже сказала Питеру.
– И я тоже внес свою долю, – грустно добавил он. Оставалось только согласиться, сколько себя ни вини, а ничего уже не вернешь. Здесь все были виноваты, каждый по-своему. Так что Дженни, махнув рукой и чувствуя, что надо что-то сказать, произнесла:
– Прошлого не вернешь. Джилл заговорила:
– Мне бы так хотелось остаться, ведь еще так много нужно сказать.
– Может быть, вы сможете встретиться вдвоем как-нибудь днем, – предложил Питер.
Джилл быстро откликнулась:
– Я могу завтра. У меня уроки заканчиваются в час. – Она торопилась. Она хотела укрепить новые отношения. – Мы могли бы пойти куда-нибудь. – В музей, Метрополитен. Мы можем все осмотреть и попить чаю.
Дженни собиралась идти на работу. Достаточно она уже скрывалась дома, залечивая свои раны, хватит. Дайна звонила ей и сообщала о делах. Она должна, к тому же, связаться с окружным прокурором. Ее удивляло, что она ничего не знала о деле.
Но в лице Джилл была такая мольба, еще один день ничего не решает.
– Хорошо. Мы встретимся у входа перед лестницей, если погода будет плохая.
Она слышала, как они спускались вниз, и подошла к окну посмотреть, как они выйдут из дома и пойдут к проспекту. И снова у нее возникло это странное чувство: «Мы связаны, соединены, мы принадлежим друг другу». Эта мысль пришла ей в голову и тут же исчезла. Но она продолжала смотреть, пока они не исчезли из виду.
Темно-синее небо нависло над городом; облака быстро проносились мимо, скрывая звезды. Завороженная движением на небе, она размышляла: «Нам нужно чаще смотреть вверх. Это умиротворяет и расставляет все по своим местам. По крайней мере, пока смотришь на небо». Она уже собиралась опустить жалюзи, когда что-то привлекло ее внимание. Мужчина стоял в свете уличного фонаря, глядя вверх на окна. Было абсурдно думать, что он смотрел именно на ее окна. Конечно. Он остановился, чтобы только поднять воротник своего пальто. Потом он пошел, направляясь к реке.
«Господи, опять мои нервы. Они совершенно расшатались, – подумала Дженни, – хочу я признать это или нет».
Она попыталась сосредоточить все свои мысли на Джилл, но часто отвлекалась. Они смотрели на египетские мумии, которым было четыре тысячи лет, муж с женой стояли вместе, она обвила рукой его за талию, а он обнял ее за плечи. Вечная любовь мужчины и женщины! Внезапно Дженни вспыхнула от возмущения, кровь прилила к ее щекам и застучала в висках так, что ей даже пришлось сделать усилие над собой, чтобы говорить спокойно.
– Ну, мы достаточно посмотрели? Мне бы хотелось где-нибудь посидеть и выпить чаю.
– Ты устала? Я заставила тебя ходить слишком много? – Девушка забеспокоилась; это было неподдельное беспокойство, как в тот первый вечер, когда она думала, что Дженни была близка к обмороку.
– Нет, нет, конечно, нет. Я же не инвалид. – Затем, пытаясь скрыть свое нетерпение, Дженни быстро добавила: – Ты так добра, Джилл.
– И ты тоже.
– Я стараюсь, – серьезно заметила Дженни.
– Нет, ты хорошая. Я знаю это, теперь я это лучше понимаю. Я действительно понимаю, и хочу, чтобы ты это знала, – ответила Джилл с такой же серьезностью.
Дженни заказала чай и смотрела на сидевших кругом людей. Если бы здесь было окно, то Джилл смотрела бы в него, подумала Дженни. «Я уже начинаю узнавать ее привычки, она любит играть с длинными цепочками; сегодня она надела две нитки ярко-оранжевых, покрытых глазурью бус, которые гладко скользят и звенят, стукаясь друг от друга»
Вдруг Джилл, глядя на Дженни, сказала:
– Я рада, что ты снова любишь Питера.
– Почему ты так считаешь?
– Ты больше не сердишься на него, а ведь ты была ужасно зла, когда он впервые позвонил тебе.
– Не сердиться и любить – разные вещи.
– Но ты любишь его, я бы сказала это вчера вечером.
– Это просто, кажется тебе, потому, что мы так чудесно провели время.
– Более чем чудесно. Это было прекрасно. Разве ты не считаешь, что было прекрасно? – настаивала Джилл.
Настойчивость девочки смутила Дженни. Она медленно помешивала чай с молоком и подыскивала более или менее подходящий ответ.
Наконец она сказала:
– Хорошо, что мы собрались вместе.
– Но разве это не поразительно? Я имею в виду, подумай только! Мы были как семья. Мы были семьей.
Когда прошлым вечером эта же мысль проскользнула в голове у Дженни, она прогнала ее как преувеличение. Теперь эта мысль встревожила ее.
– У тебя уже есть семья, Джилл, – сказала она твердо, как предупреждение.
– Я знаю, что мне очень повезло. У меня было чудесное детство, и я все еще ощущаю тепло своего дома. Мне не пришлось стать взрослой за одну ночь, как тебе, и я очень, очень благодарна за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34