А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ну, как дела? – Джесмайн пригласила его сесть и познакомила с Рашелью.
– Не знаю пока, жду извещения, – ответила она на вопрос Грега Ван Керка.
Рашель натянуто улыбнулась и протянула Джесмайн письмо:
– Отруби мне голову, как вестнику беды!
– Ну вот… – без всякого выражения сказала Джесмайн.
Она посмотрела за окно, где собрались под дождем женщины, ее сестры, защищающие свои права. В Египте такая демонстрация была бы невозможной – не полицейские, а отцы и братья этих юных женщин не выпустили бы их из дома или пинками вернули бы домой.
На таких демонстрациях собирались женщины, сплоченные гневом и ненавистью к своим обидчикам-мужчинам.
Джесмайн довелось быть жертвой – жертвой насилия Хассана аль-Сабира, жертвой несправедливости собственного отца. И сейчас она стала жертвой, ее надежды и планы независимой жизни будут разрушены американскими политиканами, а политика в мире – это тоже смертоносная мужская забава.
Джесмайн хотела быть врачом, потому что врачи властны над жизнью и смертью. Она надеялась, что с этой профессией никогда больше не станет бессильной жертвой мужского насилия или несправедливости.
– Ну послушай, Джес, – сказала Рашель, – с этим надо примириться. Уедешь в Египет, а когда обстановка изменится – вернешься.
– Я не могу, – ответила Джесмайн.
– Ну что ж, – сказал Грег Ван Керк, вытянув и скрестив длинные ноги, – если в Египет вы вернуться не можете, остается одна лазейка.
– Какая?! – в один голос спросили Джесмайн и Рашель.
– Выйти замуж за американца. Рашель нахмурилась:
– Служба иммиграции проводит в таких случаях тщательную проверку.
– Конечно, – возразил Грег, – нельзя выйти замуж за первого встречного. Надо будет прожить вместе два года, или Служба иммиграции сочтет брак фиктивным.
– Как же быть? – беспомощно спросила Джесмайн. – Ты действительно думаешь, Рашель, что я могу так поступить?
– Почему бы нет? В Египте ведь выходят замуж за иностранцев.
– Это другое дело, Рашель. И если решиться, то за кого же?
Грег потянулся, и его рубашка вылезла из джинсов. Он заправил ее и небрежно сказал:
– Ну что ж, наверно, сойду и я. У меня нет других дел на этот уик-энд.
Джесмайн уставилась на Грега, думая, что он шутит. Увидев, что он серьезен, она спросила:
– Но если я сейчас выйду за американца, уже получив накануне извещение от иммиграционной службы, то это же их не обманет.
– А кто докажет, что ты получила извещение? Оно пришло на наш адрес, – возразила Рашель.
– Я не могу солгать.
– Разве это ложь? Я его распечатала и показала тебе, но ты его не получала! Слушай, Джес, по-моему, тебе надо решиться на это. Более основательного довода для замужества не сыскать.
– Конечно, – вставил Грег, – если вы считаете брак священным, тогда другое дело…
– Нет. В Египте это не так. У нас это сделка, контракт.
– Так я и предлагаю вам сделку, – возразил Грег.
– Но что получите вы? Потеряете свободу…
– Ну, мне не приходится отбиваться от девушек, стремящихся выйти за меня замуж. Я занят учебой, моя задача – поскорее получить диплом и работу. Пока что я студент без гроша в кармане. Самое приятное для меня в нашем браке будет ваша чудесная машина. Вы мне ее будете давать на уик-энд. Вот что я получу!
– Вы шутите! А серьезно?
– Повторяю: я нищий студент, вы – обеспеченная женщина. Если мы будем жить вместе, я не буду платить за квартиру и смогу платить за учебу без поденной работы. А вы останетесь в Америке, и мы проведем этих подонков из ФБР. Сможете даже сохранить свое девичье имя, только, пожалуй, надежнее сменить его.
Джесмайн задумалась. Неужели выход найден? Грег беспечно продолжал:
– Ну, вот вам мои анкетные данные: родился в Сент-Луисе, учился в католической школе, где сестра Тереза установила, что из такого бездельника ничего путного не выйдет. Во Вьетнаме не воевал – у меня диабет, я сам себе делаю инъекции. Учусь на антрополога, мечтаю поехать в Новую Гвинею и открыть там неизвестное племя. Родители мои геологи, ездят по всему свету, и я давно живу самостоятельно, сам себе готовлю и стираю. Я не признаю семьи, где жена прикована к кухонной плите, я – за них, – он показал за окно, где демонстрация феминисток постепенно рассеивалась под проливным дождем.
«Неужели, – думала Джесмайн, – возможен брак между мужчиной и женщиной – равными партнерами?» Она посмотрела на Грега, рыжие волосы которого буйно курчавились на потертом воротнике рубашки, и подумала, что впервые перед ней мужчина, который не смотрит на нее как на объект секса и производительницу младенцев.
– Я тоже расскажу о себе, – сказала она тихо. – Я была замужем в Египте и у меня ребенок.
Теперь Грег уставился на нее изумленно.
– Сын не принадлежит мне, я лишена прав на него. И я никогда не вернусь в Египет. (Харам, отверженная, – прозвучало в ее ушах. Не вспоминать!) Когда я покинула Египет, я сначала поехала в Англию к родным матери и получила наследство, которое мне завещал английский дедушка. Мои родственники, Вестфоллы, были добры ко мне и пытались мне помочь. Но я заболела – у меня была депрессия. – Джесмайн подумала о развивающейся депрессии своей матери Элис, о самоубийстве бабушки, леди Франсис. – Тогда тетя Марьям, бабушка Рашели, – продолжала она, – пригласила меня сюда, в Калифорнию. Я решила учиться на врача. Но… – она поглядела на Грега, – депрессия не прошла окончательно.
– Я заметил это. Я помогу вам избавиться от нее, – Грег чувствовал себя как рыцарь-избавитель на белом коне из сказки.
– И еще, – осторожно добавила Джесмайн, – мы станем по закону мужем и женой, но… я не могу…
– Не волнуйтесь, – поспешно перебил ее Грег, – мы будем просто двое работяг-студентов, живущих в одной комнате. Я буду спать на софе. И вряд ли иммиграционная служба ведет наблюдение в спальнях…
– Мы завтра же отпразднуем твою свадьбу в нашем доме, – воскликнула Рашель в полном восторге оттого, что проблемы подруги разрешились. – Куча моих родственников, друзей из университета позову! После такого торжества никакая Служба иммиграции не посмеет объявить брак фиктивным. А если они начнут разнюхивать, то уж моя мама и бабушка Марьям зададут им жару! А документы о браке оформите где захотите.
Грег одобрительно кивнул, и Джесмайн почувствовала, как под веселыми взглядами подруги и нового товарища тает окутывающая ее жизнь дымка меланхолии. И вспомнив, что теперь сможет работать у доктора Коннора, робко улыбнулась.
ГЛАВА 3
В Каире яростно задувал хамсин, но похоронная процессия, провожавшая гроб Джамала Рашида, была исключительно многолюдной – приехал проститься даже сам президент Саадат. От семьи Рашидов присутствовали только двое не пораженных болезнью мужчин – Захария и Ибрахим. Захария с душевной болью следовал за гробом человека, который украл у него Тахью… Она лежала больная в доме Рашидов, где заболели холерой все поголовно. Захария просиживал у изголовья Тахьи сутки напролет; ей уже стало легче.
Добрый и кроткий Захария не хотел радоваться смерти мужа Тахьи, но он считал, что Бог выполнил свое обещание. Когда Захария умирал в Синайской пустыне и Бог взял его в рай, Он дал Захарии обещание соединить его с Тахьей и вернул его на землю. Захария будет наконец вместе с Тахьей, он женится на ней до следующего Рамадана.
Хамсин продолжал неистовствовать, люди закрывали лица носовыми платками, ветер нес песок навстречу похоронной процессии, состоявшей, по обычаю, только из мужчин.
Ибрахим по-прежнему пребывал в мучительном раздумье. Почему холера поразила его дом? Оставалось загадкой, почему не заболели Захария и он сам. Непонятно было и то, что холера поразила всех в доме Рашидов, но при этом случаев заболевания не было ни в одном из соседних домов, ни во всем городе.
Хамсин, ветер пустыни, по-прежнему порывами налетал на процессию и бросал в лица песок. Ибрахим посмотрел на идущего рядом с ним Захарию. Все в этом юноше вызывало у мнимого отца раздражение. Он такой немужественный, странный. Омар тоже участвовал в войне с Израилем, доблестно сражался, получил рану. А Захария вернулся с какими-то россказнями о том, как он умер в пустыне и попал в рай.
Вот и кладбище; носильщики опустили гроб в яму, завалили камнем. Ибрахим вспомнил, что, провожая умершего, надо настроить себя на благочестивые мысли. Он стал думать о судьбе вдовы Джамала, Тахьи, которая еще не оправилась от болезни и даже не знает о смерти мужа. Забота о племяннице ляжет на Ибрахима – пять ртов, шестой на подходе. А доходы с хлопковых плантаций сокращаются, цены растут. Как он с этим справится? Надо снова выдать Тахью замуж за состоятельного человека. До следующего Рамадана надо сыграть свадьбу.
Ибрахим взглянул на небо и увидел странное явление, сопутствующее иногда сезону хамсина в Египте – «синее солнце».
Ватага репортеров ожидала в каирском аэропорту прибытия Дахибы, знаменитой танцовщицы Египта. Ходили разные слухи о причинах ее поездки в Ливан, вплоть до тайного аборта, но многие знали, что она ездила добиваться там публикации своей книги, которая в Египте была запрещена.
Не отвечая на вопросы журналистов, Дахиба, улыбаясь и кивая им, прошла к своему мужу, Камилии и маленькой Зейнаб. Она обняла Рауфа, подняла на руки и поцеловала Зейнаб и обратилась к Камилии:
– Ну, что же случилось в семье? Камалия рассказала ей о холере.
– Помогают только медсестра отца и медсестра из министерства здравоохранения. Умма не хочет никакой помощи. И меня не допускает. Хотя сама она тоже больна, но в постели не лежит.
– Мать всегда хотела делать все сама, – заметила Дахиба, и они заторопились к лимузину.
– А где Ибрахим?
– На похоронах Джамала Рашида. А потом он собирался в больницу к Элис. Она в частной клинике – заболела первая, и отец решил ее изолировать. Но потом заболели все, и дом на карантине. Столько народу – ведь вся семья собралась на праздник Шамм эль-Нессим. Ни одной кровати свободной!
– А где больница? – спросила Дахиба. – Поедем туда!
Элис открыла глаза; у постели ее сидел Ибрахим. Она чувствовала себя очень слабой. Ибрахим был в белом халате и прорезиненных медицинских перчатках; он показался ей усталым и даже постаревшим.
– Что со мной было? – тихо спросила она.
– Ничего, родная, теперь уже нет опасности.
– Я давно в больнице?
– Три дня. На шестой день болезнь уже проходит.
– А чем я больна?
– Холерой. Но все будет в порядке. Я назначил тебе курс антибиотика.
– Холера! – вскричала она в ужасе. – А вся семья? Мухаммед? Мой внук жив?
– Наш внук уже поправился, Элис. Все переболели, кроме Захарии, некоторые в слабой форме. Министерство здравоохранения исследует пищу и воду в нашем доме, потому что пока он единственный в Каире поражен холерой.
Он сжал ее руки:
– Аль хамду лилла – благодарение Богу, – что я сразу сделал тебе анализ. Когда холеру захватывают в самом начале, с ней нетрудно справиться.
– Когда мне можно будет вернуться домой?
– Как только ты окрепнешь, – он погладил ее волосы, жалея, что не может ощутить через перчатку их шелковистость.
Когда Элис стало плохо в приемной Ибрахима, он почувствовал, как боится ее потерять. Он поместил ее в дорогую частную клинику, а не в государственную больницу, где няньки не дозовешься, дежурил около нее каждый день. Элис почувствовала его нежность и прижала его руку.
– Смотри, сколько цветов прислали тебе друзья, – сказал он. Элис почувствовала нежность в его голосе, вспомнила встревоженное лицо у ее изголовья, когда она была в полузабытьи. Значит, любовь не умерла или Ибрахим вообще так добр с больными?
– Теперь я оставлю тебя, – сказал он, целуя ее в лоб. – Да хранит тебя Бог.
В приемной он с изумлением увидел Камилию и Дахибу. Ибрахим уставился на сестру с изумлением.
– Что ты глазеешь, как осел, сделай мне инъекцию против холеры, – сказала она, закатывая рукав.
Хамсин окутывал Каир пыльным облаком, почти не были видны минареты, с которых неслись традиционные, неизменные на протяжении тринадцати веков призывы к молитве:
Бог велик!
Бог велик!
Я признаю, что нет Бога, кроме Бога!
Я признаю, что нет Бога, кроме Бога!
Я свидетельствую, что Мухаммед Пророк Его.
Я свидетельствую, что Мухаммед Пророк Его.
Через молитву,
Через молитву
Достигнешь благодати.
Достигнешь благодати.
Бог велик!
Бог велик!
Нет Бога кроме Бога!
Медсестра Ибрахима Худа торопилась вынести подкладное судно; проходя мимо открытой двери спальни Амиры, она увидела старую женщину, распростертую в утренней молитве. Это зрелище не вызвало у девушки благоговейного чувства – точно так же пять раз в день простирались в молитве ее отец и братья, шестеро бездельников, сидящих весь день в кафе, а вечером садящихся за стол дома и поедающих обед, приготовленный Худой после целого дня работы в клинике. То-то они повозятся эту неделю с кастрюлями и сковородками – она целыми сутками работает теперь в доме доктора Ибрахима, и он, наверное, хорошо ей заплатит, а может быть, еще и подарит какую-нибудь красивую вещь. Но работы было много, и она устала. Вот сейчас закапризничал, отказываясь от завтрака, десятилетний Мухаммед. Он требовал, чтобы его кормила бабушка Нефисса, а той было плохо. Некоторые женщины уже почти поправились и могли ухаживать за больными, но Худе приходилось за ними все время наблюдать, чтобы они тщательно дезинфицировали судна, кипятили грязные простыни и так далее. Несоблюдение всех необходимых правил могло привести к распространению холеры за пределы дома Рашидов.
Трудно было сладить с упрямством миссис Амиры: она не позволяла открывать в доме окна, чтобы хамсин не принес в своем дыхании джиннов пустыни. Все-таки Худа была довольна, что согласилась помогать в доме доктора Ибрахима: она давно была в него влюблена и хотела увидеть, как он живет. Оказалось, что его дом – настоящий дворец!
Она поглядела на цветную фотографию красивой женщины над кроватью Мухаммеда. Мальчик похож на свою мать, только смуглый, а глаза синие – видно, что вырастет красавцем. Худа встала, чтобы унести тарелку– Мухаммед решительно отказывался от еды.
– Не будешь есть – не поправишься, – сердито сказала она и потянулась за подносом, но вдруг почувствовала боль в животе, колени ее подогнулись, и она упала с приступом рвоты. Мухаммед закричал, вбежала Амира.
– У тебя была тошнота?
– Нет, – еле выговорила Худа. Рвота без тошноты – признак холеры. Худа тоже заразилась.
Черный лимузин, утративший свой блеск в песчаном вихре хамсина, подъехал к дому на улице Райских Дев; Камилия и Дахиба ворвались в дом, даже не постучав, и увидели в холле Амиру, увязывающую в тюк грязные простыни.
– Святая Зейнаб дома на улице Райских Дев! – прошептала Дахиба и, быстро подойдя к матери, спросила: – Мама, почему вы не разрешаете открывать окна?
– Фатима, дорогая моя… – Амира не могла говорить, но справилась с собой и ответила: – Болезнь приносит ветер. Джинны пустыни проникнут в дом…
– Не джинны, а микробы, можешь увидеть в микроскоп брата.
– Джинны невидимы. Уходи, дочь, а не то заболеешь.
– Ибрахим сделал нам прививки.
– И Худе сделал, а она заболела.
– Иногда не действует, но очень редко. Пойдем, мама, я уложу тебя в постель.
– Нельзя тебе здесь оставаться, – неуверенно сказала Амира.
– Нет уж, мамочка, именно сейчас мне надо снова стать членом семьи. Не бойся, я возьму все в свои руки и справлюсь. Начнем с тебя, – нежно и властно обняв мать за плечи, Дахиба отвела ее в спальню и уложила в постель.
Амира больше не спорила. Откинувшись на подушки, она с облегчением вздохнула и прошептала:
– Благодарю тебя, Боже, что ты вернул мне мое дитя.
Когда Ибрахим приходил домой из клиники, он сразу обходил все спальни, проверяя состояние больных, раздавая таблетки тетрациклина. Хотя он и предупреждал Худу, что прививка дает гарантию только на восемьдесят процентов, он был огорчен, увидев, что болезнь ее не миновала.
Сегодня он прошел и на кухню, где женщины кипятили воду для питья и гладили выстиранные простыни, а Захра, бледная и усталая, готовила ленч для больных. Она уже переболела – у нее был легкий случай, потому что Ибрахим дал ей тетрациклин в первый же день болезни.
Обойдя всю кухню, Ибрахим и здесь не нашел следов «джинни», как сказала бы его мать, – источника болезни. Ибрахим и доктор Кхейр, районный инфекционист, ломали голову над «загадкой дома Рашидов». Почему не заболели Захария, Ибрахим и грудные дети? Это было совершенно непонятно. Но теперь можно было предполагать, что источник инфекции находится вне дома на улице Райских Дев, хотя и неподалеку, – доктор Кхейр зарегистрировал еще шесть случаев холеры в том же районе.
– Захра, – мягко спросил Ибрахим, – вы моете руки с мылом, как я вам сказал?
– Да, хозяин. Сто раз в день! Посмотрите, – она протянула ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49