Прошло много лет, но я до сих пор задаю себе этот вопрос. Ведь только по случайности судьбы мы отличались друг от друга: по рождению и любви мужчин. Если бы я родилась не Прескотт, и Джеррит не любил бы меня, то я легко могла бы оказаться в ту ночь на ее месте в сторожке. Даже сейчас эта мысль заставляет меня вздрагивать: так мало расстояние, разделяющее хозяйку и служанку.
Они вымыли моего сына. Запеленали, а потом приложили к материнской груди. Это был самый радостный, счастливый и мирный момент в моей жизни. Сморщенный, круглолицый, красный от ярости. Что не может вернуться назад в свое безопасное, уютное гнездышко, малыш громко кричал, заглушая дождь и ветер.
Но для меня этот человек был самым прекрасным существом в мире. По моим щекам текли слезы, когда я смотрела на него, пересчитывала ему пальчики на руках и ногах и гладила по голове, покрытой мягкими, как пух, волосиками. Тетя Мэгги тоже плакала, даже Джеррит и тот резко провел рукой по глазам, хотя не думаю, чтобы он стыдился своих слез.
– Ну, мисс Лаура, – едко произнес доктор Эшфорд, из-за того, что он в прошлом принял роды у моей матери, лекарь считал, что ему позволено высказывать вслух свои мысли, – так тот богатырь, которого вы произвели на свет шестимесячный, или нет!
А потом, сверля меня глазами, мужчина заворчал про себя о тех сбившихся с пути молодых женщинах, которые рискуют своими жизнями и заставляют волноваться других, не говоря правду об определенных делах, которые те, кто когда-либо был молод и влюблен, сможет легко понять. В конце концов, он закрыл свой черный саквояж и откланялся.
Когда за доктором закрылась дверь, я покраснела до корней волос. Но Джеррит только рассмеялся и сказал:
– Как папа, так и сын.
Теперь покраснела тетя Мэгги и я резко упрекнула его.
Видя мою обиду, Джеррит рассмеялся еще громче. Он знал, что был «семимесячным» ребенком и его это вовсе не заботило. Миссис Пиккерин была возмущена, хотя и помогла принять его роды. Женщина громко пыхтела, в основном из-за того, что была глухой и заявила, что, как только наш сын достигнет определенного возраста, она будет зорко следить за ним. К ее негодованию, мы еще больше развеселились от этих слов, и, собрав грязное белье, служанка вышла из комнаты, сказав, что предупредит маму, папу и дядю Драко, что еще один проказник Чендлер вырвался в этот мир.
До сегодняшнего дня мое сердце разрывается на части, когда думаю, как мы смеялись и радовались в ту ночь в южной башне, а бедная, несчастная Клеменси лежала в сторожке одна и рожала своего сына. Никого не было рядом с ней, только пришел старый лунатик, но было уже слишком поздно.
Если б домочадцы знали, что может понадобиться доктор Эшфорд, то никогда не отослали бы его домой. Но мы ничего не знали. А полоумный Реншоу сначала был ошеломлен стонами и криками Клеменси, а потом и слабыми, возмущенными криками ее ребенка, и почему-то решил, что его могут обвинить в ужасном состоянии матери и дитя. Поэтому он не обращал внимания на безумные просьбы Клеменси привести его хозяина до тех пор, пока из нее не начала хлестать кровь, которую ничем нельзя было остановить.
Дядя Драко пытался, Бог видит, пытался изо всех сил. Он стал как будто одержимым после того, как Реншоу, с круглыми глазами, бормочущий что-то от ужаса, наконец, пришел за ним в дом. Ругаясь, дядя Драко крикнул папе, чтобы он, как дьявол несся за доктором Эшфордом. А сам, сбегав в дом, чтобы взять все необходимое, как ненормальный бросился к Клеменси, чтобы сделать все, что в его силах и попытаться спасти ее. Он вливал в горло девушки травяной лечебный отвар, туго перевязывая чистыми белыми полотенцами – но все бесполезно.
Я не знаю, когда Драко понял, что теряет ее. Возможно, это произошло, когда Клеменси, слепо нащупав его руку, вложила в нее золотой медальон и крепко сжала пальцы. Это все, что девушка оставила в этом мире, но даже и этот медальон она украла у меня. Я так и не узнала, почему глупышка сохранила его. Возможно, эта вещица напоминала ей о единственном доме, который она когда-либо знала, а может быть для своего ребенка.
– Для Родеса, – прошептала Клеменси дяде Драко, слегка кивнув на своего сына, который лежал рядом с ней. – Мой портрет… внутри… если он когда-либо… захочет узнать…
Ее голос затих, и вдруг умирающая закричала:
– Ники! О, Ники, любимый!
– Держись, Клеменси! – горячо воскликнул дядя Драко, упрямо отказываясь признать поражение, даже когда смотрел ей в лицо. – Доктор уже едет! К черту все, девочка! Держись, ты же можешь это сделать! Боже, не делай этого…
Но Бог дал, Бог и взял… Дядя Драко не смог спасти ее. Клеменси умерла на его руках перед рассветом…
ГЛАВА 15
ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ СУДЕБ
Хотя ничто не может повернуть назад тот час
Когда появляется трава и распускается цветок
Мы не будем сожалеть, просто найдем
Силы в том, что осталось позади…
«Ода. Намек на безнравственность». Уильям Вордсворт
Я никогда не прощу Николасу смерть Клеменси. А какое выражение лица было у дяди Драко, когда, как только забрезжил рассвет, они вместе с папой, войдя через боковую дверь и сразу же поднявшись в нашу с Джерритом комнату, чтобы их не увидели слуги, наконец, пришли в южную башню.
Мы с Джерритом уже давно спали. Рэнсем, наш сын, лежал между нами, чтоб не упал с постели. Мы еще никак не решались положить его в колыбель. Чуть раньше заходила на цыпочках мама, чтобы посмотреть на малыша. К нашему разочарованию она сказала, что папа и дядя Драко не могут навестить нас прямо сейчас, так как им необходимо срочно уйти из дома.
Никто не знал, что случилось, было известно только, что папа оседлал одну из чендлеровских лошадей и помчался в дождь сломя голову, а дядя Драко чуть было не прибил Реншоу. Но, все равно, никто даже не спросил почему, и не вмешался, когда, быстро вернувшись в дом, дядя Драко вытолкал сумасшедшего в его сторожку. Больше в ту ночь они не появлялись.
Что-то подсказывало мне, что для дядюшки эта ночь была чудовищной. Я на всю жизнь запомнила, какое у него было лицо в тот момент, когда он, посеревший от горя, разбудил нас с Джерритом. Мы ведь ожидали, что он будет радоваться рождению моего сына. На своих больших, сильных руках Драко держал ребенка Клеменси, крошечного и беспомощного. У меня вдруг появилось нехорошее предчувствие, и я сразу же полностью проснулась. Мне стало необычайно трудно дышать. Я в ужасе схватила руку Джеррита.
Но дядя Драко молча стоял, ничего не говоря о ребенке. Что-то подсказывало нам не спрашивать его ни о чем. Он так и стоял, пока вместе с папой не убедился, что я и Рэнсем чувствуем себя хорошо, а уже потом сообщил о трагической смерти Клеменси. После его слов я долго плакала. Ведь за несколько последних недель, объединенные нашей беременностью и общей тайной, мы с Клеменси почти подружились. Девушка была так одинока и испуганна, поэтому я старалась почаще заходить к ней. Мне кажется, что ей становилось немного легче, когда она разговаривала со мной. Сейчас я просто не могла поверить, что Клеменси мертва. По иронии судьбы, ее ребенок был зачат в ту же самую ночь, что и мой, и родился с ним в одну ночь.
Погрузившись в мысли, я почти совсем забыла об остальных, но через некоторое время дядя Драко вернул меня к реальности. Он стоял, опустив плечи, его голос охрип от эмоций. Дядюшка тихо спросил:
– Ты знаешь, что такое расти незаконнорожденным ублюдком, Лаура?
Я уже тогда знала, что он давно хотел от меня. И сын Клеменси, по божьей милости родившийся вслед за моим в ту же самую ночь, значительно упростил планы дяди Драко. Конечно же, он не знал, что Клеменси умрет. Отец Николаса планировал отослать ее в Америку и содержать там до конца жизни, если только она отдаст ему на попечение своего ребенка. Все это делалось для блага дитяти, чтобы его не презирали, как незаконнорожденного. Клеменси согласилась. Таково было решение дяди Драко. Ее ребенок не должен был страдать, как он сам, за грех, даже не свой собственный. Если бы дядя только смог добраться до Ники, то заставил бы сына жениться на Клеменси, останься девушка живой, – или убил бы его, потому что несчастная умерла. Дядя Драко решил узаконить этого ребенка и придумал, как это сделать.
Сыновья Джеррита и Ники… будут воспитываться как братья близнецы.
Я вздрогнула от этой идеи, потому что мне казалось, что мы искушаем судьбу. Темные глаза дяди Драко смотрели на меня, как окна его души, и было в них столько боли… Казалось, он умрет, если я отвечу отказом. Его глаза говорили красноречивее слов. Ведь он, незаконнорожденный, столько выстрадал в своей жизни и теперь хотел уберечь от этого сына Ники, которого любил всем сердцем, с отцом которого расстался из-за моей легкомысленной лжи. Как я могла отказать ему и лишить имени этого безымянного младенца?
Дорогой читатель, я не смогла.
С этого дня и на всю жизнь Родес стал моим сыном, как будто я родила его сама. А кто скажет, что это не так? Доктор Эшфорд, после того, как папа привез его назад к Клеменси, поклялся не говорить об этом никому. Джеррит, узнав, что он находится в сторожке, пошел к нему и сказал, что я все еще мечусь от боли, и что, возможно, родится второй ребенок.
– Близнецы! – даже не моргнув глазом, объявлял всем доктор Эшфорд позже. – Я так и подозревал, когда первый маленький проказник родился так рано. Женщины никогда не вынашивают близнецов полный срок, вы же знаете. А, кроме того, они поскорей хотят войти в семью Чендлеров.
Итак, я была спасена от стыда, что отдалась Джерриту еще до свадьбы, и все разговоры и сплетни были теперь направлены на бедную Клеменси. Мы предусмотрительно помалкивали, и поэтому всем сообщили, что она вдруг неожиданно появилась в сторожке, избитая и истекающая кровью, прося о помощи. Реншоу испугался и, по слабоумию, сразу не позвал хозяина, а к тому времени, как папа вернулся с доктором, было уже поздно. Хотя доктор авторитетно и заявил, что все равно, не смог бы ей ничем помочь. Дядя Драко же сделал все, что сделал бы сам доктор Эшфорд для ее спасения.
В деревне поговаривали, что, вероятно, у нее был любовник, который попользовался ею, избил и выгнал. Но что еще можно было сказать? Не они ли всегда утверждали, что, в конце концов, кровь заявит о себе и Клеменси Тиррел плохо закончит?
Как мне хотелось выцарапать им глаза за эти слова! Эти невежды не знали того, что было известно нам с Клеменси. Что значит – вырвать у кого-либо сердце и разбить его вдребезги вместо того, чтобы лелеять!
Но я уже ничего не могла сделать для бедной девушки, кроме, как надлежащим образом похоронить, и любить ее сына, как своего собственного. Итак, Рэнсем и Родес стали близнецами и, по мере того, как они росли и развивались, мы с Джерритом начинали забывать, что один из них был сыном Ники. И, правда, мальчики, будучи кузенами, действительно были похожи друг на друга так, что сходили не только за братьев, но и за близнецов. К счастью, Родес совершенно не был похож на Клеменси. Он был черноволосый, с темными глазами – один к одному Чендлер, как и Рэнсем. Поэтому, у нас с Джерритом здесь не было никаких проблем.
Мне показалось, что муж полюбил меня еще сильнее за то, что я приняла, как своего, сына его брата. Наша совместная жизнь стала прекрасной, как никогда. Дни проходили в радости и любви, мы еще больше сблизились. Именно тогда, мне кажется, я действительно начала влюбляться в Джеррита.
Из-за того, что семья Чендлеров была большой, в доме было множество слуг, поэтому нам было гораздо легче воспитывать близнецов. Всегда кто-нибудь помогал нам, а няня Энни, которая еще растила Джеррита, была превосходной помощницей. Лучшей не могла бы и пожелать любая мать. Тетя Мэгги и мама (которая, казалось, практически переехала в Хайтс) всегда были счастливы понянчиться с мальчиками. Даже дядя Драко с папой, и те частенько заглядывали, чтобы покачать на коленях внучат.
Дорогой папа. Конечно, он знал правду о близнецах, а также догадывался, что мы с Джерритом стали любовниками еще до свадьбы. Но папа был порядочным человеком, и, к моему облегчению, не упрекал меня. Вместо этого, он шаловливо заметил Джерриту и дяде Драко, что так как мой брат Гай начал ухаживать за сестрой Джеррита Дамарис, которой только что исполнилось 17, и она недавно закончила свое обучение, можно искренне предположить, что Прескотты и Чендлеры не станут теперь рождаться слишком быстро, а то скоро у нас истощится запас объяснений, почему наши младенцы выскакивают на свет раньше срока. Я чуть не лопнула от смеха, когда позже, невидимая ни моим братом, ни мужем, увидела, как Джеррит оттащил в сторону Гая и выспрашивал, каковы его намерения по отношению к Дамарис. Гай кивал своей белокурой головой совсем как папа и сдержанно отвечал:
– О, такие же, как и у тебя по отношению к Лауре, Джеррит.
Из этих слов я поняла, мой брат даже и не подозревает, что его сестра не была целомудренной невестой и поблагодарила Бога, что мама была так добра и не поверила никаким сплетням. Кроме того, по иронии судьбы, Гай влюбился в одну из дочерей Чендлеров, как я однажды и хотела, думая, что любая из них будет ему подходящей женой и мне не придется выходить замуж за Джеррита.
Но мир так нелепо устроен. Почему мы, те, кто населяет его, насквозь пропитаны пороками и страхами, и так часто запутываем все в клубок? Но я не была несчастна от того, какой оборот приняла моя жизнь. И правда, чем больше проходило времени, тем больше убеждалась, что не променяла бы свою судьбу ни на какую другую.
Жизнь никогда не стоит на месте. В то лето моя невестка Анжелика вышла замуж за лорда Грейстоуна и уехала от нас, а ее брат-близнец Александр привез в Хайтс свою молодую жену леди Ванессу Дюбрэ. Торну надоело сидеть в Ирландии и он отправился путешествовать на континент. Свою поездку этот мерзавец величал не иначе как «большое турне». Недавно он вернулся и опять поселился в Холле. Тетя Джулиана за последнее время очень потолстела, ее вес превышал уже 10 стоунов, из-за того, что употребляла огромное количество сладостей, и, конечно же, дрожала над своим дорогим возвратившимся домой сыночком. Элизабет стала еще угрюмее и почти не разговаривала со своим братом, хотя никогда не упускала возможности уколоть меня, когда наши пути пересекались. Это, к счастью, случалось нечасто. Гай продолжал ухаживать за Дамарис, а мой младший брат Френсис закончил школу и стал работать вторым помощником на «Саре Джейн», любимом папином корабле, в компании «П. & Ч.». Близнецы быстро росли. Произошло и грустное событие. В один дождливый осенний вечер, сумасшедший Реншоу, который так и не оправился от шока после умершей от потери крови Клеменси, повесился на одной из корнуоллских елей, возвышающейся во дворе Хайтса. Из-за того, что он совершил самоубийство, его нельзя было похоронить в освященной земле и, конечно, тетя Мэгги и дядя Драко очень расстроились, потому что по-своему, как мне казалось, любили этого старого лунатика.
За пределами нашего церковного прихода мир тоже не стоял на месте. Из газет и других источников мы узнали, что в Индии британский капитан Сэр Чарльз Нейпер в ответ на несогласие Мухаммеда, эмира Синды, отказаться от своей независимости в пользу «Восточной Индийской Компании», предпринял против него успешную военную экспедицию.
В Лондоне, на Трафальгарской площади, на высокой греческой колонне была установлена статуя адмирала Нельсона. Сама же площадь была построена на два года раньше, чтобы уничтожить убогие дворы и дешевые харчевни, благодаря которым этот район был назван «Островком Овсянки». Вскоре туристы и голуби заполонили всю площадь.
19 июля И.К. Брунель успешно спустил на воду «Великобританию» – первый из больших винтовых пароходов с металлическим корпусом, который претендовал на господство в трансатлантической торговле, что, естественно, отразилось на доходе корабельной компании «П. & Ч.». Реакция папы и дяди Драко, когда они узнали об этом, была не для женских ушей.
Стала выпускаться новая газета «Воскресные новости Мира», которая за год увеличила свой тираж до двенадцати тысяч в неделю. Эта цифра постепенно возросла до шести миллионов, – самый большой тираж из всех газет в мире.
Перед зимними праздниками директор музея Генри Коул подписал и разослал первые рождественские открытки, желая всем «Веселого Рождества и Счастливого Нового Года». Мы в Англии впервые прочитали «Рождественскую песнь» Чарльза Диккенса, душераздирающую историю о старом, подлом скряге Эбинизере Скрудже, и о том, как того посетили три духа, которые изменили его жизнь. Америка же, по-видимому, больше склонялась в сторону мрачных, чем поднимающих настроение, историй, трясясь от жутких рассказов Эдгара Алана По. В следующем году прозвучал призыв «Один за всех, все за одного». Это вышло первое издание «Трех мушкетеров», написанное французским романистом и драматургом Александром Дюма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Они вымыли моего сына. Запеленали, а потом приложили к материнской груди. Это был самый радостный, счастливый и мирный момент в моей жизни. Сморщенный, круглолицый, красный от ярости. Что не может вернуться назад в свое безопасное, уютное гнездышко, малыш громко кричал, заглушая дождь и ветер.
Но для меня этот человек был самым прекрасным существом в мире. По моим щекам текли слезы, когда я смотрела на него, пересчитывала ему пальчики на руках и ногах и гладила по голове, покрытой мягкими, как пух, волосиками. Тетя Мэгги тоже плакала, даже Джеррит и тот резко провел рукой по глазам, хотя не думаю, чтобы он стыдился своих слез.
– Ну, мисс Лаура, – едко произнес доктор Эшфорд, из-за того, что он в прошлом принял роды у моей матери, лекарь считал, что ему позволено высказывать вслух свои мысли, – так тот богатырь, которого вы произвели на свет шестимесячный, или нет!
А потом, сверля меня глазами, мужчина заворчал про себя о тех сбившихся с пути молодых женщинах, которые рискуют своими жизнями и заставляют волноваться других, не говоря правду об определенных делах, которые те, кто когда-либо был молод и влюблен, сможет легко понять. В конце концов, он закрыл свой черный саквояж и откланялся.
Когда за доктором закрылась дверь, я покраснела до корней волос. Но Джеррит только рассмеялся и сказал:
– Как папа, так и сын.
Теперь покраснела тетя Мэгги и я резко упрекнула его.
Видя мою обиду, Джеррит рассмеялся еще громче. Он знал, что был «семимесячным» ребенком и его это вовсе не заботило. Миссис Пиккерин была возмущена, хотя и помогла принять его роды. Женщина громко пыхтела, в основном из-за того, что была глухой и заявила, что, как только наш сын достигнет определенного возраста, она будет зорко следить за ним. К ее негодованию, мы еще больше развеселились от этих слов, и, собрав грязное белье, служанка вышла из комнаты, сказав, что предупредит маму, папу и дядю Драко, что еще один проказник Чендлер вырвался в этот мир.
До сегодняшнего дня мое сердце разрывается на части, когда думаю, как мы смеялись и радовались в ту ночь в южной башне, а бедная, несчастная Клеменси лежала в сторожке одна и рожала своего сына. Никого не было рядом с ней, только пришел старый лунатик, но было уже слишком поздно.
Если б домочадцы знали, что может понадобиться доктор Эшфорд, то никогда не отослали бы его домой. Но мы ничего не знали. А полоумный Реншоу сначала был ошеломлен стонами и криками Клеменси, а потом и слабыми, возмущенными криками ее ребенка, и почему-то решил, что его могут обвинить в ужасном состоянии матери и дитя. Поэтому он не обращал внимания на безумные просьбы Клеменси привести его хозяина до тех пор, пока из нее не начала хлестать кровь, которую ничем нельзя было остановить.
Дядя Драко пытался, Бог видит, пытался изо всех сил. Он стал как будто одержимым после того, как Реншоу, с круглыми глазами, бормочущий что-то от ужаса, наконец, пришел за ним в дом. Ругаясь, дядя Драко крикнул папе, чтобы он, как дьявол несся за доктором Эшфордом. А сам, сбегав в дом, чтобы взять все необходимое, как ненормальный бросился к Клеменси, чтобы сделать все, что в его силах и попытаться спасти ее. Он вливал в горло девушки травяной лечебный отвар, туго перевязывая чистыми белыми полотенцами – но все бесполезно.
Я не знаю, когда Драко понял, что теряет ее. Возможно, это произошло, когда Клеменси, слепо нащупав его руку, вложила в нее золотой медальон и крепко сжала пальцы. Это все, что девушка оставила в этом мире, но даже и этот медальон она украла у меня. Я так и не узнала, почему глупышка сохранила его. Возможно, эта вещица напоминала ей о единственном доме, который она когда-либо знала, а может быть для своего ребенка.
– Для Родеса, – прошептала Клеменси дяде Драко, слегка кивнув на своего сына, который лежал рядом с ней. – Мой портрет… внутри… если он когда-либо… захочет узнать…
Ее голос затих, и вдруг умирающая закричала:
– Ники! О, Ники, любимый!
– Держись, Клеменси! – горячо воскликнул дядя Драко, упрямо отказываясь признать поражение, даже когда смотрел ей в лицо. – Доктор уже едет! К черту все, девочка! Держись, ты же можешь это сделать! Боже, не делай этого…
Но Бог дал, Бог и взял… Дядя Драко не смог спасти ее. Клеменси умерла на его руках перед рассветом…
ГЛАВА 15
ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ СУДЕБ
Хотя ничто не может повернуть назад тот час
Когда появляется трава и распускается цветок
Мы не будем сожалеть, просто найдем
Силы в том, что осталось позади…
«Ода. Намек на безнравственность». Уильям Вордсворт
Я никогда не прощу Николасу смерть Клеменси. А какое выражение лица было у дяди Драко, когда, как только забрезжил рассвет, они вместе с папой, войдя через боковую дверь и сразу же поднявшись в нашу с Джерритом комнату, чтобы их не увидели слуги, наконец, пришли в южную башню.
Мы с Джерритом уже давно спали. Рэнсем, наш сын, лежал между нами, чтоб не упал с постели. Мы еще никак не решались положить его в колыбель. Чуть раньше заходила на цыпочках мама, чтобы посмотреть на малыша. К нашему разочарованию она сказала, что папа и дядя Драко не могут навестить нас прямо сейчас, так как им необходимо срочно уйти из дома.
Никто не знал, что случилось, было известно только, что папа оседлал одну из чендлеровских лошадей и помчался в дождь сломя голову, а дядя Драко чуть было не прибил Реншоу. Но, все равно, никто даже не спросил почему, и не вмешался, когда, быстро вернувшись в дом, дядя Драко вытолкал сумасшедшего в его сторожку. Больше в ту ночь они не появлялись.
Что-то подсказывало мне, что для дядюшки эта ночь была чудовищной. Я на всю жизнь запомнила, какое у него было лицо в тот момент, когда он, посеревший от горя, разбудил нас с Джерритом. Мы ведь ожидали, что он будет радоваться рождению моего сына. На своих больших, сильных руках Драко держал ребенка Клеменси, крошечного и беспомощного. У меня вдруг появилось нехорошее предчувствие, и я сразу же полностью проснулась. Мне стало необычайно трудно дышать. Я в ужасе схватила руку Джеррита.
Но дядя Драко молча стоял, ничего не говоря о ребенке. Что-то подсказывало нам не спрашивать его ни о чем. Он так и стоял, пока вместе с папой не убедился, что я и Рэнсем чувствуем себя хорошо, а уже потом сообщил о трагической смерти Клеменси. После его слов я долго плакала. Ведь за несколько последних недель, объединенные нашей беременностью и общей тайной, мы с Клеменси почти подружились. Девушка была так одинока и испуганна, поэтому я старалась почаще заходить к ней. Мне кажется, что ей становилось немного легче, когда она разговаривала со мной. Сейчас я просто не могла поверить, что Клеменси мертва. По иронии судьбы, ее ребенок был зачат в ту же самую ночь, что и мой, и родился с ним в одну ночь.
Погрузившись в мысли, я почти совсем забыла об остальных, но через некоторое время дядя Драко вернул меня к реальности. Он стоял, опустив плечи, его голос охрип от эмоций. Дядюшка тихо спросил:
– Ты знаешь, что такое расти незаконнорожденным ублюдком, Лаура?
Я уже тогда знала, что он давно хотел от меня. И сын Клеменси, по божьей милости родившийся вслед за моим в ту же самую ночь, значительно упростил планы дяди Драко. Конечно же, он не знал, что Клеменси умрет. Отец Николаса планировал отослать ее в Америку и содержать там до конца жизни, если только она отдаст ему на попечение своего ребенка. Все это делалось для блага дитяти, чтобы его не презирали, как незаконнорожденного. Клеменси согласилась. Таково было решение дяди Драко. Ее ребенок не должен был страдать, как он сам, за грех, даже не свой собственный. Если бы дядя только смог добраться до Ники, то заставил бы сына жениться на Клеменси, останься девушка живой, – или убил бы его, потому что несчастная умерла. Дядя Драко решил узаконить этого ребенка и придумал, как это сделать.
Сыновья Джеррита и Ники… будут воспитываться как братья близнецы.
Я вздрогнула от этой идеи, потому что мне казалось, что мы искушаем судьбу. Темные глаза дяди Драко смотрели на меня, как окна его души, и было в них столько боли… Казалось, он умрет, если я отвечу отказом. Его глаза говорили красноречивее слов. Ведь он, незаконнорожденный, столько выстрадал в своей жизни и теперь хотел уберечь от этого сына Ники, которого любил всем сердцем, с отцом которого расстался из-за моей легкомысленной лжи. Как я могла отказать ему и лишить имени этого безымянного младенца?
Дорогой читатель, я не смогла.
С этого дня и на всю жизнь Родес стал моим сыном, как будто я родила его сама. А кто скажет, что это не так? Доктор Эшфорд, после того, как папа привез его назад к Клеменси, поклялся не говорить об этом никому. Джеррит, узнав, что он находится в сторожке, пошел к нему и сказал, что я все еще мечусь от боли, и что, возможно, родится второй ребенок.
– Близнецы! – даже не моргнув глазом, объявлял всем доктор Эшфорд позже. – Я так и подозревал, когда первый маленький проказник родился так рано. Женщины никогда не вынашивают близнецов полный срок, вы же знаете. А, кроме того, они поскорей хотят войти в семью Чендлеров.
Итак, я была спасена от стыда, что отдалась Джерриту еще до свадьбы, и все разговоры и сплетни были теперь направлены на бедную Клеменси. Мы предусмотрительно помалкивали, и поэтому всем сообщили, что она вдруг неожиданно появилась в сторожке, избитая и истекающая кровью, прося о помощи. Реншоу испугался и, по слабоумию, сразу не позвал хозяина, а к тому времени, как папа вернулся с доктором, было уже поздно. Хотя доктор авторитетно и заявил, что все равно, не смог бы ей ничем помочь. Дядя Драко же сделал все, что сделал бы сам доктор Эшфорд для ее спасения.
В деревне поговаривали, что, вероятно, у нее был любовник, который попользовался ею, избил и выгнал. Но что еще можно было сказать? Не они ли всегда утверждали, что, в конце концов, кровь заявит о себе и Клеменси Тиррел плохо закончит?
Как мне хотелось выцарапать им глаза за эти слова! Эти невежды не знали того, что было известно нам с Клеменси. Что значит – вырвать у кого-либо сердце и разбить его вдребезги вместо того, чтобы лелеять!
Но я уже ничего не могла сделать для бедной девушки, кроме, как надлежащим образом похоронить, и любить ее сына, как своего собственного. Итак, Рэнсем и Родес стали близнецами и, по мере того, как они росли и развивались, мы с Джерритом начинали забывать, что один из них был сыном Ники. И, правда, мальчики, будучи кузенами, действительно были похожи друг на друга так, что сходили не только за братьев, но и за близнецов. К счастью, Родес совершенно не был похож на Клеменси. Он был черноволосый, с темными глазами – один к одному Чендлер, как и Рэнсем. Поэтому, у нас с Джерритом здесь не было никаких проблем.
Мне показалось, что муж полюбил меня еще сильнее за то, что я приняла, как своего, сына его брата. Наша совместная жизнь стала прекрасной, как никогда. Дни проходили в радости и любви, мы еще больше сблизились. Именно тогда, мне кажется, я действительно начала влюбляться в Джеррита.
Из-за того, что семья Чендлеров была большой, в доме было множество слуг, поэтому нам было гораздо легче воспитывать близнецов. Всегда кто-нибудь помогал нам, а няня Энни, которая еще растила Джеррита, была превосходной помощницей. Лучшей не могла бы и пожелать любая мать. Тетя Мэгги и мама (которая, казалось, практически переехала в Хайтс) всегда были счастливы понянчиться с мальчиками. Даже дядя Драко с папой, и те частенько заглядывали, чтобы покачать на коленях внучат.
Дорогой папа. Конечно, он знал правду о близнецах, а также догадывался, что мы с Джерритом стали любовниками еще до свадьбы. Но папа был порядочным человеком, и, к моему облегчению, не упрекал меня. Вместо этого, он шаловливо заметил Джерриту и дяде Драко, что так как мой брат Гай начал ухаживать за сестрой Джеррита Дамарис, которой только что исполнилось 17, и она недавно закончила свое обучение, можно искренне предположить, что Прескотты и Чендлеры не станут теперь рождаться слишком быстро, а то скоро у нас истощится запас объяснений, почему наши младенцы выскакивают на свет раньше срока. Я чуть не лопнула от смеха, когда позже, невидимая ни моим братом, ни мужем, увидела, как Джеррит оттащил в сторону Гая и выспрашивал, каковы его намерения по отношению к Дамарис. Гай кивал своей белокурой головой совсем как папа и сдержанно отвечал:
– О, такие же, как и у тебя по отношению к Лауре, Джеррит.
Из этих слов я поняла, мой брат даже и не подозревает, что его сестра не была целомудренной невестой и поблагодарила Бога, что мама была так добра и не поверила никаким сплетням. Кроме того, по иронии судьбы, Гай влюбился в одну из дочерей Чендлеров, как я однажды и хотела, думая, что любая из них будет ему подходящей женой и мне не придется выходить замуж за Джеррита.
Но мир так нелепо устроен. Почему мы, те, кто населяет его, насквозь пропитаны пороками и страхами, и так часто запутываем все в клубок? Но я не была несчастна от того, какой оборот приняла моя жизнь. И правда, чем больше проходило времени, тем больше убеждалась, что не променяла бы свою судьбу ни на какую другую.
Жизнь никогда не стоит на месте. В то лето моя невестка Анжелика вышла замуж за лорда Грейстоуна и уехала от нас, а ее брат-близнец Александр привез в Хайтс свою молодую жену леди Ванессу Дюбрэ. Торну надоело сидеть в Ирландии и он отправился путешествовать на континент. Свою поездку этот мерзавец величал не иначе как «большое турне». Недавно он вернулся и опять поселился в Холле. Тетя Джулиана за последнее время очень потолстела, ее вес превышал уже 10 стоунов, из-за того, что употребляла огромное количество сладостей, и, конечно же, дрожала над своим дорогим возвратившимся домой сыночком. Элизабет стала еще угрюмее и почти не разговаривала со своим братом, хотя никогда не упускала возможности уколоть меня, когда наши пути пересекались. Это, к счастью, случалось нечасто. Гай продолжал ухаживать за Дамарис, а мой младший брат Френсис закончил школу и стал работать вторым помощником на «Саре Джейн», любимом папином корабле, в компании «П. & Ч.». Близнецы быстро росли. Произошло и грустное событие. В один дождливый осенний вечер, сумасшедший Реншоу, который так и не оправился от шока после умершей от потери крови Клеменси, повесился на одной из корнуоллских елей, возвышающейся во дворе Хайтса. Из-за того, что он совершил самоубийство, его нельзя было похоронить в освященной земле и, конечно, тетя Мэгги и дядя Драко очень расстроились, потому что по-своему, как мне казалось, любили этого старого лунатика.
За пределами нашего церковного прихода мир тоже не стоял на месте. Из газет и других источников мы узнали, что в Индии британский капитан Сэр Чарльз Нейпер в ответ на несогласие Мухаммеда, эмира Синды, отказаться от своей независимости в пользу «Восточной Индийской Компании», предпринял против него успешную военную экспедицию.
В Лондоне, на Трафальгарской площади, на высокой греческой колонне была установлена статуя адмирала Нельсона. Сама же площадь была построена на два года раньше, чтобы уничтожить убогие дворы и дешевые харчевни, благодаря которым этот район был назван «Островком Овсянки». Вскоре туристы и голуби заполонили всю площадь.
19 июля И.К. Брунель успешно спустил на воду «Великобританию» – первый из больших винтовых пароходов с металлическим корпусом, который претендовал на господство в трансатлантической торговле, что, естественно, отразилось на доходе корабельной компании «П. & Ч.». Реакция папы и дяди Драко, когда они узнали об этом, была не для женских ушей.
Стала выпускаться новая газета «Воскресные новости Мира», которая за год увеличила свой тираж до двенадцати тысяч в неделю. Эта цифра постепенно возросла до шести миллионов, – самый большой тираж из всех газет в мире.
Перед зимними праздниками директор музея Генри Коул подписал и разослал первые рождественские открытки, желая всем «Веселого Рождества и Счастливого Нового Года». Мы в Англии впервые прочитали «Рождественскую песнь» Чарльза Диккенса, душераздирающую историю о старом, подлом скряге Эбинизере Скрудже, и о том, как того посетили три духа, которые изменили его жизнь. Америка же, по-видимому, больше склонялась в сторону мрачных, чем поднимающих настроение, историй, трясясь от жутких рассказов Эдгара Алана По. В следующем году прозвучал призыв «Один за всех, все за одного». Это вышло первое издание «Трех мушкетеров», написанное французским романистом и драматургом Александром Дюма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28