– И очень современные! – усмехнулась она.
– Не вам это говорить! Самый свежий диск в вашей коллекции – «Супертрамп»!
– Верно… Да, к жалкому поколению мы принадлежим, правда? Но в чемодане у меня есть более современные вещицы. Впрочем, чемодан остался в Горде.
– Не повезло!
– Ладно уж, ставьте «Лед Зеппелин»… – бросила она и включила авторадио в знак завершения разговора.
Темный горизонт Воклюза уходил все дальше под звуки гитары Джимми Пейджа, и вскоре я уперся лбом в стекло, устремив взгляд в темноту. Глаза мои наполнились слезами. Я отворачивался от Софи, чтобы она не видела меня. За последние дни я уже дважды плакал. Я решил списать это на счет стресса и усталости, но в душе сознавал, что во мне совершается некий глубинный перелом. Возможно, мне придется в конечном счете похоронить не только отца…
Когда Роберт Плант завершил последнюю песню альбома и его пронзительный вибрирующий голос умолк, мы уже выехали на национальную автостраду. Я с переменным успехом боролся со сном. Странная это была ночь. И у меня остались от нее только обрывки воспоминаний, потому что я время от времени засыпал. Автозаправки, транзитные сборы, кофейные автоматы – все это перемешалось у меня в голове. Взгляды людей, битая машина, наши ошарашенные лица… Когда мы исчерпали запас дисков, Софи решила включить радио FIP, что еще больше усилило впечатление нереальности всего происходящего. В ночной программе этого радио звучит довольно странная музыка. Глаза у меня слезились от борьбы со сном, от слепящего света мчащихся навстречу фар, от дыма сигарет Софи. В разговорах наших возникали долгие паузы. Мы дважды менялись местами, уступая друг другу руль, но я оказался не способен развить такую же скорость, как она.
Солнце уже всходило, когда мы подъехали к Парижу. Белый дымок из печей мусоросжигателя в Иври, нескончаемый поток машин на окружной, клочья тумана над синеватыми крышами домов, рекламные панно, граффити, железная дорога внизу. Встреча по всей форме. И две высокие башни – Эйфелева и Монпарнасская – словно подрагивали внутреннем воздухе, любовно оглядывая город, как две добрых старших сестры. Всегда на своем посту.
Софи хлопнула меня по плечу, чтобы вывести из оцепенения.
– Какой отель вы предпочитаете? – спросила она. – Я бы предложила вам остановиться у меня, но боюсь, это небезопасно.
Мне так хотелось спать, что ее вопрос достиг моего сознания какими-то окольными путями.
– Хм, какой предпочитаю… Мне все равно. Такой, где утром можно лечь в постель…
Она улыбнулась:
– Я знаю тихий и приятный отель в седьмом округе, но он довольно дорогой.
Я взглянул на нее:
– Софи, у меня полно денег.
Она расхохоталась:
– Значит, мы можем позволить себе два отдельных номера?
Я сдвинул брови:
– Если вам так хочется…
– Я пошутила! – бросила она, положив руку мне на плечо.
Я не знал, над чем она шутила… забавляла ли ее цена, которую надо было уплатить за два отдельных номера, или сама мысль о том, что от нашего решения зависит, будем ли мы спать в одной комнате. Я не стал в это вникать. Все равно Софи издевалась надо мной с того момента, как я, на свое несчастье, влюбился в нее, невзирая на ее гомосексуальные пристрастия. Я знал, что и дальше так будет.
Мы попали в утренние парижские пробки и до отеля добирались почти целый час. Вскоре мы уже лежали рядышком, в одинаковых кроватях двухместного номера на последнем этаже отеля «Турвиль», и старались забыть о смерти, которой чудом избежали на дорогах Прованса.
Шесть
Когда в середине дня я проснулся, Софи сидела за деревянным столиком в другом конце комнаты. Солнце просвечивало широкими полосами сквозь светлые занавески. Снаружи доносился отдаленный шум парижских улиц. Номер был большой и роскошный, в песочных тонах, с охряными драпировками и темной мебелью. Взгляд мой повсюду натыкался на цветы – в вазах, на картинах, на обоях… Вещи, мои и Софи, были небрежно свалены на пол возле одной из кроватей. Явившись сюда на рассвете, мы ничего не стали разбирать. Я сел на постели и привалился спиной к стене.
Софи медленно повернула голову ко мне. Перед ней лежали заметки моего отца и две картины.
– Идите сюда! – сказала она, увидев, что я проснулся.
Ослепленный лучами солнца, я с ворчанием потянулся. Дико болела спина.
– Есть хочу! – рявкнул я.
– Посмотрите же, Дамьен! Ваш отец спрятал рукопись Дюрера в гравюре «Меланхолия»! Просто уму непостижимо!
Рукопись Дюрера. Отец. Все это вернулось как воспоминание об ужасном кошмаре. Зевнув, я спустил ноги с кровати. Взглянул на будильник, стоявший на ночном столике. Четыре часа дня.
– Вы мне позволите хотя бы душ принять? – с иронией осведомился я.
– Как вам угодно! В холодильнике лежит сэндвич для вас. Ваш мобильник все утро непрерывно звонил, – добавила она и вновь погрузилась в изучение лежавшего перед ней текста.
– Да? – удивился я. – А я ничего не слышал.
– Я позволила себе блокировать звонок и установить режим вибрации.
– Вы смотрели, кто звонит?
– Не каждый раз. Но почти всегда это был либо ваш агент Дэйв, либо номер из провинции. Я подозревала, в чем тут дело, и проверила в Интернете. Это наши друзья жандармы…
Она посмотрела на меня, и лицо ее озарила широкая улыбка.
– Черт! – воскликнул я и вновь повалился на постель.
Фараоны уже вышли на наш след, а Дэйв по ту сторону Атлантики наверняка бился в истерике. Я не только не внес правку в сценарии – самих сценариев у меня больше не было… Мой ноутбук остался в Горде.
– Вы знаете, что мы поселились в квартале, где я вырос? – спросил я.
– Да. И что?
– Ничего. Для меня это не слишком хорошие воспоминания, вот и все. Правда, есть одно преимущество: мне тут все знакомо… Ладно, – сказал я, вставая, – пойду в ванную.
Надолго задержавшись под душем и проглотив сэндвич, который оказался куда лучше, чем мне представлялось, я устроился рядом с Софи, между двумя окнами, откуда видна была маленькая терраса частного дома, и журналистка возбужденно рассказала о том, что ей удалось обнаружить:
– Посмотрите, рукопись подлинная!
Я бережно взял ее в руки. Она была не тяжелой и казалась очень хрупкой. Я вдруг осознал, что ей полтысячи лет. Сколько понадобилось совпадений, чтобы эти листочки дошли до меня сквозь века? Я почти содрогался при мысли об этом уникальном документе, который словно соединял нас через столетия с давно покойным автором.
Веленевая бумага была с кракелюрами, влага оставила на ней множество пятен. Рукопись насчитывала около тридцати страниц, исписанных только с лицевой стороны четким почерком. Местами буквы расплылись. Миниатюр не было – только рисунки красными чернилами на полях. Я перевернул несколько страниц, вслушиваясь в их шелест. Насколько я мог судить, рукопись действительно принадлежала Дюреру.
– Это не все. На обороте «Джоконды» есть заметка. Написана зеркальным способом и, как я полагаю, рукой вашего отца.
– Или Леонардо да Винчи, – с иронией произнес я.
– Очень смешно. Я поискала в сети: оказалось, что это шифр микрофильма, который хранится в Национальной библиотеке.
– В отеле есть доступ к Интернету? – удивился я.
– Разумеется! Прекратите перебивать меня! Нам нужно пойти в библиотеку и посмотреть этот микрофильм. Что касается рукописи Дюрера, то она… Как бы это выразить? Она чрезвычайно поучительна! Я не все понимаю, и мне просто необходим немецко-французский словарь!
Она была в крайнем возбуждении, и мне это очень нравилось, но одновременно слегка нервировало. Сам я с трудом мог поверить в то, что держу в руках текст, написанный немецким художником в XVI веке…
– Пока мне удалось разобрать лишь то, – продолжала она, – что Леонардо да Винчи якобы открыл тайну Йорденского камня и доверился Дюреру, который каким-то образом зашифровал ее в своей гравюре «Меланхолия»… Улавливаете?
– Отчасти…
– В тексте, который я сейчас пытаюсь перевести, говорится о неком послании Иисуса человечеству… Я не все понимаю, но это захватывающе!
– Я думал, вы атеистка…
– А при чем тут это?
– Если вы атеистка, чем может заинтересовать вас послание Иисуса?
– Я не верю в Бога, но это вовсе не означает, будто у меня есть сомнения в существовании Иисуса! Это был конечно же необыкновенный человек. И не нужно делать из него сына Божьего, потому что в его речах, хоть и дошедших до нас в искаженном виде, содержится подлинный философский смысл.
– Ну, раз вы это говорите… Что еще вы обнаружили? – настойчиво спросил я, разглядывая рукопись.
– Послушайте, Дамьен, раздобудьте мне словарь, и через несколько часов я расскажу вам много больше.
– А что с «Джокондой»?
– Ах да, «Джоконда»! Посмотрите, – сказала она, показывая мне картину, которая была в довольно жалком состоянии. – Вы ничего не замечаете?
– Хм… замечаю, что она наполовину обгорела, – пошутил я.
– Посмотрите хорошенько! Почти везде есть карандашные пометки. Маленькие круги. Я их сосчитала. Примерно тридцать кружков по всей поверхности картины.
Я склонился над картиной и действительно увидел кружки, которые, вероятно, были сделаны с помощью циркуля.
– Любопытно, – сказал я, потирая щеку.
– Это самое малое, что можно сказать. Я не знаю, что это такое, но уверена, что это не случайность. Ваш отец пытался что-то найти в «Джоконде».
– Вы успели заглянуть в заметки отца?
– Да, но там много сокращений, все очень сложно. Думаю, мне будет легче расшифровать его записи, когда я переведу текст Дюрера, потому что ваш отец неоднократно на него ссылается.
– Да, планы у вас большие. А как быть с жандармами?
– Пока они не знают, где мы.
– Именно это меня и беспокоит! Я позвоню им.
– Вы с ума сошли? Нет, сначала надо разгадать тайну, а уж потом мы все расскажем фараонам.
– Это вы с ума сошли! Лично я не хочу угодить в тюрьму!
Я взял свой мобильник и набрал номер комиссариата Горда. Софи тут же вырвала телефон у меня из рук и отключила.
– Двое суток! Через сорок восемь часов, если мы ничего не обнаружим, позвоним фараонам. В конце концов, в чем нас можно упрекнуть? Если мы позвоним сейчас, можете распрощаться с тайной вашего отца.
Я тяжело вздохнул. Она была крайне возбуждена, тогда как я был скорее напуган.
– Жандарм специально просил меня предупредить его, если я надумаю уехать из Горда.
Софи безнадежно тряхнула головой и с досадой протянула мне мобильник.
– Вы ничтожество!
Я взял телефон и вновь набрал номер жандармерии. Софи права. Я – ничтожество. У меня не было никакого желания вступать в борьбу.
– Мсье Лувель? – завопил жандарм на другом конце линии. – Я же просил вас не уезжать из Горда!
– Весьма сожалею, но у меня нет желания торчать в городе, где в меня стреляют! – парировал я. – Я в Париже, и пока вы не арестуете типов, которые дважды на меня нападали, на мое возвращение не надейтесь!
– Я не могу взять под стражу два обгорелых трупа! И вообще, что касается ареста, первый кандидат – вы, Лувель! Я потребовал, чтобы прокурор объявил вас в национальный розыск.
Меня передернуло.
– Вы опознали этих типов? – рискнул спросить я, понизив голос.
– Мсье Лувель, мне очень жаль, но я прошу вас немедленно явиться в ближайший комиссариат полиции и…
Я отключился, не дослушав.
Софи смотрела мне в лицо.
– Здорово сыграно, – с иронией произнесла она.
– Вы были правы, – сказал я, нахмурив брови. – Нам нужно еще двое суток.
Она улыбнулась:
– А как же ваш агент?
Поколебавшись секунду, я выключил телефон, открыл крышку и подцепил большим пальцем карточку.
– Двое суток, – повторил я, сунув карту в карман.
Она кивнула в знак одобрения:
– Все же сходите и купите себе временную карту, ведь телефон нам может понадобиться!
– Ладно. Заодно я раздобуду вам словарь, и пока вы будете, как пай-девочка, заниматься переводом, я взгляну на парижскую резиденцию «Акта Фидеи». На эту «Инадексу».
Она резко повернулась ко мне:
– Вы с ума сошли?
– Вовсе нет.
– Это слишком опасно!
– Но ведь это же официальная организация? Один из ее членов звонил мне, я просто зашел спросить, кто это был.
– Официальная организация, которая обосновалась в Париже под прикрытием общества-ширмы… Нет, я не уверена, что это разумно.
– Послушайте, либо звонивший нам тип действовал независимо от них, и это могло бы их заинтересовать, либо они сами здесь замешаны, и я это сразу пойму. Я приду туда открыто, в наглую. Мне нужно знать.
Она вздохнула.
– Не очень-то хитроумный метод… У меня дома есть пистолет, – продолжала она, – наверное, лучше вам взять его с собой.
– Да все будет в порядке! Я же сценарист, а не ковбой. И потом, к вам нельзя, это первое место, где нас станут подстерегать и вороны, и фараоны…
Я встал, но Софи удержала меня за руку.
– Только будьте крайне осторожны, – настойчиво сказала она.
– Сейчас я собираюсь пойти за словарем для вас… это не так уж опасно.
Через полчаса я оставил на стойке у портье немецко-французский «Ларусс», попросив отнести его в наш номер, и направился к резиденции «Акта Фидеи».
По иронии судьбы парижская резиденция общества «Инадекса» располагалась на улице Жюль-Сезар, за площадью Бастилии, всего в нескольких метрах от одного из центров Церкви сайентологов. Одна улица для всех этих прелестных людей – такое можно увидеть только в Нью-Йорке или в Париже. И как раз сегодня сайентологи вышли на прогулку.
Кроткие адепты Рона Хаббарда проводили демонстрацию протеста против «расизма», жертвами которого они ощущали себя во Франции… Здесь были сайентологи из всех стран, возможно, иностранных было больше, чем французских. Некоторые несли громадные желтые звезды Давида с надписью «Член секты». Меня чуть не вырвало. Я подумал о судьбе сотен тысяч евреев полвека назад: их память пытались использовать в своих интересах эти беспардонные грабители… Ведь если кто и притесняет детей Хаббарда во Франции, так это фискальная служба, которая пытается вытрясти из них положенные налоги! Приравнивать это к участи евреев во время Второй мировой войны – такое уже и дурным вкусом назвать нельзя.
Я пробился сквозь толпу этих странных манифестантов, стараясь не поднимать глаз, чтобы не встречаться с их липкими взглядами. Я мог бы опуститься до брани, настолько они были мне омерзительны.
Здание, где размещалась «Инадекса», оказалось высоким и узким. Современное здание среди гораздо более старых: белый полированный камень, голубоватые зеркала вместо окон.
Я остановился у входа. Никакой таблички не было, ничто не указывало на присутствие какой-либо организации. Но ошибки быть не могло, я твердо помнил адрес. Две небольшие камеры над входом означали, что в этом Царстве Господнем к вопросам безопасности относились серьезно.
Я вошел в большую стеклянную дверь, створки которой раздвинулись передо мной и тут же закрылись. Я медленно двинулся по большому белому холлу с мраморными скользкими полами. Стену в глубине делил надвое лифт, с обеих сторон виднелись элегантные черные лестницы. В нескольких местах я заметил эмблему, которая и в самом деле указывала на принадлежность к религиозной организации. Кроме того, она фигурировала в уставе «Акта Фидеи», присланном нам хакером. Крест на фоне солнца.
Справа от меня за стойкой сидела женщина, что-то печатая на компьютере. На вид ей было лет тридцать: тонкая, чрезмерно намазанная, ярко-голубой костюм, искусственная улыбка.
– Я могу вам помочь?
Я подошел к ней, положив обе руки на белую стойку, и попытался улыбнуться так же широко, как она.
– Джузеппе Адзаро?
Мы оба выдали себя взглядом. В моем она прочла неуверенность, в ее глазах я уловил изумление. Всего лишь на секунду она утратила контроль над собой. Момент истины. Она мгновенно взяла себя в руки, вновь одарила меня улыбкой и сняла телефонную трубку. Я чуть отступил назад, сунув руки в карманы брюк, чтобы продемонстрировать непринужденность, но напряжение висело в воздухе, ощущалось чисто физически.
Я услышал, как она что-то тихо произнесла по-итальянски в телефонную трубку. Слов я не разобрал, поскольку мой итальянский оставлял желать лучшего. Улыбка не сходила с ее лица. Она улыбалась слишком уж старательно.
Слева от меня послышались шаги. Я повернул голову. Двое мужчин спускались по левой от лифта лестнице. Если бы двое убийц из Горда не сгорели на моих глазах, врезавшись в дерево, я бы поклялся, что это они. Длинные черные плащи, широкие плечи, квадратные челюсти. Чертовы карикатуры. Чертовы вороны.
Я слегка попятился. В то же мгновение мне показалось, что они ускорили шаг. Я повернул голову к женщине за стойкой. Она уже не улыбалась. Я взглянул налево. Оба громилы направлялись прямо ко мне. В последнюю секунду я решил, что пора уносить ноги, одним прыжком рванулся к стеклянной двери, но она не раскрылась. Громилы уже бежали. Я попытался раздвинуть створки. Безуспешно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34