Вдруг он застриг ухом.
— Простите, что-то там творится наверху, надо заглянуть в магазин. Такие времена, что в любой момент что-нибудь может случиться.
Воспользовавшись минутой одиночества, Мефф решил испробовать рецепт дядюшки. На полу лежал невероятно грязный и выпачканный, вероятно, кровью носовой платок с золотой монограммой «Д». Он вынул листок бумаги. Сажей он запасся еще утром. На то, чтобы написать одно слово, ему понадобилось несколько секунд, затем он начал вертеться на левой пятке. Когда кончил, в голове немножко кружилось, но под надписью «АЛУКАРД» появилась, словно отпечатанная на машинке, фраза: «Спроси его о четырех девушках». Ничего больше.
Вернулся старый вампир. Действительно, на него жалко было смотреть. Он прихрамывал на правую ногу и все конечности у него тряслись от старости.
— Какой-то тип рвался в магазин, словно не видел объявления, — сказал он.
— Вернемся к делу, — сухо прозвучал голос Мефистофеля XIII.
— Весьма сожалею, но ни о каком деле не может быть и речи. Удивляюсь, как Низ, информированный о моем теперешнем состоянии, вообще обращается ко мне, к тому же, как вижу, через функционера низшего ранга. Мне кажется…
— Ничего вам не кажется, Дракула, мы прекрасно знаем, что о вас думать, — Фаусон снова удивился собственным словам, которых вовсе не собирался произносить. — Лучше припомните-ка, что вы имеете мне сказать о тех четырех девушках?
— Что? — бледная маска князя покрылась холодным потом.
— Четыре девушки! — посланец пекла был неумолим.
— Ну, да, значит, так, ядрена вошь, знаете, — Дракула неожиданно сник и потерял гонор. — Я у вас под колпаком.
— Угу, — усмехнулся Мефф, видя, что попал точно, хотя не знал, чем и во что. — Под колпаком и на крючке!
— Привычка, знаете ли, привычка! — неожиданно заканючил вампир. — Я знаю, что в десятом параграфе семнадцатого пункта инструкции написано: «Вампир на заслуженном отдыхе, не осуществляющий пугания либо кровопития в служебных, тактических, стратегических, научных или учебных (ненужное опустить) целях, не имеет права сосать вены и аорты для личных нужд…»
— Именно!
— Но, помилуйте-с, привычка — вторая натура. Волка тянет в лес, вампира — к аорте, ведь человек не может так вот запросто перемениться, даже если он вампир. Неужто я должен был питаться только одной кашкой и раз в месяц брать талон на банку концентрата с кровью? Я, перед которым дрожала вся Молдова и Валахия, не говоря уж о Бессарабии!
— Четыре девушки, — грозно повторил Мефф, чтобы что-нибудь сказать.
— Да, да, но это было вовсе не так, как вы думаете… Никакого недозволенного насилия, они добровольно, по велению сердца, по-дружески… Вовсе не потому, что я их хозяин. Кроме того, они совершеннолетние. Уже! Они действительно это любят. Очень любят, Оля, Млада, Кати, Йованка!
Приподнялся пурпурный занавес, заслоняющий проход в соседние подземные помещения, и вошли две достаточно выцветшие девицы с изящными формами, поражающие бледностию лиц, и с шеями, довольно плотно прикрытыми платками.
— Где Оля и Йованка? — заволновался румынский аристократ.
— У Оли выходной, а Йованка пошла на лекцию, — сказала та, что повыше, с интересом поглядывая на Фаусона.
— У меня с мсье Делегатом несколько вопросов к вам, девочки, — сказал Дракула так тепло, что Мефф невольно расстегнул пиджак. — Скажите, что вы любите больше всего?
— Вас, князь, — ответили девушки и анемично улыбнулись. Бледно.
— А как с кровопусканием?
Та, что пониже, слегка зарумянилась, а вторая сказала:
— Мы в порядке уважения. Кроме того, врач прописал нам… У меня лично повышенное давление.
— Как видите, я выполняю самое большее роль медицинской пиявки, — сладенько произнес вампир, от возбуждения забыв о хромоте и дрожи в конечностях.
«Не дам тебе отлынивать», — подумал Мефф, чувствуя в этой сладости не естественный сахар, а синтетический сахарин.
— Словам девушек вы можете верить. Они из самых что ни на есть элитных семей в своих странах. Можно сказать, самые высокородные гастарбайтерки в городе Фрейда и Штрауса. Впрочем, пользоваться услугами других я попросту не смог бы.
— Это почему же? — спросил посланник, одновременно раздумывая, не освободилась ли бы от своей бледности Кати, проведя с ним недельку на Майорке.
— Желудок, — пояснил вампир. — Когда ты юн, то можешь сосать что попало, а теперь вот приходится жить исключительно на голубой. Правда, девчата?
Те как по команде подняли вверх руки с характерными для вымирающего класса голубыми жилками.
— Вот вам и вся правда! Тут вы злоупотребления не обнаружите.
— Инструкция остается инструкцией, параграф 17, пункт 10. Это надо будет выяснить Внизу…
Дракула съежился, скрипнул одним клыком, с великим сожалением окинул взглядом тихое гнездышко в дакийском стиле эпохи Траяна, с особой тоской посмотрел на аристократок крови и вздохнул:
— Так точно!
Волна удовлетворения перелилась через волноломы самосознания Меффа. Первый из великолепной пятерки был взят! Осталось, во-первых, уточнить технические детали, в том числе пароль, услышав который Дракула явится в соответствующее время в соответствующее же место, а, во-вторых, несколько разочков мигнуть, дав понять Кати, в каком отеле, на какой улице и в котором номере остановился Агент Нижайшего Круга, К счастью, девушка прекрасно понимала азбуку Морзе. До отлета у Меффа еще было целых три часа с четвертью.
VI
Тяжелая туча в форме атомного гриба висела над влажной и душной сельвой. С террасы одинокой виллы, точнее, бункера, помещенного на склоне холма в том месте, где джунгли постепенно переходят в редкий лес, а затем перерождаются в кустисто-каменистую степь, именуемую на севере «llanos», а на юге «campas», был виден однообразный затуманенный ковер зелени.
Из глубины леса долетал ритмичный гул. Дон Карл ос не любил этого звука, он его раздражал, волновал, а ведь в наэлектризованной атмосфере и без того не было недостатка в грозообразующих элементах. Грохот. И тишина. Снова грохот. Еще несколько дней, и нитка одного из ответвлений Андской магистрали доберется до его резиденции. Дон Карл ос с сожалением подумал о тех временах, когда до ближайшей почты надо было добираться две недели на лошадях по горам, с риском для жизни спускаться по Рио-Карнерро, реке, полной водоворотов, пираний и кайманов.
Подул ветер. На сей раз он шел со стороны возвышенностей, неся дурман гари. Одинокий обитатель дома не любил этого запаха, так же, как нервировали его туземные сувениры — уменьшенные головки обезьян, продаваемые в качестве голов миссионеров, или портмоне из кожи тапира, выдаваемой за человечью.
Вошел чернокожий Мигель.
— Хайль! — обратился он к Карлосу, выкидывая вверх правую руку. Хозяин небрежно ответил. Он не любил своего слугу, однако, поскольку получил его с прекрасными рекомендациями Центра, предпочитал не задираться с Организацией, которая, правду говоря, несмотря на усилия авторов сенсационных романов, была сейчас скорее обществом взаимного обожания склеротических табетиков , нежели серьезным всемирным гангстерским синдикатом, но уж лучше…
— Пришла почта, — сказал негр, в котором, правда, не было и тысячной доли арийских генов, но Организация присвоила ему почетное членство в НСДАП (в эмиграции), учитывая высокий уровень антисемитского сознания. Впрочем, кадры были настолько мизерны, что Организация не брезговала неофитами любого цвета кожи и убеждений, за исключением красных.
— Покажи!
Старческими руками, которые количеством печеночных пятен напоминали лапы ягуара, он разорвал конверт. Депеша! Без шифра! Ах, этот неисправимый Мартин!
«Какой-то тип по имени Дьябло вынюхивает тебя. Вчера прилетел из Вены. Был в клубе. Знает некоторые адреса. Насколько нам известно, не связан ни с Интерполом, ни с одной из комиссий, копающихся в делах Райха. Итальянец из Палермо, около пятидесяти лет. В списках не числится, может сыщик-любитель? У тебя есть какие-нибудь пожелания?»
«Дьябло, Дьябло» — старик задумался. Фамилия ему ни о чем не говорила. Вообще, он знал не так уж много макаронников. На фронте в Ливии был недолго, республику Сало навестил лишь проездом. Он попробовал вспомнить, как звали того итальянского врача, который восполнял убыль его тела в пятьдесят третьем, но нет, тот сейчас был много старше…
— Ответ будет? — спросил Мигель.
— Подумаю, — ответил патрон. Вдруг по его телу прошла дрожь. Уже несколько дней он чувствовал себя отвратно, болели все швы. К тому же еще эта буря. Гром накатился со стороны перевала Гуанако. В свете молний он увидел в зеркале собственное лицо, которое с юных лет вызывало страх у врагов и волнение у друзей. Лицо, сшитое, словно футбольный мяч, из различных кусочков кожи, несмотря на то, что более поздние операции разгладили примитивные швы девятнадцатого века.
— Пусть проверят, чего хочет этот нюхач, а при необходимости пусть ликвидируют. Я его не знаю, — он размашистыми шагами подошел к бару и налил себе сто граммов специально доставляемой из цивилизованных стран Смирновской водки. — Или лучше сначала пусть ликвидируют, а потом проверят! Мне нужен покой.
— Так точно, майн герр! — Мигель щелкнул босыми пятками и вышел.
Дон Карлос налил себе еще полстаканчика и сел за фортепиано. Последними удовольствиями, которые у него остались, были музыка и воспоминания. Начав играть, он обратил свой взор на картину, изображающую угрюмый готический замок, известный из бедекеров как «Замок Франкенштейн» (сейчас расположенный в пригородах Карл-Маркс-Штадта ).
Меффа ждала неожиданность. Готовый к такой жаре, как в Бангкоке, где выход из автомобиля напоминал прыжок в чан с теплой жидкостью, он столкнулся с умеренной температурой. Просто столица располагалась довольно высоко над уровнем моря, а небо покрывали тучи. Синьор Дьябло намеревался за два дня подловить следующие две фамилии из списка будущей команды. После Франкенштейна, в другом небольшом государстве он рассчитывал поймать последнего из вурдалаков равнинных.
Вурдалаки, некогда чрезвычайно распространенные как на Среднеевропейской равнине, так и — в других разновидностях — на остальных континентах Старого Света, вымерли, похоже, назло цивилизации. Причиной было, трудно поверить, бешенство. Когда сыворотка Пас-тера положила конец гегемонии вируса среди собак и людей, он принялся активно искать себе пристанище в мире диких животных. Первые признаки водобоязни у оборотней были отмечены в половине XIX века. Предрассудки, распространенные среди этих бестий, не позволяли им делать себе прививки (антинкъекционная догма была у них столь же сильна, как запрет переливания крови у последователей Иеговы). Одновременно вурдалачий мир в начале нашего века подвергся своеобразному разделу, а именно, распался на две борющиеся между собой фракции, одна из которых считала, что вурдалаки принадлежат миру животных, вторая же утверждала, что это все-таки люди, в связи с чем проповедовала ассимиляцию. Юное поколение оборотней, поддавшись притяжению человекомании, срочно брило чресла, переделывало метрики, ища занятий в таких профессиях, как полиция, органы юстиции и профессиональная армия. Результаты изменения жизненного уклада были трагическими — неврозы, самоубийства. Неовурдалаки, как о том говорят абсолютно секретные данные Пентагона, были в огромном большинстве среди павших в обеих мировых войнах. Но уже в шестидесятых годах в компании по отторжению Катанги от Конго участвовало всего два вурдалака. В конце концов их сочли вымершим видом.
Прозвериная фракция вымерла еще раньше. Уцелела небольшая группа метисов, потомков колонистов, прибывших в Новый Свет в период усилившейся охоты на ведьм в XVII веке. Они явились результатом скрещивания с туземными индейскими оборотнями, некогда весьма распространенными. Еще в наше время отмечена история индианки, являвшейся в образе койота кормить своих детей. Однако и они, уничтожаемые не хуже сиу и апашей, со временем исчезли или уступили место шарлатанам, присваивающим себе звание вурдалаков и занимающихся культами, экспортированными из Черной Африки, которые, однако, не имели ничего общего с Международными службами Низа.
Джордж X. Сотер в своем фундаментальном труде «Werewolves & welfare State» показал невозможность существования оборотней на высших и последующих стадиях развитого капитализма. Однако он не исключал возможности сохранения этих бестий в странах Третьего Мира, что вызвало резкую отповедь со стороны академика Д. П. Зайцева в работе «О некоторых аспектах так называемого вурдалакства и его мнимых исследователях».
Иное утверждение можно найти в работе французского антрополога Жоржа Лоринье, который в результате поисков следов последних оборотней в Латинской Америке опубликовал в «Sources Cabalistiques» эссе под названием «Pourquoi khaki?» В своей работе он доказал, что последнее из чудовищ сохранилось в районе Амазонки благодаря мимикрии, то есть умелой цветовой приспособляемости к фону. Таким образом, он дал ответ, почему оборотни имеют цвет хаки.
В соответствии с приложением к «Who is Who?», последний вурдалак по имени Кайтек находился в небольшой Республике Кортезии, в которую, правда, туристические поездки последнее время затруднены. Однако Мефф считал, что умение проникать сквозь стены может оказаться небесполезным и при пересечении границ.
Дело шло к обеду. Такси с болтливым водителем отвезло Меффа к охотничьему клубу имени Симона Боливара, однако вывеска, как гласили сплетни, была только ширмой «Казино Ветеранов им. Хорста Весселя». Фаусон, представившись поклонником из предварительно придуманного Общества Великой Италии «Джовинецца» , был принят любезно, угощен слабеньким вином, которое здесь именовалось баварским пивом, и одарен фирменной тирольской шляпой. Однако никакой информации не получил. Бармен утверждал, что никогда не слышал фамилии Франкенштейн и вообще, у него слабая память, зато пытался достаточно бездарно выведать, зачем «синьор Фаркензон» нужен итальянскому другу.
Фаусон как бы мимоходом бросил «шестью шесть», но услышав в ответ «тридцать шесть», понял, что послал пулю в молоко.
Он вышел на улицу, полную туземцев, колористическая палитра которых, а одновременно невозможность установить принадлежность к какой-либо определенной расе заставляли думать, что многие годы тому назад кто-то кинул здешнее общество в миксер, спаренный с калейдоскопом. Одних только туземок шоколадного цвета Мефф насчитал оттенков пять.
«Интересно, каковы они на вкус?» — внутренне облизываясь, подумал он.
В принципе, банк его идей был почти исчерпан. Поиски в адресных и телефонных книгах ничего не дали. Единственная надежда была на то, что послезавтрашнее письмо дядюшки снимет, как это было уже раньше, все проблемы. Размышляя, Мефф даже не заметил как удалился от центра и оказался в пригороде из рода тех убогих, где холмы вместо пышных вилл плотно окружены развалюхами, именуемыми в одних странах «ranchitos», а в других «hasiendas». Возведенные буквально одна на одной из неоштукатуренного кирпича и промышленных отходов они походили на муравейник или же пористую силосную кучу, таящую в себе демографическую бомбу. С большим запозданием он заметил, что его окружает сгущающаяся толпа детей, прибывающих неведомо откуда и предлагающих самые разнообразные предметы — от сувениров и наркотиков до юной красивой сестры. Вначале Мефф пробовал отмолчаться, потом отогнать их, но результатом было лишь то, что верещащая орава сгрудилась вокруг него еще плотнее. Глупое положение. Самые смелые начали тянуть его за брюки, а выглядывающие из окружающих хибар старшие явно не спешили вмешиваться. Фаусон подумал было о нечистом пламени. Увы, аэрозоль остался в саквояже, а тот — в камере хранения, ни одно из кабалистических заклинаний не приходило ему в голову, а в левитации он не был мастаком. Он уже собирался кинуть в воздух немного мелочи, надеясь, что это ослабит ребячье кольцо, когда, воя клаксоном и пища покрышками, рядом затормозила ободранная колымага, управляемая юным метисом. Несколько слов, из которых Мефф распознал лишь «Carramba», сделали свое дело. Спустя минуту Фаусон уже сидел в кабине.
— Синьор Дьябло? — кратко спросил избавитель и, получив подтверждение, рванул вперед так резко, словно за ним гнались все демоны мира. Машина мчалась в сторону, противоположную центру, и спустя четверть часа Фаусона перестало радовать такое развитие событий.
Водитель колымаги оказался, пожалуй, самым неразговорчивым человеком Южной Америки, на все вопросы Меффа, задаваемые на известных и неизвестных языках, он отвечал улыбкой и кратким: «Si, si!» Только раз, когда все больше нервничающий Фаусон бросил вопросительно:
— Amigo?
Тот ответил:
— Amigo, naturalmente.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Простите, что-то там творится наверху, надо заглянуть в магазин. Такие времена, что в любой момент что-нибудь может случиться.
Воспользовавшись минутой одиночества, Мефф решил испробовать рецепт дядюшки. На полу лежал невероятно грязный и выпачканный, вероятно, кровью носовой платок с золотой монограммой «Д». Он вынул листок бумаги. Сажей он запасся еще утром. На то, чтобы написать одно слово, ему понадобилось несколько секунд, затем он начал вертеться на левой пятке. Когда кончил, в голове немножко кружилось, но под надписью «АЛУКАРД» появилась, словно отпечатанная на машинке, фраза: «Спроси его о четырех девушках». Ничего больше.
Вернулся старый вампир. Действительно, на него жалко было смотреть. Он прихрамывал на правую ногу и все конечности у него тряслись от старости.
— Какой-то тип рвался в магазин, словно не видел объявления, — сказал он.
— Вернемся к делу, — сухо прозвучал голос Мефистофеля XIII.
— Весьма сожалею, но ни о каком деле не может быть и речи. Удивляюсь, как Низ, информированный о моем теперешнем состоянии, вообще обращается ко мне, к тому же, как вижу, через функционера низшего ранга. Мне кажется…
— Ничего вам не кажется, Дракула, мы прекрасно знаем, что о вас думать, — Фаусон снова удивился собственным словам, которых вовсе не собирался произносить. — Лучше припомните-ка, что вы имеете мне сказать о тех четырех девушках?
— Что? — бледная маска князя покрылась холодным потом.
— Четыре девушки! — посланец пекла был неумолим.
— Ну, да, значит, так, ядрена вошь, знаете, — Дракула неожиданно сник и потерял гонор. — Я у вас под колпаком.
— Угу, — усмехнулся Мефф, видя, что попал точно, хотя не знал, чем и во что. — Под колпаком и на крючке!
— Привычка, знаете ли, привычка! — неожиданно заканючил вампир. — Я знаю, что в десятом параграфе семнадцатого пункта инструкции написано: «Вампир на заслуженном отдыхе, не осуществляющий пугания либо кровопития в служебных, тактических, стратегических, научных или учебных (ненужное опустить) целях, не имеет права сосать вены и аорты для личных нужд…»
— Именно!
— Но, помилуйте-с, привычка — вторая натура. Волка тянет в лес, вампира — к аорте, ведь человек не может так вот запросто перемениться, даже если он вампир. Неужто я должен был питаться только одной кашкой и раз в месяц брать талон на банку концентрата с кровью? Я, перед которым дрожала вся Молдова и Валахия, не говоря уж о Бессарабии!
— Четыре девушки, — грозно повторил Мефф, чтобы что-нибудь сказать.
— Да, да, но это было вовсе не так, как вы думаете… Никакого недозволенного насилия, они добровольно, по велению сердца, по-дружески… Вовсе не потому, что я их хозяин. Кроме того, они совершеннолетние. Уже! Они действительно это любят. Очень любят, Оля, Млада, Кати, Йованка!
Приподнялся пурпурный занавес, заслоняющий проход в соседние подземные помещения, и вошли две достаточно выцветшие девицы с изящными формами, поражающие бледностию лиц, и с шеями, довольно плотно прикрытыми платками.
— Где Оля и Йованка? — заволновался румынский аристократ.
— У Оли выходной, а Йованка пошла на лекцию, — сказала та, что повыше, с интересом поглядывая на Фаусона.
— У меня с мсье Делегатом несколько вопросов к вам, девочки, — сказал Дракула так тепло, что Мефф невольно расстегнул пиджак. — Скажите, что вы любите больше всего?
— Вас, князь, — ответили девушки и анемично улыбнулись. Бледно.
— А как с кровопусканием?
Та, что пониже, слегка зарумянилась, а вторая сказала:
— Мы в порядке уважения. Кроме того, врач прописал нам… У меня лично повышенное давление.
— Как видите, я выполняю самое большее роль медицинской пиявки, — сладенько произнес вампир, от возбуждения забыв о хромоте и дрожи в конечностях.
«Не дам тебе отлынивать», — подумал Мефф, чувствуя в этой сладости не естественный сахар, а синтетический сахарин.
— Словам девушек вы можете верить. Они из самых что ни на есть элитных семей в своих странах. Можно сказать, самые высокородные гастарбайтерки в городе Фрейда и Штрауса. Впрочем, пользоваться услугами других я попросту не смог бы.
— Это почему же? — спросил посланник, одновременно раздумывая, не освободилась ли бы от своей бледности Кати, проведя с ним недельку на Майорке.
— Желудок, — пояснил вампир. — Когда ты юн, то можешь сосать что попало, а теперь вот приходится жить исключительно на голубой. Правда, девчата?
Те как по команде подняли вверх руки с характерными для вымирающего класса голубыми жилками.
— Вот вам и вся правда! Тут вы злоупотребления не обнаружите.
— Инструкция остается инструкцией, параграф 17, пункт 10. Это надо будет выяснить Внизу…
Дракула съежился, скрипнул одним клыком, с великим сожалением окинул взглядом тихое гнездышко в дакийском стиле эпохи Траяна, с особой тоской посмотрел на аристократок крови и вздохнул:
— Так точно!
Волна удовлетворения перелилась через волноломы самосознания Меффа. Первый из великолепной пятерки был взят! Осталось, во-первых, уточнить технические детали, в том числе пароль, услышав который Дракула явится в соответствующее время в соответствующее же место, а, во-вторых, несколько разочков мигнуть, дав понять Кати, в каком отеле, на какой улице и в котором номере остановился Агент Нижайшего Круга, К счастью, девушка прекрасно понимала азбуку Морзе. До отлета у Меффа еще было целых три часа с четвертью.
VI
Тяжелая туча в форме атомного гриба висела над влажной и душной сельвой. С террасы одинокой виллы, точнее, бункера, помещенного на склоне холма в том месте, где джунгли постепенно переходят в редкий лес, а затем перерождаются в кустисто-каменистую степь, именуемую на севере «llanos», а на юге «campas», был виден однообразный затуманенный ковер зелени.
Из глубины леса долетал ритмичный гул. Дон Карл ос не любил этого звука, он его раздражал, волновал, а ведь в наэлектризованной атмосфере и без того не было недостатка в грозообразующих элементах. Грохот. И тишина. Снова грохот. Еще несколько дней, и нитка одного из ответвлений Андской магистрали доберется до его резиденции. Дон Карл ос с сожалением подумал о тех временах, когда до ближайшей почты надо было добираться две недели на лошадях по горам, с риском для жизни спускаться по Рио-Карнерро, реке, полной водоворотов, пираний и кайманов.
Подул ветер. На сей раз он шел со стороны возвышенностей, неся дурман гари. Одинокий обитатель дома не любил этого запаха, так же, как нервировали его туземные сувениры — уменьшенные головки обезьян, продаваемые в качестве голов миссионеров, или портмоне из кожи тапира, выдаваемой за человечью.
Вошел чернокожий Мигель.
— Хайль! — обратился он к Карлосу, выкидывая вверх правую руку. Хозяин небрежно ответил. Он не любил своего слугу, однако, поскольку получил его с прекрасными рекомендациями Центра, предпочитал не задираться с Организацией, которая, правду говоря, несмотря на усилия авторов сенсационных романов, была сейчас скорее обществом взаимного обожания склеротических табетиков , нежели серьезным всемирным гангстерским синдикатом, но уж лучше…
— Пришла почта, — сказал негр, в котором, правда, не было и тысячной доли арийских генов, но Организация присвоила ему почетное членство в НСДАП (в эмиграции), учитывая высокий уровень антисемитского сознания. Впрочем, кадры были настолько мизерны, что Организация не брезговала неофитами любого цвета кожи и убеждений, за исключением красных.
— Покажи!
Старческими руками, которые количеством печеночных пятен напоминали лапы ягуара, он разорвал конверт. Депеша! Без шифра! Ах, этот неисправимый Мартин!
«Какой-то тип по имени Дьябло вынюхивает тебя. Вчера прилетел из Вены. Был в клубе. Знает некоторые адреса. Насколько нам известно, не связан ни с Интерполом, ни с одной из комиссий, копающихся в делах Райха. Итальянец из Палермо, около пятидесяти лет. В списках не числится, может сыщик-любитель? У тебя есть какие-нибудь пожелания?»
«Дьябло, Дьябло» — старик задумался. Фамилия ему ни о чем не говорила. Вообще, он знал не так уж много макаронников. На фронте в Ливии был недолго, республику Сало навестил лишь проездом. Он попробовал вспомнить, как звали того итальянского врача, который восполнял убыль его тела в пятьдесят третьем, но нет, тот сейчас был много старше…
— Ответ будет? — спросил Мигель.
— Подумаю, — ответил патрон. Вдруг по его телу прошла дрожь. Уже несколько дней он чувствовал себя отвратно, болели все швы. К тому же еще эта буря. Гром накатился со стороны перевала Гуанако. В свете молний он увидел в зеркале собственное лицо, которое с юных лет вызывало страх у врагов и волнение у друзей. Лицо, сшитое, словно футбольный мяч, из различных кусочков кожи, несмотря на то, что более поздние операции разгладили примитивные швы девятнадцатого века.
— Пусть проверят, чего хочет этот нюхач, а при необходимости пусть ликвидируют. Я его не знаю, — он размашистыми шагами подошел к бару и налил себе сто граммов специально доставляемой из цивилизованных стран Смирновской водки. — Или лучше сначала пусть ликвидируют, а потом проверят! Мне нужен покой.
— Так точно, майн герр! — Мигель щелкнул босыми пятками и вышел.
Дон Карлос налил себе еще полстаканчика и сел за фортепиано. Последними удовольствиями, которые у него остались, были музыка и воспоминания. Начав играть, он обратил свой взор на картину, изображающую угрюмый готический замок, известный из бедекеров как «Замок Франкенштейн» (сейчас расположенный в пригородах Карл-Маркс-Штадта ).
Меффа ждала неожиданность. Готовый к такой жаре, как в Бангкоке, где выход из автомобиля напоминал прыжок в чан с теплой жидкостью, он столкнулся с умеренной температурой. Просто столица располагалась довольно высоко над уровнем моря, а небо покрывали тучи. Синьор Дьябло намеревался за два дня подловить следующие две фамилии из списка будущей команды. После Франкенштейна, в другом небольшом государстве он рассчитывал поймать последнего из вурдалаков равнинных.
Вурдалаки, некогда чрезвычайно распространенные как на Среднеевропейской равнине, так и — в других разновидностях — на остальных континентах Старого Света, вымерли, похоже, назло цивилизации. Причиной было, трудно поверить, бешенство. Когда сыворотка Пас-тера положила конец гегемонии вируса среди собак и людей, он принялся активно искать себе пристанище в мире диких животных. Первые признаки водобоязни у оборотней были отмечены в половине XIX века. Предрассудки, распространенные среди этих бестий, не позволяли им делать себе прививки (антинкъекционная догма была у них столь же сильна, как запрет переливания крови у последователей Иеговы). Одновременно вурдалачий мир в начале нашего века подвергся своеобразному разделу, а именно, распался на две борющиеся между собой фракции, одна из которых считала, что вурдалаки принадлежат миру животных, вторая же утверждала, что это все-таки люди, в связи с чем проповедовала ассимиляцию. Юное поколение оборотней, поддавшись притяжению человекомании, срочно брило чресла, переделывало метрики, ища занятий в таких профессиях, как полиция, органы юстиции и профессиональная армия. Результаты изменения жизненного уклада были трагическими — неврозы, самоубийства. Неовурдалаки, как о том говорят абсолютно секретные данные Пентагона, были в огромном большинстве среди павших в обеих мировых войнах. Но уже в шестидесятых годах в компании по отторжению Катанги от Конго участвовало всего два вурдалака. В конце концов их сочли вымершим видом.
Прозвериная фракция вымерла еще раньше. Уцелела небольшая группа метисов, потомков колонистов, прибывших в Новый Свет в период усилившейся охоты на ведьм в XVII веке. Они явились результатом скрещивания с туземными индейскими оборотнями, некогда весьма распространенными. Еще в наше время отмечена история индианки, являвшейся в образе койота кормить своих детей. Однако и они, уничтожаемые не хуже сиу и апашей, со временем исчезли или уступили место шарлатанам, присваивающим себе звание вурдалаков и занимающихся культами, экспортированными из Черной Африки, которые, однако, не имели ничего общего с Международными службами Низа.
Джордж X. Сотер в своем фундаментальном труде «Werewolves & welfare State» показал невозможность существования оборотней на высших и последующих стадиях развитого капитализма. Однако он не исключал возможности сохранения этих бестий в странах Третьего Мира, что вызвало резкую отповедь со стороны академика Д. П. Зайцева в работе «О некоторых аспектах так называемого вурдалакства и его мнимых исследователях».
Иное утверждение можно найти в работе французского антрополога Жоржа Лоринье, который в результате поисков следов последних оборотней в Латинской Америке опубликовал в «Sources Cabalistiques» эссе под названием «Pourquoi khaki?» В своей работе он доказал, что последнее из чудовищ сохранилось в районе Амазонки благодаря мимикрии, то есть умелой цветовой приспособляемости к фону. Таким образом, он дал ответ, почему оборотни имеют цвет хаки.
В соответствии с приложением к «Who is Who?», последний вурдалак по имени Кайтек находился в небольшой Республике Кортезии, в которую, правда, туристические поездки последнее время затруднены. Однако Мефф считал, что умение проникать сквозь стены может оказаться небесполезным и при пересечении границ.
Дело шло к обеду. Такси с болтливым водителем отвезло Меффа к охотничьему клубу имени Симона Боливара, однако вывеска, как гласили сплетни, была только ширмой «Казино Ветеранов им. Хорста Весселя». Фаусон, представившись поклонником из предварительно придуманного Общества Великой Италии «Джовинецца» , был принят любезно, угощен слабеньким вином, которое здесь именовалось баварским пивом, и одарен фирменной тирольской шляпой. Однако никакой информации не получил. Бармен утверждал, что никогда не слышал фамилии Франкенштейн и вообще, у него слабая память, зато пытался достаточно бездарно выведать, зачем «синьор Фаркензон» нужен итальянскому другу.
Фаусон как бы мимоходом бросил «шестью шесть», но услышав в ответ «тридцать шесть», понял, что послал пулю в молоко.
Он вышел на улицу, полную туземцев, колористическая палитра которых, а одновременно невозможность установить принадлежность к какой-либо определенной расе заставляли думать, что многие годы тому назад кто-то кинул здешнее общество в миксер, спаренный с калейдоскопом. Одних только туземок шоколадного цвета Мефф насчитал оттенков пять.
«Интересно, каковы они на вкус?» — внутренне облизываясь, подумал он.
В принципе, банк его идей был почти исчерпан. Поиски в адресных и телефонных книгах ничего не дали. Единственная надежда была на то, что послезавтрашнее письмо дядюшки снимет, как это было уже раньше, все проблемы. Размышляя, Мефф даже не заметил как удалился от центра и оказался в пригороде из рода тех убогих, где холмы вместо пышных вилл плотно окружены развалюхами, именуемыми в одних странах «ranchitos», а в других «hasiendas». Возведенные буквально одна на одной из неоштукатуренного кирпича и промышленных отходов они походили на муравейник или же пористую силосную кучу, таящую в себе демографическую бомбу. С большим запозданием он заметил, что его окружает сгущающаяся толпа детей, прибывающих неведомо откуда и предлагающих самые разнообразные предметы — от сувениров и наркотиков до юной красивой сестры. Вначале Мефф пробовал отмолчаться, потом отогнать их, но результатом было лишь то, что верещащая орава сгрудилась вокруг него еще плотнее. Глупое положение. Самые смелые начали тянуть его за брюки, а выглядывающие из окружающих хибар старшие явно не спешили вмешиваться. Фаусон подумал было о нечистом пламени. Увы, аэрозоль остался в саквояже, а тот — в камере хранения, ни одно из кабалистических заклинаний не приходило ему в голову, а в левитации он не был мастаком. Он уже собирался кинуть в воздух немного мелочи, надеясь, что это ослабит ребячье кольцо, когда, воя клаксоном и пища покрышками, рядом затормозила ободранная колымага, управляемая юным метисом. Несколько слов, из которых Мефф распознал лишь «Carramba», сделали свое дело. Спустя минуту Фаусон уже сидел в кабине.
— Синьор Дьябло? — кратко спросил избавитель и, получив подтверждение, рванул вперед так резко, словно за ним гнались все демоны мира. Машина мчалась в сторону, противоположную центру, и спустя четверть часа Фаусона перестало радовать такое развитие событий.
Водитель колымаги оказался, пожалуй, самым неразговорчивым человеком Южной Америки, на все вопросы Меффа, задаваемые на известных и неизвестных языках, он отвечал улыбкой и кратким: «Si, si!» Только раз, когда все больше нервничающий Фаусон бросил вопросительно:
— Amigo?
Тот ответил:
— Amigo, naturalmente.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29