Набравшая через край энергию солнца, воды и речного простора, Надежда восседала в люльке. На фоне пролетавших мимо березовых колков мечтала о ванной, борще и мягком, перед телевизором, кресле. Сладкие грезы прервал заглохший мотор. Бензин иссяк. Километра за четыре до бензозаправки и за пять до гаража.— Придется толкать, — обреченно сказал Николай.— Я что, трактор «Беларусь»? — отказалась Надежда. — Или бульдозер?На их счастье, Егор Куколяшев мимо проезжал на своем «Москвиче». Не задним ходом. За рулем он без всяких гвоздей мог передвигаться коленками вперед.— Дай бензину, — попросил Николай.— У самого на две затяжки осталось. Давай до бензоколонки дотащу.Они зацепили мотоцикл тросом.— Преступление таких женщин на мотокоптилке возить! — укорил Егор Николая, кивая на Надежду. — Ей не каждый «Мерседес» подойдет.— Перебьется, — отмахнулся от претензий Николай.— Тогда пускай пешком идет, — заявил Егор, — двоих не утяну.— Вы что, на мои габариты намекаете? — с кокетливой обидой дернула головой Надежда.Она была женщиной пышных конституций. Впереди и в бедрах содержалось богато ядреных объемов.— К габаритам ноу претензий, — с элементами английского галантно заговорил Егор. — Наоборот, вери мач восхищений. Имею в виду, мой мустанг двоих в мотоцикле не утянет. Пусть дама перебирается ко мне.— Ладно, — согласился Николай.Не успели Куколяшев с Надеждой сесть в машину, Егор начал с «головой» договариваться.— Такую королеву физиономией об ветер возить — это вопиющая бесхозяйственность к достоянию государства. Ведь мягкие прелести тазобедренных частей все кочки на дороге соберут. Такие богатства на руках переносить надо.— Ботало ты.— А коленки! Чистое дорожно-транспортное происшествие. Руки так и норовят руль бросить и потрогать, несмотря на возможную аварию. Хорошо, если мордой об столб дело кончится, а если в сердце любовь саданет? Оно у меня без того натруженное.Однако, вопреки изношенности сердечной мышцы, правая рука бросила «баранку» и потянулась к округлой, чуть тронутой загаром сахарно-царственной коленке.— Но-но! — кокетливо загородила аварийные прелести Надежда. — С головой не договорившись, к заднице не лезь.— Это верно! Женщинам обязательно надо поначалу мозги запудрить. Знаешь песню:Все бабы спят, им жабы снятся.Лишь только я один сидю.Возьму-ка зонтик прогуляться,Себе сужетик подыщу.— Ну ты даешь! — похвалила сольное пение Надежда.Вдохновленный кавалер заорал во все горло:Вот он идет, на ем калоши.И плащ накинут в рукава.Фуражка мягкая на вате,Чтоб не озябла голова…Надежда в долгу не осталась, грянула в ответ:Эх, девки, бядаВ нашем переулке.Мужик бабу продавалЗа четыре булки!— За четыре булки меня не продавали, а за сто рублей вторая жена променяла. Я ее с хахалем за ноги в кровати поймал. Хахалю — пинков и по мордасам, ее давай стыдить: ты че, шалава, опупела?! Она бесстыжие зенки вылупила и говорит: «Он на сто рублей больше тебя получает, а в остальном вы все одинаковые». Вот халда была!— Баб вы мастера хаять! А сам-то, сам! Инфарктник уже, а все «сужетики» по коленкам нашариваешь.— Против такой королевы разве утерпишь?За светским разговором они проскочили заправочную, спохватились у ворот гаражного кооператива.— О, — присвистнул Егор, глянув в зеркало заднего обзора.Мотоцикл на привязи не просматривался. Вот тебе и «все бабы спят, им жабы снятся»!— Где его потеряли? — сделал удивленное лицо Егор. — Что значит обворожительная женщина! Весь ум из головы долой!Возвратившись, застали Николая, зло толкающим мотоцикл.Его «потеряли», можно сказать, не найдя. Трос оборвался на старте. Егор, очутившись рядом с Надеждой, забыл элементарную вещь: взял на прицеп — трогай помалу. А он, одурманенный загорелыми прелестями соседки, рванул с места в карьер.— Ну что, — зло спросил Николай Егора, — с головой договорился, скоро к заднице перейдешь?— Дурак! — закричала Надежда, высунувшись из машины.— Ты за кого меня, Никола, принимаешь? — искренне возмутился Егор. — И в мыслях не было. Я после инфаркта, знаешь, водила какой. Одна дорога в голове. Цепляй по-новой и не выдумывай околесицу.— У тебя, как я погляжу, только на словах инфаркт.— Тебе бы такое. Ходить по-человечески не могу. Как рак пячусь…«Следующую жену из Раков буду брать, — думал Николай, тащимый на прицепе. — По гороскопу идеальная для меня супруга».Но вдруг вспомнил мудрую формулу из рассказа Шукшина: «Жену выбирай, не выбирай, — все равно ошибешься…» — и крепко засомневался в целесообразности обмена шила на мыло. БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ — Во, на Западе цивилизовано! — пришел на кухню с газетой Арнольд Петрович Затеряев. На его лице выделялись допотопной оправой «плюсовые» очки и двухдневная пегая щетина. — Прежде чем брачную ночь открыть, навалиться друг на друга с объятиями, они контракт заключают: что и как, если вдруг любовь сдуется.— Любовь прошла, завяли помидоры, детей об стенку, нам с тобой не по пути! — засыпая картошку в суп, пропела Ангелина Ивановна. — Умные люди, не чета нам, знают, что брак может быть с брачком. Твой кореш, Лагутин, двадцать лет сюсюкался с Наташкой «кошечка» да «лапочка», по всякому вопросу готов был ее в задницу целовать, а начали разводиться, из-за каждой драной тряпки глотку рвал!— Этой стерве дай волю, она без трусов бы оставила!— У вас все бабы стервы!«А нет что ли?» — едва не вырвалось у Арнольда Петровича, но вовремя прикусил язык. Отсек торопыгу от скользкой темы. Повернул повестку дня в другую сторону.— Гель, а давай свой брачный контракт составим, — Арнольд Петрович приготовил авторучку и лист бумаги.— Сивый мерин весь, а туда же — прицел на Запад подавай. На кой нам контракт?— Кому что принадлежит наметим. Понарошку… Холодильник, например, кому запишем?— Мне, естественно! — без секундных раздумий отрубила Ангелина Ивановна.— С каких это чебурашек?— Мы когда его брали? Когда я в положении ходила.— Ну, — Арнольд Петрович не мог взять в толк, к чему клонит жена.— Загну. Ты в это время с Лизкой-путанкой скочетался. Забыл?— Че ты утей гонишь! «Скочетался» я, видите ли…— Че-че! Кабче! Я с пузом сижу, как памятник изобилию, а он придет затемно и духами Лизкиными за версту разит. У нее одной «Сальвадор Дали» был.— Мы вечеровали тогда, — быстро нашелся Арнольд Петрович, — как раз «ноль седьмой» заказ осваивали, неисправности валом были. А с Лизкой стол в стол сидели. Нехотя провоняешь.— Мы с тобой сидели тесно, забеременела честно. Ты мне, сивый мерин, не развешивай лапшу про сверхурочный труд. Не первый год замужем.«Нужен был Лизке мерин», — подумал Арнольд Петрович, но проглотил не имеющее под собой почву оскорбление и, крепя сердце, записал холодильник в графу «Геля».— Кухонный гарнитур скажешь тоже тебе? — с вызовом перешел к дележу следующей недвижимости Арнольд Петрович. — Он, если помнишь, на мои деньги, что на шабашке заработал, куплен.— А доставал кто? Мне его Галка Морозова сделала. Которую ты в подсобке зажимал. Она все рассказала.«Вот шалава! — с горечью подумал Арнольд Петрович. — А ведь не отбивалась, наоборот, — к себе зазывала. Слон в юбке!»— Ладно, доставала, так доставала, — недовольно сказал он и записал кухонный гарнитур в ту же графу, что и холодильник. Затем пробежал мысленно по богатству, нажитому в супружестве, и отрубил. — Стенку будем делить по-братски: тебе две секции и мне — три.— С какого рожна?— В тот год, как ее купили, — с ехидцей начал Арнольд Петрович, — ты в Москву на курсы повышения квалификации ездила.— Ездила. И что?— А то! Приехала, как бревно железное, холодная. Повысилась до ледяного космоса, месяца три валетом спать ложилась. Храплю я, видите. А как обнимать тебя — что Брестскую крепость голыми руками брать.— Ну, ты вспомнил! — деланно захихикала Ангелина Ивановна. — Что тогда-то молчал? Болела я…— Замнем про болезнь для ясности, так что мне три секции, даже — четыре…И закрепляя успех со стенкой, открывшей победный счет в графе «Я», Арнольд Петрович занес руку вписать туда еще одну позицию.— Телевизор тоже мне.— Облезешь и неровно обрастешь! — оправилась от первой неудачи Ангелина Ивановна. — Забыл, как привет из командировки привез.— Какой привет? — насторожился супруг.— Какой-какой! Вен… От дамы. Три пера называется! В переводе — французский насморк…— Ё-мое! По пьянке было-то, дура одна подлезла. Воспользовалась невменяемым состоянием… Изнасиловала почти…— Пить не надо.«Что за любовь без питья», — чуть не слетело с языка Арнольда Петровича. Но тормоза самосохранения выручили. Отвлекли пришедшим на память анекдотом: «Доктор, помогите, как выпью — не могу закончить половой акт. — Так вы не пейте. — Тогда начать не могу».Рассказывать супруге жизненный анекдот не стал.— Мерин сивый! — еще раз оскорбила жена.— Ты зато кобылка племенная! — защитился Арнольд Петрович и решительно произнес. — Спальный гарнитур себе пишу. Мы его купили в тот год, как ты к художнику бегала.— Бестолочь ты! — возмутилась Ангелина Ивановна. — Он рисовал меня!— Не знаю, не знаю, что вы там, в мастерской, наедине живописали?— Ты же видел мой портрет на выставке! — активно оборонялась Ангелина Ивановна. — Видел!— Портрет с тетрадку, он его полгода малевал…— Дурак! Это не фотография, щелкнул и готово. Он же не халявщик. Член Союза художников. Варианты, наброски делал…— Да-да варианты. То голяком, то в чем мама родила, то в чем в бане ходят!— Я в глухом платье на портрете…— Портрет-то до пояса, а дальше, может, обнаженная натура для вдохновения позировала…— У тебя, сивого мерина, одно на уме! — бросила Ангелина Ивановна и нашла контраргумент в борьбе за спальный гарнитур. — А ты тогда к Верке уходить надумал! Че — не было такого?! «Она мне машину купит!» — передразнила мужа.— И купила бы!— А че не ушел?— Че-че! С Манькой дюже горячо! Ладно, хватит! Мне пора на дачу собираться!Арнольд Петрович встал из-за стола.— Зна-а-а-ем, зачем ты туда зачастил. С женой Курдупова спать!— У тебя что — совсем крыша заюзила?!— Курдупов на дежурство, а ты к ней под жирный бочок прыг! Нет, скажешь? Нет?! Сивый мерин!— Тебе 62 года, а такой бред косовертишь! Да она дурней тебя в пять и страшнее в десять раз!— Ах, я страшная! — выхватила у мужа листок с дележом имущества Ангелина Ивановна и разорвала его. — Вот что ты у меня получишь по контракту! Вот!!И сунула под нос супругу красноречивую — маникюр был ярко-красный — фигуру из трех пальцев.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13