.. – Кто-то многозначительно кашлянул. -...Дальше будет понятнее. Итак, скумброидных рыб. Добыча этих крупных, сильных рыб, которые способны на очень быстрые и дальние миграции, то есть перемещения, в поисках пищи или для нереста, требует от промысла специального снаряжения и большой маневренности. Как же ловят тунцов? В основном – ярусами, троллами с идущего судна и при помощи удочек.
– Удочек? – удивленно переспросил кок.
– Да, самыми обыкновенными. Только у тунцовых удочек удилища более крепкие, леса потолще да крючки покрупнее. Как это делается? Ловлю на троллы я покажу всем буквально на днях, а на удочки – чуть попозже. Так вот, о тунцах. Эта рыба – исключительно вкусная, в чем вы все убедитесь вскоре сами. Тунцовое мясо пользуется большим спросом на всех рынках мира; достаточно сказать, что тунцов называют «морскими курицами» или «курицей с плавниками». Этим и объясняется исключительно большой интерес, который проявляют рыбаки различных стран мира к развитию тунцеловного промысла. За последние годы добыча тунцов возросла более чем в четыре раза: с 412,3 тысячи тонн в 1952 году до 1960, 6 тысячи тонн в 1960 году. Есть предположения, что громадные запасы тунцовых рыб позволят этому промыслу стать наиболее важным из рыбных промыслов мира. В последнее время тунцы заинтересовали и рыбную промышленность нашей страны. Из Калининграда и Владивостока были направлены экспедиции в тропики для изучения этого нового для советских рыбаков способа добычи рыбы, а в нынешнем году ловить тунцов вышли два судна. Это известные всем вам «Остров» и «Оскол». А мы... хотя ладно, о наших задачах немного позднее. Так вот – о тунцах. В основном нам придется иметь дело с шестью-семью видами тунцов, наиболее часто встречающимися в Атлантическом океане: обыкновенным тунцом, длинноперым, большеглазым, желтоперым, пятнистым и полосатым. Все они – хищные океанические рыбы, обитающие косяками. Питаются тунцы мелкой стайной рыбой: сардиной, ставридой, анчоусом, а также мелкими кальмарами. По строению своего тела различные виды тунцов очень похожи друг на друга и отличаются вид от вида по окраске, величине и по форме строения плавников.
Виктор передохнул, отпил из стакана пару глотков и повернулся к висящей на стене салона карте.
– Теперь о задачах нашей экспедиции. Нам предстоит обследовать громадные площади Атлантического океана у берегов Западной Африки и восточного побережья Южной Америки, у Бразилии. – Его указка скользнула вниз по карте, пересекла экватор и, вернувшись назад, царапнула голубое поле южного полушария, проскочила вдоль Южной Америки и замерла где-то у побережья Африки. – Вот здесь, в районе устья реки Сенегал, мы будем тралить наживку, а спустившись несколько южнее, к мысу Пальмас, поставим первые ярусы. Затем мы обследуем шельфовые – прибрежные – воды в районе Конакри и пойдем в Гвинейский залив. Там должны быть большие запасы тунцов. Главная наша задача – отыскать и рекомендовать новые районы лова тунцовых рыб. Первыми будут вести промышленный лов тунцов в указанных нами районах теплоходы «Оскол» и «Остров». Так что эти суда сразу опробуют и оценят те районы, на которые мы укажем. А мы будем продолжать изучение биологии тунцов, чтобы лучше знать, где они обитают, чем питаются, когда и в каких районах Атлантики нерестятся. Торин и Хлыстов будут заниматься изучением химического состава воды и ее температуры в различных условиях. Кроме того, нам предстоит собрать коллекцию крупных океанических рыб и различных других обитателей моря. Ну, что еще... С членами научной группы, пожалуй, все знакомы: Жаров, Торин, Хлыстов, Иванов. Кроме того, в состав нашей группы входят еще два человека – это Володя Овчинников и Николай Хлыстов, брат нашего Хлыстова, но они весь рейс проведут на промысловых судах. Вот и все. Есть вопросы?
Да, вопросы есть. Матросов, механиков интересуют детали предстоящей работы: ведь всем им предстоит в самый короткий срок научиться пользоваться новыми, совершенно незнакомыми орудиями лова.
– Подробнее о наживке, – просит Жарова матрос Иван Лукьянец.
Я уже с ним знаком: широкоплечий, спокойный, немного стеснительный, он с нетерпением дожидается началу поиска. Лукьянец – завзятый рыболов.
– Лучшая наживка на тунца – мелкая сардина, – поясняет Жаров.
– А это правда, что акула может проглотить человека? – интересуется Слава Кротов.
– Проглотить, может, и не проглотит, а вот загрызть, разорвать на части плывущего в воде человека акула способна. В Дакаре, в одном из музеев, я видел человеческую стопу, заспиртованную в банке. Ее извлекли из акульего живота...
На несколько минут в салоне становится тихо. Жаров садится и закрывает свою тетрадку с записями. Я перевожу взгляд на стол справа – там сидит командный состав теплохода: капитан, старший помощник Владимир Самодуров – широкоплечий, сильный человек с фигурой и лицом боксера, второй штурман Петр Долиненков и третий штурман Виктор Колмогоров, высокий, черноглазый парень. Напротив них – стол механиков. Лицом к нам сидят матросы палубной команды, боцман, бригадир. На пороге салона устроился поджарый кок Юра Смирнов и мрачноватый, вечно неразговорчивый камбузный матрос Володя. Матросы, механики внимательно смотрят на нас, мы – на них. Сегодня мы впервые собрались все вместе и, к сожалению, еще очень мало знаем друг друга.
Вопросов больше нет. Закрывает собрание капитан. Он рубит ладонью воздух и призывает дружно и энергично взяться за ту большую и важную работу, которая нам предстоит. Рядом со мной сидит Саша Хлыстов, наш инженер-гидрохимик, крепкий, спортивного сложения паренек. Он внимательно вслушивается в капитанские слова и делает пометки в своем блокнотике. Рейс в тропики для него – огромное событие. Саша задумчиво улыбается, щурит глаза. И мне кажется, что он уже видит и ослепительные блики тропического солнца на беспокойной поверхности океана, и диковинных рыб, извлекаемых ярусом из таинственных глубин, и даже незримую черту экватора, которую нам предстоит пересечь.
Собрание окончено, все расходятся по своим местам: капитан – взглянуть на карты в рубку, стармех спешит в машину, матросы – на палубу, мы идем в лабораторию: нужно подготовить оборудование к работе. Тут не обходится без осложнений: лаборатория тесная, в ней всего два стола, а нас четверо. После небольшой перепалки Торин с Хлыстовым оккупируют почти все полки, шкаф и большой стол. Жаров занимает письменный стол и кресло, а мне приходится довольствоваться стулом и перевернутым ящиком из-под большого аквариума. В качестве компенсации в мое распоряжение передается диван. Это меня вполне устраивает – все равно мне почти все время придется работать на палубе, где уже стоит в сторонке длинный препараторский стол, металлические большегрузные весы и два цинковых ящика с раствором формалина. В них будут храниться коллекционные рыбы и другие обитатели океана, представляющие интерес для науки.
А на палубе кипит работа. Качка еще очень сильна, и порой нелегко удержаться на ногах, но время не ждет. Гудят барабаны траловой лебедки, наматывающие на себя сотни метров новенького стального троса. Палубная команда во главе с бригадиром Алексеем Лукашанцем «вооружает» трал: к большущему мешку, сшитому из сетного полотна, подсоединяет тросы-ваеры, при помощи которых трал буксируется за судном, а также металлические поплавки и бобинцы – тяжелые шары-грузила, укрепляемые на нижней стороне трала. Благодаря этим шарам трал как бы катится по дну. Кипит на палубе работа – руки матросов умело орудуют свайками, быстро мелькают крепкие пальцы, измазанные солидолом, – всем надоело вынужденное безделье длительного перехода. Через несколько дней трал будет готов. Прозвучит команда: «Отдать трал!» Там, в устье реки Сенегал, мы наловим наживку – и тогда держись, тунец!
Быстро бегут дни. Что ни сутки, то двести миль за кормой, что ни сутки, то ярче солнце, теплее воздух и выше температура забортной воды. Кстати говоря, она нас очень интересует. Почти каждый день начинается с вопроса:
– Как там водичка? Нет еще шестнадцати?
Но нет, пока еще всего плюс четырнадцать, плюс пятнадцать с половиной. А нужно, чтобы было плюс шестнадцать. Нам не терпится побыстрее встретиться с тунцами – с обыкновенным «туннус туннус» и тем самым, который имеет такое звучное, красивое название «альбакор» – с желтоперым. Эти тунцы любят теплую воду, там, где температура воды ниже шестнадцати градусов, тунцов не встретишь.
Мы уже прошли португальское побережье, миновали последние скалистые обрывы Пиренейского полуострова. Каждое утро вахтенный штурман переставляет в салоне, на карте Атлантического океана красный флажок. Флажок опускается все ниже и ниже, приближаясь к тропику Рака.
Все, что требовалось сделать, чтобы подготовить нашу научную группу к началу работ, сделано. Имущество разобрано, налажена глубоководная лебедка, при помощи которой в воду будут погружаться различные приборы, очищены от вазелина скальпели, смазаны весы. Время, разбитое на корабле на четырехчасовые отрезки: от завтрака – до обеда, от обеда – до полдника, от полдника – до ужина, тянется мучительно медленно. Мы читаем, бродим по теплоходу, помогаем палубной команде и нет-нет да и заглядываем в салон, чтобы прикинуть: ну, сколько там еще до Сенегала?
Наконец штурман торжественно извещает:
– Вниманию научной группы! Температура забортной воды плюс семнадцать и четыре десятых градуса по Цельсию!
В то же утро Жаров и бригадир изготовили восемь троллов и опустили их с кормы в пенную кильватерную дорожку.
Во время обеда я говорю Саше Хлыстову:
– Хочешь посмотреть кальмара?
Саша откладывает ложку, глаза его вспыхивают жадным любопытным огоньком. Кальмара? Еще бы!
– Попался на тролл? – спрашивает он хриплым от волнения голосом и торопливо допивает кисель. – А не сорвется?
– Вцепился мертвой хваткой, – успокаиваю я его, – не сорвется.
Оставив стаканы, мы спешим на корму, и я решительно вытягиваю один из троллов.
– Есть! – восклицает Саша.
– Есть! – кричу я и выдергиваю из воды последние метры упругой капроновой веревки.
Действительно, на тролле – небольшой бело-розовый кальмарчик: длинные щупальца, большущие глаза, вытянутое, в блестящих перламутровых крапинках тело с горизонтальными рулями по бокам.
Кальмар, но только... резиновый.
– Обманщик!.. – разочарованно говорит Саша и вытаскивает другой тролл.
А на нем не кальмар, а рыбка. Не простая – свинцовая, с красными глазами и хвостиком из перьев. В этом красивом пушистом хвосте притаился крепкий стальной крючок. И резиновый кальмар и свинцовая рыбка – искусственные приманки, используемые для ловли тунца на троллы. Ни одна живая или даже мертвая рыба, прицепленная к крючку, не смогла бы вынести многосуточной гонки за судном. А искусственные кальмары и рыбки многие сотни миль мчатся, ныряют в волнах, привлекая внимание хищных рыб. Искусственная наживка – важнейшая часть рыболовной снасти – тролла. Наживка с помощью двухметрового стального поводка прикрепляется к пятидесятиметровой крепкой, обычно капроновой веревке. Вот и все сооружение. Обычно по 10-12 троллов постоянно буксируются любым тунцеловным судном. Обнаружив косяк тунцов – кипящую воду, в которой мелькают крупные серебристые тела, а над ними с пронзительными криками носятся чайки, – судно устремляется к нему. Здесь-то и сослужит свою службу тролл с искусственной наживкой. Завидев мелькающих в воде кальмарчиков, тунцы бросаются к ним. И тут только успевай выхватывать из-за кормы бьющихся сильных рыбин.
Но на троллы обычно ловятся мелкие тунцы. Поэтому тролловый лов для большинства тунцеловов является не главным, а побочным методом добычи. Лишь в Бискайском заливе в летнее время французы, испанцы и португальцы добывают тунцов троллами. Это им удается потому, что в водах Бискайя обитает молодое поколение длинноперого тунца, предпочитающее верхние слои воды. Местные рыбаки не имеют возможности ходить в дальние края за крупным тунцом и поэтому довольствуются мелким.
Ну, а как обстоят дела у нас? Плохо: день за днем тащим мы за собой троллы – и никаких результатов!
– В прошлом рейсе за одну вахту бывало по семьдесят пять – восемьдесят тунцов вылавливали, – подбадривает нас Жаров. – В день по две-три тонны в морозилку отправляли!
Мы подолгу смотрим на прыгающих в воде кальмарчиков и удивляемся: в чем же дело? Миль шестьсот тащим троллы – и ни одной поклевки! Хоть поклевки и были. Но клевали не рыбы, а... птицы. Второй день, разогнав всех чаек, летят за нами большие океанические птицы из семейства альбатросов – олуши. У них длинные острые крылья, массивная голова и длинный, крепчайший, желтый клюв. Старые птицы окрашены в светло-шоколадный цвет, у молодых же шея, грудь и половина крыльев ярко-белые, а от «локтя» до кончика крылья окрашены в черный цвет. Молодые олуши напоминают модниц, собравшихся на бал: в белых платьях и длинных, до локтя, черных перчатках. Очень интересно наблюдать, как олуши охотятся за рыбой. Заметив рыбку, птица взмывает в небо и оттуда, сложив крылья, камнем пикирует в воду. Схватив добычу, не торопясь, заглатывает ее, поправляет клювом выбившиеся перышки, а потом опять взлетает, окидывая океан зорким взглядом.
В предыдущем рейсе на «Орехове» мы были свидетелями интересного случая: одна из олуш поселилась на... верхушке фок-мачты. Ее не смущали ни шум двигателя, ни люди, работающие на палубе, ни грохот траловой лебедки. Она даже не обращала внимания на возмущенные крики чистюли боцмана, когда он, вспоминая всех чертей и дьяволов, замывал тряпкой зловонные белые пятна у основания мачты. Как только показывался из воды трал, олуша слетала с мачты и бросалась в воду, вылавливая выскользнувших из сети, помятых ячеями трала сардинок. Почти неделю путешествовала олуша вместе с нами, добравшись чуть ли не до экватора, куда обычно эти птицы никогда не залетают. Нахальная птица так заленилась, что, даже когда мы два дня подряд не тралили, она не сдвинулась с места, чтобы отправиться на поиски рыбы. В конце концов она кончила плохо – из нее было сделано чучело.
С левого борта в плотной дымке маячат берега Африки. Я смотрю на их неясные очертания, и мне кажутся давно знакомыми и вон те песчаные пляжи, и высокие горы вдали, и даже мерещатся белые города у их подножий. Жаров, видно, думает о том же.
– Ты знаешь стихотворение африканского поэта Абиоса Николя «Возвращение»? Слушай:
И вот я вернулся.
Я плыву вдоль знакомого берега,
Любуясь затейливой смелостью
Обновляющихся городов:
Дакар, Аккра, Котону,
Лагос, Батхерст, Бисау,
Фритаун и Либервиль.
(В обоих названиях – свобода.
Тут свобода у всех на уме!..)
– «Свобода у всех на уме!..» – повторяю я последнюю строчку и вслушиваюсь: может, и сейчас где-то там, на далеком африканском берегу, грохочут выстрелы: свобода у всех на уме!
Однако мы еще не достигли тех городов, о которых говорится в стихотворении, скоро будем проходить и мимо них, а в некоторых городах и побываем. С утра дает о себе знать Сахара – до судна долетает ее знойное, сухое дыхание. Днем температура на солнечной стороне достигает 30 градусов. Кое-кто уже пытается скинуть с себя рубашку, но рано, – холодный ветер, налетающий с кормы, быстро остужает ретивого солнцепоклонника. Днем в каютах жарко, а на ночь приходится накрепко завинчивать иллюминаторы и закрывать дверь: днем Сахара дышит зноем, а ночью – пронизывающим холодом, и мы корчимся под тонкими одеялами и, щелкая зубами, натягиваем на себя рубашки, брюки.
Судно спешит на юг. Почти от самого Бискайя нас подгоняет к тропикам северный пассат. Он ровно, без устали, «дует» в корму с левого борта, ускоряя бег судна! Градуса до шестого-седьмого мы будем чувствовать его дружескую поддержку.
Когда-то пассат очень любили капитаны парусных кораблей. Они знали: пассат никогда не иссякнет, в нем хватит сил, чтобы «дуть» в одном направлении по два-три месяца подряд. Капитаны, «обветренные, как скалы», зычным голосом отдавали команду, «бригантины поднимали паруса» и мчались подобно белым невиданным морским птицам навстречу приключениям и опасностям.
Мы тоже ставим свои паруса. Правда, это не такие паруса, как на знаменитых бригантинах или на чайных клиперах прошлого столетия, но все же – паруса, и наше судно, чуть накренившись, значительно прибавляет в скорости. Ветер туго гудит в надувшейся парусине. В его солидном басе мне слышится одобрение.
А я с большим нетерпением дожидаюсь каких-нибудь событий, приключений, интересных встреч: в любом рейсе они всегда происходили, произойдут и с нами, только бы побыстрее!
Одно из них происходит не днем, а ночью.
Помню, в детстве меня очень напугал соседский мальчишка Венька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Удочек? – удивленно переспросил кок.
– Да, самыми обыкновенными. Только у тунцовых удочек удилища более крепкие, леса потолще да крючки покрупнее. Как это делается? Ловлю на троллы я покажу всем буквально на днях, а на удочки – чуть попозже. Так вот, о тунцах. Эта рыба – исключительно вкусная, в чем вы все убедитесь вскоре сами. Тунцовое мясо пользуется большим спросом на всех рынках мира; достаточно сказать, что тунцов называют «морскими курицами» или «курицей с плавниками». Этим и объясняется исключительно большой интерес, который проявляют рыбаки различных стран мира к развитию тунцеловного промысла. За последние годы добыча тунцов возросла более чем в четыре раза: с 412,3 тысячи тонн в 1952 году до 1960, 6 тысячи тонн в 1960 году. Есть предположения, что громадные запасы тунцовых рыб позволят этому промыслу стать наиболее важным из рыбных промыслов мира. В последнее время тунцы заинтересовали и рыбную промышленность нашей страны. Из Калининграда и Владивостока были направлены экспедиции в тропики для изучения этого нового для советских рыбаков способа добычи рыбы, а в нынешнем году ловить тунцов вышли два судна. Это известные всем вам «Остров» и «Оскол». А мы... хотя ладно, о наших задачах немного позднее. Так вот – о тунцах. В основном нам придется иметь дело с шестью-семью видами тунцов, наиболее часто встречающимися в Атлантическом океане: обыкновенным тунцом, длинноперым, большеглазым, желтоперым, пятнистым и полосатым. Все они – хищные океанические рыбы, обитающие косяками. Питаются тунцы мелкой стайной рыбой: сардиной, ставридой, анчоусом, а также мелкими кальмарами. По строению своего тела различные виды тунцов очень похожи друг на друга и отличаются вид от вида по окраске, величине и по форме строения плавников.
Виктор передохнул, отпил из стакана пару глотков и повернулся к висящей на стене салона карте.
– Теперь о задачах нашей экспедиции. Нам предстоит обследовать громадные площади Атлантического океана у берегов Западной Африки и восточного побережья Южной Америки, у Бразилии. – Его указка скользнула вниз по карте, пересекла экватор и, вернувшись назад, царапнула голубое поле южного полушария, проскочила вдоль Южной Америки и замерла где-то у побережья Африки. – Вот здесь, в районе устья реки Сенегал, мы будем тралить наживку, а спустившись несколько южнее, к мысу Пальмас, поставим первые ярусы. Затем мы обследуем шельфовые – прибрежные – воды в районе Конакри и пойдем в Гвинейский залив. Там должны быть большие запасы тунцов. Главная наша задача – отыскать и рекомендовать новые районы лова тунцовых рыб. Первыми будут вести промышленный лов тунцов в указанных нами районах теплоходы «Оскол» и «Остров». Так что эти суда сразу опробуют и оценят те районы, на которые мы укажем. А мы будем продолжать изучение биологии тунцов, чтобы лучше знать, где они обитают, чем питаются, когда и в каких районах Атлантики нерестятся. Торин и Хлыстов будут заниматься изучением химического состава воды и ее температуры в различных условиях. Кроме того, нам предстоит собрать коллекцию крупных океанических рыб и различных других обитателей моря. Ну, что еще... С членами научной группы, пожалуй, все знакомы: Жаров, Торин, Хлыстов, Иванов. Кроме того, в состав нашей группы входят еще два человека – это Володя Овчинников и Николай Хлыстов, брат нашего Хлыстова, но они весь рейс проведут на промысловых судах. Вот и все. Есть вопросы?
Да, вопросы есть. Матросов, механиков интересуют детали предстоящей работы: ведь всем им предстоит в самый короткий срок научиться пользоваться новыми, совершенно незнакомыми орудиями лова.
– Подробнее о наживке, – просит Жарова матрос Иван Лукьянец.
Я уже с ним знаком: широкоплечий, спокойный, немного стеснительный, он с нетерпением дожидается началу поиска. Лукьянец – завзятый рыболов.
– Лучшая наживка на тунца – мелкая сардина, – поясняет Жаров.
– А это правда, что акула может проглотить человека? – интересуется Слава Кротов.
– Проглотить, может, и не проглотит, а вот загрызть, разорвать на части плывущего в воде человека акула способна. В Дакаре, в одном из музеев, я видел человеческую стопу, заспиртованную в банке. Ее извлекли из акульего живота...
На несколько минут в салоне становится тихо. Жаров садится и закрывает свою тетрадку с записями. Я перевожу взгляд на стол справа – там сидит командный состав теплохода: капитан, старший помощник Владимир Самодуров – широкоплечий, сильный человек с фигурой и лицом боксера, второй штурман Петр Долиненков и третий штурман Виктор Колмогоров, высокий, черноглазый парень. Напротив них – стол механиков. Лицом к нам сидят матросы палубной команды, боцман, бригадир. На пороге салона устроился поджарый кок Юра Смирнов и мрачноватый, вечно неразговорчивый камбузный матрос Володя. Матросы, механики внимательно смотрят на нас, мы – на них. Сегодня мы впервые собрались все вместе и, к сожалению, еще очень мало знаем друг друга.
Вопросов больше нет. Закрывает собрание капитан. Он рубит ладонью воздух и призывает дружно и энергично взяться за ту большую и важную работу, которая нам предстоит. Рядом со мной сидит Саша Хлыстов, наш инженер-гидрохимик, крепкий, спортивного сложения паренек. Он внимательно вслушивается в капитанские слова и делает пометки в своем блокнотике. Рейс в тропики для него – огромное событие. Саша задумчиво улыбается, щурит глаза. И мне кажется, что он уже видит и ослепительные блики тропического солнца на беспокойной поверхности океана, и диковинных рыб, извлекаемых ярусом из таинственных глубин, и даже незримую черту экватора, которую нам предстоит пересечь.
Собрание окончено, все расходятся по своим местам: капитан – взглянуть на карты в рубку, стармех спешит в машину, матросы – на палубу, мы идем в лабораторию: нужно подготовить оборудование к работе. Тут не обходится без осложнений: лаборатория тесная, в ней всего два стола, а нас четверо. После небольшой перепалки Торин с Хлыстовым оккупируют почти все полки, шкаф и большой стол. Жаров занимает письменный стол и кресло, а мне приходится довольствоваться стулом и перевернутым ящиком из-под большого аквариума. В качестве компенсации в мое распоряжение передается диван. Это меня вполне устраивает – все равно мне почти все время придется работать на палубе, где уже стоит в сторонке длинный препараторский стол, металлические большегрузные весы и два цинковых ящика с раствором формалина. В них будут храниться коллекционные рыбы и другие обитатели океана, представляющие интерес для науки.
А на палубе кипит работа. Качка еще очень сильна, и порой нелегко удержаться на ногах, но время не ждет. Гудят барабаны траловой лебедки, наматывающие на себя сотни метров новенького стального троса. Палубная команда во главе с бригадиром Алексеем Лукашанцем «вооружает» трал: к большущему мешку, сшитому из сетного полотна, подсоединяет тросы-ваеры, при помощи которых трал буксируется за судном, а также металлические поплавки и бобинцы – тяжелые шары-грузила, укрепляемые на нижней стороне трала. Благодаря этим шарам трал как бы катится по дну. Кипит на палубе работа – руки матросов умело орудуют свайками, быстро мелькают крепкие пальцы, измазанные солидолом, – всем надоело вынужденное безделье длительного перехода. Через несколько дней трал будет готов. Прозвучит команда: «Отдать трал!» Там, в устье реки Сенегал, мы наловим наживку – и тогда держись, тунец!
Быстро бегут дни. Что ни сутки, то двести миль за кормой, что ни сутки, то ярче солнце, теплее воздух и выше температура забортной воды. Кстати говоря, она нас очень интересует. Почти каждый день начинается с вопроса:
– Как там водичка? Нет еще шестнадцати?
Но нет, пока еще всего плюс четырнадцать, плюс пятнадцать с половиной. А нужно, чтобы было плюс шестнадцать. Нам не терпится побыстрее встретиться с тунцами – с обыкновенным «туннус туннус» и тем самым, который имеет такое звучное, красивое название «альбакор» – с желтоперым. Эти тунцы любят теплую воду, там, где температура воды ниже шестнадцати градусов, тунцов не встретишь.
Мы уже прошли португальское побережье, миновали последние скалистые обрывы Пиренейского полуострова. Каждое утро вахтенный штурман переставляет в салоне, на карте Атлантического океана красный флажок. Флажок опускается все ниже и ниже, приближаясь к тропику Рака.
Все, что требовалось сделать, чтобы подготовить нашу научную группу к началу работ, сделано. Имущество разобрано, налажена глубоководная лебедка, при помощи которой в воду будут погружаться различные приборы, очищены от вазелина скальпели, смазаны весы. Время, разбитое на корабле на четырехчасовые отрезки: от завтрака – до обеда, от обеда – до полдника, от полдника – до ужина, тянется мучительно медленно. Мы читаем, бродим по теплоходу, помогаем палубной команде и нет-нет да и заглядываем в салон, чтобы прикинуть: ну, сколько там еще до Сенегала?
Наконец штурман торжественно извещает:
– Вниманию научной группы! Температура забортной воды плюс семнадцать и четыре десятых градуса по Цельсию!
В то же утро Жаров и бригадир изготовили восемь троллов и опустили их с кормы в пенную кильватерную дорожку.
Во время обеда я говорю Саше Хлыстову:
– Хочешь посмотреть кальмара?
Саша откладывает ложку, глаза его вспыхивают жадным любопытным огоньком. Кальмара? Еще бы!
– Попался на тролл? – спрашивает он хриплым от волнения голосом и торопливо допивает кисель. – А не сорвется?
– Вцепился мертвой хваткой, – успокаиваю я его, – не сорвется.
Оставив стаканы, мы спешим на корму, и я решительно вытягиваю один из троллов.
– Есть! – восклицает Саша.
– Есть! – кричу я и выдергиваю из воды последние метры упругой капроновой веревки.
Действительно, на тролле – небольшой бело-розовый кальмарчик: длинные щупальца, большущие глаза, вытянутое, в блестящих перламутровых крапинках тело с горизонтальными рулями по бокам.
Кальмар, но только... резиновый.
– Обманщик!.. – разочарованно говорит Саша и вытаскивает другой тролл.
А на нем не кальмар, а рыбка. Не простая – свинцовая, с красными глазами и хвостиком из перьев. В этом красивом пушистом хвосте притаился крепкий стальной крючок. И резиновый кальмар и свинцовая рыбка – искусственные приманки, используемые для ловли тунца на троллы. Ни одна живая или даже мертвая рыба, прицепленная к крючку, не смогла бы вынести многосуточной гонки за судном. А искусственные кальмары и рыбки многие сотни миль мчатся, ныряют в волнах, привлекая внимание хищных рыб. Искусственная наживка – важнейшая часть рыболовной снасти – тролла. Наживка с помощью двухметрового стального поводка прикрепляется к пятидесятиметровой крепкой, обычно капроновой веревке. Вот и все сооружение. Обычно по 10-12 троллов постоянно буксируются любым тунцеловным судном. Обнаружив косяк тунцов – кипящую воду, в которой мелькают крупные серебристые тела, а над ними с пронзительными криками носятся чайки, – судно устремляется к нему. Здесь-то и сослужит свою службу тролл с искусственной наживкой. Завидев мелькающих в воде кальмарчиков, тунцы бросаются к ним. И тут только успевай выхватывать из-за кормы бьющихся сильных рыбин.
Но на троллы обычно ловятся мелкие тунцы. Поэтому тролловый лов для большинства тунцеловов является не главным, а побочным методом добычи. Лишь в Бискайском заливе в летнее время французы, испанцы и португальцы добывают тунцов троллами. Это им удается потому, что в водах Бискайя обитает молодое поколение длинноперого тунца, предпочитающее верхние слои воды. Местные рыбаки не имеют возможности ходить в дальние края за крупным тунцом и поэтому довольствуются мелким.
Ну, а как обстоят дела у нас? Плохо: день за днем тащим мы за собой троллы – и никаких результатов!
– В прошлом рейсе за одну вахту бывало по семьдесят пять – восемьдесят тунцов вылавливали, – подбадривает нас Жаров. – В день по две-три тонны в морозилку отправляли!
Мы подолгу смотрим на прыгающих в воде кальмарчиков и удивляемся: в чем же дело? Миль шестьсот тащим троллы – и ни одной поклевки! Хоть поклевки и были. Но клевали не рыбы, а... птицы. Второй день, разогнав всех чаек, летят за нами большие океанические птицы из семейства альбатросов – олуши. У них длинные острые крылья, массивная голова и длинный, крепчайший, желтый клюв. Старые птицы окрашены в светло-шоколадный цвет, у молодых же шея, грудь и половина крыльев ярко-белые, а от «локтя» до кончика крылья окрашены в черный цвет. Молодые олуши напоминают модниц, собравшихся на бал: в белых платьях и длинных, до локтя, черных перчатках. Очень интересно наблюдать, как олуши охотятся за рыбой. Заметив рыбку, птица взмывает в небо и оттуда, сложив крылья, камнем пикирует в воду. Схватив добычу, не торопясь, заглатывает ее, поправляет клювом выбившиеся перышки, а потом опять взлетает, окидывая океан зорким взглядом.
В предыдущем рейсе на «Орехове» мы были свидетелями интересного случая: одна из олуш поселилась на... верхушке фок-мачты. Ее не смущали ни шум двигателя, ни люди, работающие на палубе, ни грохот траловой лебедки. Она даже не обращала внимания на возмущенные крики чистюли боцмана, когда он, вспоминая всех чертей и дьяволов, замывал тряпкой зловонные белые пятна у основания мачты. Как только показывался из воды трал, олуша слетала с мачты и бросалась в воду, вылавливая выскользнувших из сети, помятых ячеями трала сардинок. Почти неделю путешествовала олуша вместе с нами, добравшись чуть ли не до экватора, куда обычно эти птицы никогда не залетают. Нахальная птица так заленилась, что, даже когда мы два дня подряд не тралили, она не сдвинулась с места, чтобы отправиться на поиски рыбы. В конце концов она кончила плохо – из нее было сделано чучело.
С левого борта в плотной дымке маячат берега Африки. Я смотрю на их неясные очертания, и мне кажутся давно знакомыми и вон те песчаные пляжи, и высокие горы вдали, и даже мерещатся белые города у их подножий. Жаров, видно, думает о том же.
– Ты знаешь стихотворение африканского поэта Абиоса Николя «Возвращение»? Слушай:
И вот я вернулся.
Я плыву вдоль знакомого берега,
Любуясь затейливой смелостью
Обновляющихся городов:
Дакар, Аккра, Котону,
Лагос, Батхерст, Бисау,
Фритаун и Либервиль.
(В обоих названиях – свобода.
Тут свобода у всех на уме!..)
– «Свобода у всех на уме!..» – повторяю я последнюю строчку и вслушиваюсь: может, и сейчас где-то там, на далеком африканском берегу, грохочут выстрелы: свобода у всех на уме!
Однако мы еще не достигли тех городов, о которых говорится в стихотворении, скоро будем проходить и мимо них, а в некоторых городах и побываем. С утра дает о себе знать Сахара – до судна долетает ее знойное, сухое дыхание. Днем температура на солнечной стороне достигает 30 градусов. Кое-кто уже пытается скинуть с себя рубашку, но рано, – холодный ветер, налетающий с кормы, быстро остужает ретивого солнцепоклонника. Днем в каютах жарко, а на ночь приходится накрепко завинчивать иллюминаторы и закрывать дверь: днем Сахара дышит зноем, а ночью – пронизывающим холодом, и мы корчимся под тонкими одеялами и, щелкая зубами, натягиваем на себя рубашки, брюки.
Судно спешит на юг. Почти от самого Бискайя нас подгоняет к тропикам северный пассат. Он ровно, без устали, «дует» в корму с левого борта, ускоряя бег судна! Градуса до шестого-седьмого мы будем чувствовать его дружескую поддержку.
Когда-то пассат очень любили капитаны парусных кораблей. Они знали: пассат никогда не иссякнет, в нем хватит сил, чтобы «дуть» в одном направлении по два-три месяца подряд. Капитаны, «обветренные, как скалы», зычным голосом отдавали команду, «бригантины поднимали паруса» и мчались подобно белым невиданным морским птицам навстречу приключениям и опасностям.
Мы тоже ставим свои паруса. Правда, это не такие паруса, как на знаменитых бригантинах или на чайных клиперах прошлого столетия, но все же – паруса, и наше судно, чуть накренившись, значительно прибавляет в скорости. Ветер туго гудит в надувшейся парусине. В его солидном басе мне слышится одобрение.
А я с большим нетерпением дожидаюсь каких-нибудь событий, приключений, интересных встреч: в любом рейсе они всегда происходили, произойдут и с нами, только бы побыстрее!
Одно из них происходит не днем, а ночью.
Помню, в детстве меня очень напугал соседский мальчишка Венька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24