И мы спокойно поболтаем. Сможешь быть там через час?
— Вы могли бы приехать и сюда, но если хотите встретиться в гараже, я не возражаю, — сказал Марк.
Брэдли, по-видимому, никогда не повзрослеет. К чему эта таинственность и выдумки с гаражом? Почему не встретиться просто в каком-нибудь баре?
В Солсбери парк делла Фаворита заменял проезд, по обе стороны которого были свалки; от Двадцать второй улицы он был скрыт нагромождением старых машин, ждавших своей очереди, чтобы отправиться под гидравлический пресс. Брэдли поставил здесь свой «порш» со складным верхом и, встретив Марка, направлявшегося в контору Гаррисона, крепко пожал ему руку.
— Как приятно снова видеть тебя, Марк. Ты отлично выглядишь. Немного похудел, но по-прежнему в блестящей форме.
Лицо Брэдли стало шире, в бровях появились отдельные седые волоски. В остальном он не изменился. На нем был прекрасный твидовый костюм скромного английского покроя, выглядевший в Солсбери просто шикарным.
— Рад тебя видеть, Марк. Честное слово, рад… столько лет прошло. Когда бываю в этих местах, всегда здесь останавливаюсь, надеясь тебя встретить, но ты все где-то разъезжаешь. Если не ошибаюсь, в последний раз мы с тобой встречались в Гаване. Кстати, я несколько раз в этом году видел твою фамилию в газетах и страшно обрадовался, когда они сняли с тебя обвинение в убийстве. Как только девчонка снова исчезла, у них не осталось никаких шансов. Но даже еще до того, как они потеряли главного свидетеля, это было юридически безнадежно. А что ты сейчас поделываешь? По-прежнему занимаешься торговлей недвижимостью?
— Я теперь частный консультант, — сказал Марк. — Я ушел из фирмы вскоре после того, как мистер Ди Стефано продал свою долю.
— А как поживает Дон Винченте? Я его тоже много лет не видел. Удивительный человек. Я всегда испытывал к нему симпатию, всегда им восхищался. Я слышал, у него последнее время одна неприятность за другой. В особенности с его сыном Виктором. Мне искренне его жаль. Сначала он потерял все свои капиталы на Кубе, потом эта история с сыном. Все одно к одному.
Марк ждал, весь напрягшись. Он отлично помнил, как искусно умеет Брэдли играть в кошки-мышки.
— Виктору здорово досталось, но сейчас он почти оправился, — сказал он. — Когда я последний раз его видел, он выглядел совсем неплохо.
— Я не о том, — сказал Брэдли. — Разве ты не слыхал? Его сцапали на прошлой неделе в Бонито-Спрингс. Он обвиняется в убийстве агента Федерального бюро по борьбе с наркотиками и ввозе в страну крупнейшей партии героина. По моим предположениям, его ждет электрический стул.
— Плохо дело, — сказал Марк. — Я и не знал. — Об аресте Виктора ему стало известно через тридцать шесть часов после того, как это произошло, но он хотел услышать официальную версию.
— Все до того невероятно и драматично, — продолжал Брэдли, сопровождая свои слова размашистым жестом, который ему пришлось сдержать, чтобы не стукнуться о стенку машины. — Виктор переправлял героин в катафалке. Когда его загнали в угол, он спрятал героин, убил агента и потопил катафалк в болоте. Полиции удалось отыскать какого-то помешанного бродягу, который живет там в заброшенном доме, — он почти все видел. После этого Виктор недели две скрывался в Эверглейдсе, питаясь сырой рыбой. За это время он отрастил себе бороду, вышел из болот и нанялся официантом в ресторан; там-то его и зацапали.
— Я только слышал, что его разыскивают.
— Вы ведь были очень дружны, правда? — спросил Брэдли.
— Мне всегда было его жаль.
— Я слышал, что он около двух месяцев жил у тебя на Чемплейн авеню.
— После того как его избили, мы с женой некоторое время выхаживали его. Что бы он ни натворил, он в общем-то хороший парень.
— Ему бы здорово помогло, если бы они нашли то место, куда он спрятал героин. Да в тебе тоже.
— А при чем тут я? Я знаю об этой истории только то, что было в газетах, и то, что вы мне сейчас рассказали.
— Марк, хватит ходить вокруг да около. Мы оба взрослые люди, хорошо знаем в уважаем друг друга. Я, видно, должен сказать без обиняков: тебе грозят большие неприятности:
— Для меня это не новость.
— Я говорю не только про дело Кобболда, это лишь одна частица. Главное в том, что Федеральное бюро по борьбе с наркотиками собирается тебя выслать. Они хотят отправить тебя домой, в Сицилию.
— Перестаньте, Брэдли, не берите меня на пушку.
— Я слишком тебя уважаю для этого. Они могут выслать тебя, и они это сделают. Даже если исключить дело Кобболда и Линду Уоттс, ты являешься сообщником человека, которому инкриминируется ввоз в страну героина на десять миллионов долларов и убийство одного из агентов Бюро. Далее, с момента приезда в США в вплоть до последних месяцев ты работал на человека, которого «Провиденс джорнэл» назвал недавно — цитирую — «одним из самых темных заправил подпольного мира».
Марк презрительно опустил уголки губ.
— Конечно, это журналистские штучки, — сказал Брэдли, — и на нас с тобой они не производят впечатления, но при рассмотрении вопроса о твоей высылке это будет учтено. Некоторые утверждают, что ты был правой рукой Ди Стефано, и на данный момент достаточно уже одного этого. Конечно, каждый знает, что, какое бы обвинение против тебя ни выдвинули, доказать они ничего не могут, но выслать — это для них проще простого. Я абсолютно не могу понять, почему вопреки здравому смыслу ваши люди никогда не побеспокоятся о том, чтобы получить гражданство; теперь же стоит Бюро по борьбе с наркотиками подготовить бумаги и объявить тебя нежелательным лицом — а этим они сейчас и заняты, — как на тебя обрушится общественное мнение, пробудившееся в связи с ростом потребления наркотиков. Так что я, к сожалению, должен тебе сообщить, что через две недели ты уже будешь в дороге. Может быть, тебя немного утешит то, что за этот месяц в том же направлении проследовали еще двое выдворенных. Здесь периодически проделывают такие штуки.
Марк был ошеломлен. Он знал, что Брэдли не берет его на пушку — это было бы бессмысленно: ведь Брэдли прекрасно понимает, что Марк без особого труда может выяснить истинные намерения ФБН.
— Какая ваша цена? — спросил он. Брэдли поморщился.
— Мне бы не хотелось называть это ценой. Ты — мой старый боевой товарищ. По роду своей работы я вел одинокую жизнь, в у меня мало друзей, но я всегда считал тебя другом. Мы с тобой оба, Марк, сейчас в тяжелом положении. У тебя — ситуация отчаянная, а я вижу, как рушится дело, которому а отдал всю свою жизнь. Нам надо подумать о том, чтобы помочь друг другу. Вот как я на это смотрю.
Марк понимал, что пришло время вести игру в открытую. За сентиментальной болтовней Брэдли стояли факты с их обычной неумолимой безжалостностью. Сейчас оружием Брэдли была угроза высылки, и Марк вынужден был смириться с тем, что ему придется работать на Брэдли. Дома, в Сицилии, он не проживет а двадцати четырех часов, и Брэдли, вероятно, тоже это знает.
— Давайте выкладывайте, — сказал Марк. — Будем говорить в открытую.
— Хорошо, — сказал Брэдли. — Ты когда-нибудь слышал о человеке по фамилии Армас? Кастильо Армас?
— Кажется, что-то слышал, — припомнил Марк. — По-моему, о нем писали в газетах несколько лет назад.
— Если быть точным — в пятьдесят седьмом году, — сказал Брэдли. — Он был президентом Гватемалы, и его убрали по политическим мотивам.
— Его как будто пристрелил какой-то сумасшедший из охраны?
— Согласно официальной версии, которую сфабриковали, — сказал Брэдли. — На самом же деле это было убийство особого рода, совершенное теми, кого я предпочитаю назвать их подлинным именем — мафией. Прости, что я употребляю это слово, Марк. Я знаю, ты всегда считал его оскорбительным.
В прежние дни Марк ответил бы на это каменным взглядом. Теперь же он улыбнулся.
— Просто оно ассоциируется у меня с желтой прессой.
— Я всегда стою за то, чтобы называть вещи своими именами. Пойдем дальше. Насколько нам известно, стрелявший был кубинцем, он осужден пожизненно и сидит в какой-то тюрьме. Начальник тюрьмы, выпускавший его для выполнения подобных заданий, имел таким образом приличный приработок.
«Как тесен мир», — подумал Марк.
— Ты согласен, что это звучит почти невероятно? — спросил Брэдли.
— Да нет, — ответил Марк. — Это похоже на Латинскую Америку.
— Пилот вашей организации доставил его в страну и вывез обратно.
— Пилот мафии, вы хотите сказать? — спросил Марк.
— Пусть будет мафии, — со смешком согласился Брэдли. — Через двенадцать часов он, говорят, как ни в чем не бывало снова сидел в камере. Это была блестящая работа, — поводя большими, навыкате, глазами, продолжал он. — В качестве козла отпущения использовали одного политического недоумка. Его пристрелили и подложили ему дневник, из которого следовало, что он самый обыкновенный сумасшедший. Все этому поверили. Дело даже не вызвало особой сенсаций.
— Люди верят тому, что им говорят, — сказал Марк — Конечно, после этого пришлось немного почистить… Так — провести небольшую, но тщательно продуманную операцию. Человек двадцать или тридцать, которые могли слишком много знать, исчезли — в то время произошло несколько автомобильных аварий и одна авиационная катастрофа, причины которой так и не удалось выяснить. Организатор этой операции предусмотрел все детали.
— Искусный мастер, судя по тому, что вы говорите.
— Да, — сказал Брэдли. — Своего рода организационный гений. Вся беда в том, что мы не можем найти этого человека. Вот почему я обращаюсь к тебе.
— Так чего же вы хотите? — спросил Марк.
— Мы хотим, чтобы ты организовал кое-что в таком же роде для нас. Однако ты удивишься, когда узнаешь, что именно. Если хочешь, даю тебе сутки на размышления.
Предложение было действительно неожиданным, но у Марка все эмоции быстро переходили в свою противоположность, вот и сейчас его охватило обычное состояние отрешенности.
— Ну, что ты на это скажешь?
— Я растерял связи, — ответил Марк. — Последние пять лет я занимался продажей недвижимости.
— Не будем говорить про поездку в Гавану, ну, а как насчет того, что было до переезда сюда? Я имею в виду Мессину, Сарди, Манкузо, Джентиле и прочих. А кто отправил на тот свет братьев Ла Барбера?
— Чего вы от меня хотите?
— Марк, я, вероятно, единственный англосакс, которому удалось проникнуть в Общество чести. Я знал почти все, что там творилось.
— Я должен был делать определенные вещи и старался делать их как можно лучше.
— Другими словами, ты считал своим долгом выполнять приказы людей, стоявших над тобой.
— Пусть будет так.
— Ты не расскажешь мне, как был убит Мессина? Без подробностей — они мне известны. Меня интересует лишь стратегия.
События тех лет отошли для Марка в далекое прошлое, о котором он почти никогда не думал. Он сосредоточенно нахмурился, подбирая слова, чтобы возможно короче и равнодушнее описать эту эпопею, полную крови и предательства. Он заговорил медленно, раздумчиво, как будто объяснял решение математической задачи:
— Идея состояла в том, чтобы оторвать его от друзей и заманить в такое место, где он был бы один. В горах он представлял огромную силу, а вне гор был ничто. Как только он спустился вниз, ему пришел конец.
— А как обстояло дело с Джентиле?
— Примерно так же. Когда он бывал окружен своими людьми, к нему никто не мог подойти. Но у него была одна слабость — козы. Пришлось нарочно устроить продажу коз подальше от тех мест, где он жил. То же самое было проделано и с Кремоной, когда мы его прикончили в Колло.
— Но убийство Армаса, как мне кажется, требовало иного решения, — сказал Брэдли.
— Это ведь было политическое убийство, а в таких случаях и решения должны быть иными. Трудность, очевидно, состояла в том, чтобы скрыть от народа Гватемалы подлинного исполнителя. Я, конечно, говорю лишь на основе того, что вы мне сказали. Вот тут в качестве козла отпущения и появляется подставное лицо.
— По-видимому, самое лучшее — сочетание двух методов, — сказал Брэдли.
— Да, это идеальный вариант.
— Я хочу, чтобы именно такую операцию ты для нас и провел. Снайпер, пилот, а потом чистка, какая потребуется. Тут нужно высокое мастерство, а, Марк?
— Вы хотите невозможного, — ответил Марк, но он уже знал, что выход у него лишь один — соглашаться.
— Взамен, — продолжал Брэдли, не обратив внимания на его слова, — я даю гарантию, что ФБН перестанет настаивать на высылке. Линда Уоттс сможет выйти из своего укрытия, и разговоры о том, что ты уложил ее спать вечным сном, прекратятся. Я буду, если хочешь, ходатайствовать о предоставлении тебе гражданства. Но самое главное — тебя оставят в покое.
— Сюда должно быть включено еще кое-что.
— Что именно, Марк? По-моему, я и так очень щедр.
— Виктор Ди Стефано. Мне не хотелось бы, чтобы его отправили на электрический стул.
— Здесь трудно что-либо обещать.
— У вас нет выбора. К операции будет привлечен его отец, а я не могу идти к нему с пустыми руками.
— Чего он хочет? От восьми до пятнадцати?
— От пяти до восьми, — сказал Марк. — Максимум. Он души не чает в мальчишке.
— Могу лишь сказать: посмотрю, что тут можно сделать. Ты меня знаешь, Марк, у меня есть кое-какие связи, и я приложу все усилия. Когда ты встретишься с Доном Винченте?
— Постараюсь поскорее.
— Хорошо. А знаешь что, Марк? Я пью редко, но сейчас я бы не отказался пропустить с тобой по этому случаю стаканчик. Немало ведь прошло времени с тех пор, как мы с тобой встречались по делу. Но еще тогда, в Сицилии, пятнадцать лет назад, я знал, что рано или поздно возникнет нечто такое, что сможешь сделать только ты, и я спланировал все так, чтоб мы были вместе. Ради нашего с тобой блага, ради блага всей страны. Ждать пришлось долго, но сейчас все складывается так, как я предполагал.
В улыбке и взгляде Брэдли было что-то безумное. «Этот человек сошел с ума», — подумал Марк.
— Я не совсем понимаю, как это вы могли спланировать, чтоб мы были вместе?
— Я попросил Дона К, отправить тебя ко мне в Штаты, и он выполнил мою просьбу. Дело в том, что, когда мы пришли в Сицилию, я сделал Дона К, мэром в его родном городе.
У Марка перехватило дыхание. Его изумление было так велико, что заслонило собой все другие чувства. Затем пришло спокойствие, которое иногда наступает после страшного удара. Он снова обрел способность дышать.
— Значит, ради этого Дон К, отдал меня в руки семьи Джентиле?
— Как он этого добился, я не знаю, но я, разумеется, выступил бы против любого предложения отдать тебя в руки твоих врагов. Мы оба считали, что молодой человек с такими уникальными талантами в Новом свете может надеяться на лучшее будущее, чем в Старом. А в те дни наше с тобой будущее представлялось самым радужным, хотя на практике не все получилось так, как я надеялся. Наше сотрудничество возобновляется в такое время, когда дело всей моей жизни находится под угрозой. Моим единственным стремлением всегда было служить моей стране и лучшей части человечества, но тебе ведь это непонятно, правда?
«Gli anime, che ti murt — да покарает господь ваши умершие души», — пробормотал Марк, не шевеля губами. Его предки — суровые люди, выдержавшие многовековое отчаяние, осуждали тех, кто, выплескивая свой гнев наружу, лишь попусту тратит силы; они признавали самообладание и зрелое размышление. Сейчас для него было важно одно — остаться в Соединенных Штатах, а Брэдли он успеет предать тайному внутреннему суду и со временем вынесет ему приговор. Если будет решено, что Брэдли должен своей кровью расплатиться за кровь Паоло, так оно и случится. Но ни единым проявлением враждебности нельзя заранее предупреждать врага.
— Ты совершенно бесстрастный человек, — говорил тем временем Брэдли. — Пожалуй, я таких больше не встречал. Я не могу представить себе, чтобы кто-нибудь, услышав такую вещь, даже бровью не повел. Либо у тебя действительно стальные нервы, либо ты не чувствуешь так, как другие. Что же из двух?
Марк повернул к нему ничего не выражающее лицо:
— Просто я научился ко всему относиться философски.
Глава 12
На обеде в доме Ди Стефано чревоугодие соседствовало с горем. Престарелая Донна Карлотта, когда-то хрупкая красавица из Кастелламмаре-дель-Гольфо, а ныне существо, похожее на костлявого старика в женском платье, главенствовала за столом, ломившимся от блюд, которые непрерывно подносила новая служанка. Это был сугубо семейный обед. Для отсутствующего Виктора был поставлен прибор, однако двух священников, сидевших в передней, к столу не пригласили. Донна Карлотта, напудренная и нарумяненная, в платье цвета ржавчины, приобретенном по случаю и вышедшем из моды лет пятнадцать тому назад, непрерывно молола языком, в промежутках между словами засовывая в рот огромные куски.
— Как видишь, мы в отчаянии, — хрипло и невнятно говорила она, не переставая жевать. — Ridotti alla disperazione. Мой бедный мальчик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Вы могли бы приехать и сюда, но если хотите встретиться в гараже, я не возражаю, — сказал Марк.
Брэдли, по-видимому, никогда не повзрослеет. К чему эта таинственность и выдумки с гаражом? Почему не встретиться просто в каком-нибудь баре?
В Солсбери парк делла Фаворита заменял проезд, по обе стороны которого были свалки; от Двадцать второй улицы он был скрыт нагромождением старых машин, ждавших своей очереди, чтобы отправиться под гидравлический пресс. Брэдли поставил здесь свой «порш» со складным верхом и, встретив Марка, направлявшегося в контору Гаррисона, крепко пожал ему руку.
— Как приятно снова видеть тебя, Марк. Ты отлично выглядишь. Немного похудел, но по-прежнему в блестящей форме.
Лицо Брэдли стало шире, в бровях появились отдельные седые волоски. В остальном он не изменился. На нем был прекрасный твидовый костюм скромного английского покроя, выглядевший в Солсбери просто шикарным.
— Рад тебя видеть, Марк. Честное слово, рад… столько лет прошло. Когда бываю в этих местах, всегда здесь останавливаюсь, надеясь тебя встретить, но ты все где-то разъезжаешь. Если не ошибаюсь, в последний раз мы с тобой встречались в Гаване. Кстати, я несколько раз в этом году видел твою фамилию в газетах и страшно обрадовался, когда они сняли с тебя обвинение в убийстве. Как только девчонка снова исчезла, у них не осталось никаких шансов. Но даже еще до того, как они потеряли главного свидетеля, это было юридически безнадежно. А что ты сейчас поделываешь? По-прежнему занимаешься торговлей недвижимостью?
— Я теперь частный консультант, — сказал Марк. — Я ушел из фирмы вскоре после того, как мистер Ди Стефано продал свою долю.
— А как поживает Дон Винченте? Я его тоже много лет не видел. Удивительный человек. Я всегда испытывал к нему симпатию, всегда им восхищался. Я слышал, у него последнее время одна неприятность за другой. В особенности с его сыном Виктором. Мне искренне его жаль. Сначала он потерял все свои капиталы на Кубе, потом эта история с сыном. Все одно к одному.
Марк ждал, весь напрягшись. Он отлично помнил, как искусно умеет Брэдли играть в кошки-мышки.
— Виктору здорово досталось, но сейчас он почти оправился, — сказал он. — Когда я последний раз его видел, он выглядел совсем неплохо.
— Я не о том, — сказал Брэдли. — Разве ты не слыхал? Его сцапали на прошлой неделе в Бонито-Спрингс. Он обвиняется в убийстве агента Федерального бюро по борьбе с наркотиками и ввозе в страну крупнейшей партии героина. По моим предположениям, его ждет электрический стул.
— Плохо дело, — сказал Марк. — Я и не знал. — Об аресте Виктора ему стало известно через тридцать шесть часов после того, как это произошло, но он хотел услышать официальную версию.
— Все до того невероятно и драматично, — продолжал Брэдли, сопровождая свои слова размашистым жестом, который ему пришлось сдержать, чтобы не стукнуться о стенку машины. — Виктор переправлял героин в катафалке. Когда его загнали в угол, он спрятал героин, убил агента и потопил катафалк в болоте. Полиции удалось отыскать какого-то помешанного бродягу, который живет там в заброшенном доме, — он почти все видел. После этого Виктор недели две скрывался в Эверглейдсе, питаясь сырой рыбой. За это время он отрастил себе бороду, вышел из болот и нанялся официантом в ресторан; там-то его и зацапали.
— Я только слышал, что его разыскивают.
— Вы ведь были очень дружны, правда? — спросил Брэдли.
— Мне всегда было его жаль.
— Я слышал, что он около двух месяцев жил у тебя на Чемплейн авеню.
— После того как его избили, мы с женой некоторое время выхаживали его. Что бы он ни натворил, он в общем-то хороший парень.
— Ему бы здорово помогло, если бы они нашли то место, куда он спрятал героин. Да в тебе тоже.
— А при чем тут я? Я знаю об этой истории только то, что было в газетах, и то, что вы мне сейчас рассказали.
— Марк, хватит ходить вокруг да около. Мы оба взрослые люди, хорошо знаем в уважаем друг друга. Я, видно, должен сказать без обиняков: тебе грозят большие неприятности:
— Для меня это не новость.
— Я говорю не только про дело Кобболда, это лишь одна частица. Главное в том, что Федеральное бюро по борьбе с наркотиками собирается тебя выслать. Они хотят отправить тебя домой, в Сицилию.
— Перестаньте, Брэдли, не берите меня на пушку.
— Я слишком тебя уважаю для этого. Они могут выслать тебя, и они это сделают. Даже если исключить дело Кобболда и Линду Уоттс, ты являешься сообщником человека, которому инкриминируется ввоз в страну героина на десять миллионов долларов и убийство одного из агентов Бюро. Далее, с момента приезда в США в вплоть до последних месяцев ты работал на человека, которого «Провиденс джорнэл» назвал недавно — цитирую — «одним из самых темных заправил подпольного мира».
Марк презрительно опустил уголки губ.
— Конечно, это журналистские штучки, — сказал Брэдли, — и на нас с тобой они не производят впечатления, но при рассмотрении вопроса о твоей высылке это будет учтено. Некоторые утверждают, что ты был правой рукой Ди Стефано, и на данный момент достаточно уже одного этого. Конечно, каждый знает, что, какое бы обвинение против тебя ни выдвинули, доказать они ничего не могут, но выслать — это для них проще простого. Я абсолютно не могу понять, почему вопреки здравому смыслу ваши люди никогда не побеспокоятся о том, чтобы получить гражданство; теперь же стоит Бюро по борьбе с наркотиками подготовить бумаги и объявить тебя нежелательным лицом — а этим они сейчас и заняты, — как на тебя обрушится общественное мнение, пробудившееся в связи с ростом потребления наркотиков. Так что я, к сожалению, должен тебе сообщить, что через две недели ты уже будешь в дороге. Может быть, тебя немного утешит то, что за этот месяц в том же направлении проследовали еще двое выдворенных. Здесь периодически проделывают такие штуки.
Марк был ошеломлен. Он знал, что Брэдли не берет его на пушку — это было бы бессмысленно: ведь Брэдли прекрасно понимает, что Марк без особого труда может выяснить истинные намерения ФБН.
— Какая ваша цена? — спросил он. Брэдли поморщился.
— Мне бы не хотелось называть это ценой. Ты — мой старый боевой товарищ. По роду своей работы я вел одинокую жизнь, в у меня мало друзей, но я всегда считал тебя другом. Мы с тобой оба, Марк, сейчас в тяжелом положении. У тебя — ситуация отчаянная, а я вижу, как рушится дело, которому а отдал всю свою жизнь. Нам надо подумать о том, чтобы помочь друг другу. Вот как я на это смотрю.
Марк понимал, что пришло время вести игру в открытую. За сентиментальной болтовней Брэдли стояли факты с их обычной неумолимой безжалостностью. Сейчас оружием Брэдли была угроза высылки, и Марк вынужден был смириться с тем, что ему придется работать на Брэдли. Дома, в Сицилии, он не проживет а двадцати четырех часов, и Брэдли, вероятно, тоже это знает.
— Давайте выкладывайте, — сказал Марк. — Будем говорить в открытую.
— Хорошо, — сказал Брэдли. — Ты когда-нибудь слышал о человеке по фамилии Армас? Кастильо Армас?
— Кажется, что-то слышал, — припомнил Марк. — По-моему, о нем писали в газетах несколько лет назад.
— Если быть точным — в пятьдесят седьмом году, — сказал Брэдли. — Он был президентом Гватемалы, и его убрали по политическим мотивам.
— Его как будто пристрелил какой-то сумасшедший из охраны?
— Согласно официальной версии, которую сфабриковали, — сказал Брэдли. — На самом же деле это было убийство особого рода, совершенное теми, кого я предпочитаю назвать их подлинным именем — мафией. Прости, что я употребляю это слово, Марк. Я знаю, ты всегда считал его оскорбительным.
В прежние дни Марк ответил бы на это каменным взглядом. Теперь же он улыбнулся.
— Просто оно ассоциируется у меня с желтой прессой.
— Я всегда стою за то, чтобы называть вещи своими именами. Пойдем дальше. Насколько нам известно, стрелявший был кубинцем, он осужден пожизненно и сидит в какой-то тюрьме. Начальник тюрьмы, выпускавший его для выполнения подобных заданий, имел таким образом приличный приработок.
«Как тесен мир», — подумал Марк.
— Ты согласен, что это звучит почти невероятно? — спросил Брэдли.
— Да нет, — ответил Марк. — Это похоже на Латинскую Америку.
— Пилот вашей организации доставил его в страну и вывез обратно.
— Пилот мафии, вы хотите сказать? — спросил Марк.
— Пусть будет мафии, — со смешком согласился Брэдли. — Через двенадцать часов он, говорят, как ни в чем не бывало снова сидел в камере. Это была блестящая работа, — поводя большими, навыкате, глазами, продолжал он. — В качестве козла отпущения использовали одного политического недоумка. Его пристрелили и подложили ему дневник, из которого следовало, что он самый обыкновенный сумасшедший. Все этому поверили. Дело даже не вызвало особой сенсаций.
— Люди верят тому, что им говорят, — сказал Марк — Конечно, после этого пришлось немного почистить… Так — провести небольшую, но тщательно продуманную операцию. Человек двадцать или тридцать, которые могли слишком много знать, исчезли — в то время произошло несколько автомобильных аварий и одна авиационная катастрофа, причины которой так и не удалось выяснить. Организатор этой операции предусмотрел все детали.
— Искусный мастер, судя по тому, что вы говорите.
— Да, — сказал Брэдли. — Своего рода организационный гений. Вся беда в том, что мы не можем найти этого человека. Вот почему я обращаюсь к тебе.
— Так чего же вы хотите? — спросил Марк.
— Мы хотим, чтобы ты организовал кое-что в таком же роде для нас. Однако ты удивишься, когда узнаешь, что именно. Если хочешь, даю тебе сутки на размышления.
Предложение было действительно неожиданным, но у Марка все эмоции быстро переходили в свою противоположность, вот и сейчас его охватило обычное состояние отрешенности.
— Ну, что ты на это скажешь?
— Я растерял связи, — ответил Марк. — Последние пять лет я занимался продажей недвижимости.
— Не будем говорить про поездку в Гавану, ну, а как насчет того, что было до переезда сюда? Я имею в виду Мессину, Сарди, Манкузо, Джентиле и прочих. А кто отправил на тот свет братьев Ла Барбера?
— Чего вы от меня хотите?
— Марк, я, вероятно, единственный англосакс, которому удалось проникнуть в Общество чести. Я знал почти все, что там творилось.
— Я должен был делать определенные вещи и старался делать их как можно лучше.
— Другими словами, ты считал своим долгом выполнять приказы людей, стоявших над тобой.
— Пусть будет так.
— Ты не расскажешь мне, как был убит Мессина? Без подробностей — они мне известны. Меня интересует лишь стратегия.
События тех лет отошли для Марка в далекое прошлое, о котором он почти никогда не думал. Он сосредоточенно нахмурился, подбирая слова, чтобы возможно короче и равнодушнее описать эту эпопею, полную крови и предательства. Он заговорил медленно, раздумчиво, как будто объяснял решение математической задачи:
— Идея состояла в том, чтобы оторвать его от друзей и заманить в такое место, где он был бы один. В горах он представлял огромную силу, а вне гор был ничто. Как только он спустился вниз, ему пришел конец.
— А как обстояло дело с Джентиле?
— Примерно так же. Когда он бывал окружен своими людьми, к нему никто не мог подойти. Но у него была одна слабость — козы. Пришлось нарочно устроить продажу коз подальше от тех мест, где он жил. То же самое было проделано и с Кремоной, когда мы его прикончили в Колло.
— Но убийство Армаса, как мне кажется, требовало иного решения, — сказал Брэдли.
— Это ведь было политическое убийство, а в таких случаях и решения должны быть иными. Трудность, очевидно, состояла в том, чтобы скрыть от народа Гватемалы подлинного исполнителя. Я, конечно, говорю лишь на основе того, что вы мне сказали. Вот тут в качестве козла отпущения и появляется подставное лицо.
— По-видимому, самое лучшее — сочетание двух методов, — сказал Брэдли.
— Да, это идеальный вариант.
— Я хочу, чтобы именно такую операцию ты для нас и провел. Снайпер, пилот, а потом чистка, какая потребуется. Тут нужно высокое мастерство, а, Марк?
— Вы хотите невозможного, — ответил Марк, но он уже знал, что выход у него лишь один — соглашаться.
— Взамен, — продолжал Брэдли, не обратив внимания на его слова, — я даю гарантию, что ФБН перестанет настаивать на высылке. Линда Уоттс сможет выйти из своего укрытия, и разговоры о том, что ты уложил ее спать вечным сном, прекратятся. Я буду, если хочешь, ходатайствовать о предоставлении тебе гражданства. Но самое главное — тебя оставят в покое.
— Сюда должно быть включено еще кое-что.
— Что именно, Марк? По-моему, я и так очень щедр.
— Виктор Ди Стефано. Мне не хотелось бы, чтобы его отправили на электрический стул.
— Здесь трудно что-либо обещать.
— У вас нет выбора. К операции будет привлечен его отец, а я не могу идти к нему с пустыми руками.
— Чего он хочет? От восьми до пятнадцати?
— От пяти до восьми, — сказал Марк. — Максимум. Он души не чает в мальчишке.
— Могу лишь сказать: посмотрю, что тут можно сделать. Ты меня знаешь, Марк, у меня есть кое-какие связи, и я приложу все усилия. Когда ты встретишься с Доном Винченте?
— Постараюсь поскорее.
— Хорошо. А знаешь что, Марк? Я пью редко, но сейчас я бы не отказался пропустить с тобой по этому случаю стаканчик. Немало ведь прошло времени с тех пор, как мы с тобой встречались по делу. Но еще тогда, в Сицилии, пятнадцать лет назад, я знал, что рано или поздно возникнет нечто такое, что сможешь сделать только ты, и я спланировал все так, чтоб мы были вместе. Ради нашего с тобой блага, ради блага всей страны. Ждать пришлось долго, но сейчас все складывается так, как я предполагал.
В улыбке и взгляде Брэдли было что-то безумное. «Этот человек сошел с ума», — подумал Марк.
— Я не совсем понимаю, как это вы могли спланировать, чтоб мы были вместе?
— Я попросил Дона К, отправить тебя ко мне в Штаты, и он выполнил мою просьбу. Дело в том, что, когда мы пришли в Сицилию, я сделал Дона К, мэром в его родном городе.
У Марка перехватило дыхание. Его изумление было так велико, что заслонило собой все другие чувства. Затем пришло спокойствие, которое иногда наступает после страшного удара. Он снова обрел способность дышать.
— Значит, ради этого Дон К, отдал меня в руки семьи Джентиле?
— Как он этого добился, я не знаю, но я, разумеется, выступил бы против любого предложения отдать тебя в руки твоих врагов. Мы оба считали, что молодой человек с такими уникальными талантами в Новом свете может надеяться на лучшее будущее, чем в Старом. А в те дни наше с тобой будущее представлялось самым радужным, хотя на практике не все получилось так, как я надеялся. Наше сотрудничество возобновляется в такое время, когда дело всей моей жизни находится под угрозой. Моим единственным стремлением всегда было служить моей стране и лучшей части человечества, но тебе ведь это непонятно, правда?
«Gli anime, che ti murt — да покарает господь ваши умершие души», — пробормотал Марк, не шевеля губами. Его предки — суровые люди, выдержавшие многовековое отчаяние, осуждали тех, кто, выплескивая свой гнев наружу, лишь попусту тратит силы; они признавали самообладание и зрелое размышление. Сейчас для него было важно одно — остаться в Соединенных Штатах, а Брэдли он успеет предать тайному внутреннему суду и со временем вынесет ему приговор. Если будет решено, что Брэдли должен своей кровью расплатиться за кровь Паоло, так оно и случится. Но ни единым проявлением враждебности нельзя заранее предупреждать врага.
— Ты совершенно бесстрастный человек, — говорил тем временем Брэдли. — Пожалуй, я таких больше не встречал. Я не могу представить себе, чтобы кто-нибудь, услышав такую вещь, даже бровью не повел. Либо у тебя действительно стальные нервы, либо ты не чувствуешь так, как другие. Что же из двух?
Марк повернул к нему ничего не выражающее лицо:
— Просто я научился ко всему относиться философски.
Глава 12
На обеде в доме Ди Стефано чревоугодие соседствовало с горем. Престарелая Донна Карлотта, когда-то хрупкая красавица из Кастелламмаре-дель-Гольфо, а ныне существо, похожее на костлявого старика в женском платье, главенствовала за столом, ломившимся от блюд, которые непрерывно подносила новая служанка. Это был сугубо семейный обед. Для отсутствующего Виктора был поставлен прибор, однако двух священников, сидевших в передней, к столу не пригласили. Донна Карлотта, напудренная и нарумяненная, в платье цвета ржавчины, приобретенном по случаю и вышедшем из моды лет пятнадцать тому назад, непрерывно молола языком, в промежутках между словами засовывая в рот огромные куски.
— Как видишь, мы в отчаянии, — хрипло и невнятно говорила она, не переставая жевать. — Ridotti alla disperazione. Мой бедный мальчик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35