Вошел слуга-негр.
Араб велел ему проводить гостя, и через две минуты Коплан оказался на улице.
После недолгого раздумья Коплан решил сообщить Якобсену о своей неудаче.
Он вернулся в центр города и, издали увидев Меллована, уклонился от встречи. Самый настырный его кредитор еще не скоро увидит свои двести фунтов.
Убедившись, что англичанин идет не в «Гранд-отель», Коплан пошел чуть быстрее. Через несколько секунд он переступил порог гостиницы, почтительно приветствуемый портье.
Скандинава в баре он не нашел, но Фридел и Гурский были там и освежали себе горло сильно разбавленным джином.
— Вы не видели Якобсена? — спросил их Франсис, прежде чем заказать выпивку.
— Нет, — ответил Фридел. — Наверное, он скоро придет. А что у вас нового?
— Ничего особенного. Я от Махмудие. Это ничего не дало.
Гурский округлил глаза.
— Вы не смогли с ним договориться? — удивленно спросил он. — А ведь ему нужны такие люди, как вы!
— Конечно, — сказал Коплан. — Плохо то, что он слишком далеко заходит в своем любопытстве. Он старается вас исповедовать, чтобы потом лучше держать в руках. Меня это не устраивает.
Он поднял свой стакан за здоровье обоих приятелей и наполовину осушил его.
Фридел заметил, что на безымянном пальце француза больше нет бриллианта. Он обратил внимание также и на то, что тот берет сигареты из пачки, а не из золотого портсигара.
— В этом захолустье не так много возможностей, — заявил он тусклым голосом. — Особенно для иностранца. Если власти узнают, что вы остались без средств, они вполне могут вас выдворить. Почему вы не обращаетесь в ваше посольство?
На лице Коплана появилась циничная улыбка.
— Ваша идея гениальна, Фридел, — усмехнулся он. — Самое странное, что я об этом не подумал.
Он осушил свой стакан, потом добавил:
— Вы заплатите, а? Скажите Якобсену, что ничего не вышло, но я все равно благодарю его.
Махнув на прощанье рукой, он направился к выходу.
Сумерки надвигались быстро, как во всех тропических странах. Дышать становилось легче.
Не обращая внимания на толпу негров, лениво двигавшихся вокруг него, Коплан направился в сторону «Оксфорда».
Теперь, когда он привык к городу и экзотика потеряла очарование новизны, он начал скучать. Даже короткие встречи с другими европейцами становились жутко скучными. В душе он не хотел ничего: ни ходить, ни читать, ни пить. Если бы случай поставил на его пути женщину, он бы даже не попытался ее соблазнить.
Он медленно шел по мосту через Нил. Уже зажглись уличные фонари. Бросив пустую сигаретную пачку через парапет, он спросил себя, где сможет поужинать, потом его мысли вернулись к Махмудие.
Араб говорил довольно откровенно. Явное предпочтение лиц, имевших нелады с законом, давало вполне четкое представление о его моральных принципах и даже о характере «дел».
Уже подходя к своей гостинице, Коплан заметил, что за ним следует человек. Он бросил на него взгляд и увидел, что это негр с губастым лицом, одетый в своего рода платье, перепоясанное веревкой.
— Мистер Коплан? — спросил он.
— Да, — ответил Франсис, не останавливаясь.
— Вы хотите совершить путешествие?
— Почему бы и нет? — произнес Коплан, сунув руки в карманы. — Ты из туристического агентства?
— Нет, мистер, — ответил суданец, открывая два впечатляющих ряда острых зубов, — но если вы любите путешествовать, идите за мной.
— Куда?
— Недалеко отсюда. Всего десять минут ходьбы.
Коплан слегка пожал плечами и кивнул в знак согласия.
Они прошли в Омбурман — квартал столицы, населенный исключительно местными жителями. Посреди улицы вопили голые дети; возмущенная толстая негритянка шлепала своего отпрыска.
Проводник Франсиса продолжал улыбаться, но ничего не говорил. Время от времени он оборачивался и с симпатией смотрел на Коплана, как будто они были старыми знакомыми.
Следуя за своим гидом, француз вошел в глинобитный дом. Висевшая на проводе голая лампа едва освещала коридор. Подойдя к тяжелой дубовой двери, суданец постучал в нее и сказал что-то на непонятном языке.
Дверь открыла старая негритянка под покрывалом. Двое мужчин вошли в комнату с полом из утоптанной земли, но со стенами, украшенными коврами.
Лежавший на диване темнокожий африканец с грязным лицом приподнялся. Он был одет в сомнительной чистоты бурнус и носил тюрбан.
— Masa el-Khair, месье Коплан, — церемонно поздоровался он.
Затем он произнес по-английски:
— Не угодно ли вам сесть в моем скромном жилище? Он указал на кожаный пуф, потом отпустил негра. Коплан сел, уперся локтями в колени.
— Вы хотели со мной познакомиться? — осведомился он, не показывая ни малейшего удивления этим странным приемом.
— Это мое самое горячее желание, — уверил африканец, наливая чай с мятой в две крохотные чашечки. — Ходят слухи о ваших неприятностях. Это верно?
— Возможно, немного преувеличено. Я почти лишился денег, но это ничего. Вы филантроп?
Хозяин дома протянул ему чашку и ответил без малейшей иронии:
— В каком-то смысле да. Я оказываю услуги многим людям. Нужно, чтобы они имели хорошую рекомендацию и не поддерживали слишком тесных отношений с полицией.
— За нее или против? — спросил Франсис.
— Не имеет значения. Полагаю, это именно ваш случай?
— М-м... да, — согласился Коплан с крайней сдержанностью.
— Тогда, — продолжил хозяин, — если у вас широкие взгляды и есть минимум инициативы, думаю, я смогу вам помочь поправить положение.
Вдруг он бросил неожиданно суровый взгляд на своего гостя и добавил:
— Примете вы мое предложение или откажетесь, я требую полного молчания. Это само собой разумеется.
— Согласен.
— Готовы ли вы перевезти в Афины маленькую посылку?
Коплан куснул верхнюю губу.
— Полагаю, речь идет не о сахарном песке? — прошептал он, прищурив глаза.
— Пф... Почти! Для почтенного путешественника, чье описание известно таможенным службам, это станет детской игрой. Именно по этой причине я иногда использую одних и тех же курьеров. Кроме того, я должен им очень доверять, понимаете?
Коплан кивнул головой.
— Понимаю, — сказал он. — Кокаин?
— Героин, — поправил суданец, поднося чашку к губам.
— Сколько?
— Килограмм, в пакетиках по пять граммов.
Коплан похлопал себя по карманам, ища пачку сигарет. Видя его движение, хозяин дома протянул ему шкатулку, инкрустированную перламутром. Франсис взял сигарету с белым табаком и закурил ее.
— Очень опасно, — заметил он после первой затяжки.
— Нет, — возразил его собеседник, снова развалившийся на подушках. — Но может стать опасным, если вы попытаетесь меня обмануть, поскольку на обратном пути нужно везти деньги.
— Я не вижу, какую прибыль вы рассчитываете извлечь из этой операции. Количество слишком мало, чтобы окупить путешествие в Европу и обратно, к тому же надо оплатить мои услуги.
— Я покрою расходы, — сказал суданец. — Большего я не прошу. Так всегда бывает при создании нового рынка сбыта. Вы получите сто фунтов, не считая возмещения затрат на дорогу.
Коплан задумчиво почесал щеку.
— Когда нужно ехать? — спросил он.
— Через три дня. Вы сядете на пароход «Атена» в Порт-Судане. Греческую визу вы можете получить за двадцать четыре часа.
После некоторого размышления Коплан наконец решился:
— Ладно, я согласен. Каковы детали операции?
Суданец нагнулся вперед и заговорил вполголоса, живо жестикулируя темными пальцами.
Коплан слушал его, держа сигарету в углу рта. Он несколько раз кивнул головой.
Наконец тот закончил:
— Я дам вам пакетик, чтобы вы могли как можно лучше изучить способы спрятать двести точно таких же. Товар будет доставлен в «Оксфорд» в течение сорока восьми часов. После этого забудьте обо мне. Одно лишнее слово может стоить вам жизни. Вы согласны на этот риск?
— Согласен, — ответил Коплан. — Одна деталь... Как ваше имя?
— Абдул Джабар. По крайней мере, для вас и афинского корреспондента.
Суданец достал белый пакетик, чуть побольше двух почтовых марок, наполненный порошком.
— Вот образец. Не пытайтесь пробовать наркотик: их могут употреблять все, кроме тех, кто продает.
— Я не сумасшедший, — сказал Коплан, убирая пакетик в карман. — Вы дадите мне денег на покупку билетов на поезд и пароход?
Абдул Джабар встал, подошел к инкрустированному шкафчику, отпер замок, достал деньги и отсчитал двадцать купюр по десять фунтов.
— Этого вам будет более чем достаточно. Путешествуйте первым классом: на греческих судах это недорого. Главное, не оставайтесь в Афинах дольше, чем нужно, после того как будет сделано дело и получены деньги. Вознаграждение получите по возвращении.
Коплан кивнул и сунул деньги в карман.
— Спасибо, — сказал он. — Я буду ждать вашего человека послезавтра, около восьми часов вечера.
Вернувшись в гостиницу, Коплан лег на кровать, но свет не выключил.
То, что Абдул Джабар обратился к нему, не очень удивляло его. У него были все необходимые качества, которые могли заинтересовать торговцев наркотиками. Но правильно ли он поступил, согласившись участвовать в этой махинации?
Подумав с полчаса, он вытянул руку, чтобы выключить свет. Поедет ли он в Афины или нет? Точно он этого еще не знал.
Он заснул.
Проснувшись от яростных ударов в дверь, он раздраженно закричал:
— Ну что там?
— Откройте! Полиция! — ответил грубый голос.
Коплан встал, чувствуя, что у него внезапно сжался желудок. Он машинально бросил взгляд на свои часы: шесть утра.
В дверь снова энергично застучали.
— Ладно! Иду, — буркнул он, вставая.
Он надел брюки, набросил рубашку. Чего от него хотели эти полицейские с антрацитовой кожей?
Они вышибли дверь в тот самый момент, когда он отодвинул засов.
Их было трое, все вооружены и с озлобленными лицами. Двое сразу набросились на него и безо всяких предупреждений нацепили на его запястья наручники.
Потом вошел инспектор в штатском, смерил арестованного взглядом и сухо спросил по-английски:
— Где героин?
Коплан вздохнул. Трюк был отлично организован.
— В левом кармане моего пиджака, — устало ответил он. Один из полицейских схватил пиджак, мгновенно обыскал его и достал белый пакетик, который отдал инспектору.
Тот оторвал уголок, высыпал немного порошка на палец, понюхал его и попробовал кончиком языка.
— Высшее качество, — объявил он с мрачным удовлетворением. Потом приказал своим подчиненным: — Уведите. Я приду через полчаса.
Коплана посадили в машину, стоявшую возле тротуара и окруженную толпой любопытных. Несколько ловких ударов дубинками освободили путь. Машина тронулась с места.
Десять минут спустя арестованный был помещен в одну из камер центрального управления полиции. Оставшись один, Коплан опустился на край нар. Теперь все уже ясно: он не поедет в Афины и Абдул Джабар испытает тоскливый ужас. Власти нигде не миндальничают с торговцами наркотиками.
Около восьми часов утра надзиратель принес кофе и хлеб. Он снял с Коплана наручники, не сказав ни слова. После его ухода время, казалось, остановилось.
Ближе к полудню два полицейских вывели его из камеры и отвели в один из кабинетов инспектора Коссабы, арестовавшего его.
Допрос, проводившийся на английском языке, начался с обычных вопросов. Затем инспектор сообщил причину ареста: хранение токсичных веществ.
— Прежде чем передать ваше дело следователю, я бы хотел выяснить один пункт, — сказал Коссаба. — Советую вам ответить честно. Кто вам передал этот пакетик героина?
— Я имел его еще до приезда в Судан, — заявил Франсис. — Мне передали его не здесь.
— Если это правда, я должен добавить к обвинению дополнительный пункт, — заметил инспектор. — Ввоз наркотиков на территорию нашей республики запрещен. Так что подумайте хорошенько.
— Все обдумано. Я получил пакетик не в Хартуме. Коссаба соединил кончики пальцев, и в его глазах загорелся непонятный огонек.
— Мы очень негативно относимся к некоторым видам деятельности, — сказал он фальшиво, добродушным тоном. — Кроме того, мы не любим, когда над нами издеваются. Вы приехали в Хартум не ради удовольствия проиграть тысячу фунтов в «Гранд-отеле». У вас была цель. Какая?
— Спросите типа, который донес на меня. Он, кажется, хорошо информирован о моих действиях, — сказал Коплан. — Если только ловушку не изобрели вы сами.
Лицо суданца посерело.
— На что вы намекаете? — буркнул он.
— Махмудие могущественный человек, — произнес Франсис.
Озадаченный Коссаба не только секунд с яростью смотрел на него, потом взорвался:
— Не впутывайте в дело таких уважаемых граждан нашего города! И не пытайтесь меня убедить, что вы стали жертвой подстроенной махинации! Это не пройдет! Я хочу знать, кто вам дал или продал эти пять граммов наркотика!
— Не рассчитывайте, что я назову вам хотя бы одно имя, — ответил Коплан так спокойно, что инспектор взбесился.
— Нет? — прошипел он. — Посмотрим...
Он нажал кнопку; конвоиры вошли в кабинет. — Специальный допрос, — приказал Коссаба. — И покажите ему, что наши методы не хуже европейских.
Глава III
Негры схватили Коплана, чтобы заставить его встать. Потом один из них отвесил ему прямой правый в челюсть, а второй ударил в живот. Затем они принялись методично избивать его. Через две минуты инспектор сделал им знак остановиться. У Коплана ныли ребра, заплыл глаз, из разбитой губы текла кровь; он качался.
— Ну? — спросил Коссаба. — Будешь говорить?
— Нет, — ответил Коплан.
— Продолжайте, — приказал инспектор полицейским. Те от души взялись за свою работу.
У Коплана, на которого удары сыпались с двух сторон, вдруг перехватило дыхание от острой боли в животе. Он упал на колени, оперся ладонями о пол. Тогда его стали бить ногами по плечам, в лицо, пнули в почки, каблук раздавил ему пальцы.
— Поднимите его, — сказал Коссаба.
Поднятого с пола Коплана удержали в вертикальном положении. У него болело все тело, но рассудок оставался ясным.
— Имя? — упрямо настаивал инспектор.
— Я не знаю, — прошептал Коплан распухшими губами.
— Ладно, — сказал Коссаба. — Поскольку вы не понимаете мягкого обращения, вас отведут в камеру.
Потом он обратился к одному из своих подчиненных:
— Кляп и кнут.
Коплана выволокли из кабинета и снова бросили в камеру. Трое суданцев заперлись в ней вместе с ним. Полицейские сорвали с него рубашку, надели наручники и зацепили цепочкой за один из прутьев решетки на окне.
Вокруг головы ему обмотали шарф. Он представлял из себя удобную мишень.
Один из полицейских снял свою полотняную куртку и взял кнут.
— Десять ударов для начала, — указал инспектор.
Ремень рассек воздух и с сухим звуком ударил по влажной загорелой коже арестованного, прочертив на ней красную линию. Коплан прогнулся.
Следующие удары сыпались с интервалом в одну секунду, вырывая у истязаемого хриплые стоны.
Коллега палача развязал шарф. Коплан прерывисто дышал, он не мог держать голову.
— Как ваша память? — с издевкой спросил Коссаба, сунув свой кулак ему под подбородок, чтобы заставить поднять голову.
— Еще... хуже... чем остальное, — пробормотал Коплан, весь потный и со страшно пересохшим горлом.
— Знаете, — сообщил инспектор, — даже осел рано или поздно сдается. Я дам вам передышку в двадцать четыре часа, потом праздник начнется снова и будет продолжаться до тех пор, пока вы не сдохнете.
Он отпустил подбородок Франсиса и повернулся к своим людям.
— Развяжите его и принесите кувшин воды, но никакой пищи.
Он ушел, обозленный своей неудачей.
Через две минуты дверь захлопнулась за обоими полицейскими.
У скорчившегося на полу Коплана не было сил даже для того, чтобы доползти до нар. Он пролежал в прострации больше получаса. Все тело жгла нестерпимая боль.
Надзиратель принес и поставил рядом с дверью глиняный кувшин, потом, покопавшись в замке, ушел.
Следующие часы были долгим страданием, усиленным послеполуденной жарой.
Коплан попытался пошевелиться, жестокая боль заставила его двигаться очень осторожно. Ему потребовалось более пяти минут, чтобы добраться до кувшина; у него не было сил поднять его, поэтому он, наклонив его и лежа на полу, стал ловить ртом струйку воды. Он пил, лока хватило дыхания, потом снова лежал с четверть часа.
Затем он взял полотенце, лежавшее на краю умывальника, и стал вытирать запекшуюся кровь.
Как долго эти негодяи будут бить его, чтобы заставить заговорить?
Если бы ему предсказали, что однажды его будут бить за то, что он откажется назвать полиции имя торговца наркотиками, он бы расхохотался.
Наконец он лег на нары и попытался заснуть, чтобы не чувствовать боль.
Вопреки его ожиданиям, на следующий день его оставили в покое.
Избитый, голодный, без сигарет, с грудью, сжимаемой, как в раскаленных тисках, он со страхом ждал нового визита Коссабы и его подручных до самого вечера. Прошла вторая ночь в тюрьме.
Наутро дверь открылась и двое полицейских, которых он еще не видел, велели ему встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13